Эта книга о книгах. Окнигах и содержащихся в них идеях

Вид материала

Книга

Содержание Социологические теории общества Введение: о социологических теориях общества 7

Подобный материал:

• Уважаемый читатель! Я, как и Вы, была далека от политики, но жизнь втянула меня и нашу, 4572.96kb.
• Уважаемый читатель! Я, как и Вы, была далека от политики, но жизнь втянула меня и нашу, 3734.11kb.
• Впоследние десятилетия совместными усилиями психологов и педагогов разных стран ссср,, 230.3kb.
• СоЗнание. Книга Освобождение сознания. Эфирное тело (рабочее название), 2429.05kb.
• Эта книга дает лишь краткое введение в проблему. Более подробно с этой темой можно, 50.77kb.
• Future Human Evolution, перевод Ф. Б. Сарнова Эта книга, 1980.94kb.
• Процессе Сущностной Трансформации Эта книга, 3289.84kb.
• Свами Йога Бхадра Эта книга, 1057.11kb.
• Можно ли наказывать детей вопрос о строгости воспитания всегда волновал родителей., 26.55kb.
• История диверсионных служб россии, 4578.29kb.

Глава 9.

Социологические теории общества

<эпохи постмодерна>


9.1. Постмодернистская социология


В 80 - 90-х годах XX в. в социологии оформилась проблематика

<постмодерна>. Она была связана с осознанием того факта, что

все многообразные изменения, развернувшиеся в последней

четверти XX в., имеют столь радикальный и новаторский ха-

рактер, что для понимания их природы и их нового качества

требуется создание совершенно новой социологической поня-

тийности.


Пример теорий постиндустриального и информационного

общества показывает, что создатели этих теорий, описывая со-

циальные трансформации и указывая на новые явления и про-

цессы, вынуждены были для их объяснения обращаться к фак-

торам и областям, выходящим за рамки социологии - к психо-

логии, философии, к <духу времени>, как Ферраротти, к исто-

рической жизни в ее целостности. Кроме того, большинству

исследователей была очевидна эмерджентность основных соци-

альных процессов и нового социального состояния, очевиден

разрыв в исторической преемственности. Разрыв носил столь

фундаментальный и глобальный характер, что описывать его в

терминах трансформации только социальной и хозяйственной

систем оказалось недостаточным. Предметом рассмотрения

стала историческая жизнь в ее целостности, а точками соотне-

сения стали начало (конец XVII в.) и конец (конец XX в.) ухо-

дящей исторической эпохи, получившей в социологической

науке название <модерн>. Новое, становящееся социальное со-

стояние, иное по своему содержанию, получило название <по-

стмодерн>.


При этом под <модерном> в современной социологии стали

понимать социальные характеристики обществ, сформировав-


О теориях постмодерна в современной социологии более подробно

см.: Кимелев Ю. А., Полякова Н. Л. <Социологические теории модер-

на, радикализированного модерна и постмодерна>. - М., 1996.


341


шихся в последней трети XVIII в. как обществ промышленных,

капиталистических, демократических, классовых (а затем мас-

совых) и оформленных в качестве национальных государств.

Культура модерна - это культура Просвещения, включающая и

его теорию социальной роли науки, и теорию прогресса, и кон-

цепцию человека, которая и составляла основу агентности в

обществах модерна.


В соотнесении с этими характеристиками, через сравнение с

ними и в качестве антитезы им разрабатывалась и оформлялась

теория постмодерна как теория общества и культуры конца XX

столетия. Сравнение или противопоставление современности

начальным характеристикам модерна выразилось в формулиро-

вании нескольких типичных тезисов (по поводу которых нико-

гда не было согласия между различными авторами). Эти тези-

сы, как правило, пересматривали и отрицали основные поло-

жения модерна. Их можно свести к нескольким основным, каж-

дый из которых нашел свое наиболее полное выражение у раз-

личных теоретиков постмодерна.


Тезис первый. Изменение природы и функций научного знания


Изменение природы и функций научного знания - это тезис, с

которого можно начинать историю постмодернистской социо-

логии. Одной из первых книг, в которой прозвучала эта тема,

была книга Жана-Франсуа Лиотара <Состояние постмодерна>.


Концепцию Ж.-Ф. Лиотара можно свести к нескольким по-

зициям. Во-первых, по его мнению, <по мере вхождения обще-

ства в эпоху, называемую постиндустриальной, а культуры - в

эпоху постмодерна, изменяется статус знания>. Знание - глав-

ный компонент культуры, оно - вид дискурса. В информацион-

ную эпоху знание также принимает форму информации, пере-

водимой на язык компьютеров, оно операционализируется и

коммерциализируется. Старый принцип, считает Лиотар, по

которому получение знания неотделимо от формирования ра-

зума и даже от самой личности, устаревает и будет выходить

из употребления. Такое отношение поставщиков и пользовате-


Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. - Санкт-Петербург, 1998. С. 14.


342


лей знания к самому знанию стремится и будет стремиться пе-

ренять форму отношения, которое производители и потребите-

ли товаров имеют с этими последними, т. е. стоимостную фор-

му. Знание производится и будет производиться для того, что-

бы быть проданным, оно потребляется и будет потребляться,

чтобы обрести стоимость в новом продукте, и чтобы быть об-

мененным. Оно перестает быть самоцелью и теряет свою <по-

требительскую стоимость>.


В форме информационного товара знание необходимо для

усиления производительной мощи, оно является самой значи-

тельной ставкой в мировом соперничестве за власть, оно созда-

ет новое поле для индустриальных и коммерческих стратегий, а

также для стратегий военных и политических.


Вопрос о статусе научного знания жестко связан с вопросом

о легитимации - процессом, по которому законодателю оказы-

вается позволенным провозглашать данный закон нормой. В

современных условиях речь идет о <двойной легитимации>,

поскольку налицо процесс, по которому <законодателю> раз-

решено и трактовать научный дискурс, и предписывать условия

его истинности для того, чтобы некоторое высказывание могло

быть принято к вниманию. Вопрос о двойной легитимации

предстает как <реверсия>, которая делает очевидным, что зна-

ние и власть есть две стороны одного вопроса: кто решает, что

есть знание, и кто знает, что нужно решать? <В эпоху информа-

тики вопрос о знании более, чем когда-либо становится вопро-

сом об управлении>.


