Совестью

Вид материала

Книга

Подобный материал:

• Александр Твардовский – поэзия и личность, 79.29kb.
• Петр Петрович Вершигора. Люди с чистой совестью Изд.: М. "Современник", 1986 книга, 9734.25kb.
• Задачи отправлять В. Винокурову (Иваново) не позднее 09. 11 только по e-mail: vkv-53@yandex, 26.99kb.
• Отрощенко Валентина Михайловна ученица 11 «Б» класса Казаковцева Любовь Владимировна, 257.47kb.
• К. Лоренц Для чего нужна агрессия?, 315.8kb.
• Для чего нужна агрессия, 344.41kb.
• И с неспокойной совестью. Создавая лучший мир, невозможно не держать в голове, что, 29924.53kb.
• Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены, 348.85kb.
• Закон Украины, 2679.26kb.
• Вшестнадцать лет я, как и ты, учусь в школе, у меня есть хобби, я смотрю те же фильмы,, 34.7kb.

С тех пор, как Со­ко­лов ус­лы­шал в ком­на­те дочери го­лос Мо­ро­зо­ва, а за­тем, за­тре­бо­вав от Ни­ну­хи все речи сво­его дру­га, вни­ма­тель­но про­слу­шал их, он не пе­ре­ста­вал удив­лять­ся сде­лан­но­му вдруг для се­бя от­кры­тию: "От­ку­да это Се­ре­га все во­круг зна­ет? Вот, чер­туш­ка! В ле­су у се­бя все это что ли вы­си­дел? Да как пре­под­нес все!.."

Не мень­ше, чем "сло­во в за­щи­ту Се­вер­ной зем­ли от пе­ре­бросчиков", Со­ко­ло­ва то­гда взя­ло в плен и по­тряс­ло об­ра­ще­ние Мо­ро­зо­ва с прось­бой ос­та­вить всем упот­реб­ле­ние ви­на, под­дер­жать пред­ло­же­ние ака­де­ми­ка ме­ди­ци­ны Фе­до­ра Гри­горь­е­вича Уг­ло­ва и при­нять ка­ж­до­му для се­бя су­хой за­кон. Тут Мо­ро­зов го­во­рил о страш­ном коль­це-ок­ру­же­нии во­круг пью­ще­го на­ро­да, ко­то­рое не­умо­ли­мо сжи­ма­ет­ся и со­жмет­ся до кон­ца, не ос­та­вив ничего от тех, кто по­кло­ня­ет­ся ал­ко­го­лю, это­му опас­ней­ше­му со­ци­аль­но­му нар­ко­ти­ку. Он на­зы­вал ре­аль­ных лю­дей, по­гиб­ших в этом ал­ко­голь­ном бе­зу­мии, по­гиб­ших по­завчера, вчера и по­ги­баю­щих се­го­дня, сейчас. Это про­из­во­ди­ло впечат­ле­ние, дос­та­ва­ло чело­ве­ка, как лю­бил го­во­рить сам же Мо­ро­зов, дос­та­ва­ло до са­мо­го нут­ра и за­став­ля­ло ду­мать... И как же то­гда, в день при­ез­да он, Со­ко­лов, вдруг за­был эту мо­ро­зов­скую речь и по­лез к Се­ре­ге с конь­я­ком?.. Да, си­лен еще враг, си­дя­щий в ка­ж­дом из нас. Увы, си­лен! Сра­зу сло­вом его и не по­бе­дишь, не из­го­нишь! К сло­ву бы еще в по­мощь за­блуд­шей ду­ше и под­держ­ку та­кую вот, как сам Се­ре­га со свои­ми го­рячими, пря­мо из печи, хле­ба­ми!

Там же, на маг­ни­то­фон­ной лен­те бы­ло и еще од­но мо­ро­зов­ское вы­сту­п­ле­ние, ко­то­рое и яв­ля­лось к Со­ко­ло­ву сно­ва сейчас вот здесь, у рус­ской печи, у толь­ко что со­тво­рен­ных чело­ве­ком и печью хле­бов... Со­ко­лов в точнос­ти пом­нил да­же сам маг­ни­то­фон­ный го­лос сво­его дру­га — Мо­ро­зов, как уда­ром мо­лот­ка, что с од­но­го уда­ра вса­жи­ва­ет по са­мую шляп­ку гвоздь в дос­ку, сло­во за сло­вом вко­лачивал свою по­зи­цию в за­мер­шую ау­ди­то­рию:

