Ii том (рабочие материалы)
| Вид материала | Документы |
- Рабочие материалы, 15.93kb.
- Методическое пособие и рабочие материалы для деятельности психолого-медико-педагогических, 1931.78kb.
- Учебные проекты. Диск №1 Курсовые работы, выполненные в рамках реализации федерального, 29.29kb.
- Рабочие материалы к сочинению по картине К. Ф. Юона «Конец зимы. Полдень», 21.49kb.
- Рабочие процессы в современных машинах характеризуются высокими значениями температур,, 58.13kb.
- Материалы лекций; материалы в прилагаемом файле Materials. Материалы на английском, 92.34kb.
- Литература Английский, 30.02kb.
- Решение логарифмических уравнений и неравенств, 26.74kb.
- Учебный курс по обж (2) Основы делопроизводства, 25.73kb.
- О подготовке курсовых проектов(рабочие материалы) по курсу «Проектирование асоиу», 78.25kb.
Борисов Андрей Михайлович (1962 г.р.) С методологическим движением я познакомился весной 1988 г. Ситуация была случайной для меня, но типичной для игрового этапа: в мае Г.П. Щедровицкий проводил ОД игру на развитие Обнинского института атомной энергетики, в котором я тогда работал. Меня пригласила К.В. Малиновская, но мое участие в той игре трудно назвать полноценным: я был, скорее, наблюдателем. Не могу сказать, что игра меня «завербовала»: процесс втягивания был долгим. Был еще курс лекций Георгия Петровича по управлению, читанный в Обнинском университете марксизма-ленинизма, а весной следующего года мне удалось съездить в Светлогорск на игру по проектированию содержания образования. Ключевой момент: мой первый доклад… мания величия… затем «пролет фанеры» над Светлогорском, заворачивание в простыню и ползание на кладбище и т.п. – в общем, все как положено. Затем я участвовал в играх по тематике регионального и городского развития и по образовательной тематике, которые проводили Г.П. Щедровицкий, А.П. Зинченко и А.П. Буряк, а также в проектировании и проведении «малых» ОД игр в Обнинске под руководством В.Л. Даниловой, К.В. Малиновской и Ю.Б. Грязновой. В обнинской методологической группе моя позиция всегда была весьма маргинальной даже в периоды высокой активности. Это связано с рядом культурных несовпадений. В географическом и социокультурном плане Обнинск – периферия Москвы, что предполагает крайне ограниченные собственное содержание и социальную значимость протекающих здесь процессов, с одной стороны, и активную втянутость обнинцев в московскую жизнь, с другой. Это в полной мере относится и к нашей городской методологической группе, небольшой и очень разнородной по своему составу. Ее члены были (и остаются) активными участниками столичной (и, в этом смысле, общероссийской) методологической жизни, что задает соответствующий контекст инициируемых ими проектов. Я же, как человек сугубо провинциальный, стремился избежать участия в этих столично ориентированных процессах, и, в общем, мне это удавалось – с соответствующим отражением на результатах моих действий. Попытки открытого противостояния этим процессам заканчивались изоляцией. Начиная с середины 90-х годов, мои интересы были в основном связаны с ситуацией вокруг развития Обнинска как наукограда, с одной стороны, и с организацией и проведением локальных избирательных кампаний, с другой. Нельзя сказать, что реализация этих проектов не оставила никаких следов. Другое дело, что следы эти были скорее идеологическими и не сопровождались своевременными соответствующими организационными проработками. В результате к 2004–05 гг. мои контакты с методологическим движением (как содержательные, так и персональные) сошли на нет. Как говорили в конце комсомольской эпохи, «исключен за утрату связей с организацией». Бочкарева Татьяна Викторовна (1950 г.р.) Март 1984 года. В мои 33 года по житейским меркам все уже вроде было устроено (ладная семья, уютная квартира, интересная работа в академическом институте, по перспективной градоэкологической тематике и проблемам глобалистики – по линии ЮНЕСКО и ряда международных экологических программ, успешная защита диссертации, подготовка монографии, зарубежные командировки…), и все же тяготила внутренняя неудовлетворенность, непрекращающийся поиск своего пути. Я активно посещала разные лекции, темы которых выходили за рамки разрешенных исследований (благо что площадка Географического общества на Никольской была одним из центров притяжения последователей Вернадского, Чижевского, в том числе с клеймом «географических детерминистов», противников переброски рек; выступал Л. Гумилев и другие ученые нестандартно мыслящие вне узких предметных рамок), участвовала в неформальных семинарах по неприветствовавшимся в то время социальным аспектам экономической географии и т.п. Но отсутствовал глубинный смысл собственной работы, которая была связана с освоением зарубежного опыта в сфере градоэкологии, – его же невозможно было применить в нашей стране. В еще большее уныние повергла проработка мной вопросов идеологических оснований решения экологических вопросов в рамках внутренней и внешней политики США – осознание их как одного из механизмов реальной геополитики. Неожиданный разговор с Александром Савченко, в то время сотрудником Института географии, обнадежил: он рассказал о неких методологах, о проводимых ими «играх» и о возможности моего участия в практических разработках на отечественной стезе. И вот я в Пущино, на ОДИ по развитию малого города – как эксперт по городскому развитию. Предварительно проработала необходимые материалы по управлению развитием американских городов, но никак не могла представить, как это все может быть применимо к российскому городу. Это был мой первый опыт перехода с зарубежной на отечественную тематику. Но то, что происходило на игре, я даже отдаленно себе не могла представить. Очень отчетливо запомнился первый разговор с Г.П. Щедровицким. Накануне меня представили, и потому утром за завтраком в гостинице я спокойно подсела к нему за столик и стала советоваться по поводу своего участия. Он внимательно меня выслушал, задал несколько вопросов, я пыталась аргументировать свои ответы, одновременно осознавая, что я чего-то не понимаю в знакомой мне тематике. Это меня озадачило, как и взгляды окружающих: я почувствовала, что нарушила какие-то неписанные правила. Я ведь подошла к Георгию Петровичу на равных и пыталась еще что-то доказывать, да еще перед самым началом игры. Согруппники мне потом по этому поводу выговорили, но сам ГП ведь выслушал, не прервав, только очень точно проблематизировав. С этим я и пошла на игру. Меня включили в группу, которая должна была предложить идеи развития Пущино (среди прочих участников был и Александр Левинтов, вроде бы как игротехник, но тогда для меня это не было очевидно). Сначала мне показалось абсурдным и непрофессиональным что-то набрасывать «от фонаря»; я немного посопротивлялась, а потом включилась и тоже стала фантазировать на тему – так мной была понята задача группы. Как в калейдоскопе, развертывалась события игры, я только успевала отслеживать ее ход, пытаясь хоть что-то понять в происходящем. Выступления групп оказались фоном, а