Предисловие от редакторов

Вид материала

Документы

Содержание М. В. Филатов Евгений Александрович Нинбург – человек, открывший море…

Подобный материал:

• Предисловие редакторов русского издания, 732.37kb.
• Результаты опроса среди руководителей компаний, главных редакторов сми и влиятельных, 203.27kb.
• От редакторов русского издания, 12579.28kb.
• Содержание предисловие  3 Введение, 2760.07kb.
• От редакторов, 6704.84kb.
• Выступление Л. С. Макарона на встрече руководителей печатных сми, 137.05kb.
• Томас Гэд предисловие Ричарда Брэнсона 4d брэндинг, 3576.37kb.
• Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.
• Объем программы и занимаемое место на диске Системные требования, 127.06kb.
• Е. А. Стребелева предисловие,, 1788.12kb.

М. В. Филатов⁴⁰

Евгений Александрович Нинбург – человек, открывший море…

В череде событий большего или меньшего масштаба, рутинно заполняющих нашу жизнь, редко сталкиваешься с чем-то, что с несомненностью представляется тебе экстраординарным, выходящим за рамки твоих личных амбиций, претензий, ожиданий, в общем, всего того, что кажется тебе крайне существенным. Конечно, существуют разнообразные большие события и люди, но это где-то там, на дистанции от тебя, отделенные временем и расстоянием. Кто-то почему-то решил, что эти проявления человеческого общежития важны, и ты принимаешь это на веру, как некую данность то ли по несомненности этих утверждений, то ли просто по лености души. В любом случае, как правило, эмоционально это тебя задевает не очень. Иное дело, если вдруг обнаруживается, что события твоей собственной жизни и люди, с которыми ты провел много времени, оказываются не просто обстоятельствами, но чем-то много большим, неким ЯВЛЕНИЕМ, и масса людей с этим согласна. Безусловно, согласен и ты сам, но вот только вопрос: согласен с чем? Коль скоро это связано с близкими тебе обстоятельствами твоей собственной жизни, было бы странно всецело положиться на чье либо авторитетное мнение и не попытаться сформулировать для себя, что это было.

Таким экстраординарным явлением был для нас Е. А. Нинбург. Беру на себя смелость говорить «нас», так как пытаюсь, как могу, суммировать периодические, всегда эмоциональные, хотя и многолетние дискуссии на эту тему группы его учеников. Нам повезло попасть под его влияние в процессе обучения в качестве юннатов в 45 интернате в самом начале 70-х годов и, так или иначе, находиться под ним позднее в ходе обучения в Университете, да, в известной степени, и по сей день. Попробуем сформулировать, кто же он был для нас, оставив, по возможности, в стороне эмоции, признательности, пиетет и т.д., которые, впрочем, несомненно, имеют место быть.


- Тезис первый, банальный. Он нас учил, значит, он для нас учитель.

- Да, но нас всех вместе и каждого в отдельности учило очень много людей. Некоторые из них делали это хорошо, но это трудно назвать выходящим за рамки явлением.

- Но он учил многих и многих обратил в свою веру. Многие сотни, неглупых и активных людей относятся к тому, чему он учил серьезно или очень серьезно.

- А чему, собственно, такому особенному он учил? Совокупность фактов зоологической, ботанической, экологической, общей биологической направленности, конечно важна, но существуют по этому поводу превосходные руководства и достаточное количество профессиональных специалистов. Кроме того, современная биология это далеко не статическая область, прирост знаний, в том числе и фундаментальных, впечатляет, не думаю, чтобы он был в курсе всего этого потока, не говоря уж об обучении массы людей.