Во-вторых, в современных обществах функции управления и

регулирования, как пишет Лиотар, все более отчуждаются от

управляющих и передаются технике. Распоряжение информа-

цией уже входит и будет входить в обязанности экспертов всех

видов. Правящий класс есть и будет классом, который прини-

мает решения, но будет уже не традиционным политическим

классом, а <разнородным слоем, сформированным из руководи-

телей предприятий, крупных функционеров, руководителей

больших профессиональных организаций, профсоюзов, поли-


Там же. С. 28.


343


тических партий и религиозных конфессий>. Процесс управ-

ления существенно демократизируется и деиерархизируется, и

при этом основу его составляет структура коммуникативной

сети, по которой осуществляется передача операциональных бло-

ков информации.


В-третьих, в силу указанных факторов - усиления роли зна-

ния в системе экономического производства и социального

управления, его коммерциализации и превращения в информа-

ционный товар, который может функционировать в системах

коммуникативных связей подобно другим символическим

средствам обмена, например, деньгам, - наиболее адекватной

методологией анализа общества становится, как считает Лио-

тар, теория языковых игр.


Представление об обществе как о некотором <органиче-

ском> единстве он считает глубоко устаревшим, так же как и

выдвижение в центр анализа общества феномена субъекта, или

<самости>. <Самость> только встраивается в сложную и как

никогда мобильную систему отношений, создавая <узлы> ком-

муникаций, пункты, через которые проходят сообщения раз-

личного характера. Конечно, будучи помещенным в эти узлы

или создавая их, человек получает власть над потоком сообще-

ний: от него зависит - принимать, отправлять или просто

транслировать поток информации далее по системе коммуни-

каций. Языковый аспект функционирования системы, таким

образом, приобретает особое значение.


Теорию языковых игр, которая выполняет в исследовании

общества роль коммуникативной теории, Лиотар дополняет

теорией игр, а также исследованием <институций> - норматив-

ных установлений, которые накладывают ограничения на игры.

В этом плане речь идет, прежде всего, об исследовании совре-

менных институтов знания.


В результате общество начинает представать как тотальный

гипертекст, структура которого (если таковая имеется) опреде-

ляется ограничениями, которые полагаются теорией игр и сово-

купностью <институций>. Содержание этого гипертекста со-


Там же. С. 43.


344


ставляют содержания, разработанные в рамках культуры на

протяжении всей ее истории - повествования, или нарративы,

как их называет Лиотар.


Главным моментом, поразительной чертой постмодернист-

ского научного знания, а также общества, рассматриваемого

как гипертекст, является имманентность самому себе дискурса

о правилах, которые узаконивают как науку, так и повествова-

ния и культуру в целом. Утрата легитимности в смысле утраты

связи с реальностью - как преимущественным объектом соот-

несения - порождает высокий уровень нестабильности и зна-

ния, и общества.


Нестабильность и утрата легитимности как характери-

стики знания, социальной реальности, общества - это общий

тезис постмодернистской социологии. Каждый из тезисов мы

попытаемся проиллюстрировать на примере концепции, в кото-

рой он, на наш взгляд, нашел наиболее четкое воплощение.


Тезис второй.

Конец индивида и приход <молчаливого большинства>


Масса, а не индивид, по мнению Жана Бодрийяра, ведущего

французского социолога постмодернистской ориентации, пред-

стает как основная характеристика современности. Масса -

явление в высшей степени имманентное, обращенное внутрь

себя, не осваиваемое никакой практикой и никакой теорией.

Масса - это <черная дыра, куда проваливается социальное...

полная противоположность тому, что обозначается как социо-

логическое>. Масса - ни субъект, ни объект. Она не в состоя-

нии быть носителем автономного сознания, так же как она не

поддается ни обработке, ни пониманию в терминах элементов,

отношений, структур, совокупностей. Масса с полным безраз-

личием пропускает сквозь себя и воздействия, и информацию, и

нормативные требования.


Масса не состоит ни из субъектов, ни из объектов. Массу,

пишет Бодрийяр, составляют лишь те, кто свободен от своих


Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства или конец социально-

го. - Екатеринбург, 2000. С. 8.


345


символических обязанностей, <отсечен>, <пойман в бесконеч-

ные сети> и кому предназначено быть лишь <многоликим ре-

зультатом функционирования тех самых моделей, которым не

удается их интегрировать и которые в конце концов предъяв-

ляют их лишь в качестве статистических остатков>. У массы

нет ничего общего с каким-либо реальным населением, корпо-

рацией, специфической социальной совокупностью. Любая по-

пытка ее квалифицировать является попыткой отдать ее <в руки

социологии> и оторвать от ее внутренней неразличимости. В

массе, пишет Бодрийяр, невозможно даже отчуждение - в ней

не существует ни <один>, ни <другой>.


Масса поглощает и уничтожает все: индивида, смысл, соци-

альное, культуру, знание, власть, политику. У масс нет имени.

Массы - это анонимность, это <молчаливое большинство>, ко-

торое не может иметь какой-либо репрезентации. Они не выра-

жают себя - их зондируют. Они не рефлектируют - их подвер-

гают тестированию. Политический референт уступил место ре-

ферендуму. Однако зондирования, тесты, референдумы (СМИ -

постоянно действующий референдум) - механизмы, высту-

пающие в качестве симуляции, а не репрезентации.


Погруженные в свое молчание массы больше не субъект

(прежде всего не субъект истории), они не входят в сферу арти-

куляции и представления. Масса - сфера поглощения, а не

взрыва, она избегает схем освобождения, революции и исто-

ричности. Так массы защищаются от Я, от индивидуальности.


Сегодня, как считает Бодрийяр, представления смещаются.

Мы начинаем подозревать, что повседневное, будничное суще-

ствование людей - это не малозначащая изнанка истории, и что

уход масс в область частной жизни - это вызов политическому,

форма сопротивления политической манипуляции. <Роли ме-

няются: полюсом силы оказывается уже не историческое и по-

литическое с их абстрактной событийностью, а как раз их обы-

денная, текущая жизнь, все (включая сюда и сексуальность),

что заклеймили как мелкобуржуазное, отвратительное и аполи-


Там же. С. 10.


