Научно-исследовательский институт проблем каспийского моря
| Вид материала | Документы |
- Научно-исследовательский институт проблем каспийского моря, 6670.24kb.
- Институт каспийского сотрудничества, 668.69kb.
- Методические указания му 1 2600-10, 485.46kb.
- Рыбохозяйственные и экологические аспекты эффективности искусственного воспроизводства, 422.61kb.
- Свод правил по проектированию и строительству метрополитены дополнительные сооружения, 1496.85kb.
- согласован мчс россии письмо n 43-95 от 14., 1639.07kb.
- Оценка ситуации в регионе Каспийского моря и прикаспийских государствах в апреле 2011, 416.63kb.
- «Научно-исследовательский институт дезинфектологии», 448.62kb.
- Методические рекомендации мр 6 0050-11, 382.97kb.
- Решение IV международной научно-практической конференции, 42.94kb.
Библиографический список
1.Батырева К.П. Этнокультурные доминанты в формировании эстетики калмыцкого народного костюма. Автореферат диссертации на соискание степени кандидата философских наук.- М., 2008.- С.18.
2. Сычев Д.В. Заметки о калмыцком орнаменте // О калмыцком прикладном искусстве. Волгоград, 1967. С.36-52.
3. Бентковский И.В. Одежда калмыков Большедербетовского улуса и её влияние на социальный и экономический быт народа. Сборник статистических сведений о Ставропольской губернии. Ставрополь, 1869, Вып. 2. С.141-167.
4.Житецкий И.А. Астраханские калмыки. Наблюдения и заметки в 2-х очерках. Астрахань, 1892. V. С. 38-41
5. Ионесов В.И. Культура и трансформация: метаморфозы адаптации и развития // Вопросы культурологии. 2009, № 8. С.7.
Канокова Ф.Ю.
Кабардино-Балкарский государственный университет им. Х.М. Бербекова
ДЕКОРАТИВНОЕ УБРАНСТВО ЖЕНСКИХ КОСТЮМОВ АСТРАХАНСКИХ НОГАЙЦЕВ-КАРАГАШЕЙ
Декоративно-прикладное искусство ногайцев до настоящего времени не было предметом специального искусствоведческого изучения. Возникнув в период кочевого быта, оно стремительно развивалось на всех исторических этапах. История распорядилась с ногайским народом так, что разбросала его в течение веков по огромной территории, но, несмотря на раздробленность, большая часть ногайцев сумела сохранить и донести до нас удивительно самобытное, самостоятельно развитое народное искусство, техники и технологии угасающих народных промыслов и ремесел.
Одна из отраслей творчества, которая еще совсем недавно смыкалась с жизненным укладом народа и была направлена на удовлетворение самых разнообразных нужд и потребностей - это народная одежда ногайцев. В лучших своих образцах, она была проникнута постоянным и неизменным художественным единством. В силу исторических условий она крайне плохо представлена сегодня в музеях и в национальном быту, что в настоящем своем составе не позволяет с достаточной убедительностью делать глубокие художественно – стилистические обобщения, ибо некоторые компоненты костюма ногайцев часто невозможно отделить от костюмов соседних народов.
В связи с этим, задача данной работы сводится к установлению некоторых детальных признаков, касающихся одежды тех или иных групп ногайцев, в данном случае декоративного убранства одежды ногайцев астраханской группы – карагашей, их костюмы своей самобытностью, неповторимостью и красотой деталей и ювелирных украшений, привлекали к себе внимание многих путешественников и исследователей прошлых веков, которые оставили свои описания, эскизы и наброски46. Так автор XVII в. А. Олеарий пишет: «все они (татары – прим. К.Ф.) носят длинные кафтаны частью из серого сукна, частью - особенно ногайцы - шубы и шапки из овечьей кожи, вывернутым наружу мехом» (2. С. 404-405), на подобную верхнюю одежду указывает и Я. Стрейс, посетивший примерно через 30 лет ногайские земли.
С.Ш. Гаджиева указывает на тот факт, что на рубеже XVIII – XIX вв. на территории г. Астрахани располагались большие рынки, гостиные дворы ряда стран Европы и Азии. На них продавали шелковые, бумажные и шерстяные товары разных видов; ногайцы выменивали свои товары на фабричные ситцы, миткаль, сарпинку, бязь и прочие ткани (1. С. 93). Подробное описание астраханских ногайцев, их быта и костюмов, оставил и П. Небольсин.
