Geum.ru

Немцы в Прикамье. ХХ век: Сборник документов и материалов в 2-х томах / Т. Публицистика. Мы из трудармии

Вид материалаДокументы

Содержание


Он строил завод «Урал»
Жизненные пике Виктора Шмидта
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   42

Он строил завод «Урал»1


Трудармейцы, о которых совсем недавно не принято было говорить, внесли немалый вклад в Победу. Построенный ими наш завод давал продукцию для фронта. Как много значил тыл тогда, в тяжелые 1941–1945-е годы!

Фрейнда Владимира Андреевича знают на заводе многие. Но, может быть, не все помнят, как он попал в Соликамск на завод «Урал».

«Белье берите с собой и продуктов на два дня, – такими словами проводили его из лысьвенского военкомата. Учитель по образованию (теперь уже бывший) отправлялся в Соликамск по повестке. Почти как на войну. 25 марта 1942 г. – это та черта, которая разделила обычную жизнь на две половины: до… и после… «До» – ты такой же, как все вокруг, с кем вместе учился, работал, и «после», когда в глаза могли бросить: «Фриц!»

Отправили Владимира Андреевича в лагерь. «Там было совсем так же, как в исправительно-трудовых лагерях: высокие заборы, вокруг вышки, часовые. В одноэтажных бараках расселяли по бригадам. Спали на двухъярусных нарах. Расположение у них точно такое же, как в поезде», – вспоминает В.А. Фрейнд.

Работать нас определили на завод. Но «завод» – это громко сказано. Тогда здесь еще ничего не было. Один лес. Корчевали. Прокладывали тропки-дорожки. Рыли траншеи для различного рода труб. Работали вместе с заключенными. Даже оцепление было одно.

И кормили как заключенных. На завтрак, обед и ужин одно и то же: суп, каша, чай. Хлеб давали в зависимости от того, где и как работаешь. На тяжелой физической работе – 800 граммов, управленческая деятельность оценивалась в 400 граммов. «Мне еще легче было, родственники помогали. Хоть картошки наварят, принесут. Да и моральная поддержка была: вместе с двоюродным братом жили в лагере», – говорит Владимир Андреевич.

Помогали ли новые «заключенные» друг другу? Разумеется, помогали. Иначе бы не выжили. «Многие здесь, конечно, остались», – рассказывает Фрейнд. Но можно было увидеть и другую картину. В больнице один из трудармейцев умер, и те, кто лежал рядом, начинают обыскивать умершего, рыться в его вещах, забирая то, что может пригодиться им самим. «Мы еще жить хотим» – огрызаются они в ответ на призывы быть людьми. Что ж бытие определяет сознание…

Но время траншей и прокладки труб прошло, появилось на заводе оборудование. Владимир Андреевич стал работать в монтажной группе. Завод начал выдавать продукцию. А режим оставался все тот же. В шесть утра подъем, завтрак, в колонны по четыре – и на работу. Затем перерыв на обед, и снова работа до двенадцати, до двух часов ночи. Наступало утро, и все сначала. Изо дня в день. Неделя за неделей.

Первые трудармейцы вышли из лагеря весной 1945 г. Правда, должны были ходить отмечаться в комендатуру, а барак-общежитие, куда их поселили, мало отличался от

барака-лагеря, но все же они были свободными. Сытнее стало жить. Никто не ходил у тебя за спиной с винтовкой, и ты мог спокойно передвигаться в пределах города. Для выезда за город еще нужно было разрешение. Да и место работы пока нельзя было переменить. Работали там же, где и до освобождения. Свобода, конечно, относительная.

В конце 1945 г. Владимир Андреевич уже работал механиком по капитальному ремонту в четвертом цехе. Затем была работа прорабом на стройке. Сколько домов в Зеленом поселке построено В.А. Фрейндом! 45 лет на заводе. От первых траншей в 1942 г. до 1987 г. Из шестнадцатого цеха он и ушел на пенсию. Теперь жизнь детей связана с заводом, здесь работают сыновья и дочь В.А. Фрейнда.

Когда на прощание я спросила Владимира Андреевича, что бы он хотел изменить в своей жизни, он замолчал, задумался, потом слегка улыбнулся и сказал: «Не хотелось бы, чтобы это повторилось».

Л. Андрюха

Жизненные пике Виктора Шмидта1


Молодой, красивый, крепкий парень Виктор Шмидт должен был стать, по идее, баловнем судьбы. Его отец был бравым красноармейцем, командиром дивизиона летчиков-истребителей во время Гражданской войны, дядя занимал высокий пост заместителя наркома гидроавиации.

Только не в лучшей спецбольнице страны маленькому Шмидту довелось появиться на свет. Родила его мама в вагоне-теплушке, где летчики жили вместе с самолетами, женами и детьми. Вместо люльки подвязали старую шубу на четырех веревках, в ней и спал младенец. Потом, конечно, сменили Шмидты кочевую жизнь на нормальную, оседлую, и сына отправили в школу. Учился Виктор хорошо, увлекался рисованием, занимался парашютным спортом. После 10-го класса поступил в Военно-воздушную Академию имени Жуковского.

