Немцы в Прикамье. ХХ век: Сборник документов и материалов в 2-х томах / Т. Публицистика. Мы из трудармии

Вид материалаДокументы

Содержание


Баумгертнер Исидор Готлибович
Зейвальд Мария Иосифовна
От составителя
Умерла Мария Иосифовна 13 апреля 2005 г.
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   42

Он и она1


Баумгертнер Исидор Готлибович:

Родился я 2 июня 1924 в селе Каменка республики немцев Поволжья.

Отец Готлиб Баумгертнер был колхозник, работал бухгалтером. Мама, Екатерина Баумгертнер, тоже работала в колхозе на табачных полях. С семи лет я стал учиться в школе на немецком языке. В 1939 г. закончил семь классов и поступил в сельскохозяйственный техникум, где учился тоже на немецком языке до начала войны.

16 сентября 1941 г. нас выслали из деревни в Красноярский край, Хакасию, село Верхняя Киндирла, колхоз имени В.И. Ленина. Здесь я работал до 19 января 1942 г., когда меня и отца забрали в трудармию, отправили в Вятские лагеря…

Привезли на двенадцатый лагпункт. Первые три дня переписывали, намазали все пальцы на руках и делали отпечатки на карточке. На четвертый день после короткого инструктажа отправили на Муриз – это командировка в лагере, на лесоповале. Большинство из нас, поволжских немцев, такого моря деревьев никогда не видели, и навыков работы в лесу не было, тем страшнее для нас стал этот каторжный труд. Голодные, плохо одетые, мы несколько километров брели гуськом по глубокому снегу и, когда добрались до места, то уже были обессиленные, а впереди – целый день работы. Сначала приходилось очищать снег вокруг дерева, чтобы определить, какой высоты оставить пень. Пилить дерево надо умеючи, чтобы оно упало в намеченное место и никого из соседнего звена не убило, волчком не завертелось и самих вальщиков не задело. Мы должны были работать на небольшом пятачке, который конвоиры лыжей очерчивали. Если по ошибке выйдешь за отмеченное место, получишь пулю «за попытку к бегству». Сваленные деревья утопали в снегу, и их надо было откопать. После начиналась обрубка сучьев, разжигался костер, у которого можно было обогреться и немного отдохнуть. Работы много, а толку чуть-чуть. Даже

с хорошего дерева толщиной 30–40 сантиметров, у которого ровный ствол, веток мало, больше кубометра делового леса не возьмешь. Чтобы полный паек – 750 граммов хлеба – получить, нужно выдать на каждого лесоруба по 6 кубометров. Для этого надо работать все 11 часов, в поте лица, не разгибая спины, когда силам уже браться не откуда, если еда с каждым днем становилась хуже. В конце 1942 г. мы все окончательно обессилели, норму выполнить уже не мог никто, а после того, как хлебный паек урезали до 600 граммов, то и до леса едва добирались. Все превратились в скелеты, многие умерли. Умер мой дядя Константин. Дядю Лео как дистрофика поместили в стационар, из которого чаще уходили на тот свет, чем возвращались на работу. Мой дядя ждал, что его отпустят домой, к родным, выселенным в Красноярский край. Мы с отцом часто навещали его в стационаре, но помочь ничем не могли. Хорошо помню, как в последний вечер сидели около него, он тоже сел на койке, и я увидел, что от него остались только кости, обтянутые тонкой кожей. Говорил дядя очень тихо, почти шепотом. Мой отец успокаивал его, просил набраться терпения. Потом мы простились, пообещав прийти через два дня. Но когда мы пришли снова, нам сказали, что вчера утром его вывезли за зону, на общий могильник. Значит, умер он в ту ночь после нашего посещения.

Потом мы работали на строительстве железных дорог. 6 ноября 1946 г. нас привезли в Соликамск, и с 27 ноября я начал работать на комбинате «Стройдетали» и проработал до 16 июля 1984. 20 лет был председателем цехкома в котельной.

Медалями «20 лет Победы», «30 лет Победы», «40 лет Победы» нас, трудармейцев, не награждали. А вот медали «50 лет Победы» и «60 лет Победы» у нас есть.

10 октября 1947 г. женился на Марии Иосифовне Зейвальд, тоже трудармейке из Поволжской деревни Гусарен. Она ветеран труда древесного производства.