"Мы мно­го го­во­рим о хле­бе. Го­во­рим, что хле­ба нам не хва­та­ет! Что стра­не пре­ж­де все­го нуж­ны от­вет­ст­вен­ные хле­бо­ро­бы! А кто за­ду­мы­ва­ет­ся о том, что у на­ших бу­ду­щих хле­бо­ро­бов до сих пор нет кни­ги о хле­бе?.. Не о ком­бай­нах и пе­ре­до­вых ме­ха­ни­за­то­рах, за­ве­шен­ных ор­де­на­ми, а о хле­бе! О хле­бе-зер­не, ко­то­рое ре­бе­нок с ра­до­стью про­ра­щи­ва­ет на ок­не! О хле­бе-жит­ни­ке, толь­ко что вы­ну­том из го­рячей печи!.. Да, хлеб сейчас по го­ро­дам боль­ше пе­кут ав­то­ма­ты на хле­боза­во­дах. Да, нас все тес­ней и тес­ней ок­ру­жа­ют ме­ха­ни­за­ция, ав­то­ма­ти­ка, и са­мую жизнь мы те­перь учим­ся ви­деть не на яву, а на эк­ра­нах дис­пле­ев — мы учим­ся ви­деть, знать не жизнь, а толь­ко ее мо­де­ли. Да­же де­тям са­мых хле­бо­роб­ных рай­онов стра­ны те­перь бли­же, по­нят­ней го­ло­са ком­бай­нов и за­па­хи со­ляр­ки, чем го­лос по­спе­ваю­щих хле­бов и дух толь­ко что вы­печен­но­го хле­ба! Увы, мы не пре­под­но­сим на­шим де­тям связь с зем­лей, с жиз­нью! Не учим эле­мен­там тру­да, а ведь это ис­то­рия на­шей жиз­ни. Так мы ис­ключили ис­то­рию тру­да на­ро­да из про­цес­са вос­пи­та­ния! Да, это про­изош­ло — вот почему на­шим де­тям, вы­рос­шим ря­дом с хлеб­ным по­лем, нынче, увы, бли­же и до­ро­же го­род­ской ас­фальт, на­пичкан­ный кан­це­ро­ге­на­ми, чем про­бу­див­шая­ся по­сле сна, па­ря­щая ве­сен­ним те­п­лом зем­ля! Почему мы со­глас­но по­те­ря­ли эту связь, да­рую­щую нам жизнь? Почему, приучив ру­ки на­ших де­тей к пла­сти­ко­вым кла­ви­шам счет­ных ма­шин, мы не пре­по­да­ли этим ру­кам из­началь­ное, вечное зна­ние-мас­тер­ст­во: как ис­печь хлеб, как из кус­ка ме­тал­ла ро­дить гвоздь, гай­ку?.. Но я сейчас да­же не об этом. Я хочу лишь ут­вер­дить ту ис­ти­ну, что нель­зя от­вет­ст­вен­но стро­ить, на­при­мер, атом­ную элек­тро­стан­цию, не со­брав до это­го из ку­сочков про­во­да про­стей­шие элек­тричес­кие схе­мы и не при­няв в се­бя ис­то­рию то­го же элек­тричес­т­ва! Нель­зя ре­аль­но мечтать о соз­да­нии но­вых по­лез­ных ме­ха­низ­мов и не знать ос­нов кол­дов­ст­ва у на­ко­валь­ни, ко­то­рым в со­вер­шен­ст­ве вла­дел куз­нец в ка­ж­дой сель­ской куз­ни­це! А это кол­дов­ст­во име­ет впол­не оп­ре­де­лен­ное имя — чув­ст­во ме­тал­ла! Нель­зя от­вет­ст­вен­но пе­ред людь­ми и пе­ред по­лем рас­тить и уби­рать хлеб, не ве­дая на­сла­ж­де­ния от ви­да и за­па­ха толь­ко что ис­печен­но­го свои­ми ру­ка­ми ржа­но­го жит­ни­ка или пше­нично­го ка­ра­вая!.. Без этих ус­ло­вий не бу­дет ро­ж­де­ния творчес­т­ва, не бу­дет, сле­до­ва­тель­но, и на­сла­ж­де­ния от про­цес­са тру­да!.. А без творчес­т­ва и на­сла­ж­де­ния тру­дом мы бу­дем лишь печь-вы­пе­кать чело­ве­ка-ис­пол­ни­те­ля, ко­то­рый ста­нет про­из­во­дить хлеб, про­из­во­дить мя­со, стро­ить до­ма толь­ко за день­ги, за но­вые квар­ти­ры и лег­ко­вые ав­то­ма­ши­ны, за прочие до­ро­го­стоя­щие ве­щи-об­ста­нов­ку. Так мы соз­да­дим лишь ро­бо­та-по­тре­би­те­ля, ро­бо­та, раз­ру­шаю­ще­го сре­ду оби­та­ния, уничто­жаю­ще­го свою соб­ст­вен­ную жизнь и тем ско­рей, чем боль­ше рас­трав­лен в нем ма­те­ри­аль­ный ап­пе­тит!.. И не бу­дет то­гда у нас на зем­ле хо­зяи­на — бу­дет лишь на­ем­ная ра­бочая си­ла, ко­то­рая к про­цес­су тру­да ста­нет от­но­сить­ся так же, как вре­мен­но ра­бо­таю­щий на хо­зяи­на-ка­пи­та­ли­ста... Уст­ро­ит ли нас при­мер об­ще­ст­ва по­треб­ле­ния, об­ще­ст­ва, раз­ру­шаю­ще­го, по­едаю­ще­го са­мо се­бя, ибо жи­вет и дви­жет­ся оно лишь вслед за очеред­ной, с ка­ж­дым ра­зом все бо­лее до­ро­гой ма­те­ри­аль­ной на­гра­дой?.. У нас со­циа­ли­стичес­кое об­ще­ст­во! И чем-то, я ду­маю, в на­шем тру­де мы долж­ны все-та­ки от­личать­ся от то­го ми­ра, ко­то­ро­му в ис­то­рии на­шей пла­не­ты от­ве­де­но толь­ко про­шлое!.. Бу­дут у на­ших де­тей на­столь­ные кни­ги по тру­ду, по зем­ле, научим мы де­тей лю­бить жизнь-труд, то­гда по­бе­да за на­ми! Мы долж­ны пом­нить об этом да­же в са­мом не­удер­жи­мом стрем­ле­нии в кос­мичес­кое да­ле­ко!.."

