Федеральное агентство по образованию государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «калмыцкий государственный университет» Мушаев В. Н. Структура и семантика калмыцкого предложения

Вид материала

Книга

Содержание Зура күцәлһнд арһ-чидлән өгх кергтә 5.1. Модальность в повествовании

Подобный материал:

• Федеральное агентство по образованию, 1608.35kb.
• Федеральное агентство по образованию, 47.63kb.
• Федеральное агентство по образованию федеральное государственное образовательное учреждение, 13.45kb.
• Федеральное агентство воздушного транспорта федеральное государственное образовательное, 204.23kb.
• Федеральное агентство по образованию федеральное государственное образовательное учреждение, 177.08kb.
• Федеральное агентство по образованию государственное образовательное учреждение высшего, 427.38kb.
• Российская федерация федеральное агентство по образованию государственное образовательное, 2107.21kb.
• Методические рекомендации по подготовке курсовых работ москва 2007, 129.9kb.
• Федеральное агентство по образованию федеральное государственное образовательное учреждение, 357.87kb.
• Программа дисциплины сд. Р. 02. Финансовый менеджмент Цели и задачи дисциплины, 325.66kb.

§ 5. Модальность текста

Если в середине прошлого столетия понятие «текст» изу­чалось в теории синтаксиса как сложное синтаксическое целое, то к 60-м годам лингвистика текста выделяется в са­мостоятельную дисциплину и цепочка предложений, хотя и воспринимается как высказывание, но трактуется уже как элемент системы языка. В этот период интенсивно разраба­тываются проблемы когерентности (связности), структурной, семантической и коммуникативной целостности сложного синтаксического целого. Все разработки в этом направле­нии были вполне оправданы на уровне синтаксиса, но не соответствовали изучению текстовых образований, более чем одного сверхфразового единства. Виды тематической про­грессии и близкие к ним понятия «связь через субъект» и «связь через предикат» объединяют все сложное синтакси­ческое целое, но не могут, по мнению ряда ученых, объеди­нить в непрерывную цепочку целое речевое произведение значительного объема [Москальская 1984, 154].

В этой области исследований лингвисты пользуются дву­мя видами терминов: отечественные языковеды различают «сверхфразовое единство» и «текст», а зарубежные исследо­ватели во всех случаях используют термин «текст», разли­чая его как частичный или целый текст.

С 70-х годов XX века в развитии современной лингвис­тики текста начинается новый этап. Языкознание ориенти­руется на отрасли, тесно связанные с деятельностью челове­ка, такие как теория коммуникации, социолингвистика, пси­холингвистика, лингвистическая прагматика, функциональ­ная стилистика. Лингвистика текста из объекта синтаксиса превращается в междисциплинарный объект исследования. Интерес представляет не фрагмент текста, как синтаксичес­кая единица языка, а текст-высказывание, текст-коммуникат. Порождение такого текста воспринимается как вид че­ловеческой деятельности, которая сопровождает все другие виды деятельности в обществе. Подобный текст ситуативен и социально обусловлен. Лингвистика

текста стала иметь два объекта изучения: сложное синтаксическое целое (микро­текст) и целое речевое произведение (макротекст). Текст изучается не только как результат речевой деятельности (в статике), но и процесс его порождения и развертывания (в динамике). Наряду с литературной формой текста объектом исследования стали тексты различных сфер общения, пись­менных и устных форм изложения [Щерба 1974; Виногра­дов 1975, 260].

Вместе с понятием связности текста на первый план вы­ходит понятие линейности текста — развертывания его сле­ва направо и во времени. Появляется грамматика линейных последовательностей. Модальная и темпоральная структура текста предполагают не только наложение соответствующей схемы-модели на готовый текст, но и попытку спрогнози­ровать развитие текста и текстов различных сфер общения в том или ином темпоральном и модальном ключе. На на­чальном этапе, когда говорится о принципах аранжировки различных синтаксических структур в тексте, о структурах абзаца, мы, так или иначе ведем рассуждение с позиции ли­нейной грамматики. [Москальская 1984, 160].

Итак, существует двоякий подход к анализу структуры текста: а) статическая (пропозициональная) модель — опи­сание текста с позиции системы языка; б) динамическая (коммуникативная) — текст, описываемый как расчленен­ная во времени, зависимая от ситуации и модальности цепь последовательных речевых действий.