основное действие развертывалось в пространстве высказываний ГП и молодых методологов – Сергея Наумова, Юрия Громыко, Петра Щедровицкого, Сергея Попова. В каком-то смысле это смотрелось как игра гроссмейстера на многих досках. По контексту кое-что было понятно, а по основаниям – нет: обсуждение воспринималось как эквилибристика суждений. Меня поразило, что не просто присутствуя, а как-то в игре участвуя и внимательно во все вникая, я мало что при этом поняла. Поэтому скорее почувствовала, чем осознала открывающиеся горизонты, и после Пущино погрузилась в освоение новых знаний: посещала еженедельные семинары в МИНГе и ключевые семинары в «СоюзМорНИИпроекте» (выжимка по системному подходу), много читала (Левинтов снабжал ксерокопиями статей ГП), пытаясь сразу понять суть СМД подхода, которая то как-то прояснялась, то опять ускользала. Внимание при этом в основном было сконцентрировано на двух направлениях – собственно на системном (СМД) подходе и проработке оснований разных идей и представлений о мире. Вошла и в пространство игр – стала ездить на них по мере возможности и вне зависимости от тематики, которая тем не менее часто мне была близка или интересна. Больше не пыталась без повода разговаривать с ГП, считая, что мне нечего ему пока сказать по существу, продвигалась медленно. Очень привлекали схемы и процесс схематизации, но долго не могла уразуметь, как на основе базовых схем создаются ситуационные схемы и почему схемы, разработанные на одной игре, неприменимы на другой. Запомнился эпизод на игре в Новом Иерусалиме (вскоре после Пущино). Если на семинарах я для себя построила свою действительность освоения, то в игре долго оставалась на уровне конструирования формальных смыслов, и очередную немыслимую конструкцию докладывала от группы на общем заседании. ГП выслушал и ничего не сказал – только посмотрел. Запомнила на всю жизнь этот взгляд (мол, сколько можно выслушивать этот бред и впустую себя растрачивать, чтобы хоть у некоторых неофитов пробилась искорка мышления…). Этого его взгляда оказалось достаточно, чтобы больше не «констралябить» и не выступать с подобной бессмыслицей, а внутренний критерий правомерности результатов любой своей работы, а тем более представления ее вовне, стал еще более жестким. Помнится и разговор с Георгием Петровичем на игре по городскому хозяйству Риги (1987 г.). За вечерним чаем неторопливо говорили «за жизнь», затрагивали разные вопросы, но для меня ключевым моментом разговора было его предложение мне и Миле Ткаченко более плотно заняться региональной тематикой и экспертно вести в играх это направление. Как ни прискорбно, но мне пришлось от этого отказаться. Было больно видеть его огорчение, но иначе я, реально оценивая свои возможности, поступить не могла. Если бы он предложил это года два назад (!)… но к тому моменту я уже как-то определилась и спонтанно все изменить или работать в двух направлениях не посчитала допустимым. Дело в том, что с 1985 г. я в основном участвовала в играх, которые на пару проводили Сергей Попов и Петр Щедровицкий, в них я ощущала себя полезной как по обсуждаемым темам (экология, развитие города и региона), так и функционально (помимо позиции эксперта, стала постепенно осваивать другие – исследователя, эксперта-игротехника, игротехника, консультанта и пр.), что создавало разнообразные возможности для саморазвития. При этом Петр счел возможным периодически выслушивать мои рефлексивные размышления по поводу жизненного самоопределения, что меня очень продвигало: в тандеме с ним более глубинно прорабатывалась экологическая тематика, в том числе в увязке с только еще формируемой на следующее десятилетие мировой идеологией устойчивого развития. А Сергей стимулировал мое экспериментирование с собственными возможностями – как выявлять их пределы и целенаправленно расширять, например, в освоении игротехнических навыков в рамках школы игротехников. В том же году по заданию ЦК ВЛКСМ была собрана межпрофессиональная группа молодых ученых для подготовки работы экологического центра Фестиваля молодежи и студентов в Москве – одного из ключевых на то время фестивальных направлений, где собирались участвовать представители самых разных оттенков «зеленых» из многих стран, а в СССР эта тематика полновесно и публично еще не проявилась – только кулуарно (еще валялись «копья» недавних сражений по борьбе с переброской сибирских рек). Александр Савченко (хотя сам потом постепенно «вынулся» из игры) договорился в ЦК ВЛКСМ о том, чтобы в подготовке работы Экоцентра участвовали методологи: в их группу, помимо Попова, Щедровицкого и Громыко, входили Т. Сергейцев, Р. Шайхутдинов и А. Павлов. После детального обсуждения – с участием консультантов Р. Бабича, Л. Ткаченко, Л. Литовченко, В. Калуцкова, Т. Власовой, А. Чепарухина, Т. Калиниченко, С. Горлова и др. (некоторые из них потом участвовали в играх) – экологических взглядов на мир нам удалось не только легко «сводить» и «разводить» высказывания зарубежных участников, но и продвинуться в проработке экологической проблематики (никак не думала, что имеется еще столько непроработанных глубинных вопросов!). Затем эта команда, оформленная при поддержке Л. Шеменды как Центр экологического движения на базе Московского общества охраны природы, в 1986-89 гг. провела четыре Всесоюзных школы «Экология развития» (Клязьма, Рига, Ленинград, Байкал), на которые со всей страны приезжали представители начавшего активно проявляться экологического (по сути, политического) движения в стране, наиболее «продвинутые» ученые и общественные деятели (кульминацией экологической проблематики стала нашумевшая игра-экспертиза на Байкале). Я активно занималась подбором участников, порой даже в ущерб содержанию, и на первой же Школе «вознаграждена» – ее руководители, а ими были Попов и Щедровицкий, с завершающего заседания, когда страсти экологов накалились до предела, ничего не сказав, уехали. Мне оставалось или закрыть школу, или попытаться как-то все обобщить и завершить. Как человек ответственный, я выбрала второе, но это было как «головой в омут» – чтобы выдержать весь напор страстей и перевести его в конструктивное русло, мне пришлось неимоверными усилиями включить незадействованные до того внутренние ресурсы и… все неожиданно получилось! Наработки тех лет хранятся у меня до сих пор у меня. В 1992 г. по моей инициативе и при наиболее активном участии Владимира Калуцкова была создана действующая до сих пор общественная (впоследствии межрегиональная) организация «Экология развития». Для меня это было шагом сохранения преемственности при отходе от методологического движения (из-за осознания внутренних проблем в освоении методологии при одновременном обнаружении ее узких, с моей точки зрения, мест – при работе с естественными процессами, территориально-пространственными объектами, слабом учете рамок мирохозяйственных, глобальных и геополитических процессов; а также из-за отказа принять финансовую политику ММАСС в начале 90-х) и одновременном уходе из академической науки после завершения докторантуры с отказом