Горбачев М. С

Вид материала

Документы

Содержание Выступления, представленные в письменном виде Чешко С.В.

Подобный материал:

• М. С. Горбачев и Р. Рейган подписывают договор о ликвидации ракет средней и малой дальности., 566.82kb.
• Горбачёв и перестройка, 460.97kb.
• Методика экспертного решения вопроса о принадлежности предмета к холодному оружию, 248.4kb.
• К. У. Черненко > М. С. Горбачев > Б. Н. Ельцин > Ю. В. Андропов, 27.76kb.
• Максим Калашников, 6648.25kb.
• Public Affairs Center: (095) 945-69-48 Fax: (095) 945-78-99 семинар, 11.51kb.
• Памяти Раисы Максимовны Горбачевой" М.: Вагриус, Петро-Ньюс, 2000, 320 с. Isbn: 5-264-00432-3, 4387.34kb.
• Биографическая справка, 118.67kb.
• Н. В. Елисеева Политическая дестабилизация в СССР. 1989 – 1990 гг. Содержание, 486.44kb.
• Тема «Михаил Сергеевич Горбачев», 445.79kb.

Выступления, представленные в письменном виде

Чешко С.В.

Октябрь в контексте глобальных и национальных процессов

В последние годы многие отечественные историки, не говоря уж о публицистах, отошли от характерных для советского времени взглядов на революцию. Отчасти это связано с естественной ревизией устоявшихся представлений, которые происходят в любой науке. Но главная причина заключается в ломке всей системы идеологических ценностей и ориентиров в период постсоветской трансформации.

Полное отрицание идеологизированных постулатов советской исторической науки особенно ярко проявились в оценках Октябрьской революции 1917 г. Она стала рассматриваться не иначе как государственный переворот и заговор кучки вредителей против страны и ее народа. Любопытно, что такой подход встречается как среди тех, кто заявляет о своих демократических убеждениях, так и среди тех, кто исповедует идеологию радикального русского этнонационализма, обвиняя евреев-большевиков в заговоре против русского этноса. Наконец, старые представления о том, что Октябрь явился величайшим в истории человечества событием, продолжают бытовать среди оппонентов нынешнего режима и, пожалуй, даже усиливаются по мере разочарования в его политике.

Развитие науки, очищение ее от идеологической заданности должно заключаться не в смене идеологических ориентиров и даже не в их конкуренции, а в усилении исследовательского начала. Октябрь заслуживает именно серьезного осмысления, а не слепого осуждения или возвеличивания.

Один из обсуждаемых вопросов касается того, в какой степени Октябрьская революция может считаться естественным продуктом развития российского общества. Можно отделаться от проблемы, сказав, что все случившееся в истории закономерно, поскольку оно случилось. Но тогда Октябрь предстанет как выражение некоей высшей целесообразности. И я очень сомневаюсь, что за пределами историософских размышлений подобные абстракции могут принести какую-то пользу. Скорее они могут навредить, уводя от необходимости анализа фактов.

Исследование столь крупных общественных кризисов, приводящих к смене эпох, убеждает в том, что мы не можем выявить действие неких универсальных исторических закономерностей. Вполне вероятно, что такие закономерности – это вообще миф, рожденный в лоне классического эволюционизма и подхваченный марксизмом. Перед нами всегда предстает сочетание многих факторов, поступков людей, политических интересов. В этом сочетании можно и должно усматривать определенную логику, своего рода закономерности. Но они не имеют отношения к внеопытным теоретическим постулатам.

Именно с этой точки зрения Октябрьская революция может считаться закономерной или, если угодно, логичной. Выдающийся теоретик и практик революционной борьбы В.И.Ленин хорошо выразил эту логику своими рассуждениями о революционной ситуации и факторах, необходимых для революционного переворота. При всех различных подходах, оценках нельзя не признать, что Февральская революция 1917 г. явилась реакцией основных политических сил на кризис самодержавия в условиях войны (а если бы ее не было или она складывалась для России как-то иначе?), что буржуазия не смогла установить стабильный политический режим, что попытки реставрировать монархию не увенчались успехом, что между февралем и октябрем кризис в стране усилился и, наконец, что именно большевики сумели воспользоваться сочетанием этих факторов и ходом развития событий. Что-то во всем этом было «закономерным», что-то «случайным». Существенно то, что Октябрьская революция оказалась – именно оказалась – в тех условиях логичным выходом из общественного кризиса. А прежняя политическая система не смогла найти такого выхода. Хочу отметить: выход из кризиса я понимаю как преодоление тупиковой ситуации, хотя с точки зрения представлений о прогрессе, гуманизме, демократии и т.п. такой вывод может показаться ретроградным. Однако я избегаю идеологических оценок, поскольку таковые искажают прагматический научный анализ.