В главе об актуальном членении калмыцкого предложе­ния и текста мы обращались к общелингвистическим воп­росам, касающимся основных понятий и критериев тексту­альности. В данном разделе работы необходимо обратиться к вопросу о конститутивных единицах текста. Г.А. Золотова справедливо отмечает, что рассмотрение композиционной структуры текста, представляющего тот или иной вид ком­муникативно-речевой деятельности, ведет к решению задач типизации текстовых форм и структур общественной речи. Если текст рассматривается как построение, естественна постановка вопроса о составляющих


296

297

элементах (единицах) такого построения. Но непременным условием такого чле­нения должны стать части существенных свойств, характе­ризующих целое. И функционально-коммуникативные при­знаки текста, принадлежность его к одной из форм обще­ственно-речевой деятельности легко опознаются по отноше­нию не только к целому тексту, но и к его отдельным фраг­ментам.

Текстовые фрагменты могут представлять собой: а) тип художественного повествования; б) газетную информацию; в) тип научного рассуждения; г) информацию справочно-энциклопедического типа и т.д. Можно предположить, что в каждом типе фрагмента могут быть обнаружены не толь­ко признаки, сигнализирующие о коммуникативно-речевой принадлежности целого текста, но и какие-то языковые характеристики, в которых проявляется специфика их организации. Следствием же этой специфики должна быть возможность или невозможность их участия в текстах данного типа, а значит, и возможность/невозможность их объеди­нения в общих композициях [Золотова 1984,165].

Изложенное выше раскрывает основной вопрос: с помо­щью каких языковых признаков и грамматических поня­тий можно характеризовать и анализировать указанные типы текстов.

Существующая традиция дает возможность квалифици­ровать приведенные тексты в соответствии с двумя, приня­тыми в лингвистике, рядами понятий. Через категории фун­кциональных стилей речи определяются художественный, газетный, научный и смешанный (научно-деловой или справочно-научный и др.) стили текстов. С помощью понятия способов изложений или функционально-смысловых типов речи тексты могут быть отнесены: к повествованию, к рас­суждению, к описанию, к смешанному типу (повествование с описанием и др.). На основе функционально-смыслового принципа деления типов речи, нами анализируется модаль­ность текста.

Рассматривая вопрос о релевантности языковой характеристики текстов, следует обратить внимание на ряд

особенностей языковой организации текста, с помощью которых формируется тип речи или речевой регистр. Регистры по способу отражения действительности называются изобрази­тельными и информативными. Они относятся к горизонталь­ной оси классификационной таблицы, а вертикальной ее осью является типовое содержание анализируемых фрагмен­тов. При этом семантический план речи находится за преде­лами воли говорящего, а план способа отражения действи­тельности предоставляет говорящему вариативные возмож­ности выбора.

Шкала семантической характеристики речевых отрезков делится на три зоны: а) динамический признак - действие; б) статический признак — свойство, качество, отношение; между (а) и (б) — состояние лица или среды; в) сложный при­знак — логические связки между явлениями и понятиями. Данная шкала, пересекаясь с изобразительным и информа­тивным регистрами речи, получает следующие разновидно­сти: изобразительно-повествовательный, изобразительно-относительный, информативно-повествовательный, инфор­мативно-описательный, информативно-логический. На бо­лее высокой ступени мыслительной абстракции для (а) и (б) в информативном регистре получаем еще оценочно-квали­фицирующий регистр и для зоны (в) — обобщающе-логи­ческий.

Так на основе системы квалификационных понятий оп­ределяются коммуникативные типы или регистры. Тексты представляют собой реализации регистровых разновиднос­тей речи. Речевые блоки изобразительного и информатив­ного регистров в их разновидностях, по мнению Г.А.Золотовой, и являются теми конститутивными единицами, из которых составляются тексты различного коммуникативно­го назначения [Золотова 1984, 170].

Границы между блоками обозначаются прежде всего сме­ной видовременных значений глагольных форм в сопровож­дении перечисленных выше признаков. Имеется и ряд осо­бых пограничных сигналов. Например, вводно-модальные слова часто служат в качестве «пограничного столба» между предикативными


298

299

группами, которые принадлежат к разным регистрам, и отражают образ автора, рассказчика, либо вос­принимающего персонажа, поэтому часто сигнализируют о смене субъективного плана повествования.

Признавая важность существующих способов и средств связи, которые характеризуют текст, прежде всего, со сто­роны структуры, ученые предлагают искать и семантичес­кие сущностные характеристики текста, которые исходили бы из языка, и в то же время конституировали бы речь как самостоятельный объект лингвистики. К таким характери­стикам текста может быть отнесена категория субъектив­ной модальности [Солганик 1984, 176].