от защиты докторской диссертации. (Было удивительно наблюдать позднее, как многие представители методологического сообщества стали вовсю социализироваться и обрастать званиями и должностями – словно ценностно-целевые ориентиры сбились!) Дальнейший поиск своего пути пошел как по освоению дополнительного (к методологическому) инструментария для работы с естественными (жизненными) процессами, так и по обретению организационного формата собственной деятельности. В результате за несколько лет были оформлены базовые основания понимания и работы с процессами жизнедеятельности (на основе совокупности эзотерических знаний), с любыми жизненными объектами (в неразрывности системных и пространственно-временных параметров) деятельности; наработаны соответствующие методы и технологии работы. При этом еще в 91 г. возник заказ по градоэкологичекой проблематике в г. Жуковский, что вынудило создать, помимо «Экологии развития», экспертную ассоциацию «УРБЭКС» (при поддержке Алексея Ожигина), затем переорганизованную в автономную некоммерческую организацию по городскому и региональному развитию (совместно с Сергеем Самарцевым). В течение трех лет на базе Жуковского как модельного города были отработаны средства и методы работы по комплексу вопросов городского развития. С середины 90-х и по сей день в разных аспектах прорабатывается муниципальная тематика; с 2000 г. была актуализирована линия разработки стратегий развития на муниципальном и региональном уровне, а также стратегирования организаций и личностного развития. В ходе работ активно используются интерактивные формы, создаваемые с учетом конкретной ситуации их задействования и поставленных целевых задач. В немалой степени это стало возможным на основе освоенных методологических знаний и игротехнических навыков. Поиск же (а по сути дела, прохождение) своего пути продолжается… Валитов Искандер Сулейманович (1956 г.р.) Защитив в 1982 г. кандидатскую диссертацию по нейрофизиологии, я взялся за решение серьезного проблемного вопроса: как формируется мозг? К тому времени было уже известно, что все эти миллиарды нервных клеток, связанных между собой триллионами контактов, представляют собой вполне определенную и жесткую схему. Представлений о том, где и как она записана, как программируется ее сборка и т.п., на тот момент не было никаких (да и сегодня, кажется, здесь прогресс невелик). Мне было понятно, что нужны не столько эмпирические исследования (их в мировой науке хватало), сколько принципиальные гипотезы, теоретические модели этого процесса. Организовал семинар, в который пригласил сильных биологов, математиков, кибернетиков, физиков-теоретиков. Состав участников был очень интересен, динамично менялся, каждый пытался продвигать свое видение проблемы. Мы действительно пытались понимать друг друга (ясно, что это было совсем не просто). Все это сопровождало сильное чувство свежести и необычности происходящего. Кто-то из участников семинара познакомил меня в 1984 г. с Александром Салагаевым, социологом из Казанского университета (я работал в Казанском мединституте); от него узнал, что есть некие «методологи» и их лидер Г.П. Щедровицкий, которые развивают системный подход, ведут комплексные исследования и т.п. – «в общем, то, что тебе надо». Я позвонил ГП в Москву, попросил о встрече. «О чем будем говорить?» – спросил ГП. «Хочу предложить Вам работу» (я имел «хоздоговорные» деньги). В ответ услышал: «Очень интересно, приезжайте». Мы встретились у него на работе (на кухне какой-то трехкомнатной квартиры). Георгий Петрович выслушал мой пламенный рассказ о проблеме и перспективах, которые откроются в случае успеха: «если у нас будет теоретическая модель, то через некоторое время мы сможем строить искусственные мозги, равномощные человеческим!» – Не понимаю, в чем проблема, Искандер, – сказал ГП, – в мире как минимум два миллиарда лишних мозгов. Человечество до сих пор не придумало, чем их занять, а Вы хотите усложнить ситуацию. А вот Ваш семинар – большая ценность, его в любом случае надо сохранить. Хотя я не смогу в нем участвовать: меня интересуют группы, занимающиеся мышлением, а не мозгом. Что значит «заниматься мышлением», мне было абсолютно непонятно, но вызвало любопытство (меня очень занимала «психофизическая проблема»), и я спросил ГП, не могу ли посетить какое-либо его мероприятие по проблеме мышления, на что получил ответ: «Зачем откладывать? Пойдем сегодня на семинар. Встретимся в 18.45 в метро на станции “Академическая”». В назначенное время он меня действительно встретил и сопроводил на квартиру к Светлане Поливановой. Отличие семинаров ГП от наших в Казани было разительным. Его способность из любой ситуации вытянуть интересное содержание, осуществить сдвиг в постановке самого вопроса была фантастической. Возникало ощущение, что он… не совсем человек! Мне очень захотелось научиться у него «двигать содержание», и на мой вопрос, как это у него так получается, он ответил: «У Вас, Искандер, сознание прямое, а надо, чтобы было круглое… участвуйте в играх». Я стал ездить на игры. Первое такое «закругление» на первой же моей игре в Калининграде мне «организовал» М.С. Хромченко: будучи игротехником, он четыре дня подряд мучил меня (за что я ему до сих пор благодарен) вопросом: «Какое отношение имеет то, что ты обсуждаешь, к происходящему на игре?» И на общем заседании о том же спросил меня ГП. Тот факт, что, помимо научных тем, есть еще и мир, с которым надо как-то строить взаимодействие (имея позицию!), был подлинным открытием. Тогда же я понял, что самые продвигающие удары – те, которые наносятся с неожиданной, никак не предполагаемой стороны. В 1985-88 гг. я участвовал чуть ли не в трех десятках ОДИ, но вскоре понял, что осваиваемая в них сложная деятельность (мыследеятельность) не может быть встроена в мои научные предметные изыскания: установка «применить методологические средства в своей деятельности» не перспективна. Не в том смысле, что это невозможно или не будет научных достижений, а в том, что на научном пути со мной вряд ли будет происходить что-то значимое. Мне стали неинтересны коллеги по научной школе, да и я их, думаю, стал сильно раздражать. Посоветовался с ГП. Учитель был категоричен: «Вам надо как можно скорее перестать быть ученым и стать гуманитарием». Что значит последнее, он не объяснил. Но, не испытывая никаких сомнений, тем более не переживая «кризисов», я легко ушел с кафедры, оформился на должность, которая обязывала меня читать 2 лекции в месяц (за ту же зарплату), и получил возможность, уже ничем себя не ограничивая, ездить на игры. Параллельно задумался о «внеигровой позиции». Организовал в Казани семинар по методологии медицины и здравоохранения (в нем участвовали Линар Закиров, Ирина Рузаева, Петр Шилов, Саша Петров, Марат Латыпов, Анвар Гатауллин, Каусар Яхин и др.), стал разбираться с категориальными и понятийными основаниями этой сферы, с тем, как она разворачивалась в истории. Рассказал о семинаре и своих планах ГП. Он слушал меня молча, раз десять подмигнул и в конце сказал: «люблю нахальных»!... Но