Алексей Бойко Инсайд май майнд
| Вид материала | Сценарий |
- Ном лекция "Майнд-менеджмент новая скорость мышления", 9.73kb.
- Бойко Виктор Сергеевич Йога. Скрытые аспекты практики, 4262.99kb.
- Проект рішення колегії головного управління агропромислового розвитку з питання «Про, 255.36kb.
- Поводом для обращения к Вам послужило известие о том, что в Москве арестован Василий, 16.52kb.
- 129090 г. Москва, ул. Каланчевская,, 541.78kb.
- Антропосари й «осинушк и» рома, 9364.5kb.
- Коммерческий закон, 3427.18kb.
- План на 2010 год, тыс рублей в т ч. план на январь-май, тыс рублей Факт за январь-май, 112.15kb.
- Монах в новых штанах, 95.7kb.
- Применение майнд-машин в спорте, 380.48kb.
Сцена 10
Конкин
Завсегдатай
Дохтур
Мальчики выставляют печальные интерьеры.
Конкин (лежа на спине): - Когда-нибудь я тоже все-таки умру. Белесая или сизая мгла залепит мои глаза, но… Но какой-нибудь ясный цвет огня расправит все передо мной… Я пропаду и, уже не я, опрокинусь, сгину - туда…
Завсегдатай: - Он открыл глаза, зная, что сейчас, вот-вот, все надуманное им уйдет, и все ушло… Он еще не умирал и поэтому не увидел ни мглы, ни цвета огня. Вместо этого он увидел небо. Тогда он сел и посмотрел на себя, а потом обернулся. Всмотрелся туда, вверх от реки, по взгорку. Церковь - да, та самая. Надо было идти. Пыльная тропа вела к кладбищу не напрямую, а с широким загибом. Словно давала время.
Дохтур: - Он, что ж, уверен, что найдет могилки по памяти?..
Конкин шагает через ограду, шатает скамеечку и садится. Достает стаканы, ставит на холмики в мох, льет водку, накрывает ломтями хлеба, раскладывает карамель и сушки. Пьет.
Конкин: - Что ж там, все-таки?
Завсегдатай: - С электричкой он не рассчитал, и выходило так, что болтаться по пристанционному пятачку ему светило едва не до вечера. Осмотревшись, надумал он зайти в столовую. В помещении оказалось тесновато и шумно. Приценившись, взял борщ, котлет с пюре, компот.
Трое Мальчиков за его столом прерывают разговор. Помедлив, один достает зеленую бутыль без этикетки, разливает. Конкин тоже достает свое. Те чуть заметно кивают с пониманием. Все в молчании выпивают, заедают чем есть. Тянутся за папиросами. Исподволь затевается вразумительная беседа.
Дохтур: - Поглядывая иногда за окно и вокруг себя, Конкин как будто замечал и сгущение вечернего воздуха, и другие приметы истечения времени, но, однако же, совсем не желал останавливать на этом внимания. Но вот, невнятно извиняясь и приводя неясные аргументы, мужики расшатано отвалились от квадрата стола, в сизом воздухе в последний раз колыхнулись пятна их остывающих лиц, а потом все уже и вовсе распалось для него в тумане и небытии. Легкость и тяжесть ворочались и перекатывались в нем одинаково огромными шарами, отчего его вкривь и вкось укачивало в потоке оборванных смыслов. Наконец он вывалился в темень улицы и сделал несколько шагов никуда. Повел неровной линией взора, соображая, что же теперь. Он не знал уже и того, откуда вышел.
Появляется бледная фигура Мальчика в саване, с крыльями.