346


тичное>. Существо современности, подчеркивает Бодрийяр, не

заключено ни в борьбе классов, ни в неупорядоченном бро-

уновском движении. Оно состоит в глухом, но неизбежном про-

тивостоянии <молчаливого большинства> навязываемой ему со-

циальности.


Тезис третий. Постмодерн как <конец прогресса>,

<прекращение событий>, <конец истории>


Концепция постмодерна как <конца прогресса>, <прекращения

событий>, или <конца истории> также наиболее полно пред-

ставлена Ж. Бодрийяром. Бодрийяр выделяет ряд различных

гипотез относительно постмодерна как конца истории или пре-

кращения событий. Мы воспроизведем их здесь, поскольку в

них достаточно полно резюмированы имеющие широкое хож-

дение воззрения, провозглашающие <конец истории>.


В соответствии с одной из них, постмодерн есть результат

ускорения движения модерна во всех планах - техническом,

событийном, коммуникационном, в плане ускорения экономи-

ческих, политических и прочих обменов, вследствие которого

<мы перестаем соотноситься со сферой реального и истории>.

Мы в такой мере <освободились>, что вышли за пределы опре-

деленного горизонта, в котором <возможно реальное>, за кото-

рым уже не действует сила притяжения по отношению к вещам

и событиям.


Вторая гипотеза относительно конца истории, в противопо-

ложность первой, связана не с ускорением, а с изменением со-

циальных процессов. В нынешних обществах господствуют

массовые процессы. Возникает инерция социального, которая

порождается множественностью и насыщенностью социальных

обменов, сверхплотностью городов, рынков, информационных

сетей. В нее как в вату проваливаются все события. <Инертная

материя социального представляет собой холодную звезду, во-

круг массы которой замерзает история. События чередуются и

исчезают в индифферентности. Массы, нейтрализованные ин-

формацией, выработавшие невосприимчивость к ней, нейтрали-


Тамже. С. 47 - 48.


347


зуют историю и служат своеобразным поглощающим экраном.

Они не имеют истории, не имеют чувства, сознания, не имеют

желаний>. История, смысл, прогресс уже не ускоряют движе-

ние к освобождению. Масса в своей <молчаливой имманентно-

сти> глушит всякую социальную, историческую, временную

трансценденцию. История заканчивается не вследствие отсут-

ствия актеров, отсутствия насилия или событий, а вследствие

замедления, индифферентности и оцепенения масс.


Третья гипотеза относительно конца истории связана с пре-

одолением того предела, за которым вследствие все большей

информационной наполненности история перестает существо-

вать как таковая. Мы уже никогда не обретем историю, какой

она была до эпохи информатизации и средств массовой инфор-

мации. Мы уже не сможем изолировать историю от <модели ее

совершенствования>, которая в то же время есть <модель ее

симуляции>, <модель вынужденного поглощения гиперреаль-

ностью>, создаваемой СМИ. Мы никогда уже не узнаем, какой

была социальность до входа в <техническое совершенство ин-

форматизации>.


В настоящее время, считает Бодрийяр, утрачена <слава со-

бытия>. В течение столетий история развертывалась под знаком

значимости событийности, наследуемой от предков и влияю-

щей на грядущее. Ныне история сузилась до <вероятной сфе-

ры> причин и следствий. Смысл событий стал ожидаемым

смыслом, события программируются. Бодрийяр называет это

<остановкой событий>. <Речь идет о подлинном конце истории,

конце исторического Разума>.


Но дело не обстоит таким образом, что мы покончили с ис-

торией. Нам требуется <питать конец истории>. Мы как бы

продолжаем производить историю, нагромождая <знаки> соци-

альности, политики, знаки прогресса и изменения, а в действи-

тельности лишь <питаем> ее конец в том плане, что немного

отодвигаем его. Стремление вперед подменяется обращением к


Baudrillard J. L'illusion de la fin ou la greve des evenements. - P.:

Galilee, 1992. P. 14.


Ibid. P. 40.


348


прошлому, подменяется бесконечным процессом ревизии всех

значимых исторических явлений. Ревизия зачастую принимает

форму оправдания исторических преступлений, <переосмысле-

ния> всего и вся.


Вместе с тем обращение в прошлое, бесконечная ретроспек-

тива всего, что предшествовало нам, ставит проблему <отбро-

сов>. Что делать с остатками угасших идеологий, революцион-

ных утопий, мертвых концепций, продолжающих засорять на-

ше <ментальное пространство>. По существу, вся история

представляет собой живые отбросы. <Экологический импера-

тив> требует, чтобы отбросы были вновь пущены в дело, были

рециклированы. Мы стоим перед дилеммой: либо останки и

отбросы истории погребут нас, либо мы используем их в какой-

то <причудливой истории>, какую мы в действительности соз-

даем сегодня.


У истории не будет конца, все остатки истории - церкви, де-

мократия, коммунизм, этносы, конфликты, идеология и т. п. -

могут подвергаться бесконечному новому использованию. Ведь

все, что считалось преодоленным историей, в действительности

не исчезло, все архаичные и анахроничные формы сохранились

и всегда готовы выйти на поверхность. <История вырывается из

циклического времени лишь для того, чтобы перейти в порядок

рециклирования>. Рециклирование форм прошлого, их пре-

вознесение и усиленное внимание к явлениям прошлого, реаби-

литация прошлого через имитацию, - все это, по Бодрияру,

признаки постмодерна.


Саму историю следует рассматривать как хаотическое обра-

зование, где ускорение кладет конец линеарности событий.

Следствия приобретают определенную автономию, делающую

возможным обратное воздействие на причины. Нужно говорить

также об обратном воздействии информации на реальность.

Подобная обратимость означает нарушение порядка, или <хао-

тический порядок>.


Ibid. P. 47.


349


Тезис четвертый. Конец интеллектуалов


По мнению Зигмунда Баумана, понятие <постмодерн> имеет

ценность постольку, поскольку охватывает и артикулирует но-

вый опыт только одной, но очень значимой социальной группы

современного общества: интеллектуалов. Их новый опыт со-

стоит в переоценке их позиции в обществе, <переориентации их

коллективно осуществляемой функции и их новой стратегии>.