То­гда, в Мо­ск­ве, Со­ко­ло­ва не со­всем убе­ди­ла по­зи­ция Сер­гея Мо­ро­зо­ва... Го­ри­зон­ты кос­мичес­ко­го ве­ка в ру­ках чело­вечес­т­ва, и вдруг при­зыв о воз­вра­ще­нии к эле­мен­там тру­да?!... Да, ко­нечно, Сер­гей мо­ло­дец: мас­тер на все ру­ки, зна­ет, уме­ет мно­гое. Почти де­сять лет тво­рил на са­мых вер­хах тех­ни­ки... Кто-то в свое вре­мя посчитал за шут­ку от­вет Мо­ро­зо­ва на во­прос од­ной из из­да­тель­ских ан­кет: "Чем вы за­ни­ма­лись до ли­те­ра­ту­ры?" В от­вет на этот во­прос, ви­ди­мо, не ли­шен­ный не­ко­то­рой на­ив­но­сти, Сер­гей, не за­ду­мы­ва­ясь осо­бен­но, так­же про­сто­душ­но от­ве­тил: "Учас­т­во­вал в соз­да­нии ра­кет­но-ядер­но­го щи­та стра­ны..." Нет, это бы­ла не шут­ка! Кое-­что Со­ко­лов чув­ст­во­вал, знал и рань­ше. О чем-то поз­же го­во­рил и сам Мо­ро­зов. И Со­ко­лов точно знал, что тот "ра­кет­но-ядер­ный щит стра­ны", ко­то­рый упо­ми­нал­ся в от­ве­те, был для его дру­га го­раз­до боль­шим, чем про­сто гай­ки или за­клеп­ки в та­ком важ­ном щи­те — чес­т­ное сло­во, Се­ре­га был там не са­мым по­след­ним чело­ве­ком...

И все-та­ки: ре­аль­ные кос­мичес­кие да­ли и на­ко­валь­ня сель­ско­го куз­не­ца?! На­до ли ка­ж­до­го сель­ско­го школь­ни­ка учить печь тот же хлеб или мо­ло­тить це­пом зер­но? На­до ли? Или это все-та­ки край­ность?.. Эти во­про­сы бы­ли то­гда, в Мо­ск­ве. Но сейчас, ви­дя, как от­сту­па­ет мо­ро­зов­ская су­ро­вость, как от­таи­ва­ет он жи­вой улыб­кой воз­ле печи, го­то­вых хле­бов, как ро­ж­да­ет­ся ра­дость, как те­п­ле­ет го­лос его дру­га, Со­ко­лов начинал чув­ст­во­вать, чес­т­ное сло­во, чув­ст­во­вать серд­цем всю мо­ро­зов­скую пра­во­ту...

"Об­ще­ст­ву бу­ду­ще­го ну­жен тво­рец, а не на­ем­ный учас­т­ник про­цес­са тру­да! А тво­рить мож­но толь­ко лю­бя, лю­бя и зная все до кон­ца! Ко­гда все твое и все зна­ко­мо те­бе, все дос­туп­но твое­му ра­зу­му, тво­им пла­нам, мечтам! Ко­гда ты сам часть этой жиз­ни!..."

