Ii том (рабочие материалы)

Вид материала

Документы

Содержание Каменский Роман Геннадьевич Карпович Дмитрий Иннокентьевич Ковальский Александр Игоревич

Подобный материал:

• Рабочие материалы, 15.93kb.
• Методическое пособие и рабочие материалы для деятельности психолого-медико-педагогических, 1931.78kb.
• Учебные проекты. Диск №1 Курсовые работы, выполненные в рамках реализации федерального, 29.29kb.
• Рабочие материалы к сочинению по картине К. Ф. Юона «Конец зимы. Полдень», 21.49kb.
• Рабочие процессы в современных машинах характеризуются высокими значениями температур,, 58.13kb.
• Материалы лекций; материалы в прилагаемом файле Materials. Материалы на английском, 92.34kb.
• Литература Английский, 30.02kb.
• Решение логарифмических уравнений и неравенств, 26.74kb.
• Учебный курс по обж (2) Основы делопроизводства, 25.73kb.
• О подготовке курсовых проектов(рабочие материалы) по курсу «Проектирование асоиу», 78.25kb.

Йонас Кведраравичус

Каменский Роман Геннадьевич (1966 г.р.)

На свою первую ОДИ я попал «совершенно случайно» в октябре 1987 г. Поступив в Институт физкультуры (ГЦОЛИФК) по семейной традиции, к концу 2-го курса я, побродив по данному учебному заведению с кафедры на кафедру в поисках Науки, окончательно решил все же реализовать школьные мечты и поступить на математический факультет хоть какого-нибудь «приличного» вуза, благо два года службы в армии были уже позади. Все родственники дружно переполошились и решили найти мне настоящего научного руководителя. После встречи с С.М. Зверевым я попал на какие-то очень странные семинары, проходившие в нашем институте на кафедре шахмат (позже я узнал, что они шли после нескольких ОД игр, проведенных командой Ю.В. Громыко на этой кафедре).

Собирались люди в комнате, рисовали мелом на стенах и на двери (доски не было) каких-то «туалетных человечков», очень увлеченно обсуждали, чем позиция методиста отличается от позиции методолога, приходя в итоге к очень для меня в ту пору странному выводу о том, что методолог (а) выше, (б) его позиция дважды рефлексивная и (в) поэтому надо рисовать две «звездочки рядом с головой человечка на доске». На следующих семинарах я понял, что позиция методолога «круче», чем какая-либо другая позиция вообще, что методолог должен разбираться во всех вопросах лучше любого профессионала и что – самое главное – «методология может все»! Оставалось неясным только, что это за зверь такой скрывается под названием «методология» и к какой науке это имеет отношение.

Потом была игра, которой руководил Н.Г. Алексеев. После встречи с ним жизнь поделилась на «до» и «после», продолжающееся по сей день. Никита Глебович предстал для меня тогда в образе мудрого Каа, который страстно пытался запустить мыслительные процессы в головах окружавших его «бандерлогов». ОДИ в исполнении НГ решило мою судьбу в пользу методологии.

Прикладной стороне игротехники и методологии я учился у Зверева, а фундаментальным вещам – таким, как совесть, мышление, рефлексия, умение уважать других, – у Алексеева.

В 1987-88 гг. начался первый период обучения. Иногда НГ сам проводил игры, но больше любил, чтобы их вели другие, а он при этом мог быть методологом и организатором рефлексии. Часто отправлял своих учеников на игры к другим руководителям. В феврале 1988 г. я участвовал в юбилейной И-60 в Калининграде по теме: «Эксперимент и экспериментирование в системе повышения квалификации кадров» под руководством Г.П. Щедровицкого (игротехником в нашей группе была Л.М. Карнозова). Так я увидел другой полюс методологии, что окончательно убедило меня в том, что если люди такого масштаба, как Никита Глебович и Георгий Петрович, занимаются этим делом, то ему не грех посвятить свою жизнь.

А спустя еще два месяца я участвовал в игре по разработке концепции развития пионерлагеря «Артек», которую проводили Сергей Попов и Петр Щедровицкий – фантастический тандем «зубодробительной» игротехники и «высоколобой» методологии. На этой игре познакомился Сергеем Плахотниковым, с которым дружу до сих пор.