Концепцию постмодерна породило беспокойное чувство,

что та важная роль, которую интеллектуалы играли в эпоху мо-

дерна, исчерпала себя и уже практически не нужна. Это тре-

вожное сознание породило <статусный кризис> интеллектуа-

лов, потребность в переосмыслении своего положения и пере-

ориентации привычной практики. Переосмыслению подверг-

лось все: вопросы когнитивной истины, моральных суждений и

эстетических вкусов.


Статусный кризис интеллектуалов сложился, по мнению

Баумана, из трех составляющих. Прежде всего, он был обу-

словлен серьезной эрозией глобальной структуры доминирова-

ния, центром которой был Запад. Со времени своего появления

именно интеллектуалы обеспечивали <очевидность> превос-

ходства Запада над остальным миром. В течение трех послед-

них столетий Запад задавал для всего мира концепцию прогрес-

са, определял направления, развитие и основные культурные

стандарты, пропагандировал западный стиль жизни. И делали

это именно интеллектуалы в рамках своих социальных, фило-

софских, эстетических и других теорий.


Второй составляющей статусного кризиса интеллектуалов

был уход из социальной жизни рационально обоснованных

утопий и идеологий, создаваемых интеллектуалами в качестве

средства легитимации политического доминирования. Совре-

менное государство и политическая власть не нуждается, по

мнению Баумана, в <легально-рациональной легитимации>.

Оружие легитимации заменено двумя дополняющими друг дру-


Bauman S. Postmodernism as Social Theory: Some Challenges and Prob-

lems. // Theory, Culture & Society. - Cliweland, 1988, vol. 5, #2-3. P.

217 - 218.


350


га средствами - соблазном и репрессией. Оба средства требуют

интеллектуально тренированных экспертов и они появляются.

Для этих целей накапливается и создается образованная элита.

<Но уже нет нужды в <твердокаменных> интеллектуалах, чьей

задачей является легитимация, т. е. рациональное доказательст-

во того, что то, что делается, универсально верно и абсолютно

истинно, морально и прекрасно>. Соблазн и репрессия явля-

ются двумя главными средствами социальной интеграции и

воспроизводства системы доминирования в обществе потреб-

ления и массовой информации. Они делают ненужной легити-

мацию, поскольку структура доминирования с помощью этих

средств может воспроизводиться еще более эффективно. <Кри-

зис легитимации> становится <кризисом статуса> интеллектуалов.


И, наконец, последняя третья составляющая статусного кри-

зиса интеллектуалов. <Интеллектуалы эпохи модерна всегда

рассматривали культуру как свою частную собственность: они

ее создавали, в ней жили и даже давали ей имя>. Экспроприа-

ция культуры ранит интеллектуалов наиболее сильно. Сфера

образования, которую интеллектуалы ранее считали своей, ста-

новится сферой государства. Сферой <массовой культуры> рас-

поряжаются владельцы галерей, издатели, собственники ТВ и

т. д. Роль интеллектуалов сводится к роли потребителей, силы

рынка экспроприируют их собственность. Интеллектуалы более

не являются силой, которая призвана выполнять гигантскую

работу по <окультуриванию> и трансформации автономно воз-

никающих форм жизни, стандартов и вкусов. Природные, або-

ригенные, народные стили жизни вновь, как в домодерновых

культурах, получают автономное воспроизводство. И реализу-

ется это воспроизводство уже не через интеллектуалов, а через

других персонажей - агентов рынка и массовой культуры. Бу-

дущее, по Бауману, не обещает улучшения, силы рынка будут

расти, и поэтому выход для интеллектуалов только один - при-

соединиться к образованной элите экспертов.


Историческое падение интеллектуалов с их критериями еди-


Ibid. P. 221.


Ibid. P. 224.


351


ного прогрессивного знания, истины и морали и означает при-

ход постмодерна с его плюрализмом культур, местных тради-

ций, идеологий, форм жизни или языковых игр, а также осозна-

нием этого плюрализма.


Тезис пятый. Фрагментация модерна, мультикультурализация


Плюральность культуры, культурных стандартов, кризис <леги-

тимации> - все это признаки постмодерна, которыми характе-

ризуется не только культура, но и социальный порядок в целом.

В этом плане интерес представляет концептуализация постмо-

дерна, предложенная американским социологом Джонатаном

Фридманом, очень схожая в содержательном отношении с

алармистско-критическими тезисами Ф. Ферраротти.


По Фридману, постмодерн связан и является оборотной сто-

роной кризиса модерна,. Это фрагментация модерна, утрата им

формы единого исторического процесса, мультикультурализа-

ция, утрата порядка. Беспорядок предстает как системная фраг-

ментация ряда параллельных процессов, характеризующих, с

одной стороны, уходящий модерн, а с другой - постмодерн.

Фридман предлагает следующие оппозиции модерна и постмо-

дерна:


Модерн;

Постмодерн


Научное познание;

Несопоставимые между собой культурные образования.


Универсальная идентичность;

Мультикультурная идентичность.


Политическая и экономическая гегемония Запада;

Центробежная политика.


Целостное <эго> модерна;

Нарцисстическое разложение.


Господствующей культурной формой постмодерна является

постмодернизм. Он противостоит научному знанию и господ-

ству рациональности. Постмодернизм - главным образом ин-

теллектуальная идентичность, которая определяет себя как про-


См.: Friedmann J. Order and Disorder in Global Systems: A Sketch // So-

cial research. - N. Y., 1993. - Vol. 60, N 2. P. 205 - 234.


352


тивоположность рационально-научному корню модернизма и

ищет новый смысл в либидо и традиционных культурах. В по-

стмодернизме отсутствует критерий различения и оценки, при-

сущий модернизму, классифицирующий утверждения с точки

зрения истины.


Постмодерн как эпоха предстает у Фридмана как <эра уси-

ливающегося беспорядка>, который имеет глобальную приро-

ду, но вместе с тем обладает систематическим, т. е. специфиче-

ским и предсказуемым характером. Этот беспорядок связан с

разложением универсалистских, основывающихся на разуме

структур модерна, в результате чего усиливается интеграция

объединений более низкого порядка, возникают новые структу-

ры и политические союзы, и, соответственно, - новые конфликты.


