Geum.ru

Мир принадлежит вам и в то же время нам, но, в конечном счете, вам

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16

--Давай! – кричал Вадик, приходя в раж. – Бросок через левое бедро с захватом правого я…а!

Теперь уже Игорь сумел со всей силы нанести Славе удар локтем в подбородок, и тот отлетел и почти упал на лопатки, но вовремя оперся на локти. От порыва ветра замигал свет факела, и, кажется, зрители пропустили интересную деталь поединка. По радио изголялся солист «Led Zeppelin». Удар, который совершенно не ожидал поднявшийся и едва повернувшийся Игорь – удар правой ногой в грудь поверг его на землю и на сей раз на обе лопатки.

--Все! Готов! – Петя выскочил на ринг. Он тоже в девятом классе подумывал заняться восточными единоборствами, но далее мимолетного увлечения у-шу не пошел.

Они со Славой подняли Игоря, и противники все-таки пожали друг другу руки, хотя было видно, что Игорь в бешенстве. Бокс не выдержал против каратэ. Хотя они заранее договорились именно о таком исходе, но Игорь надеялся на какую-нибудь спасительную случайность. Он не ожидал, что это будет так скоро.

Восхищенные девчонки наградили и победителя и побежденного овацией, Вера поцеловала Славу во вздувшийся от удара подбородок и потрогала ссадину на щеке. Мырзя вышла на ринг и заявила:

--А сейчас я буду танцевать.

--Танец живота? – переспросил Петя.

--Его самого!

--Так, Ботан, быстро ищи ту индийскую радиостанцию, а иначе… ну, ты понял, чё с тобой будет, -- Слава наслаждался своим триумфом. А Игорь довольствовался тем, что Слава ему рассказал об откровенном предложении Мырзи и своем отказе – бывают же честные люди! На самом деле, Слава опасался Верки, которая зорко следила теперь за любыми телодвижениями Мырзи в направлении своего парня. Но Игорь не сказал Мырзе ни слова и даже простил ее – ничего не поделаешь, он влюбился в нее…

Петя нашел, к счастью, индийскую музыку, причем, очень громкую, и Мырзя начала танцевать. По правде говоря, танцевать танец живота она, конечно, не умела, но зрители не были искушенными в подобных зрелищах и с восхищением, горящими глазами смотрели на танцовщицу. Мырзя поворачивалась, вертела руками на уровне головы, крутила красивым животом, на котором еще замечался след от ожога. Она вовремя вспомнила, что танец живота полагается танцевать с кинжалами, и прихватила Игорев крис. Танец ее предназначался, прежде всего, Славе, который сегодня утром как дурак замялся и сказал ей, что ее он не хочет. Мырзя испытала при этом странное и редкое чувство наслаждения безнаказанностью, вроде того, которое она уже испытывала в самом конце мая, когда стояла со знакомой девчонкой на крыльце школы, а слева очкастая ученица-отличница из Петиного класса, увидев идущего к ним от автобусной остановки Петю, сказала очень громко, когда он уже подошел к крыльцу: «Мне однажды говорили, что я буду гордиться, что училась с Мухиным в одном классе!» Петя это слышал, однако гордости своей не показал. И тут знакомая Мырзи – девчонка из другой школы, баловавшаяся травкой, откровенно и громко ее спросила: «Ты уже пробовала анальный секс?.. Попробуй. Классно!» Это услышала какая-то некрасивая и немолодая родительница, которая забирала с занятий своего пятиклассника, пришла в ужас, бросилась в школу и нашла в вестибюле директора. Директор – Павел Николаевич – отличный управленец и завхоз, лысоватый, в скромном пиджаке, уже много что сделавший и добывший для школы, будучи в довольном расположении духа по случаю переоборудования компьютерного класса и победы его школы на городской олимпиаде по географии и симпатизируя, в общем и целом, Вике Мочалиной из девятого класса, которая вчера на последнем звонке единодушно была признана самой красивой и стильной в классе, и ей доверили вместе с самым высоким мальчиком прозвонить в последний звонок, выслушал родительницу с выражением глубокого удивления на лице и, в конце концов, спросил, даже раздраженный: «А вот от меня лично что вы хотите?» Вот будет теперь эта разносить сплетни про школу…

Так что Мырзя танцевала для Славы. Но Слава сидел в обнимку с Верой и вообще мало обращал на нее внимания, а Вера что-то нашептывала ему (не про нее ли? неужели рассказал ей гад?)