Подобная мысль в языкознании высказывалась учены­ми и ранее. Ю.С.Степанов отмечал, что язык создан по мер­ке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организа­ции языка и в соответствии с ним язык и должен изучаться. В свое время об антропоцентрическом устройстве языка и о проблеме «человек в языке» говорили Е.Курилович и Э.Бенвенист [подробнее см. Степанов 1974, 15]. Безусловно, язык как система знаков обращен к миру вещей и понятий, тогда как речь всегда лична, персонализирована и эгоцентрична. Антропоцентричность является важнейшим и фундамен­тальным свойством речи, возможности которой заложены в языке.

Антропоцентричность характеризует не язык, а прежде всего речь. Только в речевом акте происходит «субъективизация» языка, превращение его в речь. Суть процесса — пред­метная информация соединяется с производителем речи (субъектом), и объективная по природе информация приоб­ретает субъективную (речевую) форму. Субъективно-мо­дальное значение высказывания является грамматической формой выражения в речи антропоцентричности. К таким субъективно-модальным значениям относятся: интонация, словопорядок, специальные конструкции, повторы, части­цы, междометия, вводные слова и вводные сочетания слов, вводные предложения и местоимение «я» [РГ 1980; Солга­ник 1984].

300

Если мы признаем, что понятие модальности — не обяза­тельно какая-то конструкция, а это особая составляющая синтаксического значения, связанная с принадлежностью высказывания говорящему, то каждое предложение имеет не только денотативный план, выраженный структурной схемой предложения, но и субъективно-модальный план, отражающий отношение говорящего к существующей в ре­альной действительности ситуации. Например, в калмыцком предложении Көвүн бичҗнә «Мальчик пишет» денотатив­ный план, отражающий ситуацию: субъект көвүн «мальчик» выполняет действие бичҗәнә «пишет»; субъективно-модаль­ный план предложения: «говорящий описывает данную си­туацию со стороны». Если говорящий называет действие, которое совершает сам, то это не описание со стороны, а вос­произведение в момент речи, тогда субъект действия и субъект речи совпадают, например: Би бичҗәнәв «Я пишу».

Можно рассмотреть более сложную ситуацию, в которой субъект действия устранен из конструкции: Зура күцәлһнд арһ-чидлән өгх кергтә «Для выполнения плана надо прило­жить все усилия». Предложение, обозначающее необходи­мость, направлено, во-первых, к действию (его необходимость утверждается модальным словом кергт «надо»), во-вторых, к адресату (к какому-либо лицу, к группе лиц либо к обобщен­ному лицу), в-третьих, предполагает говорящего-производителя речи (от него исходит призыв, специфика которого в обоб­щенности и неопределенности). В данном предложении воз­можна подстановка субъекта действия: (чамд «тебе»/нанд «мне»/таднд цугтадтн «вам всем») зура күцәлһнд арһ-чидлән өгх кергт. Соотношение мыслимого субъекта действия и предполагаемого производителя речи является источником субъективно-модального значения призыва, побуждения, во­леизъявления, долженствования и т. д.

Итак, текст, кроме смысловой и структурной связи высказывания, объединяется и с помощью соответствия субъективно-модальных значений отношения к предмету речи. Субъективная модальность относится к лингвистическому качеству текста и является специфической речевой формой

301


высказывания, его синтаксической семантикой. Изменения субъективной модальности знаменуют и оформляют пере­ходы единой линии повествования. Текст имеет внешнемодальные средства и значения, которые намечают общий ха­рактер модальности текста и внутримодальные средства, раз­вивающие и конкретизирующие общую модальность тек­ста. В речи происходит постоянное и тесное взаимодействие языковых и речевых средств субъективной модальности, которое и создает общую субъективно-модальную окраску текста. Личные местоимения, как основные внешнемодальные средства выражения субъективной модальности, лежат в основе разграничения типов речи. Собственно лингвисти­ческие характеристики речи дифференцируют типы и виды текстов, которые в свою очередь воплощают особенности функциональных стилей и жанров.

Под модальностью текста, кроме приведенных выше по­ложений, понимаются и представления о наличии и особен­ностях объективных связей между предметами и их призна­ками, степени уверенности/неуверенности наших суждений об объектах, их желательности/нежелательности, возмож­ности/невозможности, допустимости/недопустимости, облигаторности/необлигаторности, а также их ценностные харак­теристики. Взаимодействие этих видов модальности и со­здает общетекстовую модальность, в рамках которой про­исходит восприятие смысла текста.