Национальный костюм астраханских ногайцев, чрезвычайно самобытен и демонстрирует не только талант и мастерство умельцев его создавших, но и отражает те условия, в которых происходила его эволюция. Он складывался на протяжении многих столетий и охарактеризован чертами, типичными как для кочевого (карагаши), так и для оседлого (юртовцы) образа жизни ногайского народа.
Большой интерес для искусствоведческого изучения представляет костюм ногайцев-карагашейй, так как он меньше всего претерпел эклектические изменения, сохранил и вобрал в себя индивидуальность, оригинальность и самобытность, это своего рода классический национальный ногайский костюм, требующий глубокого изучения и подробного описания.
Женская одежда ногаек–карагашек, являлась наиболее устойчивой частью старинной национальной одежды. Так, В. Пятницкий (по материалам поездки в 1927 года) указывал на консервативность женщин в костюме, он писал: «Отступить от раз принятого покроя и красного цвета позволяют себе пока только немногие. Женский костюм состоит из длинной рубахи, заправленной в ситцевые штаны; поверх рубахи каптал — платье с застежками вверху и с широкими рукавами; иногда надевают казкет-каптал - то же платье, но без рукавов. На голове у девушек — красный платок, у молодых женщин — белый, у пожилых и старух мизбек - повойник, а иногда бобровая шапка. На ногах ичиги — сапоги казанской работы из кусков разноцветной кожи» (4. С. 158).
В силу исторических условий сложилось две линии развития одежды – повседневная и праздничная, в их состав вошли:
Женская нательная рубаха (ишки коьйлек), одновременно являлась и нижним платьем, имела туникообразный покрой (1. С. 126). Изготавливалась из ситцевых (шыт), шелковых (ийбек) и тонких шерстяных (юн) тканей различных расцветок. Качество и цвет ткани зависели от возрастных и социальных признаков. Взрослые женщины носили длинные до щиколотки рубахи из льняных тканей темных и однотонных цветов, а молодые девушки отдавали предпочтение коротким рубахам, чуть ниже колена из шелковых тканей ярких расцветок, красного, оранжевого оттенка и, как отмечал М. Пейсонель «более всего малинового цвета» (3. С. 126).
Рукав повседневной рубахи доходил до кисти, в ряде случаев прикрывал ее, а рукав праздничной, в свою очередь, был очень длинным, порой до подола платья. В домашних условиях женщины могли носить рубашки свободно ниспадающими, без пояса и вместе с нательными штанами (ыстан). Хотя последние и считались нательной одеждой, девушкам не запрещалось выставлять их напоказ.
Штаны были с широким шагом и широкой верхней частью, посередине вшивалась ромбовидная вставка (ау), у пояса штаны закладывались в рубец, в который продевали шнур или тесьму (ыстанбау). Повседневные штаны обычно шили из льна, а праздничные из пестрого ситца.
Основным видом верхней одежды женщин всех возрастов, являлся бешмет (къаптал). Он шился прилегающего силуэта, разной длины, с отрезными вставными бочками и вшивными рукавами (сукъпа енъ). Бешмет имел воротник – стойку и спереди застегивался встык. Украшения на женском костюме состоят из галуна и монет (4. С. 159). Бешметы покрывали ручной, а позже машинной узорной стежкой (сырып тигуьв). Материалом для бешметов служили однотонные атласные и суконные ткани (шуга). Замужние женщины предпочитали носить бешметы темных цветов, а молодые – ярких. Праздничные бешметы шились из дорогих тканей, богато украшались галунами и тесьмой (таспа), отличались более декоративной стежкой.
Праздничным считался и бешмет, на подобии верхнего распашного платья, его полы расширяли книзу от пояса путем вставляемых боковых клиньев (кыйык). В ХIХ – начале XX века в крое бешметов появляются плотно облегающие руку длинные рукава с проймами. В нижней части рукав имел разрез, иногда обшитый монетками (акша), они же подвешиваются по рукаву, вдоль шва, идущего под мышки (4. С. 159). Снаружи рукав декорировался тесьмой, лентами, галунами, а внутренняя часть рукава обшивалась красивой тканью.