Петя чувствовал себя счастливым человеком. Он опять забыл о родителях, видимо, уже поседевших от горя, о том, что им всем уже целую четверть полагалось учиться – обо всем, кроме двух вещей: своей девочки, устроившейся у него на коленях (Ксюша дотянулась до сигары, оставленной Мырзей, и еще раз затянулась), и чужой девчонки, которая красиво танцевала, освещенная красноватым блеском факела и костра, а за ее спиной хлестал в синем проеме выхода из пещеры дождь, и пару раз красиво блеснули молнии.

Но музыка прекратилась, сменилась какой-то англоязычной болтовней, и Мырзя последним аккордом красиво упала на одно колено.

--А стриптиз? – спросил КиШ.

--А перебьешься, -- Мырзя показала ему язык, пошла к Игорю, села рядом и обняла его.


Всю первую ночь в пещере никто не мог уснуть. Со всех сторон в полутьме, которую лишь слабо рассеивали красиво светящиеся угольки очага, дети кашляли, чихали, визжали, стонали, ругались. Мырзя, привыкшая спать в нигляже, так и ходила трижды в отхожее место мимо всех остальных. Дождь лупил без перерыва, гром временами спросонья напоминал удар колоссальной небесной дубины по боксерской груше соответствующего размера. Что-то выло в джунглях. Вдобавок оказалось, что на каменистом полу не заснуть, в ребра давят неровности скалы, а приготовленные подстилки из травы не могут сгладить эти неровности и даже камни, которые то и дело выкидывали из пещеры. Ксюша сначала жаловалась, что ей под ребро давит камень, а потом просто улеглась на Петю, лежащего на спине, заложив руки за голову, попутно заметив, что и он, мол, слишком костлявый ей попался. Петя прыснул от смеха: он фантазировал, как они с Ксюшей будут болтаться по московским аудиомагазинам, «Макдональдсам», он будет дарить ей что-нибудь интересное, а девочка будет встречать его возгласом: «Ну что, мальчишка?! Как делишки?» И вообще они должны жить вместе, если у нее такая злая мама. Петя даже поймал себя на невесомой мысли, что ежели Ксюшину маму от переживаний хватит кондратий, он особенно по этому поводу не огорчится: судьба! Он всегда был фаталистом – с тех пор, как прочел это умное слово в учебнике литературы. В животе у Маши что-то громко урчало, и это разбудило КиШа, который только-только задремал. А Слава лежал в самом дальнем углу пещеры и думал, что это он ловко провернул – убедил Игоря в своем полном безразличии к Мырзе, а теперь можно и самому воспользоваться ситуацией. Только бы их нашли поскорее! Чтобы Игорь не догадался, и они не стали драться по-настоящему. Слава отлично понимал, что против железного захвата сильных рук Игоря не помогут никакие его хикитэ. Слава даже пришел к выводу, что узнай его папа обо всех их приключениях, он будет долго-долго смеяться, обсуждать отдельные эпизоды, но в целом одобрит его поступки. Если бы родители знали, что он жив, они бы не беспокоились о нем. Это беспокойство, не смотря на всю крутость, лишало Славу большой доли куража. «Хоть бы как-нибудь передать весть, что я жив… А там не беда!» А учеба – ничего! Зачтут! Сашка с отцом-антерпренером в Голландии полгода жил – и ничего, зачли. И тут Славе пришла в голову простая и гениальная мысль: перелетные птицы!!! Поймать перелетную птицу, привязать к лапке мешочек с письмом и выпустить… Кто поймает? Слава решил обсудить эту интересную тему с Ботаном завтра же, а сам повернулся лицом к Веркиной спине и закрыл глаза. Новый удар грома! А Дима, лежа в своем углу рядом с недоступной и по прежнему безучастной к нему Валей, продолжал копить обиды и комплексы: «Уйду я от них. Я никому не нужен. Буду жить один…» Тут Мырзя, возвращаясь из третьего похода, наткнулась на Машу и КиШа и мокрая от ливня (она хотела еще по дороге вытереться Машиным платьем) с визгом рухнула на них. Маша не спала, но все равно падение было неожиданным. Она вскрикнула: «Ай, мамочка!» Все уже неудержимо ржали. А Мырзя, извиняясь, слезла с них и пошла к себе, стирая с себя песок и пыль. Маша подумала, что она впервые с января позвала маму, и разрыдалась, уткнувшись лицом в грудь Сергея. Смех прекратился. Игорь: «Мырзя! Что там?» - «Ничего!» - «Чего Машка плачет? Ты ее ударила?» - «Ничего не ударила! Я упала нечаянно!» - «Маш, что с тобой?» Потом пришлось утешать Машу, и опять не спали, пока в проеме выхода из пещеры не забрезжил рассвет.


