Предисловие от редакторов

Вид материала

Документы

Содержание Н.Н.Черенкова Вспоминая Евгения Александровича Нинбурга

Подобный материал:

• Предисловие редакторов русского издания, 732.37kb.
• Результаты опроса среди руководителей компаний, главных редакторов сми и влиятельных, 203.27kb.
• От редакторов русского издания, 12579.28kb.
• Содержание предисловие  3 Введение, 2760.07kb.
• От редакторов, 6704.84kb.
• Выступление Л. С. Макарона на встрече руководителей печатных сми, 137.05kb.
• Томас Гэд предисловие Ричарда Брэнсона 4d брэндинг, 3576.37kb.
• Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.
• Объем программы и занимаемое место на диске Системные требования, 127.06kb.
• Е. А. Стребелева предисловие,, 1788.12kb.

Н.Н.Черенкова ⁵⁴

Вспоминая Евгения Александровича Нинбурга

Пришлось нам с мужем как-то в 79-м или 80-м году уже прошлого столетия, возвращаясь из экспедиции, ожидать в Кандалакше поезда. Приют нашли в помещении заповедника для гостей. Там было многолюдно. Компания школьников с рюкзаками и немереным количеством коробок и ящиков напомнила кюбзовское⁵⁵ детство. Разглядывала ребят с умилением и мыслями о том, что все юннаты похожи, независимо от времени и места. Дети были очень деловиты, даже солидны. Кто-то читал, кто-то разбирался с багажом, все при деле, хотя никто, казалось, ими не руководил. С улицы вошли две юные барышни и радостно стали о чем-то щебетать невысокому интеллигентного вида бородачу, который обнаружился среди постояльцев. «Так вот он, руководитель. И руководители юннатские похожи, у нас в КЮБЗе тоже был с бородой, Силычем звали», - подумала я. От милых сердцу воспоминаний к жизни вернул рык бородача: «Ах вы, бабы-стервы! Вы за чем были откомандированы?!» Идиллия рассыпалась в момент. Я невольно встала, чтобы посмотреть в глаза педагогу со значением. Посмотрела и … ничего не поняла. Выражение лица совершенно не соответствовало обращению. Улыбки на лице еще не было, но глаза уже улыбались. Еще более я удивилась, когда перевела взгляд на девчушек. Они с обожанием взирали на своего начальника и, не переставая чему-то радоваться, в чем-то оправдывались. «Так мы на всех», - услышала я. Тут ругачий дядька сипло засмеялся: «Ну, так это ж – другое дело!» Из дальнейших переговоров выяснилось, что посланцы за хлебом купили еще и мороженого (муж помнит, что пряников), но - «на всех».

Позже, уже живя на Соловках, нам привелось познакомиться с питерским гидробиологом Евгением Александровичем Нинбургом. Он пришел к нам домой в гости поговорить о своих соловецких проектах. Не сразу я узнала в нем кандалакшского бородача. Но стоило гостю засмеяться характерным сипловатым смехом, память тут же нарисовала картинку из прошлого – лето, Кандалакша, ожидание поезда…

На Соловках Евгений Александрович работал со своей командой из Лаборатории экологии морского бентоса питерского ДТЮ. Это были экспедиции - грамотно организованные, профессиональные, результативные. Работы, выполненные под руководством Е.А. школьниками, по качеству выполнения и научному интересу оставляют позади многие «взрослые» научные труды из фондов Соловецкого музея-заповедника.


Бесспорно, Евгений Александрович был изумительным педагогом, причем ребята из его команды постигали не только науку гидробиологию, но и науку становления хорошего человека. Не знаю среди его учеников неприятных и несимпатичных особ. Приходилось наблюдать ребят из экспедиций ЛЭМБ и в поле, и в быту. Отличало их от прочих молодежных коллективов, прибывавших на Соловки на практики, в экспедиции, на реставрационные работы, одно качество – надежность. Работа будет сделана, быт налажен, место после пребывания убрано. Ни разу не пришлось быть свидетелем распрей, нередких среди других ребят. Атмосфера радовала позитивностью. Деловитость юных исследователей приятно поражала: зайдешь в лабораторию - тишина, все приникли к бинокулярам и разбираемым пробам, подпевают магнитофонным бардам, оторваться от работы могут только для того, чтобы предложить чаю.

