Лихорадка грез
Вид материала | Рассказ |
- Термин лихорадка возник очень давно, 359.78kb.
- Термин лихорадка возник очень давно, 352.7kb.
- Распостранение инфекций в мире, 113.91kb.
- 1. Как создать мир грез, 2505.06kb.
- Об усилении мероприятий по санитарной охране территории г. Москвы, 1695.11kb.
- Крымская геморрагическая лихорадка крымская геморрагическая лихорадка (кгл), 19.03kb.
- Якова Обухова «Введение в основы символдрамы», 166.35kb.
- Приказ 5 ноября 2004 г. N 488 об усилении мероприятий по санитарной охране территории, 1724.34kb.
- Реферат на тему «Жёлтая лихорадка», 52.93kb.
- Арбовирусы (нейровирусы), 80.01kb.
– МакКайла.
Мы были в квартале от книжного магазина, когда из темноты раздался голос В’лейна, оркестровая вариация на эротический сон. У эльфов удивительные голоса, мелодичные и глубокие. Вкрадчивые и чувственные ноты вибрируют под твоей кожей, нежно касаются самых верхушек твоих нервных окончаний. Если Песнь Созидания действительно
является
песней, то я не уверена, что человек сможет выжить, услышав ее.
Раньше у меня был, что называется, нормальный секс-драйв. Хотя некоторые из моих друзей были просто одержимы этим. Полагаю, они думали, что это могло бы заполнить пустоту бесцельного существования, которое беспокоило многих представителей моего поколения, пока они пытались отыскать свое место в жизни.
Но состояние
При-й
и
изменило меня, оставив в ненасытной осведомленности обо всех этих сексуальных штучках. Или, возможно, это было следствием секса с Бэрронсом – не могу сказать точно. Все, что я знаю – это то, что сейчас я была гораздо больше настроена на эротические нюансы, чем было до этого. Шепот принца Видимых звучал как ласка для всего моего тела, и я оценила его по достоинству за мгновение до того, как пришла в себя.
– В’лейн! – воскликнула Дэни.
Он рассмеялся, и если бы у меня не было иммунитета к смертельно-сексуальным эльфам, я бы оказалась в большой беде. Он был вместилищем соблазна – красивый золотистый эльф, излучающий сексуальную энергию в чистом виде. Я начинала уже думать, что это просто часть его натуры, что он не может с этим ничего поделать, точно так же, как некоторые мужчины не могут воспрепятствовать собственным выбросам тестостерона. Полагаю, немногие представители мужского пола обоих видов способны на
большее
.
У Дэни иммунитета не было. Ее глаза лихорадочно блестели, кожа пылала, губы приоткрылись. В это мгновение я уловила в ней проблеск женщины, которой она когда-то станет.
– Прекрати это, В’лейн. Оставь ее в покое.
– Не думаю, что она хочет того же. Кто лучше меня сможет пробудить в ней интерес к форме и структуре Эроса? Зададим, так сказать, планку.
– Ага, – хрипло сказала Дэни. – Мне по душе такой расклад.
– Меня не волнует, что ты думаешь или чего она хочет, и ты
не
будешь устанавливать никакую планку. У нее будет нормальная жизнь, – по крайней мере, настолько близкая к нормальной, насколько мне это удастся сделать. – Дэни, зайди в книжный магазин. Я присоединюсь к тебе через несколько минут.
– Но я не хочу…
–
Сейчас же
, – сказала я.
Она сердито посмотрела на меня.
– Бьюсь об заклад, Бэрронс уже там, – поддразнила я ее. В’лейну же сказала: – Приглуши себя, чтобы она могла освободиться от чар.
Он поднял и опустил одно плечо.
Дэни тихо вздохнула, как будто неожиданно сбросила некое внутреннее напряжение, от которого совсем не рада была избавиться, затем скользнула взглядом от В’лейна к книжному магазину и обратно, будто пытаясь выбрать между банановым сплитом
[24]
и фадж сандей
[25]
.
– Прекрасно, – сказала она и мгновенно исчезла.
У двери она с дерзкой усмешкой бросила через плечо:
– Не торопись, Мак. У нас с Бэрронсом есть о чем поболтать.