Нагрудная часть богато украшалась серебряными застежками (каптырма). В. Пятницкий описывая декор каптала, упоминал о пуговицах, «которыми служат всегда мелкие серебряные монеты, у женщин монетами обшивается также разрез каптала на груди. Конечно, ценность этого украшения, называемого орта - середина, зависит от степени зажиточности. Орта может состоять из двух монет и из целого ряда их. Девушки еще больше щеголяют украшением этого рода. На груди у них висит целая броня из монет — аспа» (4. С. 159).
Талия подчеркивалась широким серебряным поясом (кусак), а полы нарядного бешмета (этек) и все его края обшивались ажурной тесьмой (кыюв) и галунами ручной работы.
На передней части пол бешмета обычно располагался геометрический орнамент – своего рода астральный оберег, что являлось основным показателем половозрастной принадлежности.
Большой интерес для искусствоведческого изучения представляет комплекс свадебного костюма «карагашской ногайки первой трети XX века», представленный на фото из Астраханского музея этнографии (экспозиция «Культура и быт народов Астраханского края») этот костюм весьма самобытен, он изобилует украшениями, но, несмотря на разнообразие форм ювелирных изделий, составляет единый стилевой ансамбль и целостный эстетико-поэтический образ, что было связано как с религиозно-культовыми представлениями об особой уязвимости молодой женщины (фактически все ее украшения исполняли функцию оберега), так и с особым «восточным» взглядом на женщину-дочь и женщину-мать (как показатель материального достатка и общественного положения отца и мужа).
В данном комплексе достигается психологический эффект, заставляющий разглядывать пышное убранство и украшения новой невесты. В то же время весь ее наряд магически оберегал от сглаза, выполняя функцию «завесы».
Хочется остановиться на подробном описании украшений, прекрасное ожерелье, состоящее из жемчуга, цепей и бус из серебряных шариков обволакивает хрупкую шею девушки. Нагрудная часть декорирована двумя видами серебряных застежек козыбасы и кускуйрык, по бокам свисают маленькие бубенчики (конъырав).
Талия подчеркнута двумя серебряными поясами – узким и широким, последний декорирован филигранью, зернью и сканью, к нему прикреплены в четыре ряда монетки. Края и низ рукава также были украшены лентами с нашивными монетками. Интересно продумана и наспинная часть, украшенная астральными оберегами (ийынликъ). В день свадьбы невеста впервые надевала украшения в виде кольца (юзик) на палец и носовое кольцо (алка), что связано с символикой супружеской верности и обладает, согласно архаическим представлениям, способностью переводить человека в иное состояние.
Одной из самобытных и индивидуальных деталей женской одежды карагашек являлся свадебный нагрудник (аспа коькрек). Он был разных форм, контрастного, обычно красного цвета. Богато декорировался вышитым разными цветами геометрическими орнаментами и был неотъемлемой частью нарядного костюма.
Нельзя оставить без внимания и головные уборы ногаек – карагашек. В. Пятницкий так описывает головные уборы «в девичьи косы вплетается шашбау — шнур с кистью кованого серебра. Отличительной принадлежностью костюма невесты служит саукеле — довольно сложный головной убор и бой тастар - громадная шаль, покрывающая всю фигуру» (4. С. 159).
Невесты надевали специальную шапочку «силауш», поверх которой надевался платок. Платки были самые разнообразные – шелковые, парчовые, всевозможных форм и расцветок. Поверх платков надевались шапки, обычно это были высокие меховые праздничные шапки или более низкие повседневные шапочки.
Особый интерес представляет низенькая праздничная шапочка невесты – «кес боьрик», бытовавшая только у карагаш-ногайцев, она декорировалась, как и нагрудник, вышитым геометрическим орнаментом, причем вышивалась не только передняя часть, но и верхушка. Очень интересна и гармонична данная шапочка и по цветовой гамме, она обычно крепилась на макушке к меховой и сверху покрывалась однотонным (обычно белым) платком (тастар).
В заключение хочется добавить, что народная одежда и украшения не только карагашей, но и других групп ногайцев – это богатейшая сокровищница материальной и духовной культуры прошлого. В тысячелетних традициях сосредоточены связи времени, племен, народов, на протяжении веков находящихся в теснейших взаимосвязях друг с другом.
Интересным аспектом исследований является сопоставление характеристик декоративного убранства костюмов ногайцев разных регионов, а также сравнение их на примере ногайцев-карагашей и ногайцев юртовской группы как представителей одной региональной общности в контексте разностадиальности развития от кочевого к оседлому быту.