Думается, что уже оперившиеся бывшие птенцы Евгения Александровича, вылетев из его гнезда, привнесли в свою взрослую жизнь принципы честного отношения к труду и нормальных человеческих взаимоотношений. Ни разу я не слышала от Евгения Александровича ни одного дурного или пренебрежительного слова в адрес кого-либо, если он о ком-то говорил, то только в добром и уважительном тоне. Хотелось бы надеяться, что и ученики Евгения Александровича благодарно вспоминают своего учителя, осознавая значимость его вклада в их становление.

Несколько раз приходилось просить Евгения Александровича о помощи. Лишним будет говорить, о том, что первой реакцией на просьбу всегда была радость нашего товарища от возможности помочь.

Мы с коллегами организовали кружок «Живой остров» из соловецких ребят, интересующихся соловецкой природой и проблемами ее охраны. Ребята были замечательные, увлеченные, любящие свою малую родину. С огромным удовольствием я приглашала к нам на занятия всех, кто мог быть полезен молодым островитянам знаниями и опытом. Как-то попросила Нинбурга рассказать на одном из занятий о гидробионтах Белого моря. Смущаясь, несколько коряво, пыталась дать понять, что лекция не должна быть перенасыщена терминологией и латынью: мол-де наши ребята хоть и сверстники питерских, но не столь продвинуты в науке… Мне очень хотелось, чтобы соловчанам было интересно, а гость не остался разочарован. Евгений Александрович меня прервал: «Понял. Нужно шоу. Будет шоу». Позже я поняла, что мои жалкие попытки адаптировать Е.А. к аудитории совершенно лишние – Е.А. прекрасно чувствовал слушателя, не напрягая его, никогда не рассказывал скучно или непонятно. В тот раз действительно был спектакль. Я смотрела и слушала завороженно, будто не знала ничего из того, что говорил Е.А., хотя почти все сказанное мне было известно, в том числе по работам ЛЭМБ. Не раз потом проводил Е.А. занятия с соловецкими школьниками, брал с собой в море. В кружок ходила моя дочь Настя. Один раз в поездке на Заяцкий остров ей досталось от Е.А. за то, что она плавила сахар на костре в ложке, переводя сахар в уголь и портя экспедиционное снаряжение. Нинбург по-отцовски ей всыпал. Она вспоминает об этом с улыбкой. На мой вопрос о прозвище Е.А. (ну неужели никак не прозвали? В то время у них все взрослые, да и сверстники, наделялись «погонялами»), Настя ответила: «Не-е-е… Мы его слишком уважали… Даже в голову не приходило».

В другой раз Е.А. вызвался помочь мне провести собрание на агар-заводе. На Соловках был расположен филиал Архангельского опытного водорослевого комбината (АОВК) – «агар-завод». Ламинарию, добываемую в районе заповедной акватории Соловков, вывозили на переработку в Архангельск, а на остров завозили анфельцию из других районов Белого моря и производили из нее агар-агар. (Кроме того, в небольших количествах анфельцию собирали из штормовых выбросов на Соловках). Таким образом, в заповедной акватории осуществлялся промысел, а на самом острове была производственная база, перерабатывающая привозное сырье – все это не соответствовало заповедному статусу архипелага, и музей-заповедник предпринимал попытки деятельность АОВК на Соловках прекратить. Между «музейщиками» и «агарщиками» отношения осложнились. На доводы первых вторые отвечали шумно, резко, порой грубо. В такой сложной обстановке мне, как представителю от музея-заповедника, надлежало идти на собрание коллектива «агар-завода» объяснять позицию природоохранников и выслушивать неделикатные возражения водорослевиков-заготовителей. Восторгов по поводу предстоящей встречи я не испытывала, грустно собирала какие-то абсолютно ненужные моим оппонентам материалы. В этот момент зашел Е.А. Узнав причину моего невеселья, Е.А. предложил пойти со мной, рассказать о вреде разрушений штормовых валов и ценозообразующей роли водорослей в морских экосистемах. Терять было нечего, улыбнувшись про себя наивности моего добровольного помощника, я согласилась принять помощь. Честно говоря, я подумала, что присутствие заезжего ученого мужа несколько остудит страсти, и мужики постесняются в выражениях, которыми сопровождались все разговоры о необходимости вывести «агар-завод» с острова.