Центробежные тенденции современного социального мира

увязываются постмодернистской социологией с кризисом идеа-

ла всеобщего прогресса, имеющего глобальный и необходимый

характер, и отходом от соответствующей политики. Этот кри-

зис выразился в распаде единства господствующей социальной

формы, иерархии идентичностей. Произошел поворот от поли-

тики, направленной на формирование национально-государ-

ственной идентичности, к политике культурной идентичности,

связанной с процессом размножения <новых> идентичностей,

процессом мультикультурализации. Центральным моментом

указанного процесса, по мнению Дж. Фридмана, является этни-

фикация идентичности. Речь идет о возникновении социальной

идентичности, которая основывается на специфической конфи-

гурации сознания, базирующейся на истории, языке, расе. Все

это - социально-конструируемые реальности, однако признание

их конструируемого характера не означает, по мнению Фрид-

мана, что они ложны или идеологичны. Более того, он считает,

что опасно и неразумно отрицать аутентичность этнокультур-

ной идентичности как значимого социального феномена.


Нации распались на множество этнических и культурных

образований. Дж. Фридман выделяет следующие типы новых

идентичностей, являющихся новой основой группообразования:

этнический тип, националистический, религиозно-

фундаменталистский и локальный. Этот процесс имеет


353


местный, глобальный характер. Субнационализм; этнические и

локальные движения; конфликты и локальные войны; образо-

вание общин, основанных на локальных характеристиках, об-

ладающих собственным культурным самосознанием и стремя-

щихся к автономии от национально-государственных центров;

резкое усиление фундаменталистских религиозных движений и

как результат - ослабление и трансформация национально-

государственного принципа, составляющего один из компонен-

тов проекта модерна и мирового социального и политического

порядка, основанного на нем. Эта трансформация глобального

порядка ведет к возникновению глобальных экономических и

политических классов и широкому обнищанию и миграции

больших групп населения.


Культурная этнификация представляет собой глобальный

процесс, создаваемый множеством культурных идеологий, ко-

торые быстро распространяются по всему миру и способствуют

активной политизации культурных идентичностей среди имми-

грантских меньшинств, субнациональных регионов и местного

населения. Речь идет об утрате гегемонии, дезинтеграции пред-

лагаемой универсалистской модели идентичности модерна и

глобальном размножении локальных идентичностей. Закат ге-

гемонии центра принимает форму усиливающегося мультина-

ционализма, а этническая консолидация влечет за собой фор-

мирование новых элит. Возникает новый социальный порядок

глобального уровня. Постмодерн чреват возможными анархи-

ческими тенденциями, и в рамках глобальной системы они

вполне предсказуемы. Эта предсказуемость, как считает Фрид-

ман, и позволяет говорить о <новом порядке>, именуемом по-

стмодерном.


Общие характеристики

постмодернистского дискурса в социологии


Подводя итог анализу постмодернистской социологии, попыта-

емся выделить те ее черты, которые позволяют говорить о ней

как об определенном целостном и своеобразном явлении в рам-

ках социологических теорий общества XX в.


Постмодернистская социология определяет постмодерн как


354


<конец познания>, <индивида>, <этики>, как конец <социально-

го>, конец <истории>. Она рассматривает современные соци-

ально-исторические изменения преимущественно в эпистемо-

логических терминах, указывает на контекстуальность требова-

ний к истине и воспринимает их как <локальные> и <историче-

ские>, как утратившие универсализм.


Постмодернизм рассматривает структуру самости как нечто

размытое и расчлененное: с одной стороны - как фрагментиро-

ванное опытом, а с другой - беспомощностью, которую инди-

виды испытывают перед лицом глобализирующих тенденций

социальной и культурной жизни. Ежедневная жизнь формиру-

ется как результат вторжения символических систем, массовой

культуры, конституирующих мир в моделях и символах, кото-

рые делают его абсолютно искусственным. Уже никто не апел-

лирует к <реальному> объекту, поскольку не делается различия

между представлениями об объектах и самими объектами, в

мире доминируют искусственные модели. Отношение с миром

трансформируется фундаментальным образом, и именно потеря

связи с реальным миром вызывает ощущение <пустоты> и

<бессмысленности> жизни.


Постмодернистская социология делает упор на анализ цен-

тробежных тенденций в актуальных социальных трансформа-

циях и подчеркивает их повсеместную распространенность.

Контекстуальность и распыленность современной социальной

жизни постмодернизм рассматривает в качестве препятствия на

пути к координированному политическому действию и соци-

альному единству.


Необходимо указать на одно очень важное в социолого-

теоретическом плане обстоятельство. Рассмотренные концеп-

ции постмодерна не дают ответа на ключевой, на наш взгляд,

теоретический вопрос о том, существует ли постмодерн как

принципиально новое состояние общества. Анализ предлагае-

мых концептуализаций свидетельствует о том, что практически

никаких новаций ни в рамках ценностно-нормативной и идео-

логической подсистем, ни в рамках социального порядка по-

стмодернистскими социологами не выявлено. Все эти явления

уже были описаны в рамках критических теорий массового об-


355


щества, зафиксированы контркультурной критикой.


По нашему убеждению, плюрализм ценностей, культур, ре-

лятивизация критериев истинности в социальной и культурной

сферах есть результат последовательной реализации принципов

свободы, равенства и прав человека. В этом отношении следует,

скорее, говорить о расцвете либеральной идеологии модерна,

который естественным образом сопровождается упадком и лик-

видацией любых претендующих на исключительность или то-

тализирующих культурных образований и социальных пози-

ций, чем об ослаблении или исчезновении самих принципов

модерна.


Так, можно говорить, что этот либеральный принцип равен-

ства, провозглашенный модерном, работает и тогда, когда речь

идет о разрушении старых национально-государственных тер-

риториальных образований и основанной на них старой геопо-

литической системе. Испытывающая давление со стороны эт-

нических и культурных образований система национальных

государств испытывала это давление на протяжении всего XX

в. Этнизация глобального мирового порядка может быть пред-

ставлена как борьба за свободу и равенство в сфере этно-

политических отношений, как борьба против системы государ-

ственно-политического доминирования определенных наций.