- Наверное, да. Но он не просто учил совокупности фактов и подходов, он мотивировал людей становиться естествоиспытателями. Прививал безусловную веру в крайнюю важность занятий естественными науками. Оцените феномен: в 90-х годах в нашей многострадальной стране возникли, если вы слышали, некоторые трудности с финансированием науки, техники, искусства, скажем так, всех реально созидательных областей. И что же, многие из них легли набок, многое люди бросали самые престижные, развитые и перспективные направления. Резко опустели физические, химические, технологические специальности. Основная причина - непривлекательность для молодых людей. Но вот парадокс, в это специфическое время в Северо-Западном регионе России не возникло недостатка людей склонных заниматься зоологией беспозвоночных. С точки зрения обычного бытового сознания – поразительно, что же нужно было сделать с сознанием прагматически настроенного современного молодого человека, чтобы он даже в разгар смутного времени занялся столь, казалось бы, бесперспективным делом, как классические биологические дисциплины. Можно с уверенностью сказать, что у этого феномена есть имя и фамилия – Евгений Нинбург.

- То есть, получается, что он не только или не столько учитель, но и проповедник, некой естественно-научной веры.

- Пожалуй, отчасти да, но точнее было бы сказать, что он носитель и проводник определенной естественно-научной культурной традиции. Так получилось, что в России в 19-20 веках сложилась колоссально мощная школа классических биологических наук, в частности, зоологии и ботаники. Настолько мощная, что даже сейчас, после периода катастрофического упадка нашей науки вообще, российские специалисты этого профиля востребованы везде в мире. Причем, именно как специалисты, несущие в себе свои собственные знания, опыт и умения, а не просто как активные толковые работники, готовые легко перенять и освоить чужой опыт, как это имеет место в области молекулярной биологии, генетике или других областях современной биологии. Так вот Е.А. удачнейшим образом аккумулировал в себе содержание, методологию и дух этой культурной традиции и служил идеальным проводником этих ценностей в следующие поколения. Вряд ли найдется много желающих спорить с утверждением, что развитость любого общества однозначно связана с развитостью его культуры. Но собственно, что такое культура, как не негенетическая передача информации следующим поколениям, информации содержащей всю совокупность рационального, эмоционального, технического, религиозного и любого другого накопленного опыта. В этом смысле развитость любого общества всегда подвержена угрозе стирания памяти при приходе каждого следующего поколения. Развитие социума напрямую зависит от людей способных всучить следующему поколению накопленные ценности, как бы они по молодости и глупости этому не сопротивлялись и не отдавали предпочтение иным привлекательным тенденциям, связанным, главным образом, с прямым потреблением. Е.А. умел делать это весьма эффектно и эффективно.

- Да, пожалуй, трудно спорить с тем, что сохранение традиций, повышение К.П.Д. передачи опыта между поколениями это важно. Но это происходит сплошь и рядом, на этом действительно основан прогресс человечества. Для этого, в частности, создаются школы, университеты, НИИ, библиотеки и прочие учреждения. Этим профессионально занимаются сотни тысяч, если не миллионы людей, на это тратятся колоссальные средства. В чем, собственно, феномен именно этого человека, что он привнес такого, чего не хватало и не хватает и что позволяет говорить о нем, как о явлении? Может быть, он серьезно подвинул вперед науку, создал какую-то научную школу или направление?

- Нет, о каком то серьезном вкладе в науку в виде конкретных достижений речь, пожалуй, идти не может. Было бы не верно сказать, что Е.А. был крупным исследователем, но, без сомнения, он был научным работником и естествоиспытателем. С этой точки зрения, он человек скорее процесса, а не результата. Но процесса абсолютно честного, последовательного и увлекательного, несущего в себе все необходимые компоненты научного поиска. Имели место и достаточно сумасшедшие идеи по доказательству возможности построения исчерпывающих экологических моделей на примере Южной губы острова Ряжков, и колоссальный многолетний труд по сбору и анализу невероятного количества всевозможных наблюдений и измерений, характеризующих этот небольшой участок моря, потенциальная фундаментальная и практическая значимость ожидаемых результатов, надежды, разочарования, накопление фактического материала, локальные открытия и, наконец, невозможность и сегодня утверждать, что то, что было задумано, невозможно.

Нельзя сказать, что он автор каких-то фундаментальных обобщений, широко цитируемых статей или, на худой конец, диссертаций. Всем этим в той или иной степени могут похвастаться его ученики, ставшие вольными или невольными его младшими и младшими младших соавторами. Однако, говорить о ком-либо из них, как о явлении, как-то не приходит в голову, явление они составляют только все вместе, являясь совокупным результатом его жизни. Разумеется, совокупный их потенциал много выше и разнообразней, чем он мог заложить изначально. Парадоксальность ситуации состоит в том, что, в каком-то смысле, он сумел дать много больше, чем имел.