Библиографический список
1. Гаджиева С.Ш. Материальная культура ногайцев в XIX – начале XX в. М., 1976.
2. Олеарий А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию. Спб., 1906.
3. Пейсонель М. Исследование торговли на черкесско – абхазском берегу Черного моря в 1750 – 1762 годах (в изложении Е.Д. Фелицина). Краснодар,1927.
4. Пятницкий В. Карагачи (по материалам поездки в 1927 года) – Землеведение.
5. Географический журнал им. Д.Н. Анучина. Т. 32. Вып. 3-4. М., 1930.
ПРИЛОЖЕНИЕ
- Бешметы, декорированные стежкой.
2. Фото. Астраханский музей этнографии (экспозиция «Культура и быт народов Астраханского края»)
а. Карагашская женщина в традиционном костюме. Первая треть XXв.
б. Карагашская ногайка в праздничном наряде. Сеитовка. Первая треть XXв.
в.Наряд карагашской невесты. Начало XXв.
3. Реконструкция с фото. Астраханский музей этнографии (экспозиция «Культура и быт народов Астраханского края»)
а. Карагашская женщина в традиционном костюме. Первая треть XXв.
б. Карагашская ногайка в праздничном наряде. Сеитовка. Первая треть XXв.
в.Наряд карагашской невесты. Начало XXв.
4. Эскиз с рисунка С. Батырова Костюм карагашской ногайки
5. Типы декора нижней части бешмета (карагашские ногайцы)
6. Комплекс свадебного костюма ногайцев – карагашей. XIX в. , с. Сеитовка.
(Астраханский музей этнографии, экспозиция «Культура и быт народов Астраханского края»)
7. Типы головных уборов карагашских ногаек
8. Свадебная шапочка «силауш» (Астраханский музей этнографии, экспозиция «Культура и быт народов Астраханского края»)
А.М.Пономарёв
Международная академия управления персоналом
УТЕРЯННАЯ РУКОПИСЬ ДИМИТРИЯ КАНТЕМИРА
И ПЕРСИДСКИЙ ПОХОД ПЕТРА I
В действительности всё совершенно
иначе, чем на самом деле
А. де Сент-Экзюпери
В историографии давно сложилось мнение о том, что суда отплывшие из Астрахани во время Персидского похода 1722 г. попали в шторм, вследствие чего некоторые из них сильно пострадали, в том числе корабль на котором был князь Д.Кантемир. Сразу отметим, что на этот вопрос нельзя односложно ответить, т.к. шторм на Каспии летом 1722 г. действительно имел место, но пострадали совсем не те суда, о которых бытует указанное мнение.
Поход 1722 г. был задуман и воплощен, как грандиозная экспедиция на 274-х судах. Участники похода свидетельствовали, что в число этих судов входили 3 шнявы, 2 больших корабельных бота, 1 гукор, 9 шуйт, 17 тялок, 1 яхта, 7 эверсов, 12 галиотов, 1 струг, 34 ластовых судов, а остальное число составляли островские лодки (4.С.208-209;7.С.205). Общее количество всех судов могло быть 442, т.к. в число морских кораблей не были включены речные лодки.
Царь вместе с А.Волынским находились на корабельном боте, которым правил подпоручик Л.Золотарев. Граф Ф.Апраксин, командующий всем флотом и походом в целом, был на гукоре «Святая Анна», управляемом лейтенантом Ф.Соймоновым. Князь Д.Кантемир шел на шняве «Святой Александр», которую вел подпоручик П.Юшков. Капитан фон Берден руководил шнявой «Святая Елена», будучи начальником ластовых судов. Галиот на котором находился кабинет-секретарь А.Макаров с канцелярией назывался кабинетным. Капитаны первого ранга М.Гослер и Н.Вильбой (Н.Вильбуа) оставались в Астрахани, чтобы позже отправить прочие суда с провиантом (7.С.207-208).
Персидский поход стартовал из Астрахани, откуда Петр I вместе с упомянутой свитой прибыл к Аграханскому заливу возле одноименного полуострова. Затем был переход к устью реки Терек, и к крепости Тарки, после чего войско возвратилось к недавно построенному Аграханскому ретраншементу, где высадилось на берег и откуда во главе с императором выдвинулось к Дербенту. Кавалерия также шла к дербентской крепости сушей, начиная от Царицына. Часть экспедиции, включая суда с провиантом, не высаживалась в Аграханском заливе, а следовала прямо к Дербенту. К ним присоединились и суда свободные от войск. Такова общая канва похода 1722 г., который сыграл важную роль в истории народов Кавказа.