Я удержалась от смеха, вспомнив свои собственные подростковые увлечения. Они были сущими кошмарами из-за неуклюжести и нервного напряжения. От ощущения неловкости, катастрофического неумения подобрать нужные слова и финансовой несостоятельности. Я полагала, что Бэрронс умело отклонит ее слепое обожание. Это только со мной он был неизменным болваном.
Я следила за Дэни, пока она не оказалась в безопасности внутри помещения, после того как за ней закрылась дверь. Хотя не было никаких признаков того, что Темная Зона, располагавшаяся когда-то по соседству с BB&B, по-прежнему существует, я не доверяла этим заполненным тенями улицам за пределами книжного магазина.
Я оглянулась на В’лейна. Он внимательно меня рассматривал.
– Ты недавно сражалась. С тобой все в порядке, МакКайла?
– Все отлично.
Сегодня вечером мои рефлексы были сногсшибательными. Несмотря на то, что я получила несколько сокрушительных ударов, я ухитрялась в последний момент пригибаться или отступать и тем самым каждый раз сводить последствия к минимуму. Я даже не ощущала на себе синяков. Не было никаких порезов. Никаких ушибов. Я чувствовала себя фантастически. И мне нравилась эта новая неуязвимая, сильная «я».
На крыше BB&B загорелись прожекторы. Улица вдруг стала ослепительно яркой. Не было никаких сомнений в том, что Бэрронс вот-вот выйдет наружу.
В’лейн стрельнул в сторону книжного магазина превосходно скопированным недовольным взглядом, затем его руки обхватили меня, и мы исчезли.
Вновь мы появились уже высоко в темном ночном небе.
Он держал меня за руку.
Я совершила ужасную ошибку, взглянув на мгновение вниз. И снова устремила взгляд вверх. Под ногами ничего не было. Только мгла.
Почему я не падаю?
Как только я об этом подумала, я тут же начала падать. Я рванулась к В’лейну, обхватив его руками и ногами и вцепившись в него изо всех сил.
Он тут же прижал меня к груди.
– Мне давно следовало это сделать, МакКайла, – промурлыкал он, – Расслабься. Я не позволю тебе упасть. Посмотри вниз.
– И не собираюсь, – я не знала, на какой высоте мы находимся, но было холодно. Я зажмурила глаза. – Мы что, висим в небе? Прямо в воздухе? – это страшно нервировало меня. Я была совершенно уверена: мы созданы с ногами, потому что
предполагалось
, что мы будем ходить по поверхности планеты. Ключевое слово здесь – «поверхность» – не выше и не ниже ее.
– Ты чувствовала бы себя в большей безопасности в одном из этих средств передвижения, которые часто падают вниз?
– Не так уж часто.
– Все, что требуется, чтобы покончить со смертной жизнью – это одно такое падение, но, несмотря на это, вы готовы рисковать. Люди нелогичны и глупы.
– Этот нелогичный, глупый человек хочет стоять ногами на земле.
– У меня есть подарок для тебя, МакКайла. Я… как же это называется… – он замолк, и меня сильно удивила дразнящая нота в его голосе. – А, вспомнил, – сказал он беспечно. – Трудился. Я работал, чтобы сделать тебе этот подарок. Для этого я не просто взмахнул своей волшебной палочкой.
Он поддразнивал меня. Я не была уверена, что меня больше приводит в замешательство: парение в ночном небе или выслушивание поддразниваний В’лейна. ГМ заявил, что он изменился благодаря воздействию людей. Изменился ли В’лейн?
– Это лучший способ представить мой подарок.
– Я уже смотрела вниз, как только мы сюда попали. Много темного пространства. Думаю, я видела звезды.
– Звезды выше нас. Посмотри снова, – его тон ясно говорил, что он собирается держать нас здесь всю ночь, если я не сделаю то, о чем он просит.
Вздохнув, я открыла глаза, бросила быстрый трусливый взгляд вниз и снова зажмурилась. Затем вдруг поняла, что я только что увидела, и мои глаза вновь открылись. Мы были в нескольких тысячах футах над землей и далеко внизу сверкали городские огни.
Городские огни! Мы находились над искрящейся аурой, которая не могла быть ничем иным, как обширной территорией, относящейся к большому городу.
– Я думала, что электричества нигде нет! – воскликнула я.