— Как же все вдруг мо­жет про­явить­ся, встать на свои мес­та ря­дом с про­стым ка­ра­ва­ем го­рячего хле­ба?! Не­по­сти­жи­мо!— за­ключил Со­ко­лов вслух.

— Это ты о чем опять? Опять дет­ские за­гад­ки раз­га­ды­ва­ешь?

— Нет, так — рас­су­ж­дал про се­бя.

— Ну, то­гда иди к баб­ке Ва­си­ли­се с Мить­кой. Пред­ставь­ся баб­ке. Баб­ка осо­бен­ная, не­ор­ди­нар­ная. В гос­ти при­гла­си. И Мить­ку при­веть — пар­ниш­ка, ви­дишь, к до­му не под­хо­дит, как ты прие­хал. Дичит­ся, ре­ша­ет, по­ди, все, что за Шу­ра та­кой явил­ся?..

Они друж­но рас­хо­хо­та­лись, за­тем Со­ко­лов на­ки­нул на плечи курт­ку, на­сы­пал в пла­сти­ко­вый па­кет кон­фет, печенья, при­ба­вил к сво­им гос­тин­цам и по­да­рок Мить­ке от рай­ко­мов­ско­го шо­фе­ра и от­пра­вил­ся на раз­вед­ку, при­хва­тив со сте­ны по­пав­ший­ся ему на гла­за се­ре­гин би­нокль.

К баб­ке Ва­си­ли­се Со­ко­ло­ва сра­зу не по­тя­ну­ло. А по­тя­ну­ло его к той са­мой го­ре Гор­ню­хе, на ко­то­рую и под­ни­мал вчера его Мо­ро­зов, от­ка­зав­шись от ус­луг ма­ши­ны. Вый­дя за ка­лит­ку и чуть под­няв­шись от до­ма по троп­ке, Со­ко­лов вдруг почув­ст­во­вал от­кры­вав­ший­ся ему сле­ва про­стор озер­ной во­ды, а уз­рев впе­ре­ди се­бя на­ря­жен­ную цве­ту­щи­ми тра­ва­ми го­ру, не мог не от­дать­ся до кон­ца ма­нив­шим его к се­бе вы­со­те и про­сто­ру, обо­зри­мо­му толь­ко с вы­со­ты.

Он тя­же­ло шел вверх на Гор­ню­ху с одыш­кой го­род­ско­го жи­те­ля-ка­би­нетчика. Ос­та­нав­ли­вал­ся буд­то для то­го, что­бы оце­нить уже пред­став­шие пе­ред ним да­ли, та­ким об­ра­зом пе­ре­во­дил ды­ха­ние, ус­по­каи­вал серд­це, хва­лил се­бя за то, что вчера воз­дер­жал­ся от ко­ньячно­го воз­лия­ния ("а то бы ма­ши­на шла тя­же­лей..."), по­том втя­нул­ся в до­ро­гу, за­был хва­лить се­бя за стой­кость пе­ред ко­ньячной фляж­кой и вы­да­вать вы­ну­ж­ден­ные пе­ре­дыш­ки за пред­на­ме­рен­ные ос­та­нов­ки, стал за­мечать под но­га­ми бе­лые ро­маш­ки и крас­ный кле­вер, и тут, сре­ди этих не­вин­ных лу­го­вых трав во­лей-не­во­лей при­шли к не­му се­ре­ги­ны сти­хи, дав­ниш­ние сти­хи с дав­ниш­ней мечтой о то­гда еще не осу­ще­ст­в­лен­ных се­вер­ных по­хо­дах. Он пом­нил и лю­бил их, как то лучшее, что бы­ло ко­гда-то с ни­ми, он ни­ко­гда не пе­ре­оце­ни­вал эти сти­хи по­том — он про­сто вспо­ми­нал до­ро­гие ему строчки, а с ни­ми — сту­денчес­кие го­ды, пла­ны даль­них пу­те­ше­ст­вий, увы, не осу­ще­ст­в­лен­ных то­гда по причине скром­но­сти их сту­денчес­ких сти­пен­дий, и вме­сто Ве­ли­ких стран­ст­вий — их не­муд­рые тро­пы по Сред­ней по­ло­се стра­ны, вос­пе­той Пау­стов­ским. Но сти­хи о Се­ве­ре бы­ли еще то­гда. Бы­ли! И Се­вер в кон­це кон­цов все-та­ки со­сто­ял­ся... И очень мо­жет быть, и из-за этих сти­хов:


"Ес­ли я не прие­ду с Се­ве­ра,

Или мой по­те­ря­ешь след,

То ро­маш­ку с баг­ря­ным кле­ве­ром

Со­бе­ри на сто­ле в бу­кет..."