В силу этого нам представляется более правомерным под-

ход, в соответствии с которым современность следует рассмат-

ривать не как наступление эпохи постмодерна, как это пред-

ставляется постмодернистской социологии, а как особую ста-

дию модерна, характеризующуюся дальнейшим углублением и

реализацией либеральных принципов модерна. Верно зафикси-

ровав целый ряд весьма существенных изменений в глобальном

социальном порядке, в ценностно-нормативной и культурно-

эстетических сферах, постмодернистская социология сделала

неправомерно широкое обобщение относительно современного

состояния в целом.


Новые явления в некоторых сферах социальной жизни и в

сфере культуры могут квалифицироваться, скорее, как смелое

экспериментирование с принципами модерна. И только в этом

смысле можно говорить о постмодернистских поисках и об


356


элементах постмодерна в нынешней социальной реальности.


Постмодернистские теории во всех своих вариантах сущест-

вуют как новый вариант социально-критической или шире -

философской рефлексии современности. Едва ли можно ска-

зать, что они преуспели в социологических описаниях совре-

менности и попытках вскрыть <природу постмодерна>: ведь

даже в наиболее удачных, ярких, броских постмодернистских

вариантах социального теоретизирования или эссеистики ва-

риации на тему алармизма и критики превышают аналитиче-

скую составляющую.


9.2. Современность как поздний модерн:

Теория радикализированного модерна Энтони Гидденса


Осмысление современности, обществ конца XX - начала XXI

века в терминах постмодерна, в тех тезисах, которые были рас-

смотрены выше, было подвергнуто серьезной критике в рамках

академической социологии. Более того, в рамках академиче-

ской социологии были созданы теории современного общества,

включающие их внутреннюю соотнесенность как с модерном,

так и с разработанными в рамках постмодернистской социоло-

гии тезисами постмодерна. Результатом соответствующих раз-

работок стал совершенно определенный диагноз - современ-

ность следует характеризовать как поздний, радикализирован-

ный модерн.


Рассмотрение современных теорий позднего модерна или

радикализированного модерна мы построим на основе изложе-

ния и анализа идей Энтони Гидденса, чья теория достаточно

полно представляет соответствующий сегмент современной

теоретической социологии.


Концепция Э. Гидденса, которую он сам называет концепци-

ей радикализированного модерна, создается им по существу в

противовес концепциям постмодерна. Это весьма разработан-

ная и практически законченная теория. Особое внимание в рам-

ках своей теории Гидденс уделяет, во-первых, институциональ-

ным измерениям модерна; во-вторых, природе и характеру со-

временных, или позднемодерновых, социальных институтов;


357


в-третьих, изменениям, претерпеваемым личностью, и, наконец,

в-четвертых, тому, что из себя представляет возможное по-

стмодерновое состояние.


Институциональные измерения модерна


Гидденс указывает, что большинство социологических подхо-

дов стремились выявить какое-то одно доминирующее инсти-

туциональное звено в обществах модерна. Социальные инсти-

туты этих обществ рассматриваются как капиталистические

или как индустриальные, а капитализм - как тип индустриа-

лизма или наоборот. В отличие от подобной, редуционистской

точки зрения, Гидденс рассматривает капитализм и индустриа-

лизм как два различных <организационных сочленения>, или ин-

ституциональных измерения, модерна.


<Капитализм является системой производства товаров, ос-

нованной на отношении между частной капиталистической

собственностью и не имеющей собственности рабочей силой.

Это отношение формирует главную ось классовой системы.

Капиталистическое предприятие зависит от конкурирующих

рынков, цены являются сигналами для инвесторов, производи-

телей и потребителей>. <Главной характеристикой индуст-

риализма является использование неживых источников матери-

альной энергии в производстве благ, связанное с центральной

ролью машинной технологии в производственном процессе>.

Индустриализм предполагает регулируемую социальную орга-

низацию производства в целях координации человеческой дея-

тельности, машин, потребления и выпуска сырых материалов и

товаров. Индустриализм является характеристикой не только

производства эпохи <индустриальной революции>, но и произ-

водства эпохи электронного машиностроения. Индустриализм

определяет не только место работы, но и способы передвиже-


То же самое фактически делает Мануэль Кастельс в своей концепции,

представленной в работе <Информационная эпоха: экономика, обще-

ство и культура> (русский перевод 2000 г.).


Giddens A. The Consequences of Modernity. - Stanford, 1990. P. 55.


Ibid. P. 56.


358


ния, коммуникации и домашнюю жизнь.


Индустриальные капиталистические общества рассматрива-

ются Э. Гидденсом как представляющие один из типов модер-

новых обществ. Индустриальное капиталистическое качество

общества определяют его специфические институциональные

черты. Во-первых, как указывалось выше, экономический по-

рядок предстает таким, каким он был охарактеризован выше, т.

е. капиталистическим и индустриальным. Конкурентная и экс-

пансионистская природа капиталистического предприятия

предполагает, что технологическая инновация имеет тенденцию

к постоянству и всеобщности. Во-вторых, экономика явно от-

лична, или <отделена>, от других социальных сфер, особенно

от политических институтов. В-третьих, разделение государст-

ва и экономики (имеющее много различных форм) основывает-

ся на безусловном признании частной собственности на средст-

ва производства. В системе классовых отношений последняя

непосредственно определяет процесс товаризации наемного

труда. В-четвертых, автономия государства обусловлена его

опорой на процесс накопления капитала, над которым оно, од-

нако, не имеет контроля.


Но почему капиталистическое общество вообще является

обществом? Только потому, подчеркивает Гидденс, что оно яв-

ляется национальным государством. Административная систе-

ма капиталистического государства и вообще всех современных

государств должна интерпретироваться в терминах координи-

рованного контроля над территорией. Ни одно из домодерно-

вых обществ не достигало такого уровня административной

координации, который развили национальные государства. Та-

кая административная концентрация зависит в свою очередь от

развития функций надзора, существенно усилившихся в срав-

нении с аналогичными функциями в домодерновых обществах.

Развитый аппарат надзора составляет третье институциональ-

ное измерение модерна вслед за капитализмом и индустриализ-

мом. Он возникает только вместе с появлением модерна. Над-

зор относится к контролю за деятельностью населения прежде

всего в политической сфере. Он может быть прямым (в тюрь-

мах, школах и т. д.), но чаще осуществляется опосредованно -


359


через контроль над информацией.