XV


Утром (все были хмурые и вареные после бессонной ночи, а некоторые девчонки и Эндрю все-таки задремали) Петя обнаружил, что нигде не может найти фотоаппарат.

--А где наш фотоаппарат?

Стали искать. Перебудили всех. Вывернули большой мешок, доставшийся от яванского рыбака. С зажженным факелом обследовали все уголки пещеры – она оказалась еще больше, чем показалось вчера – с длинным коридором куда-то вниз, но коридор обрывался тупиком, а внизу скапливалась вода, которая все-таки откуда-то просачивалась в этой части, но сырость не чувствовалась в остальных частях пещеры (видимо где-то шла вентиляция) – ничего не нашли: ни фотоаппарата, ни его отличной непромокаемой сумки. Слава уже начал ругаться, когда Игорь спросил его:

--А ты не забыл его в лагере? Когда ты его видел в последний раз?

--А х…й его знает…

Начали вспоминать. Вроде во время Трехдневного Дождя сумку кто-то видел. Причем, именно у Пети в клетке. А вот принесли ли его в пещеру? Игорь, Петя, КиШ и Вадик точно фотоаппарат с собой не брали. Значит, его должны были принести остальные.

--Скорее всего, мы забыли его в лагере, -- подвел итог Игорь.

--Я мигом сгоняю! – Петя начал собираться.

--Да потом! – Слава схватил его за руку. – Ничего с ним не случится. Дождь еще идет.

Но Пете, что называется, вожжа под хвост попала, и он все равно отправился. Конечно, он не боялся, что фотоаппарат промокнет и испортится (отличный южнокорейский фотоаппарат не мог промокнуть, к тому же в непромокаемой сумке), но какое-то нездоровое предчувствие обжигало его. Снаружи дождь ослабел, и лишь иногда падали крупные капли. Петя накинул собачью шкуру, а на голову приспособил полиэтиленовый пакет. Он со своим неизменным копьем шел той же дорогой, которой они пришли из лагеря вчера, и даже посматривал по сторонам – может кто-то просто обронил? Но ничего не заметил. Путь к лагерю он проделал быстрее обычного, но ему показалось, он шел целую вечность, и когда вновь увидел покосившийся караван-сарай, даже не сразу узнал его. Дождь вновь усилился. Петя кинулся к своей клетке. Обшарил все. Перевернул и разворошил листья и бамбуковые стволы. Ничего. Петю стал бить озноб: все вместе – стресс и собачья погода. Он стал методически искать в других клетках. Тоже ничего. Осмотрел вокруг кострища, вокруг строения. Даже осмотрел пальмовые стволы – кто-то, может, повесил его ручкой за неровности ствола (он сам так делал пару раз). Нет, ничего, нигде. Однако Петя продолжал поиски под усилившимся дождем до самого вечера, и только когда небо начало темнеть со стороны леса, сел на пороге своей клетки, подперши подбородок руками. Ему не было жалко фотоаппарата как такового, но бесценные фотографии… Когда-нибудь он будет рассматривать их в 2050 году…


Петя почти затемно вернулся в пещеру. По его лицу Слава и остальные сразу поняли, что он ничего не нашел. За время его отсутствия Слава и Игорь наловили крупных чаек (может, это альбатросы) и зажарили трех из них, а также опять набрали под дождем яиц. Слава едва не сорвался со скользкой скалы, но Игорь спас его, и Слава даже испытывал угрызения совести – ведь он собирался так подло обмануть его с Мырзей. Дождь продолжал хлестать по скалам и деревьям.