А чуть даль­ше — са­мое силь­ное, бе­ру­щее Со­ко­ло­ва за серд­це и сейчас:


"Кле­вер здесь, как у вас под Мо­ск­вою,

Так же сте­лит су­хой ко­со­гор

И с ро­маш­кой, та­кой же про­стою,

Тот же ста­рый ве­дет раз­го­вор.

Так же мечет­ся: лю­бит — не лю­бит.

Так же ве­тер, кру­жа ле­пе­ст­ки,

Для баг­ря­но­го кле­ве­ра гу­бит

На ро­маш­ках рез­ные плат­ки..."


По­след­ние строчки Со­ко­лов читал уже вслух, слы­ша толь­ко свой го­лос и ви­дя пе­ред со­бой тот са­мый Се­вер, в ро­маш­ках и кле­ве­ре, о ко­то­рых ко­гда-то по-юно­ше­ски чес­т­но и чис­то и бы­ли спе­ты эти сло­ва...

Ис­пол­нив по­этичес­кую часть сво­ей мо­лит­вы пред­став­шим пе­ред ним лес­ным се­вер­ным да­лям, Со­ко­лов при­сту­пил к сле­дую­щей, про­заичес­кой час­ти: усел­ся по­удоб­ней, при­ла­дил би­нокль и от­сю­да, свер­ху, при­нял­ся изучать в би­нокль де­рев­ню...

...Ага, это Се­ре­ги­ны хо­ро­мы... Дом ка­кой-то стран­ный — сза­ди об­руб­лен... Ну, да — у до­ма нет хо­зяй­ст­вен­ных дво­ров — от ко­раб­ля, брат, быв­ше­го до­ма-кре­по­сти, ос­та­лись те­бе лишь пе­ред­няя часть да хо­до­вая руб­ка. Кор­му, ты, дру­жи­ще, вме­сте с трю­ма­ми и прочим хо­зяй­ст­вом где-то по­те­рял... Точно, точно... У всех до­мов кры­тые дво­ры есть, а у Сер­гея нет.. Даль­ше...

Даль­ше в по­ле зре­ния Со­ко­ло­ва, уси­лен­но­го в де­сять раз би­нок­лем, по­пал чело­век, глу­бо­ко при­па­даю­щий на од­ну сто­ро­ну... Без­но­гий!..

Се­вер­ная де­рев­ня с хро­маю­щи­ми, од­но­но­ги­ми му­жи­ка­ми ос­та­лась у Со­ко­ло­ва цеп­ким об­ра­зом-ти­пом с тех вре­мен, ко­гда они с Мо­ро­зо­вым еще толь­ко-толь­ко начина­ли от­кры­вать для се­бя Се­вер в сво­их охот­ничье-ры­бо­лов­ных по­хо­дах. Дру­гих, не­хро­маю­щих му­жи­ков в то вре­мя в де­рев­нях обычно и не бы­ло — ос­таль­ные про­сто не вер­ну­лись с вой­ны... Где-то, в его за­пис­ных книж­ках, у не­го вер­но хра­ни­лись те дав­ние за­пи­си: "де­рев­ня Егорь­ев­ское — уш­ло на фронт 14 му­жи­ков, вер­нул­ся один, без но­ги, вы­ше ко­ле­на; де­рев­ня Ни­коль­ское — уш­ло 12 му­жи­ков, не вер­нул­ся ни­кто..." И са­мая лес­ная де­ре­вуш­ка по име­ни По­ржа­ла, где два го­да оби­тал-про­мыш­лял Мо­ро­зов, то­же пом­ни­лась ему при­ме­ром во­ен­ных по­терь: "уш­ло на фронт 23 му­жи­ка, вер­ну­лось двое: один без но­ги вы­ше ко­ле­на, дру­гой — ни­же ко­ле­на..." То­гда по де­рев­ням не бы­ло еще ни­где па­мят­ных обе­ли­сков с пе­речис­ле­ни­ем всех пав­ших за род­ную зем­лю, и Со­ко­лов со­би­рал горь­кую во­ен­ную прав­ду раз­ных се­вер­ных де­ре­вень сам, со­би­рал чес­т­но, вер­но и те­перь мно­гие из тех во­ен­ных по­терь, ка­кие встре­ти­лись ему на пу­ти, он пом­нил наи­зусть без вся­ких за­пис­ных кни­жек, ибо та­кое не за­бы­ва­ет­ся: ред­кие и то без­но­гие му­жи­ки да ба­бы-си­ро­ты с си­ро­та­ми-ре­бя­тиш­ка­ми од­ни воз­ле не­подъ­ем­но­го по­сле­во­ен­но­го кол­хоз­но­го во­за...