– Я поработал с другими Видимыми над тем, чтобы восстановить его, – сказал он с гордостью.
– Где мы?
– Под нами твоя Атланта. На побережье – огни Саванны, – он сделал паузу. – А там – Эшфорд. Я говорил тебе, что буду оберегать твоих родителей. Когда Бэрронс спас тебя, опередив меня буквально на несколько минут, я сосредоточил все свои усилия на спасении тех, кто был для тебя наиболее дорог. Бэрронс же ни разу не уделил им своего внимания. Темные Зоны, которые поглотили города поблизости от твоей родины, грозя распространиться дальше, были уничтожены. Подача электроэнергии восстановлена. Как раз сейчас люди учатся защищать себя. Мой подарок тебе – это возвращение твоей Джорджии.
Я посмотрела вниз на огни, затем – на него.
– Ты можешь сделать это для всего мира?
– Большая часть нашего могущества происходит из способности управлять измерениями за пределами вашего, но структура человеческого измерения… вязкая, густая; законы вашей физики не такие… гибкие, как наши. Это преобразование потребовало много времени, взаимодействия с другими Видимыми и многими людьми.
Что на языке В’лейна означало – нет. Он сделал это для меня и больше не будет этого делать.
– Твои родители в безопасности. Тебе не хотелось бы повидаться с ними?
Я с трудом сглотнула внезапно подступивший к горлу комок. Там внизу были мама и папа. Один из этих сверкающих огней подо мной, всего лишь одно перемещение. Они всегда были на расстоянии одного перемещения, но почему-то в Дублине, когда нас разделяли четыре тысячи миль, было проще не думать об этом, чтобы не искушать себя. Для того чтобы не причинять им боль, не волновать, не подставлять под удар их жизни, я запру свои мысли о маме и папе под замок, вместе со всеми другими запретными мыслями. Не сделала ли то же самое Алина по отношению к нам?
У меня перехватило дыхание. Я не должна. Я знала, что лучше.
– Перенеси меня на улицу за баром «Кирпичный завод», – сказала я. – Оттуда я пройдусь пешком.
Я была здесь и не могла устоять. Я хотела снова увидеть мой мир. Хотела пройтись по обсаженным дубами и магнолиями улицам моего родного города. Хотела постоять у своего дома и отыскать взглядом окно моей спальни. Хотела понять, смогу ли я обнаружить на этих улицах след девушки, которой когда-то я была, или ее полностью поглотило темное эльфийское наваждение. Я не хотела рисковать быть обнаруженной, поэтому мне следовало бы оставаться в тени, но в этом в последнее время я преуспела.
Я легко коснулась земли, мои ботинки встали на тротуар.
Бар «Кирпичный завод» располагался на большом участке, втиснутом между двумя постройками середины XIX столетия. Свет горел и внутри, и снаружи. Ничего не изменилось. Я ускорила шаг и заглянула в окно.
О, как я ошибалась! Изменилось все. Внутри были полицейские Эшфорда, пожарные, мэр и приблизительно сотня горожан, и мне не требовалось распахивать окно, чтобы понять, что они обсуждают план действий. Стены обрушились, и весь мир сейчас знал об этом. Если бы выходили национальные газеты, заголовки кричали бы только об этом. Эльфы стали видимыми для всех, и здесь простые люди делали все, что в их силах, чтобы защитить самих себя. Мне хотелось войти внутрь и помочь. Обучить. Вооружить и защитить.
– Твое место и предназначение не здесь, МакКайла.
Я заставила себя отвернуться и исчезла, словно вор в ночи.
Для января в Эшфорде было тепло, но это не было таким уж необычным. Рождественские праздники могли сопровождаться снежными буранами. А, бывало, я проводила их в шортах и в футболке. Сегодня ночью на мне были джинсы и темная футболка.
Я шла и с жадностью вдыхала окружающий воздух. В это время года еще ничего не цвело, но, клянусь, на Глубоком Юге всегда пахнет магнолиями, дикими азалиями, сладким чаем и жареной курицей, которую где-то готовят. Через месяц по всему городу зацветут анютины глазки – Эшфорд был без ума от анютиных глазок – за которыми последуют нарциссы и тюльпаны.
Я была дома. Я улыбнулась.