--Нигде нет. Но он был! Был за день до того, как мы сюда ушли, -- Петя сел у костра и начал греть свои продрогшие конечности. Ксюша стала осторожно сушить собачью шкуру над огнем.

--Точно?

--Да… Значит, он пропал вчера или позавчера ночью.

--А может, -- Игорь подсел к нему, -- его кто-то сп…л?

--Ты думаешь? – Петя повернулся к нему и встретился взглядом еще и со Славой.

--Ну, вот ты – Мент – давай, призвание у тебя такое, -- Слава вышел на вчерашний боксерский ринг и осмотрел свое племя.

Игорь поморщился. А куда еще было идти ему после школы, как не в школу милиции? Он знал, что будет милиционером, подобно родителю, еще в младших классах. Так и появляются семейные династии. Одно время думал об адвокатуре, но нет, не нравилось ему это – каждый раз выходить из здания суда и говорить журналистам, что все судьи обкурились, а его подзащитный – невинный теленок, больной к тому же какой-нибудь совершенно неизлечимой болезнью, которая мигом проходила, стоило его освободить из КПЗ.

--Так, -- Игорь стал рядом с ним (а то еще кто-то выскочит из пещеры под шумок). – Народ! Все здесь? – он сделал эффектную паузу и продолжал. – Какая то… у меня слов нет… украла фотоаппарат. Это точно. Или просто, н…й, выбросил его. Мы не можем его найти…

--Значит, так, б…ь! – Слава моментально пришел в бешенство, глядя на испуганные лица в отсветах пламени очага. – Мы все равно найдем, кто сп…л, но если эта мразь не выйдет сейчас и не признается, я… я не знаю, что я с ней сделаю! Мы тут все на виду. Вещей мало. И этот… украл, как Ходорковский, мать его!.. (батя как-то раз популярно объяснил Славе суть дела ЮКОСа, когда они гуляли по байкальской тайге). В общем, считаю до трех… Если никто не выйдет, смотрите, п…ры!.. Раз… Два… Три…

«Мырзя» -- подумала в этот момент Вера. «Верка» -- подумала в тот же момент Мырзя. Но обе в следующий момент разом подумали: «А нахрена это ей?»

--Стой! – Вера подалась к нему. – Ты на кого думаешь?

--На кого думаю, сейчас узнаем. Сядь, Верка… Значит, никто не признается… Щас будем выяснять. Но учтите, теперь пощады не будет. Начнем с парней.

--Да, я тоже думаю, что сп…л парень, -- согласился Игорь.

Слава и Игорь смотрели на остальных. Пауза затягивалась. Мара спряталась за Вадика – хоть на что-то сгодился! У Маши опять зудела десна, и она полулежала на своей охапке травы (они с Веркой и присоединившейся к ним Мырзей нарвали еще, чтобы лежать было легче и высушили над огнем). Петя первым почувствовал невыносимость молчания:

--Ну, мне-то зачем красть у самого себя? Фотоаппарат-то мой. И вообще когда я что-то у кого-то крал? Или не давал, если просили?

--Да, нет, Петька. Все в порядке. На тебя я бы не подумал…

Действительно, Петя, хотя его родители отнюдь не были самыми богатыми, славился на весь класс щедростью. Когда ему давали карманные деньги, платил в «Макдональдсе» за всех, а однажды одолжил Витьке Римскому триста рублей на DVD-диск с каким-то японским анимэ, и забыл об этом. И Витька забыл.

--Фоток жаль, -- потупился Петя. – Там такие классные были. Еще с круиза. А диски у меня потонули.

--А вы то сами с Ментом? – КиШ испытывал отвратительное чувство, когда его обвиняют в том, чего он не делал, а он не может доказать свою невиновность.

--Мы..., -- Слава не знал, как это сформулировать. – А нам это нахрена?