В октябре того же года Алексеев провел свою первую «большую» ОДИ с одним из пермских оборонных заводов, где я впервые был игротехником, и, как выяснилось в конце игры, я, студент 3-го курса института физкультуры, учил собравшихся в группе взрослых дядек с «ящика» нормам стратегического мышления!.. Потом был вместе с НГ соруководителем игры с крупным приватизационным фондом, были игры с заводами, обкомами, депутатами разных уровней и т.п.

Параллельно с ученичеством в большой команде Алексеева-Зверева мы вместе с Сергеем Красновым, Наташей Поповой (моей женой – с того времени и навсегда), Володей Рябцевым стали организовывать свои ОДИ с детьми. Это оказалось самой трудной и в то же самое время самой творческой задачей. В этих играх возник «…наш союз!» с Красновым – как профессиональный, так и дружеский, который для меня остается главным результатом всех «методологических и игротехнических» усилий.

С 1991 г. сфера наших с Сергеем интересов окончательно переместилась в область инновационного образования. Вместе с Виктором Зарецким мы занимались проектированием и реализацией различных инновационных программ развития педагогических коллективов, систем регионального образования, общественных организаций, работающих с детьми с особенностями в развитии, создавали и налаживали работу экспертных советов. Одним из важных итогов этой работы стало складывание пермской команды, которой руководит Виктор Имакаев и в которую входят Сергей Шубин, Радик Губайдуллин и Елена Пототня.

В настоящее время мы с Сергеем Красновым наконец-то достигли достаточного уровня профессионализма, чтобы у нас стало получаться всерьез и продуктивно проводить «умные» игры с детьми (предварительно около двадцати лет потренировавшись на взрослых и серьезных дядях и тетях и занимаясь играми с детьми как хобби). Примерно с 2000 г. методологическая работа с детьми стала нашей основной проектной и исследовательской программой.

Основным результатом участия в методологическом движении считаю подаренную мне возможность в «эпоху перемен» остаться порядочным человеком, способным мыслить и действовать. Причем не в одиночку, а вместе с замечательными людьми – моим учителем Н.Г.Алексеевым и друзьями: С. Красновым, С. Плахотниковым, Н. Каменской, Е. Пототней, В. Имакаевым, Р. Губайдуллиным, С. Шубиным, Л. Алексеевой, А. Маршаком.


Карпович Дмитрий Иннокентьевич (1951 г. р.)

Красноярск – вся моя жизнь: здесь я родился, вырос, окончил университет по специальности «физик» в 1974 г., здесь начинал свою педагогическую карьеру учителем физики в таежном селе, а затем многие годы работал директором разных школ: сельских, городских, вечерних, успел даже покомандовать – 3 года занимал пост заместителя заведующего районо. Четверть века работать директором школы – это хорошая школа жизни. С 2000-го занимаюсь педагогической наукой в Красноярском ИПК РО. Но перед этим был 1989 год…

Это – особая дата, своеобразный водораздел между тем, что было в моей жизни до того, и тем, что будет после. В том памятном году меня назначили (в то время по душам не разговаривали) директором школы-новостройки № 141 Советского района Красноярска. Первый раз в своей жизни я что-то сделал собственными руками: построил с нуля школу, скомплектовал педагогический коллектив, «закрутил» (другого слова не подберу) широкомасштабную инновационную деятельность, сделал школе имя не только на краевом уровне, но и в России.

«Его величество» случай свел меня в этот момент с Мануком Ашотович Мкртчяном (далее просто Манук, он не обидится, я знаю). Это потом я узнал, что он занимается методологией, педагогическими технологиями, является специалистом по организации коллективных учебных занятий, блестящий математик, проектировщик, социолог, философ, наконец. А в тот момент, когда я пригласил Манука и его команду познакомить коллег с основами коллективного способа обучения, меня поразила, даже обескуражила не столько его начитанность, блестящая эрудиция, не столько новизна и привлекательность новой педагогической технологии, а, прежде всего, его манера держаться, говорить, организовывать общение! Это потом я узнал, что есть специальные техники, игротехнические приемы, способы организации эффективной коммуникации и т.д. А тогда я просто увидел других людей – из будущего. Мне стало стыдно, что я не такой. Неудобно, что я так не умею. Страшно, что я до сих пор руковожу образовательным учреждением столь безобразно и безответственно.