Он был невредим!
Ни Теней, ни Невидимых, повсюду свет.
Я закружилась от восторга посереди улицы.
Как я соскучилась по своему миру! Какой потерянной я чувствовала себя там, вдалеке!
Все выглядело точно таким же. Казалось, будто я никогда отсюда не уезжала. Будто в трех кварталах вниз и двух кварталах в сторону я обнаружу маму, папу и Алину, играющих в скраббл
[26]
и дожидающихся, когда я вернусь с вечерних занятий или с работы, чтобы присоединиться к ним (и тем самым накликать на свою петунию неприятности, потому что Алина и папа знали слова, которые, как согласился бы любой разумный человек, совсем не должны быть словами, такие, как орт
[27]
и тюряга – ну в самом деле, кто
зна
ет
подобные слова?), и мы хохотали, и я волновалась о том, какой наряд надеть завтра, и засыпала с единственной тревожащей меня мыслью: услышана ли будет моя мольба к OPI
[28]
о возобновлении выпуска моего любимого оттенка лака. (Она была услышана, и они прислали мне симпатичный розово-золотой сертификат, присваивавший мне звание почетного компаньона OPI, который я с гордостью повесила около моего туалетного столика, за которым я делала себе прическу и макияж. О, переживания и беды беззаботной юности).
Вот дом Бруков, с белыми колоннами в южном стиле, возвышающимися над величественной круговой подъездной аллеей. Вот усадьба Дженингсов, с ее романтичными башенками и множеством решетчатых деталей. Я шла по улицам, упиваясь достопримечательностями. Я всегда полагала, что у Эшфорда богатая история, но на самом деле он был очень молод, всего лишь несколько веков, если сравнивать с тысячелетней историей Дублина.
И вот я у своего дома, стою на улице, дрожа от предвкушения.
Я не видела маму со 2 августа – с того дня, когда я уехала в Дублин. С папой мы в последний раз виделись 28 августа, когда я подвезла его в Дублинский аэропорт и отправила обратно домой. Он прилетал, чтобы отыскать меня, и решил забрать меня с собой в Эшфорд. Но Бэрронс воздействовал на него Гласом, убедил его не беспокоиться обо мне, «спрятав» в голове моего папы черт знает какие команды, заставившие его уехать и больше не возвращаться. Я и сожалела, и была признательна Бэрронсу за то, что он сделал это. Джек Лейн – мужчина очень упрямый. Он никогда бы не уехал без меня, а я бы никогда не смогла обеспечить его безопасность.
Я потихоньку двинулась вперед. Когда до входной двери оставалось с дюжину шагов, вдруг из ничего возникло зеркало и повисло в воздухе передо мной. Я вздрогнула от неожиданности. Зеркала больше не были для меня обычными вещами. С ночи, когда я посмотрела в Зеркало, которое Бэрронс хранит в своем кабинете в BB&B, и увидела внутри него перемещающиеся деформированные темные создания, взгляд на свое собственное отражение выбивал меня из колеи, как будто все зеркала стали подозрительными, и что-то темное и ужасное может материализоваться в любой момент за моей спиной.
– Это на тот случай, если ты надумаешь показаться, – предупредил появившийся сзади В’лейн.
Я посмотрела на себя.
В тот миг, когда я увидела наш дом, я мысленно вернулась к той фигуристой симпатичной девушке, которая стремительно сбегала вниз к дорожке перед домом, чтобы усесться за руль автомобиля. Развевающиеся длинные светлые волосы, короткая белая юбка, демонстрирующая безупречные загорелые ноги (когда я в последний раз их брила?), ухоженные и тщательно накрашенные ногти на руках и ногах, подобранные по цвету сумочка и обувь, украшения в тему.
Я всмотрелась в себя сегодняшнюю.
Я выглядела дикой женщиной, с головы до ног затянутой в черную кожу. В клубке моих темных как ночь завитков застряла липкая зеленая масса. Я была испачкана отвратительно пахнущими жидкими останками Невидимых. Мои ногти были обломаны по самый корень, и на мне был рюкзак, заполненный фонариками и боеприпасами, на голову был надет видавший виды велосипедный шлем, и я имела при себе полуавтоматическое оружие. В’лейн убедил меня.