чувство недостаточности, неполноты происходящего оставалось: я испытывал дискомфорт от того, что на играх требовал от членов группы определить позицию по отношению к их рабочим ситуациям, но сам практически такой позиции «по жизни» не имел. Семинар – это все-таки коммуникативная структура, а мне недоставало дела. С 1990 г. на игры почти не ездил. В Казани создал с друзьями консультативную фирму. По нашей инициативе и контракту с республиканским Минздравом мы организовали коммерческий банк (под страховые деньги), я предполагал, что смогу, оставаясь консультантом, использовать его в качестве опорной точки, из которой будет возможность влиять на отрасль. Банк быстро стал коммерчески успешным – и мы тут же потеряли управление над ним. Я понял, что если и дальше буду только консультировать, то так всегда и будет. В следующем году я создал Фонд развития здравоохранения, сумев наполнить его вполне приличными деньгами. Далее стратегия была следующая: после анализа той или иной (по обстоятельствам) предметной области мы определяли некий ход, который сами могли организовать и осуществить по отношению к ней. Это не было трансформацией актуально осуществляемой деятельности – это каждый раз было нововведение, задающее новую перспективу для практики. Благодаря нашим усилиям появились научно-производственное объединение по разработке и производству эндохирургического оборудования и обучению хирургов, служба раннего выявления больных сахарным диабетом, школы для больных сахарным диабетом, служба гуманитарной поддержки онкологических больных, служба реабилитации для больных после инсульта и мозговых травм и др. Мы организовали кампанию по актуализации для населения проблемы ВИЧ/СПИД и разработали комплексный проект деятельности для недавно созданного СПИД-центра. Вместе с Ириной Рузаевой провели комплексное обследование деятельности типовой городской поликлиники и построили проект ее системной модернизации. Думаю, что эта разработка до сих пор значительно опережает все то, что делается в рамках «национального проекта», но тогда нам реализовать ее не удалось. Эта инициатива уже не была нововведением в «чистом поле», и Минздрав побоялся дать мне карт-бланш. Кроме того, мы провели несколько всероссийских концептуальных сессий, на которых весьма плодотворно обсуждали историческую проблематику медицины и здравоохранения, задачи и перспективы понятийной работы в этой области. (Лучшее понятие здоровья ввел О.И. Генисаретский: «Здоровье – это то, что люди при встрече желают друг другу»). Во всех работах этого периода я активно сотрудничал с Тимофеем Сергейцевым. Именно благодаря ему все, что мы делали тогда, действительно было на переднем крае здравоохранения. Считаю, что все наши инициативы были практикой методологии – по методу каждый раз это было «проектирование на базе проблематизации». Также в работах этого периода участвовали О. Генисаретский, С. Котельников, С. Есельсон, Р. Шайхутдинов, И. Подчуфарова. В 95-м (или 96-м) году я пригласил Петра Щедровицкого прочитать в Казанском университете цикл лекций по теме «СМД методология как гуманитарная программа». Такой тематический «заказ» был для меня неслучайным: я уверен, что практика, которую строил ГП (вся, не только игровая), была ориентирована на какой-то новый – и очень мощный – образ человека и человеческого существования. Мне казалось перспективным разобраться в том, что качественно нового – в культурном плане – несла в себе «мечта о человеке» в версии ГП. Что из этой мечты было озвучено и написано, а что осталось в молчании? Насколько удалось ему продвинуться к этой мечте? В чем недостаточность развернутых им практик (в т.ч. игровых)? Каковы возможные приложения CМД методологии именно в гуманитарном залоге? Как можно увидеть практику здоровья в этом ключе? К сожалению, Петр вместо лекций по заказанной теме рассказал о тех заказах, которыми он в последние годы занимался. Может, все же стоит вернуться к теме? В 1998 г. Т. Сергейцев пригласил меня участвовать в президентской избирательной кампании на Украине, предложив спроектировать и организовать работу с медиками. Я с радостью согласился (давно искал возможность перейти от локальных инновационных проектов к работе с «большой системой»), предложив организовать коммуникацию врачей и кандидата (в то время действующего президента страны) по поводу комплексного плана реформы здравоохранения. Ядром проекта был «договор сторон» – в обмен на гарантии реформ кандидату была обещана политическая лояльность врачей. Все получилось: и реформы спроектировали, и общественное движение (энтузиазм участников был подлинный) организовали, и всенародное обсуждение планов устроили, и кандидата реально включили в переговорный процесс, и получили нужный электоральный эффект (за год провели десятки публичных и, при этом, предельно содержательных мероприятий, в т.ч. ОДИ). В разработке проекта (помимо Тимофея) участвовал Дмитрий Куликов (так началось наше сотрудничество), а в его реализации мне помогали Марина Захарченко, Татьяна и Андрей Губановы, Саша Нечипоренко, Семен Есельсон. Кстати, проект получил продолжение и после выборов: лидеры созданного нами общественного движения («Пульс Украины») вошли в комиссию по реформе здравоохранения кабинета министров, были подготовлены соответствующие законопроекты… (процесс был остановлен «делом Гонгадзе» и кризисом власти в 2001 г.). В 2002 г. я принял предложение Т. Сергейцева и Д. Куликова стать их третьим партнером. С тех пор мы провели несколько масштабных избирательных кампаний. Для меня это был новый опыт: «дело врачей» хотя и являлось частью избирательной кампании, но было все же проектом, реализация которого в значительной мере шла в своей логике и своем ритме. Избирательная кампания в целом тоже проектируется, но управлять надо уже не проектом, а сложно и многомерно организованным «сражением», что требует другого искусства, в том числе способности работать в совершенно других скоростных режимах. И я, честно говоря, не понимаю, как можно было бы справиться с этой работой без методологической и игротехнической квалификации (благо есть партнеры, у которых можно продолжать интенсивно учиться; мы, помимо выборов, занимались и реорганизацией крупного бизнеса, и организацией сложной юридической защиты активов российской компании за рубежом, и другими, не избирательными, политическим проектами). Я не порываю отношений с коллегами из нейрофизиологической школы, с кем-то из них дружу, но движемся мы по совершенно разным траекториями. Всякий настоящий путь открывает новые перспективы и новые пути, в движении по которым возникают новые сцепления. Важно заметить, не проскочить. Решиться, сделать ставку. Или, наоборот, миновать… Волов Владимир Геннадьевич (1955 г.р.) С Г.