С подачи Манука в школе развернулась широкомасштабная инновационная деятельность по кардинальной перестройке учебного процесса на новых, принципиально новых основаниях. Лозунги были прямо-таки революционными: «Долой классно-урочную систему!», «Ликвидировать учебные класс-комплекты как класс!», «Урок – пережиток прошлого!», «Даешь коллективные учебные занятия!», «Даешь разновозрастные учебные группы!», «Долой общий фронт! Долой надоевшие лекции!», «Пары сменного состава – в массы!» и т.д. Эти лозунги пугали людей со стороны, т.е. управленцев образования всех мастей и рангов. Не пугали они только ребятишек и родителей. Действительно, чего бояться, если ребенок вдруг сам начал делать домашнее задание, без напоминаний побежал в школу, впервые в жизни у него проявилась заинтересованность занятиями, а в дневнике – «четверки» и «пятерки», улучшилась дисциплина. Действительно, чего бояться, если ребенок впервые в жизни нормально заговорил, перестал смущаться, начал в семье взахлеб рассказывать о том, что происходило на математике.

Чтобы удержать лавинообразно нарастающий инновационный поток (и не вылететь при этом с работы!..), мне пришлось срочно переделывать себя: осваивать методологические принципы управления, организации и руководства, игротехнические навыки организации общения, приемы и способы коллективной мыследеятельности, проектировочные умения и т.д. Удивительное дело: через год–полтора я стал другим: уверенным, не боящимся авторитетов, с хорошо поставленной речью, я научился «держать ситуацию» и вести со-бытийную действительность в нужном мне направлении. Особенно я поднаторел в дискуссиях, в спорах (недостатка в оппонентах не было): мне доставляло истинное наслаждение «поймать» соперника на логической ошибке, выбить у него из-под ног незыблемые основания, обратить в свою веру. Я научился на полном серьезе управлять людьми и ситуациями (на своем уровне, конечно).

В то время (начало 90-х) Манук начал практиковать серию своих ОД игр для разных слоев педагогической общественности и по самому широкому спектру педагогических проблем. И снова потрясение! С моей первой ОДИ, которая проходила в сельской школе-интернате, я приехал опустошенный, раздавленный, с осознанием собственного ничтожества: я опять ничего в этой жизни, оказывается, не умею! Первые игры Манука (ныне их уже более 60-и!) были очень жесткими, рефлексивными, методологическими по своей сущности. Именно там, на первых играх, я впервые услышал про ММК, Г.П. Щедровицкого сотоварищи, про методологическое движение, на себе испытал все «прелести» СМД подхода.

Через полтора года инновационной практики появились первые успехи, получились первые продукты. Школу № 141 заметили, в нее потянулись разные делегации (вплоть до зарубежных) по обмену опытом, ею стали гордиться: впервые в педагогической практике теоретические принципы и положения коллективного способа обучения, разработанные в свое время В.К. Дьяченко, нашли свое реальное воплощение в условиях массовой средней школы крупного краевого центра. Меня как директора стали приглашать на серьезные семинары, конференции, совещания. И я нагло пользовался этим, но не для того, чтобы наслаждаться должностью «свадебного генерала», а для пропаганды своего дела, нашего дела, нашего движения (у нас есть своя Ассоциация и свой журнал).

Я стал практиковать собственные ОД игры с учащимися. Именно через эту форму коллективной мыследеятельности разрабатывался, например, план воспитательной работы школы. Реальный план получался, живой, он всегда выполнялся на 100 и более процентов, поскольку был основан на идеях и предложениях детей, учителей, родителей. Это был коллективный продукт. В игровых формах стали проходить педсоветы, появился собственный методологический семинар. В рамках факультативных занятий ученики старших классов проявили неподдельный интерес к технике проектирования, целеполагания, рефлексии, общих умений коммуникации и т.д. Методологический «ликбез» помогает мне и сегодня: в научной деятельности, в практике тиражирования инновационных технологий, в становлении и развитии практики коллективных учебных занятий как в родной 141-ой школе, так и в многочисленных площадках в Красноярском крае и в г. Рыбинске Ярославской области.