– Убери его отсюда, – сухо сказала я.
Зеркало исчезло.
Я уже не принадлежала этому месту. Мое присутствие не могло принести сюда ничего хорошего. Конечно, я могла бы попросить В’лейна принарядить и отчистить меня с помощью чар и зайти в гости, но что бы я сказала? Чего бы я добилась? И не будет ли каждая минута, которую я здесь провожу, потенциальной возможностью привлечь ненужное внимание к моим родителям?
После всего, через что я прошла, после всего, что я видела, я пока еще не могла вернуться домой.
Там, рядом, целый мир в беде. А мои мама и папа в безопасности. Я ощутила внезапный прилив благодарности к В’лейну и повернулась к нему.
– Спасибо, – сказала я. – То, что ты оберегаешь их, для меня очень многое значит.
Он улыбнулся, и я подумала, что это была первая настоящая улыбка, которую я когда-либо видела на его лице. Она была ослепительна.
– Пожалуйста, МакКайла. Так мы отправляемся? – он протянул руку.
Я бы взялась за нее, мне даже
следовало
это сделать, но как раз в этот момент я услышала голоса.
Наклонив голову, я прислушалась. Мое сердце сжалось. Это были мама и папа. Они были на отделенной ширмой веранде, которая выходила к бассейну в задней части нашего дома. Густой кустарник с каждой стороны отгораживал нас от наших соседей.
Я могла спрятаться среди веток падуба
[29]
и, скрытая от их взора, мельком их увидеть. Мне было необходимо увидеть их хотя бы на мгновение.
Я стащила свой МакНимб, сбросила рюкзак и оружие.
– Одну минуту, – прошептала я. – Оставайся здесь. Я вернусь.
– Я считаю, что это неблагоразумно.
– Это не твое решение. Отстань.
Я скользнула в тень рядом с домом.
– Мы говорим об этом снова и снова, Рейни, – сказал отец.
Я тихо втиснулась между веток и жадно уставилась на них.
Мама и папа сидели в белых плетеных креслах на веранде. Мама потягивала вино, а папа сжимал в руках стакан с бурбоном
[30]
. Надеюсь, он не пил слишком много. После смерти Алины были тяжелые времена, когда он затуманивал себя алкоголем слишком часто, что меня крайне беспокоило. Отец не был пьяницей, он – трудяга. Но убийство Алины выбило нас всех из колеи. Я с жадностью вглядывалась в лицо моей мамы. Ее глаза были ясными, а лицо мягко очерчено и красиво как никогда. Мое сердце было переполнено эмоциями. Я жаждала прикоснуться к ней, крепко обнять их обоих. Папа выглядел здоровым и статным, как всегда, но в его волосах было больше седины, чем я помнила.
– Я знаю, что сейчас везде опасно, – сказала моя мама. – Но я не могу выносить эту неизвестность! Если бы я только точно знала, что она жива.
– Бэрронс сказал, что жива. Ты была здесь, когда он звонил.
Бэрронс звонил моим родителям? Когда? Каким образом работал его телефон? Черт возьми, мне нужен его оператор сотовой связи!
– Я ни капли не доверяю этому человеку.
И я тоже, мама.
И
я спала с ним
. Мое лицо вспыхнуло.
Секс
и
мама
– две мысли, которые вместе не чувствовали себя уютно в моей голове.
– Мы должны поехать в Дублин, Джек.
Я направила в сторону мамы тысячу молчаливых «нет».
Отец вздохнул:
– Я пытался вернуться. Помнишь?
Я моргнула. Он пытался? Когда? Что случилось?
Мама ухватилась за это:
– Вот именно, Джек. Ты полагаешь, что этот мужчина загипнотизировал тебя, установил блоки в твоем разуме, которые помешали тебе привезти ее домой, вынудил тебя уехать и каким-то образом помешал тебе вернуться – ведь ты не мог даже сесть на самолет, потому что тебя тошнило, но как только ты покидал аэропорт, с тобой было все в порядке. Три раза ты пытался улететь! Несмотря на это ты веришь его словам, что с нашей дочерью все в порядке?