--А мне? Ты докажи, что это я сп…л, а не выпытывай. Я с Ботаном никогда не п…я, на фотках нормально получился… только вот футболка с КиШем ни к черту…

--А может, это какая-то баба сделала, которая там х…о получилась? – предположил Игорь.

--Хм… Запомним, но лично я сомневаюсь. Попросила бы просто стереть…

--Хэ! А другие бы попросили не стирать!

--Хм… Запомним, но сначала разберемся с парнями, -- Слава сел на камень, который он специально притащил себе с пляжа у подножия Птичьих Скал. – У меня есть подозрение на две дерьмовые личности… Но ладно. Петька, спроси у Эндрю насчет этого дела.

Петя повернулся к Эндрю, который что-то уже понимал – больше по лицам, чем по устам присутствующих:

--Эндрю, самбади столен… хэз столен дзе камера. Ю ду нот нау ху?

--Не «столен», а «стоулэн», -- поправила Юда.

--Ноу, ай ду нот нау, бат ай со дзе камера ин де монин оф дзе дэй, вэн ви сэнд хиа, вэн ю фо тугэда олрэди эвэй хеа.

Юда быстро и правильно перевела на русский.

--Отлично, -- Слава уже потирал руки, – одна дерьмовая личность отпадает, если конечно он не врет.

И Слава совершенно неожиданно кинулся на Диму и прижал его за горло к гладкой стене белого цвета, у которой тот стоял:

--Колись, дерьмо! Это ты?

Дима с неожиданной силой отчаянья и упрямства высвободился и отскочил к огню:

--Да, это я сделал! Я разбил его и выкинул в море! Да! Потому что вы все сволочи!

Первое желание Славы было кинуться на этого маленького паршивца и п…ь, п…ь, п…ь, пока тот не свалится замертво. Но он подавил это желание. С некоторых пор Слава стал мыслить как государственный человек. В его подчинении (о чем бы там они не договаривались с Игорем и Петькой, но он продолжал считать себя главным) было тринадцать детей, и он не мог терять авторитет. Он долго изучал взглядом Диму: мелкий, противный, тупой, трусливый (если б не Петька тогда, загрызла б его собака – у нее клыки какие были!), чмошный, и если Валька ему не дает, кто виноват, кроме него?

--Нет, какая б…ь! Я еще такой не видел, -- Слава отступил к Игорю и положил ему руку на плечо. – Мы с Игорехой – Ментом друг друга будем еще сто раз п…ь, но он мне такого не сделает, и я ему, -- от волнения у Славы в глазах блеснула влага. – А он… Так подставить… здесь… Вот что я думаю: пшел вон! И что б я тебя больше не видел. Никогда, б…ь! Иди топись… А мы его еще спасали…

Дима, с ненавистью глядя на Славу, стал бочком выходить из пещеры, но Слава улучил момент и дал ему здоровенный пинок. Дима почти вылетел наружу, вскочил и убежал. Дождь усиливался. Опять сверкали молнии.

--А может, это он так сказал – набрехал, чтобы нас позлить? – Петя обнял и прижал к себе подошедшую Ксюшу (у нее нервное напряжение всегда приводило в его объятья).

--А мне н…ь! – Слава сел на камень и поглядел на всех злым взглядом. – Я сразу на него почему-то подумал. Х/з почему, не знаю, но было такое… Извини, Вадька, подумал еще на тебя…

Вадик рассмеялся немного истерическим смешком (сказывалось нервное напряжение) и развел руками. А Слава подошел к Эндрю, хлопнул его по плечу и стал вспоминать английский язык:

--Эндрю,.. гуд фэллоу! Ю май фрэнд, ай эм – твой фрэнд. Но не бойфрэнд! Не подумай. Ха-ха-ха!!!

--Все равно, жаль фотик, -- Петя взял отложенную для него порцию жесткого мяса альбатроса, но аппетита у него не было.


Засыпая в тот день, Слава прикинул, что Мырзя ему и в правду не нужна. И даже не потому, что иначе он подставит Игоря. Хотя… Если они поссорятся… И у него возник новый хитроумный план: перессорить Игоря и Мырзю, отдать Игорю Валю (раз она формально освободилась от этого п…а), а Мырзя… Мммммммммм!!