Завсегдатай: - Вот увидел, как бледная фигура приближается наискось: и к нему, но и в сторону. Уже она и близко, но и удаляется все быстрее. Казалось даже, ангел это был, и довольно высокого роста. В отчаянии он всем собою, как сумел, продвинулся к фигуре, выдавливая страшные и вопросительные звуки, но ответом ему могли бы стать какие угодно слова: не понял бы он их никак и ни за что. В эту значительную минуту тротуар вдруг вздрогнул, покосился перед ним и с размаху ударил в лицо. Ого! Вот то ли совсем его не стало, то ли нет еще, но как-то сразу вознесся он над оврагами и горами, и - мимо, мимо кладбища, мимо печей с высокими трубами, и - вверх, над ними, надо всем, что знал и мог, раскидывая узкие руки, направился он. Выше, выше! Но… Уперся лбом словно в лед, взглянул сквозь него - о!
Конкин: - Что же?
Завсегдатай: - Да ничего, давай выше, если сила есть. Пошел. Холодно. Чем выше к небу - холоднее. Над ним - лишь лицо или голос, лишь звон или голос издали. Барабанил последний в эту осень дождь. Да паническая луна освещала пространство…Это бывает редко. Может быть, и не редко, но для этого надо бы чаще гулять - чтобы увидеть. Гулять подальше, хорошо если - в не паханных еще лугах, и в средней полосе, и чтобы небо уже понемногу темнело. Это бывает: от спокойной земли поднимается и расправляет на секунду мглу цвет родившегося огня. Значит, кто-то ушел.
Вспышка.
Затемнение.
Сцена 11
Завсегдатай
Дохтур
Квартира Глюка.
Завсегдатай: - И еще. Тут можно было бы спросить себя, а каково бы было первое, поверхностное, скорое, но общее воспоминание о Конкине, отличном этом парне и мужчине… Ну… Скорое и общее воспоминание у нас - поминки.
Мальчики, Девочки и все прочие действующие лица изображают то, о чем говорят Завсегдатай и Дохтур.
Завсегдатай: - Из хорошо известного нам кабинетного окна, из бездны, вползают, втягиваются на паркет участники… Первым является проверенный официант с постящимся лицом. Он - во главе процессии увешанных пакетами серьезных Мальчиков. Столы выстраиваются сложно - наподобие костяшек домино в финале долгой партии, хвостами уползают из гостиной в дебри коридоров. Столы покрыты бог весть чем: скатертями всех оттенков, простыней, полотнищами отмененных флагов, холстами с набросками картин, наконец - едва не плащаницей. Застенчиво являются бесшумные хасиды. Лишь шарканье, пристойный тихий кашель и шелест шепота. Придерживаются табунком. На стол старик со стуком ставит огромную бутылку самогона, кладет батончика четыре чесночной колбасы.
Дохтур: - На подоконник, поправляя юбки, взбираются из пропасти четыре аккуратных проводницы. Одеты празднично. Приносят очень много: четное количество гвоздик, конфеты, торты, пирожки, копченая курятина, салями, помидоры, боржоми, четыре водки, хлеб. Здороваются бегло, набрасываются помогать.
Завсегдатай: - Вдруг с вертолетным треском вносится и Юра. Зависнув над столами, разбросив крылья-руки, глядит на место действия. Не может скрыть улыбчивые зубы. Едва справляясь, прячет. Планирует на шкаф, легко соскакивает, из карманов летной куртки тянет фляжку спирта, коньяк, Киндзмараули, Ахмету, бутылку пива, еще коньяк и снова спирт. Здоровается поголовно за руку с официантом, проводницами, потом с хасидами. Сорвавшись, перелетает к санузлу, шумит водой бачка и возвращается, совсем повеселев.
Дохтур: - В окне - четыре черных глаза: Имма Сумак и приодетый негр. Застенчиво перелезают, как пантеры. Юра обнимает смуглую певицу, снимает с шеи негра спелые бананы, целует, поминает фестиваль, проводит в комнаты, знакомит.
Завсегдатай: - Вот вваливает страшная толпа: скрипач и венгры, с ними почему-то Кристина, бледный Модильяни, Шишкин, Марина. Не все еще: чуть дальше фатоватые Шипковы в кепках, Мишаня и Иван, Рублев с Да Винчи с посохами, пьяный Пушкин… А он-то здесь при чем?!. Все? Нет, еще Толстой и Павлик.