…Помнится, в начале 90-х провожу я как-то выездные курсы в Пензе (пригласил местный ИПК), курсы заканчиваются, завтра выезжать домой. Вдруг звонок Манука из Красноярска: «Дмитрий! Ты ближе всех к Москве. Там начался 2-й съезд методологов. Дуй туда, потом нам все расскажешь»! И вместо того, чтобы ехать домой, удаляюсь от дома еще дальше – в Москву! Кое-как отыскал в вечерней столице Дом кино, опоздал, конечно. Как сейчас помню: в огромном помещении выступает перед притихшим залом Петр Щедровицкий и говорит – о чем бы вы думали – о скорой кончине методологического движения!.. Еще одно потрясение для меня! Как же так: вот же я – начинающий методолог, только что родился, можно даже пощупать! Я даже улучил момент, чтобы «раскрыть глаза» Петру на его чудовищное заблуждение. Естественно, получил по голове. П.Г. Щедровицкий меня не просто переспорил – он меня просто буквально «размазал».

На проходившем после пленарного заседания семинаре в живописном уголке Подмосковья я воочию увидел настоящую методологическую культуру работы: прежде чем раскрыть рот и что-то «вякнуть» по содержанию, будь добр, обозначь тематические рамки, выложи на верстак средства, укажи способ, поработай над целеполаганием и т.д. и т.п. Никогда не забуду эпизод, когда какой-то очень важный пожилой дяденька – профессор с большими регалиями – попытался сразу же выложить свои тезисы, которые казались ему сверхсодержательными и супер-пупер важными. Только горемычный профессор начинает произносить первый тезис, его останавливает ведущий – Петр Щедровицкий: «Очертите рамки доклада, пожалуйста». Профессор не понимает, что от него требуется, начинает говорить снова, только с еще большим пафосом (он же убежден, что его просто не поняли). Снова остановка: «Каким способом будем работать, коллега»? Профессор начинает нервничать, краснеть, но, явно не обладая элементарной методологической культурой доклада, снова наступает на те же самые грабли, снова пытается повторить первоначальный текст. Минут через 15 тяжких мучений оратора раздается уничтожающая тирада ведущего: «Коллэга (именно через э), вы мне напоминаете того бизона, который переплывает реку, кишащую пираньями. Чем ближе противоположный берег, тем меньше мяса»!.. Тяжеловато, конечно, но очень полезно для интеллектуального здоровья!

Второй моей встречей (примерно в те же годы) с сильнейшими методологами была научно-практическая конференция по герменевтике в Твери, которую проводил Г.И. Богин. Мне повезло: я обедал за одним столом все с тем же Петром Щедровицким, который и познакомил меня с легендарным ГП. Встреча с Георгием Петровичем была мимолетной, но на всю жизнь осталась в памяти. «С вашим первым тезисом, молодой человек, еще можно работать, остальные никуда не годятся», – вот и все, что сказал мне мэтр, но как это было сказано, и как точно!

В последующие годы судьба не раз меня сводила с Петром Георгиевичем в Красноярске, где он неоднократно бывал. Я благодарен ему, Мануку (моему другу), всему методологическому движению уже только за то, что я стал другим человеком. Мне нравится, каким я стал! Говорю это не «по чувствам», а с позиции своих коллег, на основании их суждений!

Навсегда запомнил тост, придуманный Мануком: «Говорю тезис: я хороший человек! Предлагаю способ его проверки. Владимир Борисович, я хороший человек? – Конечно! Ольга Валентиновна, я хороший человек? – Безусловно! Ирина Геннадьевна, я хороший человек? – О чем разговор! Так выпьем же за тех людей, которые позволяют мне сделать вывод, что я хороший человек»!

kik@crocc-edu.ru, сл. тел: 27-16-80; дом. тел: 53-10-80, моб. тел: 8-913-831-48-68


Ковальский Александр Игоревич (1957 г.р.)

В 1974 г. я поступил на строительный факультет Московского института управления по новой тогда специальности – организация управления. Институт был создан на волне косыгинской попытки реформировать экономический уклад СССР, связанной «с усилением роли товарно-денежных отношений и ускорением научно-технического прогресса». К учебе с самого начала относился всерьез и с интересом. Считал, что нужно предельно широко и тщательно усваивать предметы, т.к. придется применять эти знания на практике, «внедрять» проекты автоматизации, экономические механизмы, организационные формы и т.п. Была установка не просто на новые знания, а именно на согласованное, единое, новое знание, которое надо будет употребить, чтобы вдохнуть новую энергию в «самый передовой строй».

