В. Ф. Чешко Август 48 Урок

Вид материалаУрок

Содержание


Глава 4. Изменения в социополитическом контексте развития генетики и селекции (1929-1948 гг.). Карьера Трофима Лысенко, которой
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   42

Глава 4. Изменения в социополитическом контексте развития генетики и селекции (1929-1948 гг.). Карьера Трофима Лысенко, которой не должно было быть


«Не связывайся с ссылка скрыта: он тебя с огурцом скрестит».

Андрей Жданов  сыну


К концу 1920х гг. институциональные позиции классической генетики в советской системе государственного управления наукой кажутся незыблемыми, политический статус Н.И.Вавилова и А.С.Серебровского у руководства режима достигает высшей точки.

C точки зрения членов научного сообщества все свидетельствовало о налаживании нормальных (или почти нормальных) отношений между Властью и Наукой. В,И.Вернадский, ранее считавший события 1917 г. национпльной катастрофой («Все изгажено и ухудшается...»), позднее, в том числе, и наблюдая положительные результаты сотрудничества своих учеников с Советской Властью, пришел к выводу: «Сейчас результаты научной работы в пределах России очень велики, и с ними приходится считаться здесь всем. Русские ученые, оставшиеся там, делали и делают большую мировую работу» [264,Колчинский Э.И., 1999]. «В годы НЭПа практически всем крупным биологам, независимо от их происхождения и политических взглядов, была предоставлена возможность продолжать исследования, руководить лабораториями, кафедрами, институтами, готовить научные кадры. У научной интеллигенции, издавна считавшей, что царское правительство практически игнорировало нужды науки, были основания полагать, что большевики создали обстановку, стимулирующую научные исследования, вовлечение в них талантливой молодежи. Не случайно 20 - 30-е гг. стали периодом наивысших достижений отечественных ученых в эволюционной теории, генетике, экологии, этологии и т.д. 1920-1925 гг. характеризовались беспрецедентным ростом научных учреждений. Создавались новые научные учреждения в рамках Комиссии по естественным производительным силам (КЕПС) и АН СССР, при наркоматах и ведомствах, в том числе для отраслей биологии, признанных базовыми для марксистской идеологии и реализации грандиозных государственных планов. Лояльная к науке политика большевиков воплощалась в организации кафедр по новейшим биологическим специальностям, в основании биологических и философских журналов, в переводе на русский язык сочинений классиков биологии и западных ученых. Особое внимание уделялось эволюционной биологии и генетике, на которые возлагались большие надежды в преобразовании общества, сельского хозяйства и природы»,  соглашается с ним известный современный историк Э.Колчинский [265].

Во второй половине 1920х годов в науку приходит первое поколение послереволюционной интеллигенции, испытывающей заметное влияние марксизма. Среди генетиков выделялись И.И.Агол, Н.П.Дубинин, С.Г.Левит, И.М.Поляков, В. Н.Слепков, Е.А.Финкель­штейн, и др. Немногим старше их А.С. Серебровский (ему в это время исполнилось 35 лет). Его успешная деятельность по согласованию теоретико-методологической базы генетики с философией марксизма, превращавшемся в идеологическую догму, получил мощное подкрепление благодаря открытию мутагенного действия рентгеновских лучей Г.Меллером. Это позволило выбить фактографическую опору для упреков менеделевско-моргановской парадигмы в витализме и агностицизме. Газетная статья А.С.Серебровского с сообщением об этом открытии сама по себе служит образцом блестящего владения метафорическо-ассоциативного кода партийных фунционеров. Начинается это уже с названия («Четыре страницы, которые потрясли мир»), содержащего явный намек на популярный тогда в СССР репортаж об Октябрьской Дж.Рида. Столь свободное владение лексическим и ассоциативными кодами, принятой в среде новой политико-управленческой элиты, демонстрирует он и далее. На заседании Коммунистической академии в конце 1926 г. он Серебровский пламенно призывает «рассеять туман ламаркизма под знаменем революцион­ного марксизма всюду и в первую очередь здесь в стане нашей Коммунисти­ческой Академии» [265]. Следует отметить, что в своих попытках подвести марксисткий идеологический и философский фундамент под собственные исследования он далеко не одинок. Ту же самую стратегию (именно стратегию,  не тактический прием) используют крупнейшие специалисты с мировым именем. Известный психоневролог В.М.Бехтерев, который утверждает, что созданная им рефлексология должна стать осно­вой диалектико-материалистической социологии.