Однако, как выплывает из названия нашей статьи, он интересует нас как темпоральный и пространственный локус, где произошли или могли произойти определенные события.
Бывший молдавский господарь Д.Кантемир известный своей ученостью и трудами в области истории имел при себе рукопись, которая не сохранилась или же пока не найдена. Она и является целью исследования, а природно-климатические условия бывшие во время похода, – его объектом. Опираясь на первоисточники, попытаемся реконструировать те события.
Останавливаясь на той роли, которую отводил Д.Кантемиру царь во время похода, отметим, что князю было поручено отобрать переводчиков, знающих восточные языки. Для этого он в апреле 1722 г., из числа сотрудников Коллегии иностранных дел выбрал шесть человек (9.С.240-241), которые будут переводить царское обращение к народам Кавказа и Персии. В этой связи на Д.Кантемира была возложена ответственность и за работу походной типографии. Об ускорении отправки указанной типографии и экипажа судна Д.Кантемир писал графу Ф.Апраксину 31 мая 1722 г. из Нижнего Новгорода понимая, как важна своевременная доставка печатного оборудования и рабочих в Астрахань(9.С.245). Тогда же Д.Кантемир просил прислать копию царского обращения для перевода (9.С.246-247). Выйдя из Нижнего на следующий день, «плавучая типография» прибыла в Астрахань 4 июля, а уже 15 июля, т.е за несколько дней до начала похода был выпущен «Манифест Петра Великого народам Кавказа и Персии» на турецком, татарском и персидском языках общим тиражом в 1000 экземпляров (10.Р.70, 4.С.187).
Теперь вернемся к рукописи, упоминание, о которой имеется в «Жизни князя Кантемира» в книге Д.Кантемира «История расцвета и упадка Османской империи» изданной на английском языке в Лондоне в 1734-1735 гг. В английской столице «История расцвета…» была переиздана в 1756 г., а также в Париже в 1743 г., в Гамбурге в 1745 г. и в 1811 г. в Вене. Несомненно, что это был перевод с языка оригинала, которым вероятно был латинский. Сама рукопись называлась «История мухаммедан со времени фальшивого пророка до первого султана Турецкой империи».
Поскольку рукопись не атрибутирована, не сохранилась в списках, копиях и т.д., а есть только упоминание о ней, то можно предположить, что она утрачена, либо она хранится под другим названием, a оттого и неизвестна исследователям.
Не ясно для чего Д.Кантемир брал указанную рукопись с собой в Персидский поход. Ведь, в крайнем случае, он мог оставить ее: 1) в доме губернатора Артемия Волынского, 2) в ризнице Астраханского Кремля, или, наконец, 3) у своей дочери Марии Кантемир, которая, будучи на сносях оставалась в Астрахани. С Д.Кантемиром находились также трое старших сыновей, но неизвестно выступили они в поход или остались в Астрахани.
И все же если допустить, что рукопись была, и ее взяли на борт корабля, то где именно и при каких обстоятельствах она могла утонуть?
Отметим, что сам Д.Кантемир не говорит об утрате рукописи. В историографию этот «факт» вошел с легкой руки академика Г.-З.Байера, впервые упомянувшем об этом в «Родословии князей Кантемиров». Относительно авторства «Родословия…» бытует мнение, что оно принадлежит Н.Н.Бантыш-Каменскому, в связи с тем, что тот подарил коллекцию рукописей архиву Коллегии иностранных дел, в том числе и упомянутую, уже после смерти Байера. Как бы там ни было, но ни тот, ни другой не были в походе.
Однако предоставим слово самому историку. «Когда князь Димитрий [со]провождал Государя сухим путем до Дербента, то в то самое время (после 5 августа, когда войско выдвинулось в поход от Аграхани–А.П.) фрегат его с экипажем и с[o] служителями поспешал к семуж месту: но буря к нещастию бросила оной на мель, и все изгибло, исключая тех, кои на нем находились»(1.С.301-303).
