Немцы в Прикамье. ХХ век: Сборник документов и материалов в 2-х томах / Т. Публицистика. Мы из трудармии

Вид материалаДокументы

Содержание


Ее судьба – Соликамск
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   42

Архивы


Архивы памяти наших дедов,

бабушек и отцов.

Судьбы ломались, вершились запреты

прихотями подлецов.

Без суда и следствия –

сосланы на чужбину.

Без суда и следствия –

награды навешивались,

Вешались отчаявшиеся,

верившие – гнули спины.

Архивы памяти из дат сколочены

смертей: от голода, болезней, страха.

Души вывернуты, искорежены

призраком стылой «советской плахи».

Губы трясутся, пытаясь вымолвить

то, о чем много дней молчали.

О сотнях верст из Украины солнечной

туда, где лагерями и проволокой встречали.

Туда, где волки от голода выли.

Ах, как они их понимали…

Где страх стал крестом, кандалами и кляпом

для всех, со счетов истории снятых.

Где смерть выплясывала «танец с саблями»

меж замерзших, уставших, распятых.

И кажется им, как давно это было…

но всегда валидол в кармане

На случай, если в глазах поплыло

от нахлынувших воспоминаний.

Е. Турковская

Ее судьба – Соликамск2


Село Экгейм раскинулось на берегу реки в ста километрах от города Энгельса в республике Немцев Поволжья. Летом берега украшались зеленым ожерельем фруктовых садов. Солнечные закаты горели на темно-голубом небе. Соловей, не умолкая, рассыпал свои любовные трели. Притихшие дома белели от лунного сияния.

Таким запомнилось Эмилии немецкое село, в котором она прожила до 13 лет.

Семья была многодетной – пять мальчиков и две девочки. Братья работали на колхозных полях, сеяли и убирали хлеб, в страдную пору появлялись дома только для того,

чтобы переодеться. Мать как домохозяйка отрабатывала 80 трудодней на овощных плантациях. В такие дни домовничала Эмилия. Без домашнего хозяйства селяне не представляли своей жизни. Отец работал в торговле. Жили в достатке, родители радовались успехам детей в школе, надеялись на их счастливое будущее.

Но война круто повернула судьбы трудолюбивых селян.

– Вначале нашу семью выслали в Кокчетав, – рассказывает Эмилия Филипповна, – оттуда отца, брата и меня угнали в трудармию. Привезли на Урал. Около года я работала в Верхней Боровой на лесоповале. Пилу держать было не под силу, – так заставили рубить сучья и ветки с поваленных деревьев. Многие, как и я, топором работать не умели, часто травмировались. Таких наказывали «за саботаж».

Обувь не успевала просыхать, и на работу шли с сырыми ногами, норма хлеба – 300 граммов и раз в день, горячая баланда из мороженой капусты и рыбьих голов.

Жили в бараках, вокруг – проволочное ограждение, раньше там размещались заключенные. На ночь ворота закрывали на замок.

Было горько еще и оттого, что постоянно ощущали ненависть местных жителей, ведь почти в каждой семье кто-то был на фронте, кто-то лишился отца, брата, кто-то пришел с фронта инвалидом, а мы – немцы, значит, враги.

Был такой случай: нас переводили на строящийся бумажный комбинат. Вещи положили на сани, а мы шли до Соликамска пешком. Зашли в какую-то деревню погреться. Открыли нам школу, всем места не хватило. Стали стучаться в дома, люди не открывали, а кое-кто даже злобно бросал: «Замерзайте, черт с вами…»

Когда прибыли на строительство бумкомбината, стало легче: давали по 800 граммов хлеба, три раза кормили. Но жили по-прежнему в бараках, ежемесячно отмечались в спецкомендатуре.

Я была направлена на пароход «Целлюлозник»: грузили камень из Вишерского карьера на баржу и приводили ее на бумкомбинат. Кроме этого, заготавливали метровые чурки для парохода. Зимой скалывали баржу и пароход ото льда, чтобы он не раздавил суда.

Однажды мы стояли в Тетерино. Рядом на сенокосе работали трудармейцы. «Миля, ты не обратила внимания на того красивого парня? – смеясь, спросила одна из работниц. – А ведь он не спускает с тебя глаз…» Вернувшись с сенокоса, этот парень разыскал меня в общежитии. Мы подружились. Звали его Константин Иванович. Его жена погибла при аварии на железной дороге, осиротив полуторагодовалого сыночка. Мы были лишены самых элементарных человеческих прав, и, даже создав семью, каждый остался на своей фамилии: муж – Штибен, я – Шнайдер…

Эмилия Филипповна устремила взгляд в окно и помолчала, видимо, что-то вспомнила, потом продолжила свой рассказ:

– Хрупкое маленькое создание неожиданно покорило меня. Не рожая, стала матерью, – видно, судьба. И не думала тогда, что мой первенец Володенька в будущем станет уважаемым человеком в городе – директором педагогического колледжа.

Судьба одарила нас еще двумя сыновьями, и росла троица мальчишек, радуя материнское сердце. Но настал черный день: один из сыновей утонул в строительном карьере… Думала, не переживу я этого горя, но рядом был заботливый муж, любящий меня и детей, а горе, разделенное пополам, переносить легче.

Муж тоже работал на бумкомбинате – в депо. Выйдя на пенсию, не захотел расставаться с любимым цехом – работал инструментальщиком, и прямо на работе у него случился инсульт. Мы с ним прожили счастливо и дружно 45 лет.

Я сама 40 лет проработала на лесобирже. Вначале был просто рейд, потом появились катера, я выдавала горюче-смазочные материалы, выписывала путевки, была казначеем в профсоюзе. Мужчины меня берегли: как же, одна женщина среди них…


Эмилия Филипповна и сейчас живет активно: летом – на огороде, зимой посещает общество «Возрождение», встречается со знакомыми, бывает на праздниках.

Прожита большая жизнь – 75 лет, но выглядит Эмилия Филипповна прекрасно, энергична, хороший рассказчик. Пройдя через трудности и беды, она свою судьбу, свой причал нашла в уральском городе Соликамске.

Н. Вольская