П. Щедровицким и вообще с миром методологов я впервые познакомился в 1983 году в Новосибирске (где живу) на лекциях в Педагогическом институте. Влияние этой встречи сказывается до сих пор. Жизнь существенно не изменилась (сплю ночью, днем бодрствую), а вот деятельность и отношение к продуктам деятельности других людей изменились кардинально. Например, я полностью отказался от какой-либо значимости результатов высшего архитектурного образования образца «Сибстрин, конец ХХ века, Россия». Желание познакомиться поближе с движением и работой методологов привело к тому, что надолго уехал из Новосибирска в Москву (аспирантура 1985-90 и защита кандидатской диссертации в 96-м году), Активно участвовал в ОД играх (сначала как игрок, затем игротехником): в Калининграде под руководством Г.П. Щедровицкого, Ростове-на-Дону у А.П. Зинченко и в Иркутске у С.В. Попова (перечислил игры 1987 года, для меня самые существенные по результатам и последствиям). На основе сложившихся представлений я вел семинары по организации деятельности с аспирантами Госстроя СССР (два года, Москва), со студентами архитектурно-строительного университета (семь лет, Новосибирск) и Архитектурной академии (два года, Новосибирск). По материалам семинаров издавал альманах «Тематека» (с 97-го, десять номеров, в каждом 100 страниц формата А4), который был доступен на сайте с 1998 по 2004 гг. (сайт «Центр ЖИЛИЩЕ», лаборатории дизайна, феноменологии жилища, городской среды). Результаты разработок и осуществлений нигде более не публиковались и сейчас недоступны. Книг, монографий, статей и прочего не писал и не публиковал, с редакциями изданий не сотрудничаю. Актуальные и значимые темы осмыслений сегодня (всегда) – образование и траектории самореализаций (осуществление человеком себя). Участвую в разработке тем по политике (в частности, молодежной, как результат – сотрудничество с Комитетом по делам молодежи новосибирской областной администрации и молодежным парламентом, организация и осуществление в Новосибирске круглых столов по вопросам семьи, городской среды, жилища, культуры; два года работы в группе экспертов комитета по архитектуре и строительству Верховного Совета СССР), по городской культуре (результат – лекции в Академии управления, Новосибирск), самоопределению и целеполаганию (результат – разработка и проведение тренингов, участие в мини-играх, руководство диссертационными работами, тьюторство). Коллегами-методологами, с которыми реализовывал проекты, были В.С. Авксентьев в Москве (познакомились на иркутской ОДИ) и А.А. Третьяков в Новосибирске (с начала 90-х). Сегодня официально нигде не работаю, доход – от починки компьютеров, консультаций по конфигурациям и обучению работе оператором (авторизованный курс с 1991 г.), от проектирования и модерации сайтов. «Зависание» связано с тем, что за двадцать лет – с момента знакомства с Г.П. Щедровицким в 83-м и по 2003 г. – осуществил все задуманное (научное открытие, обучение, экспертиза). Сейчас разрабатываю план следующей «двадцатки» (2005-2025). Гайдин Михаил Михайлович (1941 г.р.) По жизни я профессиональный изобретатель (28 авторских свидетельств и 1 патент), по базовому образованию физик-реакторщик. Факультативно интересовался философией; будучи молодым специалистом, прочел практически всю философскую классику. В поисках коммунистической правды прочел полное собрание сочинений В.И. Ленина, включая письма. Но главный акцент всегда был на методологии эвристики, причем в социальном контексте. В методологическое движение я вошел с тех пор, как начал посещать лекции и семинары Г.П. Щедровицкого в Обнинском университете марксизма-ленинизма на факультете «Управление научными коллективами». Был участником ОД игр, проводимых им в нашем городе, которые мне казались конструктивным апогеем СМД методологии. Георгий Петрович с первой встречи произвел на меня огромное впечатление уникальной широтой взглядов, образованностью, сущностной конструктивной ориентацией, исключительной работоспособностью, смелостью отстаивания позиции. Именно под его влиянием в сознании сложилось представление о большом Деле, которому стоит посвятить свою жизнь – трансляция культуры мышления. С этой целью я самостоятельно осваивал методологию по журналам «Вопросы методологии» и «Кентавр», участвовал в работе городского методологического семинара Камиллы Васильевны Малиновской. Участвовал в нескольких выездных играх (руководители А.П. Буряк, К.В. Малиновская, В.С. Сенкевич), а в 1993 г. организовал свой методологический семинар по месту работы в Физико-энергетическом институте (ныне Государственный научный центр Российской федерации – Физико-энергетический институт; ГНЦ РФ-ФЭИ). Семинар носил оргдеятельностный характер и был ориентирован на улучшение качества проектной деятельности, мы проводили его в Учебном центре ФЭИ для сотрудников, работающих над проектами в области космических технологий, обеспечения ядерной безопасности, системной экспертизы проектов, занимались вопросами интеллектуальной собственности в ситуации перестройки, методологией инноватики. К сожалению, начало работ по освоению системного проектирования пришлось на время горбачевской перестройки, поэтому развернуть эту деятельность в широком масштабе не удалось. Обозначенные проекты закрывались на стадии завершения из-за масштабного свертывания финансирования. Развернуть расширенно-воспроизводящее методологическое образование в институте также не удалось. Реально значимым оказался только один проект, носящий культурно-образовательную направленность – проект Мемориального музея атомной энергетики России на базе Первой в мире АЭС, который по своему культурно-историческому статусу должен войти в число влиятельных музеев мира, ибо именно пуском Обнинской АЭС энергия атома была направлена в созидательное русло, и в мировой культуре появился новый социально значимый термин «Мирный атом». Нами была разработана ОД концепция проекта музея, а для ее реализации по моей инициативе и при поддержке дирекции института в 1997 г. был создан Музейный клуб, который осуществляет функции соединения СМД представлений и музейной практики. Клуб действует как открытое виртуальное пространство с ориентацией на сетевое проектирование и в этом плане выступает как активный интеллектуальный узел сети, поскольку музейное дело по своей природе требует универсумного подхода, и, следовательно, широко развернутой коммуникации. Основные направления его деятельности: создание клубного высокопрофессионального музейного пространства атомной отрасли на базе интеллектуальных отечественных средств, накопленных ММК, СМД движением и практикой ОД игр. В комплексно организованном музейном проекте системно соорганизованы два деятельностных процесса – освоение методологической культуры и проектирование музея. Мы поддерживаем многие инициативы по организационному развитию, в этом плане тесно связаны с образовательными институтами повышения квалификации, с Институтом истории естествознания и техники (ИИЕТ РАН) и Институтом культуры РАН, со многими методологическими инициативами. В Интернете Музейный клуб ведет ОД-игру (ИнтерОДИ) «Ноосфера», разрабатывает проект Интернет-конференции «Атомная эпопея», участвует во всех мемориальных мероприятиях атомной отрасли, города, института, параллельно создает видеоархив по обозначенным позициям, в том числе и архив методологического движения. Совместно с Обнинским краеведческим объединением «Репинка» (рук. В.