Учитывая, что шнява «Святой Александр» не была оставлена экипажем, трудно представить, что пробоина была весьма серьезной. В противном случае было бы упоминание (а его нет ни в одном из известных нам источников), что личный состав корабля был принят на другой, или, что судно не подлежит ремонту и покинуто в море. Поэтому, версия касательно того, что «все изгибло» не представляется вероятной, особенно если учесть, что каюта Д.Кантемира находилась выше «ватер линии». Экипаж (команда до 80 чел.), отдавая себе отчет, о важности той персоны, которая была приписана к судну, должен был сделать все, чтобы все личные вещи князя не пострадали.
Сам Д.Кантемир, будучи далек от военно-морской тематики, все же с должным вниманием отнесся к подготовке к походу и еще в Астрахани хлопотал перед Ф.Апраксиным о выделении ему флотского экипажа, – «време проходит, опасаюся чтоб мне не остатися, а своих у мене таковских людей нет». Ниже прося адмирала о присылке на судно офицера, «чтоб он осмотрел, что надлежит починить» ы случае необходимости (9.С.248-249).
Впрочем, вернемся к Байеру, который продолжает, что «более же всего заслуживала соболезнования князя потеря кабинета и его записок, между коими была рукопись (манускрипт) содержащая историю со времян ложнаго пророка Магомета до Османа перваго Султана Турецкаго, сочинение стоящее ему довольного труда, и достойное лутшей участи». (1.304-305).
Далее ученый несколько противоречит себе, когда, перечисляя все известные труды Д.Кантемира, замечает, что во время шторма на Каспийском море также погиб латинский перевод с молдавского оригинала книги «Хроника романо-молдо-влахийския», до того не упоминая о нем (1.С.313).
В современных работах, посвященных Д.Кантемиру, также встречаются ссылки на то, что «История со времен ложного пророка Магомета…» была безвозвратно утеряна для потомков во время плавания по Каспию. Причем, указывается четкий временной промежуток (24-26 июля 1722 г.), что расходится с версий событий Байера (10.Р.70). В указанное время флотилия под руководством Ф.Апраксина еще не высадилась в на Аграханском полуострове, после чего суда порожняком следовали к Дербенту. В связи с этим мы вынуждены рассматривать всю морскую часть Персидского похода с участием Петра I и Д.Кантемира, чтобы проверить старую и новую версии утраты рукописи.
Теперь стоит обратиться к первоисточникам, которые принадлежат участникам Персидского похода. Начнем с источника стороннего и незаинтересованного. Шотландский офицер на русской службе, врач Дж. Белл утверждал следующее:
«Путь наш задержан был 18 числа [июля] противными ветрами. [………].
21 числа [июля], при наступлении дня, Адмирал учинил знак к отъезду: флот приготовился, и пошел в море благополучным ветром.
Император, последуемый полугалерами, на которых были войска, держали путь в запад, плывя сколько возможно ближе к берегу. А как наше судно, на котором я сидел, было велико, то держалися мы глубины, и правили путь к Теркам. Император и галеры избрали объявленный путь единственно для закрытия себя от ветра, подымающегося при сем в море. И который мог бы причинить печальные следствия. […..….]
24 числа [июля] кинули мы якорь близ устья Терека.
Император и галеры прибыли 25 числа [июля] благополучно (к месту постройки крепости Св. Креста – А.П.).
26 числа [июля] сошел Государь на землю, осмотрел город (Тарки–А.П.) и укрепления и паки возвратился на судно вечером» (2.С.232-233).
Запись от 25 июля свидетельствует в пользу той версии, что серьезного ущерба суда, – на которых находились император и его свита, – не потерпели. То есть, ни о каком кораблекрушении, в этой части морского похода очевидец не упоминает. Дж.Белл прибыл к устью Терека днем ранее нежели Петр I, что было своевременным, т.к. уже 25 июля cам Д.Кантемир писал, что «весь день лавировали, но за противным ветром до Терек дойти не могли».
Другой важный источник очень скупо освещает начало Персидского похода, особенно, то что касается морского пути.
«18 июля в среду в 16 часу Император и Императрица, вышли в поход на Каспийское море с Апраксиным и другими кавалерами [орденов].
19 июля [в] 1 часу ночи отправился в поход астраханский губернатор Артемий Волынский» (5.С.247).