Петя на своем ложе гладил Ксюшу и сочинял, хотя на душе было препротивно, очередную запись в Летописи: «На Сорок Седьмой День (или на Сорок Восьмой? Или на Сорок Девятый День) обнаружилось, что Дима украл и разбил фотоаппарат, и все фотки пропали. Зачем он это сделал? Мы ему ничего плохого не делали. И его прогнали. Насовсем».


Пете приснился ужасный сон: будто он идет по широкой улице, но пройти трудно, так как вокруг множество людей, и все они гораздо старше его, более того – почти все они старики: шатающиеся походки, отвратительные морщинистые лица, уже не выражающие ничего, просто ничего. Не волосы, а чахлые заросли на головах совершенно неопределенного цвета, длинные уродливые носы, уродливые профили, тяжелое дыхание, кашель вокруг. Их голоса отдавались в затылке, будто в пустой большой комнате топаешь ногой. Он попытался растолкать идущих черепашьим шагом, но не тут то было: они не пропускали его. И Петя обнаружил, что он единственный молодой человек на всем пространстве, которое он озирает поверх голов. Но это замечают и окружающие. И начинают цепляться за него. Он почти бежит в толпе, бешено расталкивая всех, но улица все не кончалась. Было лето, и спертый воздух дрожал вверху со звуком, похожим на гудение подстанции. Но на столбах замерзла вода отвратительными соплеобразными сосульками. И тогда сверху со звуком бреющего полета стали падать красные метеоры, которые врывались в толпу и разрежали ее…

Петя проснулся. Пошевелился. Как болезнь вернулась ознобная мысль о пропавшем фотоаппарате. Дождь шумел где-то выше головы. Слышался где-то шепот Маши и КиШа: они что-то громко обсуждали, но что именно, Петя не мог расслышать. Капала вода. Петя сначала подумал, не прибежит ли сюда из джунглей какой-нибудь зверь, но тут же успокоил свой, было взвинтившийся мозг мыслью, что никаких зверей на острове нет. Повернулся к Ксюше: ее спящее личико красиво освещалось последними отблесками очага – ну разве можно не любить такую девочку?! Ему захотелось прижать ее к себе и улететь с околосветовой скоростью – вперед – через всю Вселенную, туда, где больше всего звезд, и еще дальше. Петя удобнее устроился на боку и заснул.


XVI


Прошла еще неделя. Слава, скребя сердце, вставил в китайский магнитофон последний комплект батареек, более мощных, чем предыдущие – их, по его расчетам, при экономии должно было хватить на месяц. Зато он ввел режим жесткой экономии – слушать радио или кассеты только вечером перед сном. Впрочем, кассеты с хэппи-хардкором всем довольно быстро надоели, и дети слушали в основном радио, а на это уходило меньше энергии. О потонувшем лайнере и его жертвах уже практически не сообщали. Зато Эндрю однажды узнал из новостей, что сегодня 22 октября 2007 года, и их Новая Хронология вновь влилась в Общую. И как они раньше не додумались до этого? Вероятно, потому, что здесь практически не ловились русскоязычные радиостанции, только однажды Петя поймал какое-то радио «Свобода»; там говорили гадости о Путине, причем дети большей части просто не поняли и переключили дальше. Петя начал острым камнем на белой стене мягкого известняка – той, к которой Слава прижал на допросе Диму – вести новый календарь: отметил 22 октября 2007 и стал записывать следующие дни, как только просыпался. Он был доволен, что его личные подсчеты и зарубки на Календарном Столбе почти соответствовали действительности – плюс-минус один-два дня. А Маша очень огорчилась, потому, как хотела вот-вот праздновать свой день рождения, а он, оказывается, уже прошел. Зубы у нее уже не ныли, и она энергично наводила в пещере порядок: вымела веником пыль и сор, заставила Вадика и Эндрю углубить ямку для дождевой воды у выхода, где теперь все умывались утром – самому ленивому доставалась уже грязная вода, и вообще суетилась больше всех.