Без­но­гий чело­век, об­на­ру­жен­ный Со­ко­ло­вым в де­рев­не, все так­же глу­бо­ко при­па­дая на од­ну сто­ро­ну, во­зил­ся воз­ле се­тей. Су­дя по все­му, он был еще мо­лод... Тут ка­кая-то дру­гая, уже не во­ен­ная бе­да... Воз­ле хро­мо­го вер­те­лись две девчуш­ки... Нет, это не дед — и в дви­же­ни­ях ре­зок. Те во­ен­ные без­но­гие, на­вер­ное, уже и не жи­вут на све­те. А ес­ли и ос­та­лись где, то так жи­во уже не хло­почут. Сколь­ко лет про­шло по­сле вой­ны?.. Ах, да — со­рок!


"... обез­но­же­на, вы­жив­шая,

За­ды­ми­лась про­сту­же­но

над вспо­тев­ши­ми кры­ша­ми..."


Это опять Сер­гей Мо­ро­зов — сти­хи о том, на­шем вре­ме­ни... На­до же, как все пом­нит­ся. А?... Да, как там сначала?.. За эти сти­хи его еще ру­га­ли в ка­кой-то ре­дак­ции — печатать, ко­нечно, не взя­ли. А сти­хи дель­ные... Да, вот от­сю­да:


"А за ок­на­ми дождь

Рав­но­душ­но и под­лень­ко.

И идет без ка­лош


Вся Рос­сия на под­ви­ги.

В вой­нах преж­них кон­ту­же­на,

Обез­но­же­на, вы­жив­шая,

За­ды­ми­лась про­сту­же­но

Над вспо­тев­ши­ми кры­ша­ми.

Где до­б­рей, где до­ход­нее,

Где удои, где па­хо­ты...

Мы в Рос­сии охот­ни­ки

По гри­бы да по яго­ды..."


..."И идет без га­лош вся Рос­сия на под­ви­ги,"— Со­ко­лов ос­та­но­вил­ся и вер­нул­ся к этим строчкам,— а ведь шла! Шла хро­мая и бо­сая! Шла го­лод­ная! Го­лод­ная — это со­всем точно. Он, Со­ко­лов, считай и вы­рос впро­го­лодь, почти в ни­ще­те! А вы­рос! Вот почему, по­жа­луй, и не очень пом­нит­ся ему дет­ст­во на печи в се­ле под Ря­за­нью. Вот почему и не тя­нет и к то­му мо­с­ков­ско­му до­му, где рос­ли они вме­сте с Се­ре­гой, но Се­ре­га рос в от­дель­ной квар­ти­ре из двух ком­нат на треть­ем эта­же, а он, ны­неш­ний Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич Со­ко­лов, начинал свою мо­с­ков­скую жизнь с под­ва­ла в се­ре­ги­ном подъ­ез­де... Это уже по­том, со­всем по­сле вой­ны, мать по­лучила от до­мо­управ­ле­ния ком­на­ту, хо­ро­шую, боль­шую, свет­лую с ог­ром­ным ок­ном на за­пад. Почему-то та­кие ок­на на­зы­ва­ли то­гда италь­ян­ски­ми... И через свое, италь­ян­ское ок­но он, Жор­ка, мог те­перь про­во­жать на по­кой ус­тав­шее за день солн­це... Вот почему, на­вер­ное, он так лю­бит до­ма с ок­на­ми на за­пад... Нет, дом Сер­гея смот­рит на юг. На за­пад у Се­ре­ги то­же есть ок­на, но за­пад от не­го за­крыт вот этой Гор­ню­хой... Жал­ко!

... А на за­пад смот­реть ин­те­рес­но. Вез­де уже су­мрак вечера, те­ни по­лу­мра­ка вла­де­ют уже почти всем ми­ром, а на за­па­де еще свет за­ка­та, еще про­дол­же­ние дня, еще жизнь, а не ночь, не смерть. Да, ок­на на за­пад, на за­кат — это про­дол­же­ние све­та, солн­ца в ду­ше! — для Со­ко­ло­ва, рос­ше­го в под­ва­ле ра­бочего мо­с­ков­ско­го до­ма с ок­ном на га­ло­ши про­хо­жих, эта по­зи­ция с про­дол­же­ни­ем све­та дня все­гда бы­ла счас­ть­ем! И он был прав!

"И идет без га­лош вся Рос­сия на под­ви­ги..." Кто и ка­кие га­ло­ши вы­да­вал ему, Жор­ке Со­ко­ло­ву, что­бы он стал тем, кем он есть сейчас?