Остальные сведения «Дневника…» уже относятся к более позднему времени, и о каких-либо катастрофах в них также нет ни слова. Все же опасность кораблекрушения на неизведанном российскими моряками Каспии, существовала. Ф.Соймонов отмечал, что 21 июля флот стал на якоря возле о.Четыре Бугра, а на следующий день на гукоре Ф.Апраксина в присутствии царя был созван совет, на котором определили в случае если «погода суда разнесет, то собираться им к устью реки Терека. […] Гукеру и двум шнавам, на коих были граф Толстой и гнязь Кайтемир (sic!), ехать подле берегов так блиско, как глубина дозволит» (8.С.400).
Д.Кантемир в своем походном журнале Астраханской экспедиции (так он назвал Персидский поход – А.П.) события перехода к Аграхани описал более чем скупо для особы «пострадавшей от шторма».
«Июля 18 числа – из Астрахани в поход отправился по полудни в семь часов с половиною.
21 [июля]. К четырем буграм приехали в 7 часу по полудни. Я ездил к Адмиралу и тотчас в поход пошли, а имянно в 8 часов пополудни.
24 [июля]. С Его Императорским Величеством и с Адмиралом съехалися за 2 мили до Терек, откуда все поехали, а мы на мели осталися, а как с мели сошли, погода утихла.
25 [июля]. Весь день лавировали, но за противным ветром до Терек дойти не могли» (9.С.283).
Переводчик Петербургской Академии наук И.Ильинский состоявший при князе Д.Кантемире вел «Повсядневные записки» в которых запись датированная 24 июля содержит следующее: «С Императорским величеством и с адмиралом съехалися за 2 мили от Терек, откуду все поехали, а мы на мели остались»(9. С.294).
В другом источнике, названном как «Краткое нынешнего во Асию похода описание» Д.Кантемир говорит о том, что «Императорское Величество и Императрица Государыня и господа министры и генералы со своими командами из Астрахани в поход флотом отправишися июля 18 дня. И высоким Его Императорского Величества щастием, как боевые, так ластовые суды и островские лодки чрез Каспийское море благополучно преплыв в Аграханской залив всем флотом прибыли 27 рано»(9.С.259). То есть, факт о том, что судно Д.Кантемира село на мель, здесь уже опускается как несущественный. Но ясно одно, что это событие не принесло значительного ущерба шняве, в виду отсутствия упоминания об этом.
Теперь рассмотрим ту часть морского похода, когда войска высадились на берег, а суда следовали к Дербенту. Сразу заметим, что версия Байера более правдоподобна, т.к. корабли попавшие в шторм были уже более непригодны. Но и она не соответствует всему, что случилось далее.
Ф.Соймонов, как наиболее заслуживающий доверия очевидец так писал о событиях : «Между тем еще больше приключилось нещастий, кои как касались до транспорта провианта, весь поход остановили. Под прикрытием капитана фон Вердена стояло пред устьем речки Милуктения 12 нагруженных мукою ластовых судов, из коих подлежало муку выгрузить, и печь хлебы, и сушить сухари для продолжения похода. Над сим поручено смотрение бригадиру Левашову, который имел у себя в команде 4000 человек солдат. Но за ночь пред выгрузкою возстал с севера жестокой ветр, от которого ластовыя суда течь начали. Они держались до полудни; воду выливали из них всеми силами. Наконец, как течь умножилась, и к выливанию воды сил больше не доставало, то не было уже другого средства, как отрубить якори, и шедши на берег, садиться на мель. Одно судно последовало за другим. В часа два все 12 судов на мель сели. Легко можно себе представить, что тогда много муки подмокло и испортилось. Но выгруска за то была легче солдатам: ибо могли они все с судов переносить [сразу] на берег. […] По учинениии сего, суда были разломаны, и дрова употреблены на печение хлеба.[…] Две тялки с купеческими товарами, равное имели нещастие с ластовыми судами.[…] Тялки принуждены были также идти на мель, и как ластовые суда на дрова были употреблены. Напротив того большие суда (sic!) остались невредимы» (7.С.237-238).
Так видно, что утверждение. Байера о крушении шнявы «Святой Александр» не подтверждается участником похода, о чем свидетельствуют сноска Ф.Соймонова (повторенная И.Голиковым), который уже тогда уличил академика в экстраполяции ущерба от шторма с одних судов на другие (7. С.238-239; 4.С.262).