Однако очень скоро возникла неудовлетворенность относительно оснований. Фактически связность и согласованность привносилась и достраивалась самостоятельно – и вот здесь не получалось. Вводные главы гуманитарных, социальных, экономических, организационных дисциплин были разными и не согласовывались между собой. Острое желание общего знаменателя, кажется, начинало обретать опору в курсе философии. Я даже говорил на комсомольских мероприятиях, что для управленца философия – главный предмет. Естественно, меня считали не от мира сего. Про системный подход тогда говорили везде и все, но отдельного курса не было. Обсуждение этой темы в рамках курса философии было скорее ценностным, и инструментальной составляющей не имело. Была очень мощная установка на системность – и была неудовлетворенность реальной бессистемностью.

Ближе к концу обучения решил специализироваться в теории управления по теме «децентрализация». Первым сильным ударом для меня, почти круглого отличника, было получение «двойки» на государственном экзамене по научному коммунизму. Через полгода я с трудом пересдал экзамен на «тройку», и это поставило крест на аспирантуре. За эти полгода очень много читал по этому предмету, но поскольку относился к нему именно как научному предмету, а не идеологическому, то чем больше в него погружался, тем меньше его понимал. Ни в какой оппозиции к режиму я не состоял и объяснял свой провал недопониманием чего-то важного, каким-то своим скрытым дефектом.

Последующая работа в институте «Оргэнергострой» Министерства энергетики СССР была резким поворотом относительно того, к чему я себя готовил (а готовил я себя к научной работе). Это был большой отраслевой проектно-технологический институт, который занимался довольно широким спектром разработок: материалы, приборы, механизмы, проекты организации строительства, типовые проекты автоматизированных систем управления, прогнозы, аналитические разработки, схемы управления… Мне было предложено заняться совершенствованием системы управления институтом. Около двух лет я, в основном по книгам, изучал проектирование и его сопряжение с другими типами деятельности, такими, как планирование и управление. Но ситуация в каком-то смысле повторилась: строя представление о проектно-технологическом институте, я вышел на объемлющую систему – отрасль и, естественно, остановился.

Создание отраслевой лаборатории проблем организации управления в энергетическом строительстве и переход в нее только оттянули ощущение тупика – никаких серьезных исследований реально не велось… В это время и произошла моя встреча с методологией. Л.М. Ратинова, с которой я около двух лет работал в этой лаборатории, привела меня на один из семинаров в НИИ ОПП.

С первых минут доклада Георгия Петровича (что-то про соотношение предметов кибернетики и психологии) я был потрясен. То, что я слышал, оправдывало мое существование, я перестал чувствовать себя человеком с «факультета ненужных вещей», но одновременно задавало недостижимо высокую планку…

Далее мы (с Ратиновой) попытались создать семинар по методологии управленческой деятельности на базе вышеупомянутой лаборатории с ведущим О.С. Анисимовым, но завлаб перепугался до смерти и очень быстро эту попытку «удушил». Я участвовал в трех играх под руководством ГП (по проблематизации, по экологизации проектирования и с Роскомводхозом); игротехником в группе, где я впервые приобщился к игре, был Н.Ф. Андрейченко. Посещал семинар в Курсовом переулке. Примерно за год до смерти Георгия Петровича М.В. Рац привел меня на семинар Л.М. Карнозовой (тогда в НИИ ОПП), там я и «осел». После перехода Людмилы Михайловны в Государственно-правовое Управление при Президенте РФ участвовал в трех играх по проблематике судебной реформы. Собственно, там – в процессе подготовки и далее на играх – я увидал более широкий круг методологов разных поколений, и именно этот период был для меня самым активным с точки зрения участия, общения, осмысления. Отмечу также участие в двух играх под руководством Е.А. Овсяницкой: по дополнительному образованию в Курске и в московской экспериментальной школе. Несколько лет сопровождал (как аудитор) проекты Центра «Судебно-правовая реформа» (в период, когда директором был М.Г. Флямер).

У меня были возможности уйти в методологию, но акцент у меня всегда стоял на профессии. Таким образом, мое самоопределение – методологизированый профессионал.

С 1993 г. по настоящее время работаю в строительных организациях в должностях главного экономиста, главного бухгалтера, сейчас – внутренним аудитором. Около десяти лет практикую как внешний аудитор.

Как аудитор я специализируюсь в основном в сфере строительства, кроме этого, имею опыт работы с инжиниринговыми фирмами. Как правило, это мелкий и средний бизнес. Очень хорошо знаю быт и повседневность такого типа организаций и скептически отношусь к мнению о том, что малый бизнес должен служить социальной основой среднего класса, т.к. культурный и профессиональный уровень работающих там, как правило, весьма низок. В сфере крупного строительного бизнеса несколько лет проводил аудит генерального подрядчика, реализовавшего проект строительства нефтепровода Казахстан-Новороссийск и ныне реализующего проект Сахалин-2.