Я чуть не упала. Мой отец
знал
, что Бэрронс сделал с ним что-то такое и на самом деле поверил, что это возможно? Папа не верил во все эти штучки. Это
он
научил меня крайнему неприятию всего паранормального. И они с мамой спокойно потягивают свои напитки, обсуждая эту фигню?
– Мы не можем поехать сейчас. Ты слышала, что рассказали разведчики офицеру Дитону. Эльфийская реальность смешалась с нашей. Несколько самолетов, которые оторвались от земли, либо горящими падали вниз, либо исчезали.
– Как насчет того, чтобы заказать частный самолет?
– Какая польза будет от того, что мы погибнем, пытаясь до нее добраться?
– Мы должны что-то делать, Джек! Мне необходимо знать, что она жива. Нет, мне требуется больше, чем это. Мы должны
сказать
ей. Тебе следовало сказать ей это тогда, когда ты был там, когда у тебя была такая возможность.
Сказать мне что? Я придвинулась еще ближе вглубь кустов и вся обратилась в слух.
Отец потер глаза. Глядя на его лицо, я могла бы сказать, что этот разговор у них с мамой продолжается очень давно.
– Мы обещали, что никогда не будем говорить об этом.
От досады я почти втоптала кусты в землю. Говорить о
чем
?
– Мы давали и другие обещания, которые затем нарушили, – сказала многозначительно мама. – С этого как раз и началась вся эта история.
– Что, по-твоему, я должен был ей сказать, Рейни?
– Правду.
Ну
,
давай
же
, папа, скажи
это.
– А что
есть
правда? Правда для одного человека – для другого…
– Не изображай передо мной адвоката, Джек. Я не судья, и это не твоя вступительная речь, – сухо сказала мама.
Он открыл и закрыл рот, выглядя сконфуженным. Спустя мгновение он сказал:
– У Мак хватало проблем, имеющих отношение к смерти Алины. У меня не было возможности рассказать ей о какой-то сумасшедшей ирландке и еще более бредовых пророчествах. Наша малышка месяцами боролась с депрессией. Она хлебнула сполна.
Пророчество? Мама и папа знали о пророчестве? Неужели
все
,
кроме меня, знали об этой треклятой штуке?
– То, что ты услышал много лет назад, когда поехал разыскивать медицинские карты Алины, сейчас не кажется таким уж бредовым, не правда ли? – спросила мама.
Отец глотнул бурбона. Он вздохнул. Он казался подавленным.
– Боже мой, Рейни, прошло 15 лет. Это совершенно нормально.
– Она говорила об эльфах. Кто бы не подумал, что она сумасшедшая?
Я не уверена, что папа даже слышал ее. Он опрокинул в себя остаток содержимого стакана.
– Я позволил Алине сделать
то
, что я обещал служащим из агентства по усыновлению никогда не разрешать делать ни одной из них, – сказал он резко.
–
Мы
позволили ей сделать это, – решительно сказала мама. – Перестань винить себя. Я тоже позволила ей поехать в Ирландию.
– Ты не хотела. Я настоял.
– Мы оба приняли решение. Мы всегда принимали важные решения вместе.
– Что ж, было одно решение, когда тебя не оказалось рядом, чтобы помочь мне его принять. Когда я был в Дублине с Мак, ты все еще не разговаривала со мной. Я не мог даже дозвониться до тебя по телефону.
– Мне жаль, – после долгой паузы сказала мама. – Горе… – Она замолчала, и мой живот скрутило. В ее глазах снова появился тот взгляд. Взгляд, который ранил мое сердце каждый день до того, как я сбежала в Дублин.
Папа с болью посмотрел на нее, и прямо на моих глазах преобразился. Я увидела, как он снова выпрямился, стряхнул с себя свои собственные эмоции и приободрился ради нее. Стал ее мужчиной. Ее каменной стеной. Я улыбнулась. Я так его любила. Он вырвал уже однажды брыкающуюся и визжащую маму из объятий горя, и я знала, что могла быть твердо уверена: он никогда не позволит скорби украсть ее у него снова. Что бы со мной ни случилось.
Он встал и шагнул к ней.