Текст как сверхфразовое синтаксическое целое объеди­нен тематическим единством и опирается на типы речи, ко­торые являются структурно-типизированными комплекса­ми данного уровня и имеют свои языковые характеристики. Рассмотрим модальные характеристики трех функциональ­но-смысловых типов речи: повествование, рассуждение и описание.

5.1. Модальность в повествовании

Функционально-смысловой тип речи — повествование выражает сообщение о последовательно развивающихся действиях

и имеет свои специфические языковые средства реа­лизации данной функции. На уровне текста это обычно рас­сказ, изложение о действиях, поступках, событиях, которые последовательно сменяют друг друга, развиваются, дости­гают кульминационного момента и развязки [Дамбуева 2001,297].

Динамичность достигается, прежде всего, использовани­ем семантики глагола, сменой видовых и временных пока­зателей, порядка слов и модальными характеристиками.

Отмечается, что повествовательная речь обладает разнообразными языковыми средствами передачи всевозможных оценок, отношения действия к действительности, отноше­ние говорящего к высказываемой мысли. Значения модаль­ности выражаются, прежде всего, формами изъявительного наклонения и различными оттенками, передаваемыми с по­мощью интонации модальных частиц, формами косвенных наклонений, использованием предикативных слов не толь­ко с модальностью желания, но и с предписывающей мо­дальностью возможности, необходимости и долженствова­ния, т.е. «модальность в повествовании может иметь и ре­альное и нереальное значения» [Нечаева 1999,33,84].

Отличительной особенностью повествования является динамичность речи, которая заведомо предполагает наличие субъективной модальности в виде эмоционально-экспрес­сивных оценок содержания высказывания в целом или от­дельных его частей. Например: Гев-генткн юмн сард гив. Түүнлә нег хамхул дорас туула босад һарсиг залу үзсн уга. Унҗ йовсн мөрнь тер туулаһас үргхләрн, бүдрв. «Шулм мер тушҗ йовна», - гиҗ санчкад, өмнән хәләхәсн эвҗәркәд, ардан эргәд хәләлһнләнь - мөрнәннь сүүлднь нег савһр хар юмн чиргдж йовна... Залуһин махмуднь ирвәтрәд одв.

- Я, дәрк! Энчн юн билә?! - гиҗ чочн чашкурдж хәәкрчкәд, һарад зулв.

Мөрн довтлад йовна, зугар савһр хар арднь чиргдә... Тер савһр хар мөрнә сүүләс чиргдҗ йовад, сун ишкләд цокхларн мөринь һазр цумлад орулчкв, бийинь тедүкнд шивәд оркв. Түүнәсн залу йовһар һарад зулв...


302

303

Залуг савһр хар «көөһәд юмнд күргл уга күцәд, өндр хар күн болҗ хүврәд, залула ноолдв. Ик удан ноолдад, өрән өмн өндр хариг авад цокн», бийнь һазр элкдҗ киисәд, шарлҗна йозур атхад хуурв. «Өндр харнь» уга болҗ одв [УХ, 4-5]

«Совершенно неожиданно раздался шорох. Мужчина не заметил, что (с шорохом) из-под перекати-поле выскочил заяц. Лошадь, на которой он ехал верхом, шарахнувшись в сторону от этого зайца, споткнулась.

Подумав: «Нечистая сила путает ноги лошади», не осмелившись посмотреть вперед, мужчина оглянулся назад — за хвостом лошади тащилось что-то черное, взъерошенное... Мужчину начало (от страха) трясти.

-О, боже! Что это?! С испугу, резко вскрикнув, мужчина обратился в бегство. Лошадь галопом скачет, только черное взъерошенное продолжает тащиться сзади... Это взъерошен­ное черное, продолжая тащиться за хвостом лошади, мгно­венно присев, упираясь (о землю), ударом загнало лошадь в землю, его самого откинуло поодаль. Отсюда мужчина ки­нулся бежать пешком...

Взъерошенное черное «погнавшись за мужчиной, догнав его очень быстро, превратившись в большого черного чело­века, стало бороться с ним.

Очень долго сражаясь, и перед рассветом одолев высо­кое черное», мужчина упал ничком на землю, оказавшись в руках с корнем бурьяна. «Высокое черное» исчезло».