В связи с темой крушения Российской империи нельзя обойти вопрос о роли этнического фактора. В современной науке, а еще больше в публицистике, распространена точка зрения о том, что «тюрьма народов» пала не только по причине собственно политических процессов, но и в результате национально-освободительных движений нерусских этносов. Исследование, однако, показывает, что 1) такое определение Российского государства является, как минимум, сильным преувеличением, некритическим повторением обвинений большевиков в адрес свергнутого ими режима, а отчасти – экстраполяцией радикальными критиками Советского Союза их обвинений в отношении его национальной политики на дореволюционную эпоху; 2) вплоть до послефевральских событий 1917 г. в России практически не было политизированных национальных движений, выдвигавших задачу обретения независимости и угрожавших прочности политического строя и целостности государства; 3) массовых национальных движений не было ни после февраля, ни после октября 1917 г. Происходило примерно то же самое, что и в период распада СССР, – симуляция этническими элитами всеобщего стремления своих народов к независимости. Таким образом, и в области этно-политических процессов мы опять-таки наблюдаем действие конкретных политических факторов, а не спонтанное излияние некоей социальной материи, выражавшей какие-то императивные закономерности.

Итак, Октябрьская революция ознаменовала собою смену эпох. И в этом заключалось, как говорилось в советское время, ее «всемирно-историческое значение». В чем это выражалось?

Глобальное значение состояло в том, что Октябрь положил начало формированию нового, условно говоря, посткапиталистического или некапиталистического общественного устройства в рамках индустриальной цивилизации. Можно условно назвать его социалистическим (но, конечно, не коммунистическим!), но лишь условно, поскольку сам термин «социализм» в научном отношении выглядит как весьма произвольный.

Строго говоря, эта модель общественного устройства еще как следует не исследована. Исследования подменялись либо слепой апологетикой, либо столь же слепой обструкцией. Наиболее распространенное ныне определение «тоталитаризм» характеризует главным образом отношения между государством и обществом, но не дает понимания специфики социально-экономических и политических отношений, которое позволило бы поместить советское общество на какую-то определенную ступень социальной эволюции человечества.

Едва ли есть основания полагать, что советский строй явился моделью прорыва в Будущее (стадия на пути построения гипотетического и, скорее всего, фантастического коммунистического общества). Не больше оснований утверждать, что он был лишь своего рода модернизированной азиатчиной. На мой взгляд, это был один из альтернативных вариантов эволюции/трансформации традиционалистских по своим основам обществ в условиях резкого ускорения исторического процесса и негативных сторон опыта классического капиталистического развития. На эту тему можно дискутировать сколько угодно, но мне кажется неоспоримым главное: Октябрьская революция породила нечто новое, эпохальное. Вопрос о прогрессивности или регрессивности этого нового зависит преимущественно от идеологических вкусов или научно-методологических установок в области познания и интерпретации направления (или направлений) исторического процесса. Эволюционистско-марксистская парадигма предусматривает, видимо, признание прогрессивности советского строя по сравнению с капитализмом XIX – начала XX вв., а релятивистская парадигма должна, наверное, являть безразличие к подобным оценкам.

Таким образом, Октябрьская революция в рамках исторических координат может быть оценена как действительно Великая Революция, но без «Социалистической» (по причине неясности этого термина). Можно добавить «Российская», поскольку она свершилась именно в специфических условиях России и больше нигде. Конкретное значение этого глобального переворота следует рассматривать применительно к разным группам стран и культурно-цивилизационным моделям, в которые их можно объединить. С точки зрения фундаментальных принципов организации общества наиболее серьезные последствия испытали, возможно, наиболее развитые страны, относящиеся к западноевропейскому цивилизационному кругу.