Продолжать бы сыну дальше отцовский путь, так же Родину любить и защищать… Да не тут-то было. В 1938 году сняли со всех постов и арестовали его дядю, а племянника сразу же отчислили с первого курса академии, как «члена семьи врага народа». Удалось каким-то образом ему получить двухгодичное учительское образование, а потом устроиться учителем физики и математики в зерносовхозе Сталинградской области. Любовь к небу и летному делу привела в сталинградскую авиашколу, где В.И. Шмидт стал инструктором планеризма. Но однажды при запуске дельтаплана произошла техническая авария. Лопнувшим тросом у Виктора Ивановича выбило глаз. После этой травмы путь в небо был закрыт навсегда. Но даже собственное увечье не спасло Шмидта от жестоких репрессий за «вредительство». Выселили его в Казахстан, где ему пришлось работать пастухом. В 1942 году, когда из немцев сформировали части трудармии, его отправили в Соликамск на строительство завода «Урал».

На соликамской стройке Шмидта «повысили» до слесаря. Потом пригласили в школу № 3 завучем по производственному обучению. Вновь стал Виктор Иванович «набирать высоту»: ценили его работоспособность, строгость, знания. В 1964 году назначили директором школы-интерната. Работал новый директор с утра до ночи, ведь в интернате было 640 детей.


Но через четыре года опять основательно тряхнуло жизненный лайнер нашего героя. Какой-то мелкий конфликт с горкомом партии напомнил «железо» сталинских репрессий. В тихих партийных кабинетах ему вновь пришлось услышать прежние интонации:

– Ты что, забыл, что такое горком партии? Ты помнишь, какая у тебя фамилия?

Парадокс тех лет состоял в том, что руководители местного отделения

КГБ оказались людьми более умными и дальновидными и помогли В.И. Шмидту устроиться механиком цеха на заводе «Урал». До 67 лет трудился Виктор Иванович на построенном собственными руками предприятии.

В Соликамск приехали родители, здесь родилась дочь Виктора Ивановича. Здесь же появилось новое увлечение, новая страсть – роскошная природа нашего севера, нетронутость таежных и речных просторов. По полтора месяца проводил он в тайге, обошел все леса за Камой, в Логах, Тархово, на Сенькином хуторе. Охотился за белкой, зайцем, куницей, добывал лосей. Водил детей в походы, прошел с ними по Северной Вишере, добрался почти до истоков Печоры, забирался на самую высокую вершину области – Тулымский камень.

Художник-таксидермист – редкая специальность. Виктор Иванович самостоятельно освоил ее. В Яйвенском, Чердынском, Березниковском, Соликамском музеях представлены чучела зверей, изготовленные В.И. Шмидтом. Лоси, волки, рыси, глухари, рябчики и многие другие животные и птицы в музейных панорамах – дело рук Виктора Ивановича. Сам искал составы, сам изучал технологию обработки, в собственном гараже месяцами корпел над сложной работой…

Виктору Ивановичу исполнился в этом году 81 год. Остались в прошлом дальние таежные походы. Не обласкать легкие вздохом густого лесного воздуха, не глотнуть кострового дымка на берегу величавой реки, не взметнуть лихо на плечо ружьецо… Но и не забыть этого никогда. Столько красок подарила природа, такой любовью и величием напитала в многолетних странствиях, что хватает этого запаса на много лет, чтобы каждый день вставать к мольберту, вспоминать и записывать удивительные пейзажи.

Художник Шмидт как будто переполнен густотой природных красок – так ярка палитра его картин, так неустанно и тщательно выписаны детали, так удивительно точно схвачена композиционная стройность диких красот Прикамья. Даже в человеческих портретах, которые можно назвать поистине жемчужинами его творчества, художник выделяет и замечает глубокую природную силу и неповторимость своих героев, как удивительную комбинацию узоров божественного творческого экспериментаторства.

– Спасибо за чистые краски, светлые воды…

– Ваши работы заставляют смотреть на мир иначе, добрее и бережнее…

– Благодарим за то, что выжили в гаражных условиях вместе с вашими чистыми красками нашего неба, воды, лесов. Удивительны женщины, которых вы оставили на ваших полотнах. Это же «декабристки» нашего города. Они помогли выжить в сталинскую стужу и слякоть…

Эти строчки – лишь немногие из множества персональных выставок В.И. Шмидта. Его полотна почти все раскуплены, многие увезены в Германию, некоторые оставлены в домах и музеях российских.

Они как напоминание всем нам о красоте, неповторимости и хрупкости природы и человека. Как призыв к бережности и любви…

Виктор Шмидт всегда был очень крепким, сильным человеком и внешне и внутренне: брался за самые тяжелые работы, бегал на самые длинные дистанции, брал большой вес и летал на дальние высоты. Врач-кардиолог не раз предупреждал о том, что его сердечная аорта слишком большая и может не выдержать тех нагрузок, которые он на себя берет.

Большое сердце выдерживало…

У большого человека всегда большое сердце!