Отец?.. От­ца он почти не пом­нил. Ему не бы­ло еще и се­ми, ко­гда отец ушел на фронт, как те мно­гие из Егорь­ев­ско­го и Ни­коль­ско­го, ушел на­все­гда, ос­та­вив по­сле се­бя сы­ну лишь фо­то­гра­фию, на ко­то­рой он, Жор­ка, пол­зу­нок-не­смыш­ле­ныш, си­дит на ко­ле­нях у мо­ло­до­го, глад­ко причесан­но­го мужчины. Это его отец.

Мать? Убор­щи­ца? Или дед, же­лез­но­до­рож­ный сто­рож, из то­го са­мо­го се­ла над Окой, где боль­ше по­лу­ве­ка то­му на­зад поя­вил­ся на свет он, Со­ко­лов?

У де­да был до­мик. Это Со­ко­лов пом­нил, знал. Сам он не стре­мил­ся в ту, род­ную ему, де­ре­вуш­ку, буд­то бо­ясь па­мя­ти, свя­зи со сво­ей преж­ней си­рот­ской жиз­нью. Но Мо­ро­зов как-то на­сто­ял, уго­во­рил и они по­еха­ли к де­ду в гос­ти. Это бы­ло как раз в са­мом начале сту­денчес­т­ва. С тех пор Со­ко­лов и пом­нил вы­со­кий бе­рег Оки, за­лив­ные лу­га и из­буш­ку воз­ле па­ро­ма, где они жи­ли с Се­ре­гой, сбе­жав из де­до­ва до­ма от злю­щей, не­род­ной ему баб­ки. На па­ро­ме их при­юти­ли при ус­ло­вии обя­за­тель­но­го ночно­го де­жур­ст­ва. За это штат­ные па­ром­щи­ки, ос­во­бо­ж­ден­ные те­перь от ночной сме­ны, ис­прав­но снаб­жа­ли их кар­тош­кой, огур­ца­ми и лу­ком... Вот и вся его сель­ская род­ная па­мять...

Как-то его все-та­ки до­ко­на­ла дочур­ка Ни­ну­ха: "Па­почка, па­почка! Хочу к те­бе на Ро­ди­ну! Хочу и все!" Он от­ка­зы­вал­ся, на­хо­дил вся­кий раз причины не ехать, но дочь на­стоя­ла, и они тро­ну­лись. Ему уда­лось в той по­езд­ке ут­вер­дить толь­ко един­ст­вен­ную соб­ст­вен­ную по­зи­цию. Дочь сначала ка­те­го­ричес­ки тре­бо­ва­ла от­пра­вить­ся в пу­те­ше­ст­вие на по­ез­де — "все, как во вре­мя твое­го дет­ст­ва", — но он все-та­ки от­сто­ял ма­ши­ну.

До­мик они на­шли. Ни­ну­ха да­же от­ва­жи­лась по­си­деть на сту­пень­ках крыль­ца, сде­лан­но­го ко­гда-то ее пра­де­дом, по ко­то­рым спус­ка­лись и под­ни­ма­лись в дом ее дед, ба­буш­ка и, ко­нечно, сам отец. Но почти тут же из до­ма на крыль­цо вы­шла ка­кая-то рас­тре­пан­ная ме­ге­ра и про­гна­ла девчон­ку: "Что рас­се­лась? Цы­ган­ка что ль? По­ди-по­ди..."

Со­ко­лов сто­ял в сто­ро­не, ис­кал в се­бе хоть ка­кое-то те­п­лое чув­ст­во к это­му в об­щем-то род­но­му для не­го мес­ту, но не на­хо­дил... Эту же мысль ре­ши­тель­но ут­вер­ди­ла и дочь, вер­нув­шись с крыль­ца от злой ба­бы:

— Да, па­почка, из­бен­ки, где мож­но по­ве­сить па­мят­ную дос­ку: "Здесь ро­дил­ся и рос Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич Со­ко­лов" — у те­бя, увы, нет!.. Ну, а те­перь пой­дем по­кло­ним­ся хо­тя бы мо­ему пра­де­ду...

Это пред­ло­же­ние дочери оша­ра­ши­ло Со­ко­ло­ва... Нет, он, ко­нечно, знал, что у се­го­дняш­ней мо­ло­де­жи бьет­ся род­ни­ком ин­те­рес и к ис­то­рии стра­ны, и к сво­ей соб­ст­вен­ной фа­миль­ной ис­то­рии. Это пре­крас­но — де­ти ищут кор­ни, за­бы­тые бы­ло ро­ди­те­ля­ми. Значит, жизнь не умер­ла — она про­дол­жа­ет­ся! Это пре­крас­но!.. Но что­бы так вдруг, тут же на мес­те при­шел, явил­ся к не­му ин­те­рес его дочери их­ней фа­миль­ной ис­то­ри­ей, это­го он про­сто не ожи­дал...