– Что бы ты предложила мне ей сказать, Рейни? – громко сказал папа, встряхивая ее, не позволяя ей ускользнуть внутрь себя, – «Малышка, я сожалею, что приходится тебе это говорить, но согласно одному древнему пророчеству, с тобой что-то не так, и ты обречешь на гибель весь мир»? – Он фыркнул, затем рассмеялся. – Посмейся со мной, Рейни. Ну же! – Он рывком поднял ее на ноги. – Только не наша девочка. Ни за что. Ты знаешь, что это чушь.
Я поперхнулась. Зажимая рот рукой, я попятилась назад и едва не упала. Со мной что-то не так? Я обреку на гибель весь мир?
– Их мать отказалась от них, потому что верила в это, – беспокоилась мама.
– Это то, что
утверждала
та выжившая из ума леди, – твердо сказал папа. – У нее не было ни малейшего доказательства. Я тщательно ее расспросил. Она никогда не видела этого воображаемого «пророчества» и не могла мне указать ни на кого, кто бы его видел. Ради бога, Рейни, это же страна, в которой верят в леприконов
[31]
, радуги и горшки с золотом! Я все сказал.
– Но эльфы
есть,
Джек, – упорствовала мама. – Сумасшедшая женщина была права насчет них. Они здесь, сейчас, в нашем мире, разрушают его.
– Это совпадение. Одно точное предсказание не делает истинным все пророчество.
– Она сказала, что одна из наших девочек умрет юной, а вторая пожалеет, что не умерла!
– Алина чуть не умерла, когда ей было 8 лет, помнишь? Но она осталась жива. Вот э
то
называется юная. Из того же, что она умерла после двадцати лет, вовсе не следует, что все сказанное той женщиной – истинная правда, и это, конечно, вовсе не означает, что с Мак что-то не так. Я думаю, что эльфы гораздо больше подходят для того, чтобы уничтожить наш мир, чем какой-нибудь человек. Кроме того, я не верю в судьбу, и ты тоже не веришь. Я верю в свободную волю. Все советы, которые я ей давал, вся любовь и мудрость, которыми ты окружала ее – вот то, что она есть сейчас, и я верю, что этого достаточно. Я знаю нашу дочь. В сущности, она не изменилась с тех пор, как мы их впервые увидели.
Он взял ее за руки и притянул к себе.
– Детка, она жива. Я знаю это. Я чувствую это сердцем. Я знал, когда Алина умерла. И я знаю, что Мак жива.
– Ты это говоришь только для того, чтобы успокоить меня.
Он несмело ей улыбнулся:
– И как? У меня получается?
Моя мама легонько его ударила.
– Ах! Ты!
– Я люблю тебя, Рейни. Я едва не потерял тебя, когда мы лишились Алины, – он поцеловал ее. – Я не упущу тебя сейчас. Возможно, есть какой-нибудь способ связаться с Бэрронсом снова.
– Если бы только я точно знала, – сказала мама.
Он снова ее поцеловал, затем она поцеловала его в ответ, и я почувствовала себя необыкновенно смущенной, потому что мои родители очень хорошо справлялись с этим.
И все же они представляли собой обнадеживающее зрелище. Они были друг у друга, и между ними была любовь, которая выдержит все, что угодно. Мы с Алиной всегда это чувствовали, без малейшей ложной обиды на то, что, хотя наши родители обожали нас и сделали бы для нас все, что угодно, друг друга они все же любили больше. Поскольку я беспокоилась за них, это был лучший вариант из всех возможных. Дети вырастают, идут дальше и встречают свою собственную любовь. Опустевшее гнездо не должно оставлять родителей в печали. Оно должно приводить их в состоянии готовности и предвкушения, чтобы насладиться их собственными приключениями, включая, разумеется, и множество поездок к детям и внукам.
Я бросила на них последний долгий взгляд и отошла, чтобы присоединиться к В’лейну.
Он молча появился в шаге от меня и предложил свою руку, но я покачала головой.
Я подобрала свой хлам, подошла к почтовому ящику и вытащила фотоальбом ГМ из рюкзака. Пролистала его в течение нескольких минут, пока не обнаружила безупречную фотографию Алины, стоящей перед арочным входом в Тринити-колледж. Она улыбалась, вот-вот собираясь рассмеяться. Я улыбнулась ей в ответ.
Я перевернула фотографию и написала наспех на обороте:
Она была счастлива.
Я люблю вас, мама и папа.
Я вернусь домой, как только смогу.
Мак.