Е.А. устроил шоу и здесь. Он так незаметно для меня и моих идейных противников перевел нарождающуюся свару в заинтересованный разговор лектора общества «Знание» с просвещаемой аудиторией. Его забросали вопросами о жизни морских обитателей, забыв о цели собрания. А целью являлось – объявление войны музею-заповеднику и молниеносная победа в этой войне. После выступления Е.А. воевать всем расхотелось, а вот поговорить о морских ангелах и чертах, пескожилах для рыбалки, съедобности мидий и прочем житейском - было интересно многим собравшимся в тот день. И опять я слушала все, что знала еще с юннатских лет, будто в первый раз. Я до сих пор не знаю, как это удавалось Нинбургу – взять и повести слушателя за собой. Он не делал ничего особенного, он не кричал и не шептал, не стремился изумить или потрясти, не умничал и не играл в «своего». Он просто говорил о том, что сам любил, знал, о том, что его увлекало. Немногим дан этот дар. На память приходят единицы. Мне пришлось общаться с академиком Дмитрием Сергеевичем Лихачевым. Я помню, как была поражена его способностью говорить об очень глубоких и сложных вещах очень просто и доступно. Мне повезло слышать лекции Вадима Николаевича Тихомирова. Он читал у нас на биофаке МГУ курс систематики высших растений. Не самая увлекательная и простая для меня была тема, но его лекции боялась пропустить. Как он читал! Не читал – вещал. Для меня - Нинбург стоит в одном ряду с Лихачевым и Тихомировым по способности увлечь рассказом.

Вспоминается еще один эпизод. Я в командировке, в Питере. Зашла к Е.А., который помог тогда с оформлением материалов, обосновывающих необходимость внесения Соловецкого архипелага в Список культурного и природного наследия ЮНЕСКО. До обратного поезда в Москву оставалось несколько часов. Работа закончена, чаю напились, все обговорили. Достаточно было сказать, что рада была бы прогуляться по городу, да плохо его знаю, как Е.А. в минуту собрался и вызвался меня прогулять. Эту экскурсию по городу я не забуду никогда. То ли оттого, что впереди маячил отъезд, то ли оттого, что было как-то малолюдно, тепло и темно, то ли от трогательности Е.А., который очень старался за эти несколько часов влюбить меня в свой город, щемило внутри. После этой прогулки мы виделись мельком на одной конференции. Потом, Е.А. не стало.

И все же, Нинбург остался в своих учениках. Леша Гришанков, Женя Яковис, Вадим Хайтов, Миша Фокин, многие и многие неупомянутые здесь – давно взрослые степенные самодостаточные люди. (Леша не раз проводил для соловецких школьников занятия, которые те помнят до сих пор). Интересно, знают ли питерские гидробиологи, что для соловчан они остались «нинбуржатами»?.. Они, конечно, и сами заслуживают только добрых слов в свой адрес, но, безусловно, добрый образ их учителя отражается на отношении к ним.

Как-то на Соловках был незаконно вырублен лес. Мне надо было обследовать бревна, чтобы доказать, что вырублены здоровые деревья, и произведена заготовка деловой древесины, а не санитарная рубка, как отбояривался тогдашний директор лесхоза. Случайно на Соловках оказался в это время видный эксперт-фитопатолог из Питера (если правильно запомнила его фамилию – Мунтян), который взялся помочь с экспертизой. Во время нашего общения выяснилось, что он хорошо знает Е. А. Нинбурга. Я удивилась – как мир тесен. Тогда он удивился - кто ж в Питере не знает Нинбурга? - и рассказал мне о том, что Е.А. отказался от блестящей научной перспективы и карьерного роста в области организации науки, не желая отказываться от работы с детьми. «Нинбуржата» оказались для него важнее.

Говорят, человек жив, пока жива о нем память. Евгению Александровичу Нинбургу предстоит еще долгая жизнь.