Где клад­би­ще, он не пом­нил. Но тут мож­но со­об­ра­зить. На том кон­це де­рев­ни бы­ла рань­ше раз­ру­шен­ная цер­ковь — значит, клад­би­ще там... Но где мо­ги­ла де­да?.. Он не хо­ро­нил его. Мать умер­ла рань­ше ста­ри­ка и связь с де­дом во­об­ще на этом обор­ва­лась...

Со­ко­лов рас­те­рян­но смот­рел на дочь, не зная, что ска­зать. И она, ум­ни­ца, все по­ня­ла — взя­ла его за ру­ку и по­ве­ла на бе­рег, к ре­ке, на го­ру. И они стоя­ли там, смот­ре­ли на ре­ку и на лас­точек, что вы­ле­та­ли от­ку­да-то чуть ли не у них из-под ног... И молчали.

До­мой то­же еха­ли молча. Он вел ма­ши­ну ос­то­рож­ней обычно­го — всю до­ро­гу его пре­сле­до­ва­ла мысль о воз­мож­ной ав­то­ка­та­ст­ро­фе...

... Вот, Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич, и все твои га­ло­ши, вы­дан­ные те­бе для тво­их под­ви­гов!.. Толь­ко сам. Все сам. Без на­след­ст­ва и ро­до­вых свя­зей...

Бы­ло вре­мя, ко­гда он жес­то­ко за­ви­до­вал Мо­ро­зо­ву — за­ви­до­вал по­то­му, что у то­го бы­ла боль­шая квар­ти­ра на треть­ем эта­же, что у то­го был отец. И не про­сто отец, а му­жик, как он по­ни­мал, с ха­рак­те­ром, с твер­дой по­зи­ци­ей — при­ме­ром для сы­на... Се­ре­ге бы­ло легче — он сме­ло мог ид­ти под го­лу­бые зна­ме­на сво­ей ро­ман­ти­ки. Мог вы­брать ин­сти­тут, ко­то­рый был ему до­ро­же ос­таль­ных. Мог сде­лать что-то на­пе­ре­кор, пой­ти про­тив дви­же­ния-по­то­ка. Се­ре­га мог рис­ко­вать — у не­го бы­ли ты­лы, бы­ла се­мья, под­держ­ка, квар­ти­ра, шкаф с кни­га­ми... А он, Жор­ка, рис­ко­вать не мог. И не по­шел он по­это­му вме­сте с Се­ре­гой, как мечта­лось рань­ше, в Мо­с­ков­ский авиа­ци­он­ный, что­бы за­тем стро­ить ра­ке­ты и дер­жать в сво­их ру­ках не­бо над зем­лей. Он вы­брал се­бе Энер­гетичес­кий ин­сти­тут, да и там ос­та­но­вил­ся не на са­мом пер­вом фа­куль­те­те."Ти­ше едешь — даль­ше бу­дешь", — по­сто­ян­но твер­ди­ла за­мучен­ная тя­же­лой ра­бо­той мать, и эта мо­лит­ва-за­кли­на­ние ма­те­ри ста­ла его пра­ви­лом... И по­сле ин­сти­ту­та по то­му же пра­ви­лу, про­ве­рен­но­му мно­ги­ми по­ко­ле­ния­ми не­имев­ших ты­лов, Со­ко­лов не ри­ск­нул, как Сер­гей Мо­ро­зов, пой­ти в ка­кую-ни­будь но­вую пер­спек­тив­ную фир­му, еще не имев­шую сла­вы, но имев­шую боль­шое за­да­ние — он, ны­неш­ний Г.В.Со­ко­лов, по­сту­пил все­го-на­все­го на не­боль­шой, но на­деж­ный за­во­диш­ко. И во­все не в КБ, к сла­ве соз­да­те­ля, а в служ­бу Глав­но­го энер­ге­ти­ка — от­вечать за дав­но соз­дан­ную и не­пло­хо ра­бо­тав­шую энер­го­сис­те­му пред­при­ятия. Тут у не­го бы­ло по­боль­ше вре­ме­ни для се­бя, но он не на­лег на это вре­мя с же­ла­ни­ем сде­лать дис­сер­та­цию — вме­сто научной ра­бо­ты он стал под­ра­ба­ты­вать тех­ничес­ки­ми пе­ре­во­да­ми, хо­тя ну­ж­ды в этом и не бы­ло... А по­том при­шла ли­те­ра­ту­ра...