Октябрь своим «зловещим» примером дал дополнительный стимул эволюции классического капитализма в государственно-монополистический капитализм, а затем – и в то, что теперь называется государством (всеобщего) благоденствия – welfare state. Содержание этого процесса во многом соответствовало, хотя и в иных условиях, идеологии построения советского общества (с той оговоркой, что эта идеология часто не совпадала с практикой, как, впрочем, нельзя переоценивать и социальные эволюции западного мира): нейтрализация классовых противоречий посредством перераспределения общественного богатства в пользу малоимущих, утверждение или усиление роли государства в экономическом планировании, социальном регулировании, патронаже образования, медицинского обслуживания, науки, культуры и т.п. Сегодня для нас стало привычным ориентироваться на достижения Запада. Однако эти достижения обусловлены не только внутренней его эволюцией, но и вынужденной реакцией на те «вызовы», которые предъявил миру Октябрь.

Для колониальных и зависимых стран Октябрь оказался дополнительным и мощным стимулом на пути движения к деколонизации. Этот процесс, развернувшийся в основном после Второй мировой войны, изобиловал многими противоречивыми коллизиями, которые не всегда могут рассматриваться как безусловно «прогрессивные». Часто «национально-освободитель­ные движения» оказывались выражением интересов этнических элит, а со временем выливались в кровопролитные конфликты на почве межэтнических и трайбалистских противоречий. Плоды этой деколонизации сказываются и по сей день, особенно в Африке, Южной и Юго-Восточной Азии. Однако в целом освобождение стран «третьего мира» от колониальной зависимости явилось одним из самых важных процессов текущего столетия, и этот процесс был в значительной степени стимулирован Октябрьской революцией.

Образование и возвышение советского государства оказалось, как это, возможно, ни парадоксально звучит, стимулом и к мирному сосуществованию, формированию системы международной безопасности. «Коммунистическая угроза» и угроза «мирового империализма», особенно в их ядерном оформлении, явились самым весомым аргументом для таких поисков.

На протяжении многих веков Европа воевала практически постоянно. Две мировые войны явились естественным продолжением традиционных противоречий на почве раздела и передела сфер влияния. С выходом СССР в число сверхдержав вероятность подобных катаклизмов свелась практически к нулю. Установился, пусть и не идеальный, но стабилизирующий расклад сил на международной арене. Сегодня это обстоятельство видно особенно отчетливо. Вытеснение России с первых ролей привело к формированию однополярного глобального политического порядка и, как следствие, к нарушению стабильности. Откровенно агрессивные акции США (под или даже без прикрытия ООН и НАТО) в Сомали, Ираке, на Балканах, грубые попытки экономического диктата были бы невозможны при наличии такого фактора, как мощный Советский Союз, выпестованный Октябрьской революцией.

Пожалуй, самое сложное – это определить, что она дала и что она отняла у России. Оправданность постановки подобных вопросов в науке далеко не очевидна, поскольку они предусматривают оценочный момент и не обеспечены объективными и однозначными критериями оценки, с точки зрения исследования исторического процесса. Обвинители советской истории оперируют фактами массового насилия при большевиках и при Сталине, подавления гражданских прав, ограничения возможностей для самовыражения индивидов в экономической области, жесткой регламентации в идеологии и духовной жизни и т.п. Их оппоненты упирают на то, что Октябрь вывел страну из тупика многообразных конфликтов и дал мощный импульс ее развитию уже на новой основе.

Правы и те и другие. Однако нет смысла в том, чтобы рассуждать о том, что было бы «если бы да кабы». Свершившаяся история – это то, что свершилось в силу конкретных причин. Мы не знаем, какой была бы Россия, если бы не все то, что произошло в 1917 г. Мы знаем, чем она затем стала. Это та данность, которая составляет весьма существенную часть нашей национальной истории. Как мы должны к ней относиться? Кто-то относится к ней как к позору, но, кстати, не считает позором многие жестокости, содеянные при русских царях, включая, например, и поступки Николая II. Уместно сослаться на практику других стран, которые не только не выбрасывают из своего исторического наследия спорные события и имена, но и органично включают их в систему воспроизводства национального самосознания. Чингис-хан, Тимур, Кромвель, Бонапарт, Бисмарк, Трумэн (сбросил атомные бомбы, что, наверное, заслуживает не меньшего осуждения, чем сталинское душегубство) – все эти и многие другие исторические персонажи являются предметом гордости в соответствующих государствах. Россия – это, кажется, единственная страна, в которой культивируется национальное самоедство. Но тогда никакой новой национальной идеи, о которой так часто в последнее время говорят, не может возникнуть. Разрыв исторической преемственности – это повторение того, что у нас уже было. Отрицание исторической роли Октябрьской революции и того, что было построено после нее, – это своего рода необольшевизм.