А. Тарасов) Музейный клуб разрабатывает проект «Обнинск – дух места». В последние годы я (старший научный сотрудник ОНТИ ГНЦ РФ ФЭИ, руководитель Музейного клуба) активно работаю в Московском методолого-педагогическом кружке (ММПК) О.С. Анисимова с ориентацией на эффективное использование связки ОДИ и ОМИ в процессах трансляции методологической культуры в системе образования. Базовый ориентир этой трансляции – культурный контекст. Основные публикации: 1. Богуш В.Б., Гайдин М.М. Концепция Государственного музея атомной энергетики России. Обнинск,1997. (Одобрено Президиумом Ученого совета ГНЦ РФ ФЭИ от 10.11.97). 2. Гайдин М.М. Богуш В.Б. «Музей атомной энергетики России как пространство содержательной гуманизции деятельности. Системный подход к музейному проектированию». Материалы международной конференции «Ядерная безопасность: социогуманитарные структуры». М., 1998 3. Гайдин М.М. «Музей как узел сети». Доклад на VII научно-практической конференции «Российский научно-технический музей: проблемы и перспективы». Нижний Тагил, октябрь 2000 4. Гайдин М.М. «Социальное проектирование как ресурс для преодоления кризиса в науке, образовании, экологии. К проекту Государственного музея атомной энергетики России)» Доклад на конференции «Состояние и проблемы развития гуманитарной науки в Центральном регионе России». Калуга, апрель 2001 5. Гайдин М.М., Сенкевич В.С., Стогов В.Ю. Организационно-деятельностные игры в контексте глобально-ноосферного образования. Доклад на научно-методической конференции «Глобальное образование и перспектива». Тула, 2001 6. Гайдин М.М. Ноосферное образование в России. Доклад на IY Всероссийских чтениях, посвященных братьям Киреевским «Оптина пустынь и русская культура». Калуга, 2001 7. Гайдин М.М. Некоторые методологические соображения о коммуникационных ресурсах конференций (К проблеме системного проектирования в культуре) Доклад на конференции «Отечественная война 1812 года и российская провинция. События. Люди. Памятники». Малоярославец, 2002 8. Гайдин М.М. Что есть образование? Доклад на юбилейной конференции «Ноосферная школа», Боровск, 2002 9. Гайдин М.М. Православие в становлении новой России. Саров, 2003 10. Гайдин М.М. и др. Музейное поле Обнинска (Системный подход к музейному проектированию. Боровск, 2003 11. Гайдин М.М. Виртуалистика в музее – этические проблемы. ИФ РАН Москва, 2003 12. Гайдин М.М. Люди ноосферного будущего. Обнинск, 2003 Координаты клуба 249033, г. Обнинск, Калужской обл., ул. Мигунова, дом 7, Музейный клуб ФГУП ГНЦ РФ ФЭИ, тел. 8 (48439) 9-51-11, E-mail: gaidin29@mail.ru, сайт: u/ Галстян Жанна Айказовна (1937 г.р.) В 1988 г. ко мне (как заместитель председателя республиканского правления НТО «Приборпром» я проводила множество совещаний и семинаров) пришли друзья и рассказали, что существует кружок «мыследеятелей», они проводят умные семинары, у них особая методология и с ними очень интересно. И было бы очень кстати пригласить их к нам на конференцию, на которой обсудить проблемы нашего национального движения. У них уже была готов программа и внушительный список участников (около ста человек), все умные, перспективные, активные, с должностями, научные работники и специалисты. Ознакомившись с программой, я поняла, что это – нечто необычное, даже уникальное, таких «конференций» я никогда не проводила, и потому заманчиво. Нам удалось договориться с руководством Дома писателей в Цахкадзоре, где мы и провели 10 удивительных суток. Именно суток – с утра и до утра, почти без сна. Надо было видеть, с каким интересом включались в дискуссии «игроки», они словно ждали подходящего момента, чтобы взорваться. И в один из перерывов я, испугавшись реакции руководителя «совещанием», Г.П. Щедровицкого, зашла к нему в номер попросить о снисхождении к наиболее бурным выражениям наших товарищей. А оказалось, что Георгий Петрович был таким «взрывам» очень рад, более того, сам (как я потом поняла) провоцировал аудиторию (но я же тогда не знала, что такова игротехническая практика, методология и прочее)… … Прошло много лет, но урок Цахкадзора – незабываем, это как свежий воздух, живая вода. Та игра и сам ГП оказали на меня едва ли не гипнотическое влияние. И с тех пор я стала смотреть на происходящее другими глазами, иногда даже во вред себе: прямота и искренность в отношениях и сближали меня с окружающими, и отдаляли – постоянно терпеть рефлексию в отношениях не всем по душе. Но я требовала: пожалуйста, относитесь ко мне так же, разберите меня «по частям», я только буду признательна. После игры при нашем РП НТО был организован кружок, которым по рекомендации ГП руководил Роланд Манукян. Собирались мы поначалу еженедельно, по пятницам, привлекали молодежь, поддерживали контакты с Московским комитетом СНИО по СМД методологии и ОДИ, я направляла наших «семинаристов» – Сусанну Мачкалову, Ашота Аветисяна и др. – на игры и школы, приглашали мы методологов и в Ереван – Н.Г. Алексеева, В.К. Епишина. Потом связи нарушились (причины – от страшного землетрясения в Спитаке до развала Советского Союза). В 1996 г. в Ереван переехал Манук Мкртчян и возродил наш клуб. Я хочу называть имена участников 1-го состава клуба (кроме названных выше): Армен Егиазарян, Тигран Сарксян, Ашот Хачатрян, Мигран Геворкян, Ромен Епископосян, Баграт Канаян, Григор, Дант Сарксян, Никита Заробян… Сейчас в клубе тон задают молодые, в нем накапливаются видеокассеты с последних мероприятий, пополняется методологическая библиотека. А мы, ветераны, еженедельно не приходим, но на важные дискуссии – обязательно. Тем более на ежегодные – 23 февраля – Чтения памяти Георгия Петровича. Он объединяет всех, его визитная карточка всегда действительна для выяснения спорных вопросов. Галушкин Степан Владимирович (1961 г.р.) Я принадлежу к поколению, которое осваивало азы методологии в образовательных проектах последней генерации ММК в конце 80-х – начале 90-х гг. Знакомство с методологическим движением произошло на одной из игр Г.П. Щедровицкого в 1989 г., а спустя два года я поступил в Школу культурной политики. Поскольку в то время я жил и работал во Владивостоке, то моя «школа» представляла собой штудирование текстов методологов, участие в играх П.Г. Щедровицкого, несколько эпизодов стажировки в его проектах и реализация своего (совместно с М.В. Галушкиной, И.В. Голубкиным и Е.В Кондратьевой) проекта – управленческий колледж «Азиатско-Тихоокеанская школа». Собственно, именно в этом проекте – одной из версий реализации СМД педагогики – мы и получали свое образование, представляя собой во многом группу прорыва (одноименный доклад П.Г. Щедровицкого на методологической школе в ВПЛ «Артек», 1990 г.). Живя на окраине страны, мы прорывались к фронту гуманитарных практик. Активными сподвижниками нашей группы впоследствии стали Д.В. Добрынченко, И.Н. Ковалев, Е.А. Мамий и Л.