- Не означает ли это, что он попросту вводил юных неопытных людей в заблуждение, побуждая их к тому, чего не мог сам?

- Ни в коем случае. Во-первых, специфика занятий научными исследованиями такова, что никому не гарантирован успех, особенно если берешься за действительно серьезные, необыденные задачи. Хочешь близкого надежного успеха бери, что-нибудь попроще, постандартнее, попрагматичнее, но тогда вряд ли тебе удастся увлечь этим делом кого-либо еще. А он это мог, как мало кто. И главное в этом было то, что он был предельно, насколько это в реальных человеческих силах, честен в своем занятии. Безусловно, юные неопытные умы, наверно проще ввести в заблуждение по каким-то конкретным поводам, но никакого сомнения нет, что фальшь они чувствуют много острее, чем умы, умудренные компромиссами. Как в музыке, можно не уметь производить сколь либо связной мелодии, но мгновенно улавливать фальшивые ноты. Его слушали многие сотни очень чувствительных, тонко устроенных юношеских душ, с очень разными наклонностями и способностями и никто не уловил фальши. Так кто тут кого вводит в заблуждение?

- Ну, хорошо, но все-таки в чем же его особенность? Многие честно, последовательно и не слишком удачно занимались, да и сейчас еще иногда занимаются научными изысканиями и при этом пытаются преподавать и наставлять молодое поколение, но как-то нечасто встретишь, чтобы это вызывало заметный энтузиазм у последнего.

- Но он делал все это еще и вдохновенно. В его представлении предмет интереса выходил за рамки вялой обыденности, романтизировался и становился безусловно важной целью. Как у Александра Грина, возникало представление о манящем и загадочном «несбывшемся», которое могло находиться от тебя на расстоянии вытянутой руки, на следующей странице книги, в сетке следующей драги или просто завтра. Не случайно, как и романтика Грина, романтика Нинбурга связана с морем. И в тоже время все это было не просто бесплодное мечтание о чем-то неясном, а имело вполне конкретные очертания реального дела, освященного авторитетом предыдущих и действующих поколений солидных ученых натуралистов. В каком то смысле его романтика гармонично сочеталась с созидательно-позитивными порывами советского времени: «мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»

Вообще, по-моему, романтизация действительности очень важный и крайне сложный в реальном исполнении аспект любой педагогики. Нужно заставить слушателя увлечься предметом задолго до того, как он с ним сколь либо детально познакомится и сможет оценивать его рационально. Более того, увлечение должно быть настолько сильным, чтобы не наступило слишком уж радикальное протрезвление, когда это более детальное знакомство состоится, как это часто случается с романическими историями.

Это умение крайне редко кому дано, может быть, эта способность, и есть наиболее сильная сторона Евгения Александровича.

- Подумаешь романтика, кто из нас сам не впадал в те или иные романтические истории или не вызывал романтических иллюзий у окружающих. Что называется, дело житейское.

- Маленькая деталь - у него это получалось не спонтанно и не иногда, а, как правило, если не всегда. Это означает, что у него была эффективная методика. Я не знаю, в какой степени она была рационально осознана, а в какой интуитивна, но, безусловно, он мог эффективно и направленно ею пользоваться. Это было его фирменным изобретением, его “know how”.

И именно это является, по-моему, его основным наследием. Он ушел. Осталось много людей, которые являются или считают себя его учениками, думаю, что есть и прямые его последователи или подражатели. Оставил ли он им свое наследство в той форме доступности, при которой им можно практически воспользоваться? Не знаю. Иногда мне кажется, что некоторые элементы его натуралистическо-педагогической системы я могу угадать. Во всяком случае, всякий раз, когда читаешь лекции или пытаешься что-то втолковать молодым и не очень молодым коллегам и видишь в ответ пустое рыбье выражение глаз, невольно вспоминаешь: Евгений Александрович, где вы, на кого вы нас покинули?