Четвертое институциональное измерение модерна - кон-

троль над средствами насилия. Военная сила всегда была цен-

тральной чертой домодерновых цивилизаций. Однако в них по-

литический лидер никогда не мог сколько-нибудь продолжи-

тельно удерживать монопольный контроль над средствами на-

силия на данной территории, локальные конфликты и войны

постоянно нарушали эту монополию. Успешная и устойчивая

монополия над средствами насилия присуща только государст-

вам модерна.


Эти четыре институциональных измерения - капитализм,

индустриализм, развитый административный аппарат надзо-

ра и контроль над средствами насилия - обусловливают рас-

пространение модерновых институтов по всему миру. Нацио-

нальные государства концентрируют административную власть

куда более эффективно, чем традиционные государства, и бла-

годаря этому даже самые малые государства могут мобилизо-

вать значительные социальные и экономические ресурсы. Ка-

питалистическое производство, особенно связанное с индуст-

риализмом, обеспечивает массовый рывок, экономическое бла-

госостояние и военную мощь. Комбинация всех этих факторов

делает невозможным сопротивление экспансии Запада. Возни-

кает феномен глобализации модерна.


Рассматривая феномен глобализации модерна, Гидденс ука-

зывает на то, что идея <общества>, означающего связанную

систему, должна быть заменена в рассуждениях социологов

другим отправным пунктом - анализом того, как организована

социальная жизнь во времени и пространстве. В этом суть со-

временности и суть современного социологического подхода.


Предлагаемая Гидденсом концептуальная схема направляет

наше внимание на комплекс отношений между локальной во-

влеченностью (обстоятельствами соприсутствия) и взаимодей-

ствием на расстоянии (связями присутствия и отсутствия). В

современную эпоху уровень пространственно-временного дис-

танцирования значительно выше, чем в любой предшествую-

щий период, и отношения между местной и отдаленной соци-

альными формами и событиями становятся <растянутыми>.


360


Глобализация относится к этому процессу <растягивания>. Она

может быть определена как интенсификация повсеместных со-

циальных отношений, которые связывают отдаленные районы

таким образом, что локальные феномены формируются под

влиянием событий, происходящих на громадном расстоянии от

них, и наоборот. Это диалектический процесс.


Глобализация имеет четыре составляющих: мировая капита-

листическая экономика, система национальных государств, ми-

ровой военный порядок и международное разделение труда.

Именно эти явления в своей взаимосвязи позволяют говорить об

определенном едином для всего мира качественном состоянии.


Природа и характер современных, или позднемодерновых,

социальных институтов


Гидденс выявляет три основные черты, которые определяют

характер общества модерна и особенно его новейшей фазы -

современного общества конца XX в. Первая - это неимоверно

возросшая скорость изменения и протекания всех процессов,

развертывающихся в обществе, несопоставимая с динамикой

изменения во всех домодерновых и даже классических модер-

новых обществах. Особенно это касается технологии. Вторая

черта - сфера изменения. Различные районы мира социально и

информационно втянуты в самое тесное взаимодействие друг с

другом. Третья - это символическая и экспертная природа совре-

менных институтов. Все три черты внутренне взаимосвязаны.


Гидденс указывает три основных источника динамизма мо-

дерна, особенно позднего, тесно связанные со своеобразием его

социальных институтов. 1. В домодерновых обществах время и

место были жестко увязаны, поскольку пространственные па-

раметры социальной жизни для большинства людей являлись

доминирующими, социальная жизнь всегда осуществлялась как

жизнь локального сообщества. <Приход модерна разорвал про-

странство и время, установив отношения с отсутствующими

<другими>, удаленными от любого взаимодействия лицом к

лицу>. Понятие локального становится в условиях модерна


Ibid. P. 18.


361


фантасмагорическим, оно пронизано и оформлено в терминах

социального влияния и социальных отношений, не связанных с

ним своей природой. <Пространство <независимо> от любого

определенного места или региона>. С этим процессом жестко

связан второй источник динамизма модерна.


2. Развитие механизма <высвобождения>. Речь идет о про-

цессе <высвобождения> социальной деятельности из ее привя-

занности к локализированным контекстам, об организации со-

циальных отношений по всему объему пространства и времени.

Гидденс вычленяет два типа механизмов высвобождения. Оба

они существенным образом вовлечены в развитие модерновых

социальных институтов. Первый связан с созданием символиче-

ских знаковых систем, второй - с утверждением экспертных

систем.


Под символическими знаковыми системами подразумевают-

ся средства обмена, которые могут функционировать безотно-

сительно к специфическим характеристикам индивидов или

групп, использующих их в любых контактах. Примерами сим-

волических знаковых систем служат различные средства поли-

тической легитимизации, деньги и т. д. <Денежная собствен-

ность> является интегральной составляющей социальной жизни

модерна и его специфическим символом.


Под экспертными системами подразумеваются системы тех-

нического исполнения или профессиональной экспертизы, ор-

ганизующие наше материальное и социальное окружение.

Большинство из нас пользуется консультациями профессиона-

лов - юристов, архитекторов, врачей и т. д. - нерегулярно, но

системы, в которые включено экспертное знание, определяют

нашу жизнь постоянно. Экспертные системы вместе с символи-

ческими знаковыми системами <вырывают> социальные отно-

шения из их непосредственности. Они предполагают разделе-

ние пространства и времени в качестве условия пространственно-

временного дистанцирования, средством которого они являются.


3. Третий источник динамизма модерна - рефлексивное ус-

воение знания. Речь идет об использовании элементов эксперт-


Ibid. P. 19.


362


ного социального знания социальными агентами. Производство

систематического знания социальной жизни становится инте-

гральной частью системы воспроизводства всех аспектов соци-

альной реальности.


Личность и трансформации идентичности в условиях

позднего модерна


Процесс глобализации модерна трансформирует <внутреннюю

жизнь> человека и его идентичность. Трансформация иден-

тичности в современных условиях может быть понятной только

в терминах конструирования Я, самости, в качестве рефлексив-

ного проекта. Этот рефлексивный проект Я состоит в том, что

индивид должен выбирать свою идентичность среди стратегий

и выборов, предлагаемых абстрактными системами.