Дохтур: - Выходят бабки, деды, с одним – охотники на мамонта, мать в очках и каменный отец. Здесь - покраснелые глаза, платки, сморканье. Жены не видно…как улетела, так пока и не вернулась, что ли… Не видно, в общем, и хозяина представленного помещенья.
Завсегдатай: - Какой-то рык… Ну да, вон Чучин нос виднеется над подоконником! Не может впрыгнуть. Втаскивается за шкирку. Там даже стая. Нет уж!..
Дохтур: - То, что на столах, из принесенного, - развал, Привоз, безумие и ярмарка тщеславия, иначе не сказать. Упиться.
Завсегдатай: - Когда с трудом расселись, какой-то глубокий, гулкий отзвук звона прошелся высоко у люстры, под сводами, высокими довольно, потолка. Хасиды вздрогнули, Рублев размашисто перекрестился, а Александр Сергеич прыснул, но вовремя замолк. Глаза, однако, подняли буквально все, и Чуча. Глаза увидели качанье люстры, игру ее хрусталиков… От них же - радужные дуги, переплавляясь, создали зыбкий купол. Под ним… Глаза увидели: глаза младенца с кучерявой шевелюркой. За ним - к столам раскрытый женский лик. Услышалось хрипенье, скрежет - из купола, раскалывая звезды хрусталя, вещественно материализовались Трое. Три тоненьких копья составив к люстре, сложили крылья, расселись в воздухе и у колен покрыли плоско воздух белой тряпкой. В центр выставили чашу. Замерли. И вниз глядели.
Дохтур: - Эта сцена длилась бы и длилась, поскольку снизу - обмерли…Упал от помраченья на спинку стула Рублев… Но наконец возник же где-то сбоку, за спинами, хозяин дома. Он вообще давно мелькал уже, на кухне и в сортире… Зорко глядя в лица вдоль линии столов, он проскользил, сказал кому-то что-то, присел к углу. Этим появлением он как-то разрядил, он как-то оттянул от потолка - к себе, к столу, к вещам - внимание, слова, глаза и нервы. Все заговорили. Разлили. И хозяин встал.
Завсегдатай: - Его слова, глухие, веские, приличествующие и короткие, упали прямо, тяжело и точно. Все с шумом поднялись. Поднялись бокалы. Тяжелыми глотками выпили, кто что.
Дохтур: - Ну, а потом…Вон у камина Пушкин взялся тараторить с негром. Читал ему. Негр плакал и не понимал, и сливы глаз стекали с шоколадных щек. Хасиды как один таращились на венгров. Те пели, матерно и стройно, а двое подрались из-за роскошной проводницы-польки. Ближе к ночи заныла скрипка, хасиды - оживились. Шипковы, Мишаня и Иван, под столом щипали ляжки Кристины. Деточка смущалась: ей больше нравился Иван. А Шишкин много ел. А Леонардо - спал. Куда-то подевался Модильяни. Не выдержав, он снова умер… Марина яростно писала на салфетке.
Завсегдатай: - Под утро Юра, с трудом перелетая, хватал гостей за лица с вопросами «ты кто?», «ты разве жив?». В некоторых случая запутанно записывал в планшет фамилии и даты жизни. Кричал с вопросами и в потолок…
Дохтур: - И при этом никто нигде не видел больше Глюка!... Вот.
Завсегдатай: - В общем, так и разошлись. Между тем, я закончил курс и служу по профилю. Неплохо сработались мы теперь и c коллегой Дохтуром. Иногда вечерами мы много говорим. В свободные от дежурства дни пристрастился и я расхаживать где-нибудь парками окраин, а то и подальше, в лугах или лесом. Лишь паническая луна иногда не дает мне покоя. Часто ли вы видели луну, пусть и паническую, именно в дождливую ночь?!.. В остальном же все у меня хорошо.
Обнявшись, уходят.
Затемнение.
Занавес.
* * *