Літературна кіровоградщина литературная кировоградщина поезiя проза гумор сатира публiцистика альманах кІровоградської обласної організації конгресу літераторів україни українська поезія алла Ковалішина
Вид материала | Документы |
СодержаниеГолубиный пасодобль |
- Конкурс проводився у номінаціях: проза, поезія (секція літературної творчості), журналістика, 2146.69kb.
- Конкурс проводився у номінаціях: проза, поезія (секція літературної творчості), журналістика, 2146.69kb.
- Дзеркало тижня», «Голос України», «Високий замок», «Чорноморські новини», «Донецкие, 1308.52kb.
- Українська поезія Криму, 140.26kb.
- Україна: поезія тисячоліть: Антологія, 26.28kb.
- Государственное учреждение культуры, 576.82kb.
- Государственное учреждение культуры, 577.12kb.
- Резолюція і-го Міжнародного конгресу, 114.74kb.
- Робоча навчальна програма з дисципліни «Сучасна українська літературна мова. Фонетика», 456.77kb.
- Регіональний науковий юридичний альманах молодих дослідників українська державність, 2685.65kb.
Голубиный пасодобль
Голубиный пасодобль наблюдаю с высоты,
Танец легкий и воздушный у волнующей черты.
Тут, у самой кромки крыши, объяснение в любви,
О! Прекрасное мгновенье, ты свой ход останови.
Четки звуки «El En Mundo». Память их приберегла.
Танец страстен голубиный! Грациозен взмах крыла!
Под воркующие крики, стихло даже вороньё,
Чёрный голубь - голубь белый сердце тронули моё.
Танец птиц щекочет нервы, будоражит их весна,
Край проснувшейся портьеры мягко дышит у окна.
Взгляд не в силах отвести я от влюбленной пары птиц
И сквозняк срывает влагу с неподвижности ресниц.
Голубиный пасодобль наблюдаю с высоты,
Танец легкий и воздушный у волнующей черты.
Тут, у самой кромки крыши, объяснение в любви,
Я бы тоже станцевал так, но без крыльев, как? Увы…
Сергей Главацкий
Чёрный человек в комнате Эймса
На острове Чёрных Людей ищем мы излеченье,
Реликты шагают здесь сонмами, потчуя зренье,
Грядёт потепление похолоданья, и драм нет,
И в городе, дышащем птицами, ветрены камни,
И город – горючий вертеп – Сад камней – многомерен,
И в нём есть просторная Комната Эймса, и, вверясь,
Мы, сами уже не свои, но, увы, средь своих лишь,
Стоим по углам, вызревая гранатами в тигле,
И плещется жемчуг в морях, но за окнами дома,
И бубны старинные метят в артерии грома…
… безумная истина в тонких фужерах – снотворным,
Слеза, расщеплённая ветром – трубою подзорной,
Уже перевёрнутой, чтобы не видеть, что все мы –
В сей комнате Эймса – невидимы, слепы и немы,
Попарно – одни Терминаторы и Маргариты,
И если здесь пегая ночь, то где мы в ней сокрыты,
И шаркают ставни, и город всех птиц выдыхает,
И помним, что Китеж горит, Аркаим – полыхает,
И если здесь ночь, то где яд в её кронах запрятан,
И вот мы уже понимаем почти, что – не рядом,
Что нет островов, нам родных, городов, нам покорных,
Что в Комнате Эймса нет белых людей и нет Чёрных –
Насквозь – человеков, что в ней вообще никого нет,
И остров свивается в дудочку, в городе тонет,
И вот мы уже до конца понимаем, что нет нас,
Что Комната Эймса – без комнаты, гулкой и бледной,
И город других птиц вдыхает, и дышит свободно,
Меняя века, как перчатки, Вселенной холодной.
Сергей Нежинский
Из недописанного
ты меня не найдешь в полоумной трясине камней
в геометрии света летящего из абажура
словно мир провалился в глубокий зрачок Эпикура
в незаметную жизнь отходящих от жизни ветвей
пусть сегодня умрет концентрический гул пустяков
и сомкнется над нами парабола млечной дороги
на балконных перилах скрипящая птица не дрогнет
так легко ты сойдешь в механический шум облаков
вот когда остановятся шестерни темных глубин
и заглохнет от холода немощный двигатель лужи
о, пойми же меня, ни кому я тут больше не нужен
среди этих обломков и бледных костров георгин
Татьяна Орбатова
***
был светлым день. на вспаханное поле
из клюва птицы выпало зерно.
но ты молчал. ты – в лунном ореоле
искал всех бед злосчастное звено.
клинком трофейным – вёл по изголовью,
где след от нашей встречи не остыл,
хранитель твой с великою любовью
в который раз гасил безумный пыл…
но ветер бездны, чёрный и спесивый,
из тонких стрел неверия и лжи,
по капле – в кровь твою, несуетливо,
всегда вливал ночные миражи.
Юлия Мельник
***
Тишине учит грусть, как открытой ладони пустой,
На которую – что ни положишь – окажется лишним…
И останется только узор безмятежно-простой,
Как сопилка пастушья, в которую дует Всевышний…
Оглядеться, проснуться и пальцы разжать не спеша…
Расскажи мне, душа, на каком ты сейчас повороте?
Но не скажет душа, заиграется в прятки душа,
И запнется сопилка на тонкой стремительной ноте…
Я не знаю, не знаю, и знать ничего не могу,
Я – по дырочкам пальцы, я –
в лоно сопилки дыханье…
Я средь линий ладони – как птичьи следы на снегу,
Незнакомые, хрупкие тропы, бегущие к тайне.
Юлия Петрусевичюте
***
И лето, которое бродит за мной анфиладами комнат,
Которое ищет меня в темноте, и на ощупь находит,
Которое ждет меня на перекрестке,
как платный убийца,
Оно уже близко. Оно неизбежно стучится.
Не с нами, так с кем-нибудь произойдет непременно,
Взорвется гранатой, ворвется бежавшим из плена,
Обнимет с размаху, прижмется сухими губами,
Во сне, наяву, навсегда, с кем-нибудь или с нами.
Мне нужно вдохнуть, обжигаясь, твой бешеный август,
Как пламя вдыхают, чтоб выжечь заразу и слабость,
Как залпом глотают сто грамм и уходят в атаку,
Как разом срывают одежду, как всходят на плаху.
О лето, возьми мою жизнь, но верни мне свободу
И право быть слабым и гибким в любую погоду,
Верни мне свободу любить и остаться любимым,
И право рассыпаться рыжей просоленной глиной.