Рефлексивно усвоенное знание приводит к качественному

изменению внутриличностных психологических процессов, со-

зидающих индивидуальное Я в качестве рефлексивного проек-

та. Если в традиционном обществе личностная самоидентич-

ность складывалась из набора последовательно сменяющих

друг друга психовозрастных характеристик, обладавших чет-

кими социальными <метками> (типа инициации), то современ-

ный индивид вынужден использовать все прежние образы сво-

его Я как конституирующие элементы самоидентичности в из-

менчивом, <контрфактическом> социальном контексте. В про-

цесс личностной саморефлексии оказываются вовлеченными

системы экспертного знания, которые предлагают постоянно

расширяющийся набор педагогических, психотерапевтических,

медицинских и социопсихологических рекомендаций, заме-

няющих однозначную определенность традиции. Я как рефлек-

сивный проект - это <осуществление целостного, постоянно

корректируемого биографического повествования в поливари-

антном контексте выбора, пропущенного через фильтры абст-


Реконструкция этого компонента теории Э.Гидденса осуществлена на

основе его работ: Modernity and Self-Identity. Stanford (Cal.), 1981; Gid-

dens A. The Transformation of Intimacy: Sexuality Love & Eroticism in

Modern Societies. - Stanford (Cal.), 1992.


363


рактных систем>. В таком случае осуществление тождества

своей личности, или <разработка траектории Я>, становится

одной из главнейших жизненных задач индивида.


В условиях позднего модерна Я как самоидентичность обла-

дает набором качественных характеристик, которые позволяют

говорить о специфическом стиле Я позднего модерна. Гидденс

выделяет следующие его характеристики: - Я есть рефлексив-

ный проект, за который отвечает сам индивид; <мы являемся

тем, что мы сами из себя создаем>, поэтому понимание себя

подчинено более фундаментальной задаче построения и рекон-

струкции целостного чувства идентичности; - Я разрабатывает

траекторию своего развития, возвращаясь к прошлому и про-

гнозируя будущее; путешествие в прошлое дает эмоциональ-

ную свободу для предвидения и созидания грядущего; построе-

ние траектории Я базируется на идее многоэтапного жизненно-

го цикла; именно жизненный цикл (а не события внешнего ми-

ра) выступает доминантой траектории Я; - рефлексивность Я

всеохватна и непрерывна, она обладает той же природой, что и

историческая рефлексивность позднего модерна как эпохи; -

целостность самоидентичности опирается на непрерывность

связного автобиографического повествования (будь оно арти-

кулировано или нет); - самоактуализация Я предполагает <диа-

лог со временем> или вычленение зон личного времени, лишь

отдаленно связанных с внешним фиксированным временным

порядком; - рефлексивность Я охватывает и сферу телесности

индивида, так как тело - это часть индивидуальной системы

действий, а не ее пассивный объект; - самоактуализация инди-

вида требует <равновесия возможностей и рисков>, которое

достигается благодаря эмоциональному преодолению прошлого

и осмысленному прогнозированию будущего; - нравственная

задача самоактуализации - это достижение аутентичности Я,

т. е. <верности самому себе>; этот процесс требует интерпрета-

ции прежнего опыта и дифференциации истинного и ложного

Я; - жизненный цикл личности воплощен в последовательной

смене этапов, периодов или эпизодов, которые, в отличие от

ситуации в традиционном обществе, почти не имеют ритуаль-

ных меток или внешней обусловленности. Движение от эпизода


364


к эпизоду, воплощающее в себе возможности и риски, осущест-

вляется благодаря рефлексивной мобилизации траектории Я; -

развитие Я, т. е. его жизненная траектория, обладает внутрен-

ней референтностью; единственно значимой <путеводной ни-

тью> жизненной траектории выступает она сама. Таким обра-

зом, внутренняя целостность Я, т. е. его аутентичность, дости-

гается посредством рефлексивной интеграции жизненного

опыта в контексте биографического повествования о самораз-

витии.


Постмодерн и его черты по Гидденсу


Все рассмотренные явления и процессы современности позво-

ляют, по мнению Гидденса, характеризовать современную эпо-

ху как радикализированный модерн, главной чертой которого

является рефлексивность.


Тем не менее, за нынешними чертами современного общест-

ва высокого, или радикализированного, модерна уже угадыва-

ются черты нового, постмодернового состояния, характер кото-

рого сложно предугадать. Гидденс указывает на четыре воз-

можные черты постмодерна. Во-первых, речь идет о постдефи-

цитной экономике, которая обусловлена такими факторами,

как: а) скоординированный глобальный порядок, б) ликвидация

угрозы войны, в) создание системы планетарной экологической

службы и г) социализированной экономической организации.

Во-вторых, политическое участие множества непрофессиона-

лов в управлении обществом через движение за мир, различно-

го рода экологические, демократические, трудовые движения.

В-третьих, демилитаризация мира. В-четвертых, гуманизация

технологии.


Однако, по Гидденсу, будущее открыто и не детерминирова-

но. В равной мере постмодерн может быть и обществом очень

высокого риска, связанного с прямо противоположными тен-

денциями, - возможным коллапсом механизма экономического

роста, ростом тоталитарной власти, возможными ядерными и

другими конфликтами, ухудшением экологической ситуации

или просто с бездействием со стороны всех социальных сил. <И

никакие силы Провидения не вмешаются, чтобы спасти нас, и


365


никакая историческая телеология не гарантирует того, что эта

вторая версия постмодерна не вытеснит первую, - констатирует

Гидденс. - Апокалипсис стал банальностью, как контрфактич-

ность нашей повседневной жизни. Тем не менее, подобно всем

параметрам риска, он может стать реальностью>.


Giddens A. The Consequences of Modernity. - Stanford (Call.), 1990. P. 173.


Предлагаемое вниманию читателя исследование является по-

пыткой упорядочить и свести воедино разработанные социо-

логией представления о развитии обществ XX в. (от теорий

<организованного капитализма> до теорий <информационного

общества>), их специфических формах и закономерностях функ-

ционирования. Результатом этой работы становится упорядо-

ченная и целостная картина социальных трансформаций XX в.


СОДЕРЖАНИЕ


ВВЕДЕНИЕ: О СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ТЕОРИЯХ ОБЩЕСТВА 7


Часть I. СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ОБЩЕСТВА НАЧАЛА XX ВЕКА - 70-х ГОДОВ XX

ВЕКА 19