Аудит – это независимая экспертиза финансовой отчетности организации. Аудиторы – это довольно большое профессиональное экспертное сообщество, и здесь я полностью солидарен с мыслью Глазычева о том, что экспертные сообщества могут быть «ядрами кристаллизации» при формировании гражданского общества (Кентавр, № 38). Дело в том, что непонимание и даже противостояние предпринимателя и того, кто «рисует» финансовый отчет («рисует» – так говорят бухгалтеры), практически повсеместно. Я это квалифицирую как конфликт представлений, картинок, как «конфликтующую структуру». Без инструментализации коммуникации диалог разных позиционеров не будет эффективным, и роль профессионального понимающего сегодня переоценить так же трудно, как и в те времена, когда Гадамер написал, что понимание принципиально проблематично (см. «Философские основания ХХ века»).

В мелком и среднем бизнесе весомая часть денежного потока не «показывается» и не облагается налогами. Часто можно наблюдать, что «официальная» часть существует для прикрытия… В этом смысле деловое сообщество не лояльно закону, а власть реагирует формализацией и унификацией администрирования, усилением репрессивного компонента. Именно на этой почве возникает питательная среда для превращения государственной службы в сферу предпринимательства. Этот конгломерат явлений рассматривается в отечественной литературе в основном как криминальный; другие способы рассмотрения, например, в герменевтической традиции (в духе известного норвежского криминолога Нильса Кристи), очень редки, в деятельностной традиции практически не встречаются.

В такой ситуации аудит расщепляется и специализируется под интересы различных центров влияния: собственников, менеджеров, налоговых органов, специалистов. У каждой группы свои представления о рисках, допустимом и недопустимом, разные уровни культуры, а часто и разные цивилизационные предпочтения, и все это сосуществует и пребывает в постоянном трении и движении. Конечно, каждый аудитор как-то самоопределяется. Самоопределение вынуждает к самоограничению, и это приводит к возникновению очередной предметности – чаще узкой и убогой… Очень часто действующий аудитор воспроизводит в своих рекомендациях фискальную позицию без какой-либо проработки иных точек рассмотрения вопроса, без погружения в реальную коллизионность разных отраслей законодательств, в прецеденты судебной практики. Учетные схемы и принципы налогообложения сегодня практически не учитывают широчайший разброс условий функционирования и развития мелких и средних организаций и по умолчанию ориентированы на предельный случай – т.е. крупную организацию. Базовые понятия учетного, налогового, корпоративного законодательства до сих пор плохо разработаны. Это задает профессиональные разрывы между аудитором, налоговым адвокатом, менеджером, бухгалтером, чиновником. Аудитор «растирается» между предпринимателем и государством, перестает быть независимым и «штампует» заключения, идя на компромисс – либо с собой, либо с законом. Не очень давний скандал с аудиторскими подтасовками в компании Энрон (США) говорит о том, что это явление не только российское. Таков абрис возможной проблемности в профессии, выводящей на методологическую проблематику.

Методологизированность в своей работе я понимаю, в частности, как постоянное удерживание рамочного видения предмета экспертизы; ведущими рамками считаю управленческую и правовую, очень важными считаю инструменты по полипредметной и понятийной работе. Употребляю также знаковую технику в профессиональной коммуникации. В принципе, считаю, что в той или иной степени использую весь основной корпус наработок методологии.

В значительной мере я остался в той методологии – семинарской. Игровой период очень важен, но, на мой взгляд, игра как очень сильное средство требует зрелости; имеет смысл играть, не просто самоопределяясь здесь и теперь, а пребывая в позиции всерьез. То есть имеет смысл играть ограниченное число тем неограниченным числом игр. Этот перечень будет потом, скорее всего, деформирован, изменен, но игра для того и создана, чтобы базовые вещи проверять и испытывать.

Да и по складу я одиночка; коллективная работа для меня имеет скорее вспомогательное значение; я ориентирован больше на понимание, а не на поступок, на рефлексию, а не на действие. В значительной степени культивирую «одинокую», внутреннюю работу, т.к. в производственных ситуациях приходится опираться только на себя и вопреки всему, часто годами, формировать и нести свое экспертное мнение.