И.Голиков весьма удачно скомпилировавший труд Ф.Соймонова касательно этих событий в своем труде писал то же, что и последний, продолжая далее, что «...сего хлеба было весьма недостаточно к произведению намерений монарших (продолжать поход в Закавказье и Персию – А.П.). Правда, осторожнейший Государь давно уже послал повеление в Астрахань капитану Виллебоа (Н.Вильбуа), дабы он порученныя ему 30 провиантом же нагруженных судов привел из Астрахани, которых прибытия ожидали еще прежде сего нещастного приключения…» (4. С.261-262).
Сознавая, что доставка Н.Вильбуа хлеба к Дербенту никак не соотносится с кантемировской рукописью (он вел только ластовские суда), все же продолжим дальнейшее наблюдение. В связи с указанными событиями запасов муки оставалось недостаточно, чтобы следовать в Персию, а посему «…послан капитан-лейтенант Бернард на шняве, а на другой день лейтенант же Соймонов на гукоре к капитану Виллебоа, чтоб и его уведомить о сем положении в армии, и чтоб он уже не отваживался пускаться в море с теми провиантскими судами, а буде он вышел, возвратиться к Аграханскому ретраншементу, дабы там войско на возвратном пути своем могло у него запастись провиантом» (4.С.264-265).
Тем временем, 28 августа 1722 г. был созван совет, на котором определяли сроки ожидания припасов от Н.Вильбуа и соответственно дальнейшего плана действий. На наш взгляд самую здравую мысль в этом положении высказал именно Д.Кантемир. Он предлагал в случае доставки продовольствия к 10-15 сентября, немедленно продолжать поход, т.к. к середине сентября появится новая трава, необходимая для скота. В противном случае князь советовал послать 4-5 тыс. войска для взятия Баку, а захватив его оставить в нем, наряду с Дербентом и Тарки – гарнизоны. «И так [в] нынешней год войне конец учинить» (9.С.251).
В тех условиях Петру I не оставалось ничего другого, как закрепить достигнутый успех, не развивая план кампании дальше. Тем более, что удача не сопутствовала ни царю, ни его мореходам. Так, когда Н.Вильбуа «из Аграхани и в море к Дербени отправился, где большею погодою на мысу Уча (мыс будучи оконечностью Аграханского п-ова назывался еще Уча-косою, сейчас это о. Чечень) оные суда разбило, которые и потонули. Бывшие ж на тех судах служители от потопу все спаслись, и оными из показанных судов артиллерию и припасы, також и провиант с немалым трудом выняли»(3.С.1197). И.Голиков, несколько оправдывая рвение капитана писал, что «между тем же сей Виллебоа опасался, дабы войско же в Дербенте не претерпело недостатку в оном отважился на свое щастие пуститься в море; но лишь только выступил на открытое море то возстал жестокой штурм с югу, от которого все суда течь начали, и …принуждены были посадить суда, также как и под Дербентом на мель; сие учинилось у самого конца Аграханского мыса» (4.С.265).
Петр I поручив войско Ф.Апраксину, 29 сентября отплыл в Астрахань на три дня прежде остальных, куда 4 октября благополучно и прибыл. Но Ф.Апраксин, П.Толстой и, очевидно, Д.Кантемир вместе с войском «претерпели ужасный штурм, продолжавшийся четверы сутки. Штурм сей подал причину разславить в Астрахани о кораблекрушении, а паче островских лодок, что чрезвычайно опечалило монарха; но по щастию слух сей был несправедлив: ибо все суда спаслись и прибыли благополучно в Астрахань» (4.С.276).
Казалось бы вот и все. Но запись секретаря князя Ивана Ильинского от 20 октября 1722 г., дает право на жизнь версии, о том, что рукопись бралась с собой в поход, и более того могла находиться на другом судне, нежели шнява «Святой Александр». Однако, мог ли Д.Кантемир доверить ее хранение своему секретарю, который не уберег свои документы? «Прибыла и тялка; между иными вещьми ящик мой с письмами, там же было и розариум (гербарий – А.П.), в море опустили» (9.С.297).
Но возвращает манускрипт к жизни наш современник, известный астраханский краевед А.Марков, который предполагает, что неозаглавленная (без титульного листа) рукописная книга, хранящаяся в Астраханском кремле, и может быть объектом многолетних поисков. Однако, справедливости ради он отмечает, что никто из современников Д.Кантемира не ссылается на утерянную работу, а значит не видел ее (6.С.140).
Кто знает, жива ли рукопись!? Время покажет…