С. Шушпанова. Дух экспериментирования довлел над проектом. Мы относились к нему как к экспериментальной площадке, предназначенной для собственного развития, принципиально отказавшись от классно-урочной системы и ее атрибутов. Это была школа тренингов, семинаров и различных молодежных проектов. Благодаря рамкам без особых проблем переформатировались и функционализировались различные методики и предметные курсы. Основным результатом нашего школьного проекта стало, на мой взгляд, представление о педагогической профессии, реализованное в Азиатско-Тихоокеанской Школе. Нам удалось выпустить два полноценных курса. В чем полноценных? Мы постоянно размышляли над вопросом о том, кто может осмысленно работать в школе. Например, учитель преподает какой-то предмет, спрашивается: зачем ему лично передавать что-то подрастающему поколению? Понятно, что ни один учитель ответить на такой вопрос не может, так как является функцией машины деятельности, цели которой ему не принадлежат. Анализируя различные ситуации педагогической практики, мы пришли к выводу, что если это кому и нужно, то тем, кто за счет учебного процесса хочет что-то освоить. Из чего следует, что это работа временная, года на три, максимум пять – если она связана с психолого-педагогической специализацией. А с другой стороны – это удел молодых. Таким образом, у нас из школы выпускались как сотрудники, так и их воспитанники. Дальше их совместная деятельность продолжалась и отчасти продолжается до сих пор. В АТШ выросло два поколения сотрудников и, соответственно, два поколения слушателей. Такое отношение к школе во многом было инициировано П.Г. Щедровицким. Он утверждал, что развитие может реализовываться в нескольких ситуациях, одна из них – антроподром (доклад ПГ «С чем мы войдем в XXI век» на «семейной» игре 1993 г.) как ситуация выращивания людей. Вот мы и пытались сделать такую школу. В 1996-99 гг. Владивостокская группа реализовала серию проектов в разных областях деятельности – бизнес-консультирование, избирательные кампании, образование, третий сектор и т.д. – и породила несколько организаций. Основным итогом этих работ стало позиционирование группы в разных профессиональных сообществах и выход на межрегиональный уровень. По окончании ШКП я расстался с Азиатско-Тихоокеанской Школой, инициировал совместно с М.И. Бариновой и М.В Жавридом открытие более масштабного образовательного проекта – Центр Корпоративного Предпринимательства Владивостока – и в 2001 г. переехал в Москву, поближе к «переднему краю». Москва встретила разладом методологических рядов. После двух лет попыток кооперации с различными участниками движения и их сподвижниками удалось вновь (после ШКП) встретить М.Г. Флямера, в то время завершавшего изыскания в области восстановительного правосудия. Совместно мы начали разрабатывать проект, посвященный практикам корпоративного развития и развитию представлений о мысле-коммуникации. В 2005 г. учредили Агентство Корпоративного Развития «Да-Стратегия»; через год к нам присоединился Ж.К. Загидуллин. Для меня обращение к практике корпоративного развития во многом является развитием представлений о группе прорыва. В 90-х нужно было прорываться, сейчас пришла пора созидать. Набирает силу процесс формирования новых – межрегиональных, межотраслевых, корпоративных – субъектов развития. Для удержания рамки развития необходимо соучастие в этом процессе. За прошедшие пятнадцать лет мое представление о методологии существенно не изменилось: она для меня прежде всего – практическая философия, практика мыследеятельности. Горностаев Александр Октавьевич (1961 г.р.) Мое вхождение в методологическое движение началось в 1987 г. со знакомства с М.А. Мкртчяном, когда я, достаточно успешный инженер НПО прикладной механики им. М.Ф. Решетнева (Красноярск-26), перешел в подшефную школу № 98 преподавателем математики с выполнением обязанностей организатора внеклассной работы. Моя жизнь уже была связана с преобразованиями и изменением существовавшего положения дел в стройотрядах и на радиотехническом факультете УПИ (Свердловск, ныне Екатеринбург), в деятельности городского комсомола Красноярска-26. Приглашение меня в школу было связано с внедрением начинающим директором В.А. Миновым (в настоящее время начальник отдела Агентства образования Красноярского края) технологии творческого воспитания по И.П. Иванову, в основе своей реализующей идеи А.С. Макаренко. Участие в школьных семинарах, проведенных автором концепции коллективного способа обучения (КСО) В.К. Дьяченко и разработчиком базовых методик коллективных учебных занятий М.А. Мкртчяном, открыло новую для меня деятельность в сфере образования. Становление ученического самоуправления и освоение методик Мкртчяна при внедрении в учебную деятельность легли в основу изменений образовательного процесса и внутришкольного управления. Представители школы № 98 г. Красноярска-26 были приглашены в Москву как группа поддержки на телевизионной встрече В.К. Дьяченко в Останкино. Дальнейший поворот событий определил постижение азов методологии через изучение статей Г.П. Щедровицкого, Н.Г. Алексеева, О.С. Анисимова, О.И. Генисаретского, Ю.В. Громыко, М.В. Раца, М.Т. Ойзермана, С.В. Попова и др. А когда в Красноярском краевом ИПК работников образования М.А. Мкртчян стал проводить свои первые ОД игры, я познакомился с теми, кто так или иначе был связан с региональным методологическим движением: В. Гудовщиковым, Л. Бондаренко, В. Васильевым, А. Ароновым. Мне не посчастливилось лично ощутить магию Г.П. Щедровицкого, но аура и энергетика методологического движения чувствовалась. Многое понималось из рассказов очевидцев, особенно Мкртчяна, с которым мы дружны до сих пор и которого я считаю своим Учителем – как, думаю, и Г. Блинов, и В. Минов. Мы, трое молодых и бородатых из закрытого Красноярска-26, стали активно сотрудничать с Мануком и впоследствии стали ядром его команды по проведению ОДИ в Красноярском крае, в Казахстане, в городах России. Освоение игр проходило в становлении новой образовательной практики в идеологии КСО. Мне повезло встретить удивительных (бесстрашных по тому времени, конца 80-х и начала 90-х) директоров школ Красноярска – Дмитрия Карповича, Аргама Мкртчяна, Светлану Катыщук, осуществлявших инновационную деятельность по внедрению коллективных учебных занятий, перестройке образовательного процесса и жизненного уклада своих педагогических коллективов. Рефреном моей педагогической деятельности была идея самоуправления, определение возможности появления и занятия управленческой позиции. Работая заместителем директора школы по научно-методической деятельности, я ввел в практику работы администрации управленческий семинар с участием активных учителей. В школе стало нормой проведение педагогических советов и семинаров в форме ОДИ. Группа инициативных учителей школы № 98 «УГОЛ» («Учитель – государственно-общественная личность») была отмечена в мегапроекте по становлению государственно-общественного управления (Институт открытого общества – фонд Сороса). Позже подтверждением моего поиска смыслов в управленческой деятельности ключевой для меня работой стала коллективная монография под редакцией Ю.