(Заметим, тем не менее в скобках, что именно этот социальный слой – новое поколение специалистов был избран Властью в качестве инструмента усиления государственного контроля научного сообщества. Именно к ним – представителям партийной молодежи и, одновременно, – новому поколению научных исследователей обратился И.В.Сталин еще в 1928 г., провозгласив поход молодежи в науку: «Эту крепость [науку] мы должны взять во что бы то ни стало. Эту крепость должна взять молодежь»[557, Сталин И.В.])

Пожалуй, еще более важной была очевидная экономическая эффективность новых методов агрономической генетики и селекции, которые в условиях НЭПа смогли выполнить политический заказ власти  повышения урожайности и продуктивости.

Благодаря совместному действию обоих этих факторов в апреле 1929 г. на Второй Всесоюзной конференции марксистско-ленинских учреждений, менделевская генетика сделала, как тогда казалось, решающий шаг к включению своих положений в концептуальное поле официальной («марксистско-ленинской») идеологии [579,Труды 2-ой Всесоюзной конференции марксиетко-лепинских на­учных учреждений, 1923]. Основными докладчиками на конференции были А. М. Деборин и О.Ю.Шмидт. В принятой резолюции заявлялось: «Борьба диалектиков и механистов, ввиду отсутствия в лагере диалектиков подготовленных естественников, вначале получила форму дискуссии между философами, с одной стороны, и естественниками — с другой. Рост наших собственных кадров вскоре, однако, изменил ситуацию, и борьба уже перекинулась в лагерь самих естественников. Механистическая группа остановилась беспомощно перед возникшими затруднениями и, не будучи способной подвергнуть накопившийся материал диалектической обработке, тянула философию и естествознание назад, ослабляя тем наши позиции в борьбе с идеализмом, а иногда, сама того не сознавая, скатывалась к идеализму. Эта борьба, отнявшая много сил и времени, имела следующие результаты: а) углубила понимание диалектического материализма в среде естественников-марксистов; б) возбудила у естественников-немарксистов интерес к диалектическому материализму, а у некоторых — и стремление его изучать; в) показала философам-марксистам крайнюю необходимость большей увязки их работы с работой естественников. Однако эту борьбу ни в коем случае не следует считать законченной, ибо и в настоящее время значительная часть естественников, делая в своих конкретных исследованиях порой блестящие диалектические построения, вследствие отсутствия философского образования и боязни последовательных марксистских выводов в общетеоретических заключениях тяготеет к механическому миропониманию». Механо-ламаркистская концепция была признана противоречащей диалектическому материализму. Уже один из первых советских исследователей социальной истории и философии генетики в СССР И.Т.Фролов в 1967 г. заметил, что «Надо сказать, что к этому времени дискуссия между «механистами» и «диалектиками» во многом трансформировалась по линии чисто групповой, не принципиальной борьбы между «деборинцами» и «тимирязевцами» (философско-методологическим руководством Тимирязевского научно-исследовательского института). Она принимала зачастую—в особенности со стороны «деборинцев» — характер грубого третирования естествоиспытателей, допускавших ошибки механистического и идеалистического толка». Иными словами, ход и результаты дискуссии зародыш тех процессов и тенденций, которые в полной мере проявились позднее, сменив направлениие и объект «третирования естествоиспытателей», чьи взгляды были признаны противоречавшими официально канонизированным. По иронии истории роль отведена здесь ламаркистам. Некоторые из них дожили до реванша в августе 1948. Специальное постановление ЦК ВКП(б) придало решениям, конферен­ции директивный характер [481,Постановление ЦК ВКП(б) о мероприятиях по укреплению научной работы в связи с итогами 2-ой Всесоюзной конференции марксистско-ленинских научно-исследовательских учреждений, 1929; 265,Колчинский Э.И, 1997].