Любовь к Черному Квадрату или Эрос Супрематизма
Вид материала | Статья |
СодержаниеИсповедь употреблявшего искусство Вакцинация штаммов либерализма и фаллоцентризма |
- Философия любви (на основе работы э. Фромма «искусство любить»), 68.76kb.
- Друнвало Мельхиседек Любовь, Эрос и духовный путь, 1475.42kb.
- Возникновение и становление супрематизма, 115.05kb.
- Лекции профессора А. И. Осипова в 2005 году в храме Илии Пророка (Москва). «Пора роковая», 320.45kb.
- Любви в литературе всегда была актуальна. Ведь любовь – это самое чистое и прекрасное, 234.28kb.
- Любовь да не умрет любовь и не убьет, 863.74kb.
- Тренер-Любовь, 113.09kb.
- Виктор Доброславович Любовь или влюбленность?, 2868.55kb.
- Доклад О. Бабинич «любовь мужчины. Любовь женщины. Любовь между ними», 32.05kb.
- Сном уголке между центральной набережной Алушты и курортной зоной «Профессорский уголок», 71.64kb.
Исповедь употреблявшего искусство
Искусство - страшная сила. В обзоре, посвященном всесмирно-историческому значению творчества Анатолия Осмоловского, я рассматривал различные проявления искусства как болезни общества и возможные стратегии доврачебной помощи и и художественной паталогоанатомии. Но самая опастная функция искусства - наркотическая. Искусство - это прекрасный обман и отвлекает от классовой борьбы. Это опиум для народа и фантастическое отражение в головах людей.
Выставка Алексея Беляева : "Стерилизация вещества" в OBSCURI VIRI напомнила мне фантастический боевик, где бравые космолетчики обнаружили планету, атмосфера которой приводила героев в наркотический транс. Соответственно, аборигены глухо торчали от воздуха космического корабля. Выставка Беляева, построенная как историческое исследование, овеществляет смену парадигм наркотического горизонта современной культуры: от старого доброго опиума, через кокаин декадентов к духовным улетам модернистов, потреблявших ЛСД. Опиумной стадии соответствует изящная этажерка, на которой расположен шарообразный аквариум с плавающей там культовой книгой Де Квинси; кокаиновой - блуждающие ассоциации между сигаретами НB и невинным мучеником Николаем Вторым. ("Николай Второй - это ваш стиль"). И, наконец, третий этап смоделирован в виде специальной установки с мигающим телевизором, люминисцентными светильниками и специальным психоделическим аудиоклипом. (Признаюсь, что сам я разделяю преимущественно естественные наркологические наклонности последнего императора, нежели химию творческих организмов его современников-декадентов. Посему и не могу быть объективным. Впрочем, критик и так пребывает в постоянном отходняке в результате передозировки искусства.) В соответствии с отечественной традицией олитературивания всего и вся, художник выбрал следующие матрицы - "Исповедь англичанина, употреблявшего опиум" Томаса Де Квинси, "Роман с кокаином" Михаила Агеева и "Путешествие в ЛСД" Джона Лилли. Так посредством переведения в текстуальный план были интертерриторизированы фармацевтические безумства, а священные напитки поэтов стерилизованы, то есть лишены порождающей силы и низведены до уровня простой метафоры.
Но стратегия историзирования с фатальной неизбежностью возродила ненавистный постмодернизм. Искусство "по-настоящему" не прощает двусмысленности и оговорок, символики, театрализации и бахтинского карнавала. Бахтинизм - уклончивая стратегия интеллигентского побега от невыносимой угрозы кастрации со стороны Отца. Но западное искусство еще в большей степени, чем отечественное, парализовано отравой карнавализма, когда все сводится к шутке или литературной цитате. Все равно все возвратится в ад одномерного общества одномерных людей. Надежда на спасение - только в личном героизме и отказе от искусства как игры. Может быть, только русскому художнику, попавшему в удивительную и жуткую историю без конца и без начала суждено реализоваться в последний раз в безнадежного героя наших дней. Но увы, даже те немногие художники, которые могли бы взорвать искусство и вытащить хоть на мгновение свою хаотическую, болезненную, индивидуальность из затхлого болота обобществленных стратегий, всячески увиливают от такой возможности. Хотя, с другой стороны, какое право у критика призывать к героизму и самопожертвованию?
41 18.06.94
Вакцинация штаммов либерализма и фаллоцентризма
В городе на Неве художественная жизнь носит спорадически-энтузиастический характер, периодически окрашиваемый щизоидными кризами. Русский Музей подтверждает свой высокий рейтинг выставкой Владимира Татлина, выглядевшей преднамеренно сухо и академично по сравнению с нечеловеческой помпой московской экспозиции, срежисированной Юрием Аввакумовым. В первопрестольной Татлин был культурным героем (Тот-который-построил-башню-до-неба-и-деревянную-птицу), в Ленинграде же он смотрелся рядовым Великим Классиком.
Дело музея - пастеризация и консервация. Поэтому и описанная выставка имеет смысл в стратегии паспортизации боковых и дребезжащих дискурсов. Расположенный по соседству с Русским Этнографический музей имеет более продвинутые интересы в области современного искусства. Инсталляция Майкла Ранделла и Роберта Иванова "Семена смерти", расположившаяся в Этнографическом музее составлена из развешанной для просушки прокипяченой одежды и водруженного на постамент алтаря-холодильника. Современное искусство исчерпало все наличные тематизации культурных и внекультурных феноменов, хотя по прежнему самым занимательным обьектом остается тело художника. В зазоре между художественным и физиологическим долго держалась вольтова дуга высокого напряжения, пока прием не автоматизировался окончательно и не упало сопротивление. Утратив резистенцию, тело как обьект и субъект стало декоративным, и внимание художника неизбежно обратилось в сторону энергичных и продуктивных сил разрушения. Открытие Луи Пастера, почетного академика Петербургской Академии Наук, коренным образом изменило всю культуру. Едва цивилизация изжила древний страх перед нашествием номадов, как явилась новая угроза, исходившая от бесчисленных орд мельчайших существ, угнездившихся внутри человеческого тела. Первично проблема была решена в духе имперского лозунга "разделяй и властвуй" - стерилизацией и умиротворением. Но полчища врагов, казалось бы замиренных, но постояннно модифицировавшися и прогрессировавших, вновь начали наступление. Остается опять пропаривать, проглаживать и мыть руки перед едой. “Семена смерти” дают надежду на выживание искусства. Но отдельно от человечества: искусством будущего тысячелетия вполне может оказаться искусство микрорганизмов.
Но не все так безысходно под луной. Есть вещи вечнопрекрасные: феминизм, суффражизм и вечная война полов. Проект Анны Альчук "Девичья игрушка" помещен в граде мужественном, Петровом и предлагает инверсию мужского взгляда на женское тело. Художница разместила вокруг головки Венеры Милосской фото полуобнаженных деятелей московской художественной сцены в позах античных скульптур без головы и рук. Эксплуататор женского тела низведен из под балдахина и подвежен поношению. Безобразные, как экстатик Марсий, тела художественных персонажей в сцене феминизированного суда Париса вызывают в памяти практиковавшиеся искрометными античными феминистками сатисфакции в виде обращения героев и воителей в вепрей и свиней. Ну умолкаю, сокрывая от воительниц свою инфицированность эксплуататорской мускулинностью. Политическая корректность, скажу вам, есть способ вытеснения подсознания.