Зейвальд Мария Иосифовна:

В некоторых официальных источниках республику Немцев Поволжья называли «сталинским цветущим садом». Она была первой в СССР, где была ликвидирована неграмотность, причем в школах большое внимание уделяли изучению немецкого языка, литературы, культуры.

До Указа Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 г. «О переселении немцев Поволжья» в селе Гусарен люди разных национальностей жили дружно, работали, учились, устраивали праздники. Наша семья в ту пору отстроила новый дом, а пожить в нем мы успели только три месяца. Немцев с этой местности выселяли одних из последних. Мне было в то время 16 лет.

Русские плакали от жалости к нам. Мы не успели собрать урожай, зерно осталось на полях, арбузы – все осталось. Пришли за нами подводы, мы взяли самое необходимое, что под руку попало. Помню, я ложки в корзину сложила, а мама говорит: «Зачем? Нас посадят на пароход и утопят. Мы – враги».

Нас отправили в Казахстан. Здесь тепло приняли люди, когда-то сами высланные как кулаки. А потом уж дали нам дом, правда, без окон, крыши и дверей.

В 1942 г. моего отца Иосифа, отправили в Тулу, в трудармию. А в 43-м та же участь выпала и мне. Попала я в Соликамск, на бумажный комбинат, в древесный цех. Выполняя работу сортировщицы, рубщицы, делала то, что требовали. В день – 700 граммов хлеба и баланда. Заглушали голод, собирая пестики, щавель, дикий лук, мерзлую картошку. Одевали на себя все что имели, так хотелось согреться. Хорошо, если находились резиновые калоши. Кто не выдерживал – умирали.

Помню, как по улице везли телеги, с которых свешивались голые ноги, руки умерших от голода и холода трудармейцев. Как-то сшили девушки из простыней кофты, а покрасив

синей краской белую ткань, – юбки. За это их отдали под суд, присудили каждой «швее» по 350 рублей штрафа.

Родные остались в Казахстане, мы писали друг другу письма. До нынешней перестройки казахстанские родственники жили хорошо, имели дом, большой сад. Но все опять пришлось бросить и уехать теперь уже в Германию. В начале 90-х в Казахстане на домах немцев писали: «Не уберетесь через 24 часа – подожжем». С досадой теперь вспоминается, что когда немцы в очередной раз поднимали сельское хозяйство, в том же Казахстане, казахи сидели в тени, пили чай и воровали.

В 1946 г. я встретила своего будущего мужа, Исидора Готлибовича Баумгертнера. Когда-то мы с ним вместе учились в одной школе в Поволжье, а вот знакомы тогда не были. В 1947-м поженились. Исидор шутливо сказал мне: «Давай карточки продуктовые вместе сложим, и вместе будем жить»… Правда, фамилию мужа мне взять не разрешили. Жили в одной комнате на 12 кв. метрах с другой семьей, но жили дружно. Впрочем, как и работали. В этой же комнате появились дети. Когда в 1948 г. родилась дочь Эрна, я не сразу сообщила об этом коменданту. Узнав о рождении дочки, он вызвал меня, ругал, обещал 10 суток ареста. Муж стал ему объяснять, что если родители спецпоселенцы, то девочка родилась здесь, в Соликамске. Комендант на это ответил, что все наши дети, хоть здесь и рождаются, но они – вечные спецпоселенцы. Через некоторое время дали нам отдельную комнату.

Пусть мы прожили долгие годы под разными фамилиями, зато в любви и согласии. Отпраздновали золотую свадьбу.

Немцы работали хорошо, а награды получали – другие. Нам говорили: «Вас сюда привезли работать, а не награды получать!» Но обиды в сердцах у нас не было. Кого винить в своих бедах? Тогда всем тяжело приходилось.

Семья раскидана по всей стране, умершие родные похоронены в разных местах. Родственники из Германии шлют нам продуктовые посылки, а, позвонив, спрашивают: «Вы хоть наелись? А то по телевидению смотрим, тяжело в России жить приходится, очень бедно». Но мы не жалуемся. Уезжать в Германию никогда не хотела. Здесь дочь, внуки живут, сын похоронен, юность прошла.


От составителя:

«Баумгертнер» с немецкого переводится как садовник, а «зейвальд» – лесное озеро. Не правда ли, чудесная символика для этой удивительной семейной пары!

Умерла Мария Иосифовна 13 апреля 2005 г.

А.Я. Генрихс