В. Громыко «Проблемы развития управленческого мышления и деятельности», благодаря которой пришло осознание творимого и определенное понимание методологического управления и управленческого мышления в СМД подходе Г.П. Щедровицкого. Важную роль в методологическом образовании сыграли журналы «Вопросы методологии» и «Кентавр». В настоящее время – старший преподаватель и методист Центра образования управленческих кадров Красноярского краевого ИПК работников образования. Делаю попытки оформления содержания методологического аспекта образования управленческих кадров, создаваемые модули апробируются в рамках проводимых курсов подготовки и переподготовки руководителей образовательных учреждений по формированию управленческой компетентности. Участвую в ОД играх, проводимых Мкртчяном, в последнее время они связаны с моделированием образовательного пространства на принципах сетевого взаимодействия. E-mail: gora@cross-ipk.ru Горынин Константин Борисович (1967 г.р.) О Г.П. Щедровицком я услышал, еще студентом Института атомной энергетики, от К.В. Малиновской, которая вела в нашей группе философию. На ее занятиях можно было почувствовать вкус размышления, а потому было очень интересно. Наверное, Камилла Васильевна это заметила и осенью 1988 года пригласила меня и еще несколько моих одногруппников на лекции Георгия Петровича в Доме политпросвещения, куда его пригласили в рамках Университета марксизма-ленинизма прочитать курс «Управление научными исследованиями». Мне тогда было очень тяжело физически: я активно занимался скалолазанием и альпинизмом, вообще мало спал, поэтому слушание любых лекций моментально нагоняло сон. Для борьбы с ним я обычно садился впереди (как и в институте, где эта беда тоже присутствовала). Но на этих лекциях было не до сна: то, что и как говорил Щедровицкий, заставляло задумываться и, спрашивая, уточнять понимание. Я быстро научился задавать формально правильные вопросы, ГП на них обстоятельно отвечал, что создавало ощущение соучастия в процессе обсуждения и желание продолжать. Хотя, как я понимаю уже сейчас, из-за отсутствия личного отрефлектированного деятельностного опыта моя эйфория от обсуждений с ГП была очень формальной и потенциально бесплодной. Так продолжалось до весны, когда «обозначилась» И-69 в Калининграде. Для участия в ней Камилла Васильевна попыталась выстроить некий «фильтр», т.к. было понятно, что съездить в Калининград захотят многие студенты, а ходили на лекции ГП далеко не все из тех, кого она пригласила. В общем, я попал в этот список и поехал – вместе с Юрием Ивановичем Устиновым, Юлей Грязновой (там я с ней встретился впервые), Андреем Борисовым, Сергеем Виноградовым и еще одним студентом – Алексеем (фамилию, к сожалению, не помню). Игра перевернула все. Причем в ней случился очень четко (для меня) обозначенный поворот, когда я увидел ситуацию следующим образом: или я делаю шаг через какую-то границу, за которой все – по-другому, или отваливаю в сторону во всех смыслах – перестаю активно участвовать в игре, пересматриваю свои отношения с КВ и ГП и т.п. Восстановить все нюансы той «истории» достоверно сейчас вряд ли возможно, но этот шаг я сделал… Кстати, хорошо помню, что такой момент в игре затронул всю обнинскую группу – Андрея Борисова, Сергея Виноградова, Юлю Грязнову и Алексея. После этой игры я стал ездить на семинары Щедровицкого в СНИО, но давали они мне чрезвычайно мало – энергетика соучастия была, а (как я уже сейчас оцениваю) деятельностного контекста не было. При этом продолжались его лекции в Обнинске в УМЛ, под руководством Малиновской мы провели игру в студенческом клубе ИАТЭ, позже – с УТЦ Калининской АЭС, и (что для меня очень важно) начал действовать обнинский методологический семинар. Весь последующий после этой игры этап я бы сейчас охарактеризовал как этап освоения накопленного к тому времени багажа ММК в качестве формального инструментария и тренировка в его формальном (имитационном) употреблении. К тому же очень быстро стало ясно: следующий шаг – это бросить все и начать работать в команде Георгия Петровича (это если тебя туда ещё пустят!). Работа в методологическом семинаре (для меня самая значимая ее часть – в рамках Сети методологических лабораторий) позволила окончательно сделать вывод: мой методологический багаж не имеет никакой ценности (ни личной, ни, скорее всего, общественной) до тех пор, пока у меня не появится деятельностная привязка. Причем, пример ГП был (и остаётся!) колоссальным раздражителем: важна не просто привязка, прикрепление к деятельности, но важно, чтобы проект (программа), к которому ты привязан, был БОЛЬШИМ. Большим – и с исторической, и с культурной точек зрения. В этой связи: огромное спасибо за работу, позволившую мне сделать этот вывод, всем участникам обнинского семинара и в первую очередь – Юле Грязновой и Камилле Васильевне Малиновской! Итог: ГП как Учитель, до сих пор являющийся образцом (чем дальше, тем больше!) жизни и поведения интеллигента в России, оставил для меня пустоту, разрыв между мной и горизонтом – разрыв, требующий заполнения и преодоления. И ММК с уже наработанным и проблематизируемым некоторыми участниками сообщества багажом, по крайней мере, дает шанс это сделать, хоть я и понимаю, что один (и даже с ближайшими друзьями и товарищами) сделать это не смогу… Поэтому – есть попытка дотянуть свой (достаточно частный по исходному замыслу) проект инновационно-ориентированного инженерного предприятия до большого проекта. Соответственно, «вечными» становятся два вопроса: 1) чем отличается большой проект от не- большого? 2) какими средствами (вопрос о методологическом инструментарии) можно удерживать проект как большой? Григалюнене Сигита (1943-1999) Профессиология – знаковое понятие, в котором выражены все методологические усилия Сигиты Григалюнене (вместе с полипрофессионалъной неформальной командой) представить возможности и границы управленческой деятельности. Методологические положения СМД, сформулированные в процессе многолетнего сотрудничества с ММК и методологическим движением в целом, в Литве были трансформированы в понятие профессиологии как введения в область управления в аспектах познавания и действования. Понятие профессиологии в Литве представлено в издании Центра изучения профессиональной подготовки Университета Витаутаса Великого в Каунасе. В предисловии к этому изданию профессор Римантас Лаужацкас подчеркнул, что в настоящее время больше всего недостает самого автора, ее проницательного ума, острого и точного слова, которое создавало возможность расширить рамки мыслимости читающему и облегчить решение поставленной задачи – вникнуть в новую загадку познаваемости. Эту недостачу может частично компенсировать только настроенность и воля благосклонно встретиться и принять непривычное и трудно опознаваемое содержание, постепенно и целенаправленно ведущее к рамочному представлению понятия. Жизнь листает страницы. Но то, что кончается с последней страницей, остается другим. Для того, чтобы читать, понять и действовать. Эта работа принадлежит к числу таких. Она достойна уважения и глубокого изучения. |