Реальная модальность выражена изъявительными фор­мами глагола: бүдрв «споткнулся», ноолдв «стал бороться», довтлад йовна «скачет», тушҗ йовна «путает (ноги), уга болҗ одв «исчезло». Звукоподражание сард гив «еле уловимый, мгновенный шорох» в начале данного художественного тек­ста используется как маркер реальной модальности.

Среди средств реальной модальности можно назвать изобразительные слова и сочетания, усиливающие реальные чер­ты происходящего: наречие-редупликат гев-генткн «совер­шенно, неожиданно» от генткн «вдруг»; сун в значении «мгно­венно присев, коснувшись»; соединительное деепричастие

чашкурдҗ «резко, звонко вскрикнув» в значении признака, усиливающего основное действие хәәкрчкәд «закричав» и близкого к нему по семантике фразеологический оборот юмнд күргл уга «очень быстро» (= «не дав коснуться чего-либо»).

Сочетание хәләхәсн эвҗәркәд «не осмелившись взгля­нуть» выражает значение невозможности — ирреальной мо­дальности. С помощью противительного союза зугар «но, только» выражается значение противоположности двух бы­стро развивающихся действий.

Субъективная модальность в данном тексте представле­на, прежде всего, в виде эмоционально-экспрессивных лек­сических, синтаксических, фонетических и грамматических средств. К ним относятся слова, обозначающие действие, но имплицитно содержащие в своем лексическом значении ог­ромный экспрессивный заряд: ирвәтрәд одв «затрясло, заз­нобило», арад зулв «обратился в бегство», цумлад орулчкв «вогнал (в землю)», шивд оркв «откинуло», һазр элкдҗ киисд «упав ничком на землю».

Грамматические формы, употребленные в тексте, также направлены на «подкрепление» общего эмоционального фона: чиргдж йовна чашкурдҗ хәәкрчкәд, тушҗ йовна, уга болж одв, элкдж киисд. В отношении значений подобных глагольных форм монголоведы отмечают, что соединитель­ные деепричастия в сочетании со служебным (вспомогатель­ным) глаголом образуют аналитическую конструкцию, в которой деепричастная основа выражает идею действия, а аффиксы деепричастия и основа служебного глагола выра­жают видовой и модальный оттенки [Амоголонов 1958,216; Дамбуева 2001, 300]. Другие сложные глагольные формы типа: ишкләд цокхларн, эргәд хәләлһнләнь передают значе­ние мгновенности действия. Мгновенность и неожиданность действия также передаются слитными деепричастиями с аффиксом —н в сочетаниях: сун ишклд «мгновенно присев», авад цокн «ударив», чочн чашкурдҗ «резко вскрикнув». Эмоциональному накалу повествования в определенной сте­пени способствует и фонетическое оформление


304

305

отдельных слов ассоциативно связанных со значением действия. На­пример, в словосочетаниях шивэд оркв, цумлад орулчкв, элкдҗ киисәд в выделенных сильных позициях слов шипя­щие и аффикаты способствуют значению мгновенного дей­ствия, связанного с «падением». Топот, борьба и круговерть в повествовании передается и соответствующим интонаци­онным оформлением, с помощью логического ударения на выделяемое по смыслу слово: сард гив «вдруг раздался шо­рох», үргхлрн бүдрв «шарахнувшись, споткнулась», ирвтрәд одв «стало (от страха) трясти», хәәкрчкәд һарад зулв «вскрикнув, обратился в бегство», арднь чиргд «продолжа­ет тащиться», һазр цумлад орулчкв «вогнал (в землю)», атхад хуурв «оказавшись в руках». От слаженности, правиль­ности и быстроты действия зависит исход ситуации, поэто­му в калмыцком предложении интонационного и смысло­вого выделения требуют слова, входящие в состав сказуе­мого или стоящие перед ним. В целом повествовательный текст формируется высоким темпом произнесения. Если говорить об особенностях языковой организации текста, с помощью которых формируется тип речи или речевой ре­гистр, то данный образец текста может быть отнесен к изоб­разительно-повествовательному коммуникативному типу. А с точки зрения субъективно-модальных значений отноше­ния к предмету речи следует отметить, что художественная речь при всей ее эмоциональности максимально объекти­вирована. Объективированность заключается в том, что субъект речи, абстрагируясь от реального производителя речи, приобретает самостоятельное значение условного про­изводителя речи — рассказчика, становится условной мас­кой, «образом автора». Однако полного разрыва связи меж­ду производителем и субъектом речи не происходит. В дан­ном тексте авторская речь проявляется с самого начала в отступлениях: