Любовь к Черному Квадрату или Эрос Супрематизма

Вид материала

Статья

Содержание Прыжок в пустоту над батутом Государство и виртуальная контрреволюция.

Подобный материал:

• Философия любви (на основе работы э. Фромма «искусство любить»), 68.76kb.
• Друнвало Мельхиседек Любовь, Эрос и духовный путь, 1475.42kb.
• Возникновение и становление супрематизма, 115.05kb.
• Лекции профессора А. И. Осипова в 2005 году в храме Илии Пророка (Москва). «Пора роковая», 320.45kb.
• Любви в литературе всегда была актуальна. Ведь любовь – это самое чистое и прекрасное, 234.28kb.
• Любовь да не умрет любовь и не убьет, 863.74kb.
• Тренер-Любовь, 113.09kb.
• Виктор Доброславович Любовь или влюбленность?, 2868.55kb.
• Доклад О. Бабинич «любовь мужчины. Любовь женщины. Любовь между ними», 32.05kb.
• Сном уголке между центральной набережной Алушты и курортной зоной «Профессорский уголок», 71.64kb.

Прыжок в пустоту над батутом

Способность летать - вековая мечта человечества. Сие желание, как и всякое нескромое алкание дополнительных к табельным свойств и приспособлений, немного отдаёт демонизмом - извесно, как и в обмен на что приобретаются такие сопсобности. Намазываешся мазью из симпатичной баночки - и на помело, на Лысую гору. Вовсе не случайно именно эта метафора стала основополагающей идеей большой международной выставки “Прыжок в пустоту” в ЦДХ. Девиз этот совпадает с неофициальным названием знаменитого произведения Ива Кляйна, которое официально именуется “Навязчивая идея левитации или Живописец пространства бросается в пустоту”

В настоящий момент уже просто бессмысленно предаваться фрустрациям на тему "На Западе это уже было" и что бедное русское искусство обречено на вторичность. Русское искусство обречено на несколько иной контекст, чем западное, но не настолько экзотический, чтобы выступать для него в качестве долгожданного "другого". Вообще говоря, и тема полетов и левитаций давно уже отыграна русской культурой еще во времена парящих в тверди космической архитектонов Казимира Малевича или сдавленного до хрипа мученическими усилиями "Летатлина" и свободного парения "Летающего пролетария".

Жизнь западного художника сложна - любой его самый безумный жест, любая патологическая выходка упираются в пустоту, в ватное, доброжелательное безразличие публики. Статья Надин Дессандр в каталоге начинается с гимна демократии, которая-де расширяет возможности художника и убирает с его пути последние препятствия. Да, капиталистическая демократия орошает современное искусство, но она же и удушает его вседозволенностью, порождающей только инфантилизм. Бедному западному художнику, избалованному анфан-терриблю в аристократической семье, дозволяется все или почти все, тем более что он всегда готов проявить разумное самоограничение и остановиться на пределе, сделав вид, что все его безобразия - просто игра. Есть от чего возжелать полета и парения. Клейн после того, как попробовал полететь по-настоящему и больно ушибся, предпочел свой полет сымитировать над батутом и ограничился фотомонтажом.

В отличие от западного, русский художник вынужден постоянно преодолевать видимые и невидимые препятствия в окружающей среде и проклятие своего тоталитарного Отца, которые и лепят его художественное тело. Его жесты более скупы, ибо вызывают адекватную реакцию. Там, где венскому акционисту Герману Нитчу требуется пролить реки настоящей крови, хотя и взятой из жил животных, русский художник просто магически совершает острижение, как Александр Юликов. Бесконечная неопределенность социальной позиции настолько велика, что не требует никакой дополнительной мистификации; нарциссизм настолько безграничен, что вовсе не требует специальных публичных манифестаций. В подробном каталоге патологических отклонений и девиаций, представленных на выставке, русское искусство выглядит сумрачным, неопределенным и менее радикальным.

Но все смешалось в русском искусстве. Гости съезжались на дачу. Современное русское общество напрочь забыло о бедном страдающем художнике, попавшем в вакуум всеобщего безразличия и этической неопределенности. Конечно, ветеранам эскапизма покойно в этой расслабляющей атмосфере, но что делать всем остальным? Даже неутомимый Александр Бренер, который не преминул выставиться "по-настоящему" и возник на вернисаже с дикими криками "Почему меня не взяли на эту выставку?", по шею облаченный в колготки, не вызвал ровным счетом никакой реакции. Секьюрити презрительно поморщились, а публика переспрашивала: "Это не Дмитрий ли Саныч кикиморой кричит?"

36 25.05.94

Государство и виртуальная контрреволюция.

Стиль социального активизма плохо приживается на наших семантических нивах. Печальная память о былой обязательности высшей меры искусства при социализме - большой тематической картине - лишает наших художников возможностей, которые предоставляет активизм в современном приоткрытом обществе. Беда в том, что сегодня язык власти представляет собой бесконечно аморфный и невнятный текст без грамматики и вокабулярия, не дающий материала для артистических и социальных спекуляций. Искусство утратило материал и источник вдохновения - вечного оппонента, и снова обречено на мелочевку приватного языка кухонь и спален.

Казалось бы, возглас: "Я ненавижу государство", выбранный московским художником Гией Ригвавой для названия персональной выставки в галерее "1.0", обязывает к прямому высказыванию. Тем не менее, все, что могло хоть как-то прояснить взаимоотношения Ригвавы и государства, на выставке, увы, отсутствовало в видеоинсталляции из обращенных друг к другу мониторов, с которых безмолвно смотрят "глаза в глаза" мужчина (сам художник) и женщина. Тивисеты изящно украшены красивыми искусственными цветочками, стены галереи - симпатичными фото наплывающих друг на друга московских видов. Если б не маленький обман с названием, можно было бы рассматривать выставку как изящное исследование о технологии производств виртуальной прибавочной стоимости.

Направленные друг на друга мониторы создают особое пространство между виртуальным, то есть воображаемым, и физическим измерением. Виртуальные энергии в своем мощном и незатейливом движении переливаются с одного аппарата на другой, мимо физических тел интерактивных зрителей. Экраны при этом выполняют роль стенок лазера, между которыми мечутся, аккумулируясь, энергии светового луча. Заметим, однако, что эта проблематика уже отработана в видеоинсталляциях корейского художника Нам Джун Пайка, а в отечественном искусстве - в раскрашенных в яркие импрессионистские цвета телевизорах Михаила Рошаля, гнавших друг на друга монументальный шум идеологического советского ТВ. Нулевой уровень письма: зачем этим железкам, собственно, знать об интимной жизни друг друга?

Ригвава вносит в эту классическую для видеоарта тему самозамкнутой и самодостаточной интерактивности мониторов сентиментальную актуальность человеческого отчуждения и невозможности коммуницирования. Так старые знакомые, после долгой разлуки приходя к друг другу в гости, ограничиваются перевариванием салата оливье под убаюкивающее урчание телевизора.

Предыдущие знаменитые видеоинсталляции Гии Ригвавы отличались несколько избыточной и агрессивной акустической жестикуляцией. Сохраняя внешнее холодное спокойствие, он революционно возглашал: "Не верьте им, они все врут!" Или столь же категорично убаюкивал неоспоримой властью художника: "Ты можешь положиться на меня!" В общем, выступал в роли протагониста из учебника занимательной логики (Встретив таитянина, который вам говорит, что все таитяне лгуны, вам следует вычислить, значит ли это, что ваш новый знакомец не таитянин и каковы его гастрономические пристрастия). Но теперь-то стало понятно, к кому так искренне и натужно взывал Ригвава. Сии коаны никем не воспринимались как проявление прямолинейного стремления к неприемлемой и глупой в наших условиях политической корректности.

В сопроводительном тексте Владимир Левашев настаивает на том, что "голос - знак принуждения, свобода безмолвна". Кажется, это типичное заблуждение. Самое страшное - ожидание в ночной тишине звонка в дверь или молчаливое сопение за спиной на пустынной ночной улице. Свобода - осознанная необходимость орать, срывая связки. Так что новое высказывание Ригвавы свидетельствует о наступлении совсем уж страшных времен: прокричав "Я ненавижу государство", он противопоставляет языку власти и насилия язык интимной, приватной сентиментальной чувствительности. Сегодня все прогрессивные люди не могут прятаться в кущах интимного и обязаны встать плечом к плечу на передовых позициях войны языков.

Ну вот, все по поводу искусства. Пора, пора на баррикады.

28 мая 1994