Художник Лариса Хафизова Овсянников В. А. 034 Ставрополь Тольятти. Страницы истории. Часть II. Дела и люди. Тольятти: п/п «Современ­ник»; 1999 400 с. Isbn 5-85234-100-2 Очерки и рассказ

Вид материалаРассказ

Содержание


Депутат шарков
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   23

ДЕПУТАТ ШАРКОВ


Крестьяне села Борковки много лет вели изнуритель ную судебную тяжбу с крупнейшим землевладельцем Ста вропольского уезда графом Орловым-Давыдовым. После крестьянской реформы 1861 года крестьяне Борковки ока­зались без выпасов для скота и лесных участков, где они заготовляли сено. Все это ушло в распоряжение графа; не­обходимо было арендовать луга и пастбища и недостаю­щую землю для посева у графа. А условия аренды были крайне невыгодными для крестьян.

За десятину арендованной земли необходимо было об­работать такую же десятину у графа, начиная от запашки и до вывоза снопов. Кроме того, каждый крестьянин обя­зан был весной вывезти на поля 80—100 возов навоза. Но лошади были далеко не у всех, а у кого были, то для ло­шади перед весенним севом вывозка 100 возов навоза — очень тяжелая работа.

Крестьяне просили управляющего графским имением изменить условия аренды, тот не соглашался. Обращались к местным властям — те тоже разводили руками. Борков­ские крестьяне писали письма великим князьям, посыла­ли к ним своих ходоков, но те рекомендовали им обратить­ся в суд. Крестьяне стали говорить, что у них имеется и передается из поколения в поколение жалованная грамота на эту землю от самого царя Алексея Михайловича. Спор­ная территория занимала примерно 7 тысяч десятин зем­ли. На самом деле у крестьян были какие-то никем не за­веренные бумаги. Поэтому ни один адвокат на основании имеющихся документов не брался за ведение дела. Граф Орлов-Давыдов категорически отказался предъявлять свои документы на владение землей. Именно это и подтолкну­ло крестьян к выступлению.

В конце мая 1899 года они официально поставили в из­вестность самарского губернатора А. С. Брянчанинова и жителей соседних сел о том, что 1 июня они начинают «пахать свою землю». Действительно, 1 июня больше ты­сячи крестьян собрались в поле. Поставили стол с хлебом-солью, чернила, перья, а на столе лежали 3 документа на землю. Они просили всех быть свидетелями, а графа — по­ложить на стол свои документы, подтверждающие его пра­во на землю, представители графа отвечали, что граф предъявит свои документы только в суде.

Тогда человек триста крестьян стали пахать землю, но делали это неглубоко, не по-крестьянски. Они не были уверены, что их затея увенчается успехом, «незачем лоша­дей напрягать зря». Пахали 1-го, 2-го, 3-го июня. 4-го ию­ня в поле к крестьянам приехал сам самарский губернатор Александр Семенович Брянчанинов и приказал прокурору составить списки виновников со степенью их вины. Про­курор отказался, сказал, что сначала надо произвести следствие. Губернатор сам стал уговаривать крестьян ра­зойтись, но народ стоял молча с поднятой правой рукой, пальцы были сложены крестом. То ли это была готовность стоять до конца, то ли мордва намекала, что земля эта им была дана при крещении.

Неожиданно во время речи губернатора крестьяне по­бежали от него, оказалось, что приехавший с губернато­ром фотограф навел свой фотоаппарат, а крестьяне поду­мали, что это какая-нибудь пушка. Потом они верну­лись. Один из крестьян подал губернатору документ, но А. С. Брянчанинов отклонил документ и уехал.

В ночь на 4 июня по приказу губернатора в Борковке арестовали 66 человек и утром 14 человек были наказаны розгами от 25 до 100 ударов. Был арестован и один из ру­ководителей этого выступления Шарков Петр Васильевич. Это был один из уважаемых людей села. 34-летний волост­ной старшина Петр Васильевич Шарков возглавлял мест­ную администрацию крестьянского самоуправления, пред­ставлял волость в ее отношениях с правительственными учреждениями, следил за исполнением казенных и зем­ских налогов и постановлений волостного схода. За защи­ту общественных интересов крестьяне его очень уважали. Он был малограмотным, но считался крепким хозяином на селе. Между прочим, бедного крестьянина люди вряд ли бы избрали волостным старшиной. Ведь крестьяне при этом руководствовались простой житейской логикой: в распоря­жении волостного старшины находились казенные и обще­ственные деньги, и если он их растратит, то есть чем воз­местить убытки, а у бедняка такой возможности нет.

Для экзекуции привезли воз свежих ивовых прутьев. Командовал здесь начальник самарского жандармского управления полковник Черноруцкий. Несмотря на сплош­ное беззаконие всего происходящего, все-таки на экзеку­цию пригласили врачей, ибо они должны были дать свое согласие на наказание. Ставропольский городской врач Михаил Васильевич Лапков по совместительству был еще и врачом ставропольской тюрьмы и он категорически вы­ступил против наказания крестьян, так как среди них бы­ло немало цинготных. Земский начальник М. П. Яровой начал кричать на врачей, что они социалисты и почему-то финляндцы. За отказ дать согласие на применение наказа­ния врач Лапков Михаил Васильевич прямо здесь в поле был уволен с должности тюремного врача и крестьян ста­ли пороть.

В числе первых наказали 100 ударами Петра Шаркова, причем сам земской начальник М. П. Яровой сел ему на ноги, «чтобы не брыкался». Когда избивали Шаркова, вла­сти допустили еще одно грубейшее нарушение закона. Де­ло в том, что по российским законам «волостной старши­на, его помощники, сельские старосты... на время службы освобождались от телесных наказаний».

Наказанный вместе с Шарковым крестьянин Роман Круглов вспоминал: «Нас пороли: каждому было нанесено до 100 ударов розгами. После порки отправили в больни­цу, где залечивали. Из больницы нас перевели в тюрьму».

26 мая 1900 года в Ставрополе проходила выездная сес­сия окружного суда, на котором судили 41 человека «за запашку чужой земли». Наказание было всем определено до 2-х месяцев тюрьмы. Власти опасались, что применение более строгих мер наказаний могло бы вызвать более мощ­ный взрыв крестьянского движения. После суда Петр Шарков стал очень популярной фигурой не только среди ставропольского крестьянства, но и самарского, поскольку все самарские газеты широко освещали события в Борков-ке. Так взошла звезда Шаркова на ставропольском небос­клоне.

В 1903 году борковские крестьяне снова стали само­вольно запахивать графскую землю, но кончилось это тем, что 70 крестьян были избиты до полусмерти, из них 24 че­ловека умерло, в том числе 7 человек прямо в ставропольской тюрьме. Шарков на этот раз хотя и не выступал ор­ганизатором, но поддерживал действия крестьянства.

В событиях 1905 года борковские крестьяне выступили снова одними из организаторов аграрных выступлений. В архиве хранятся несколько писем Петра Шаркова в Сама­ру одному либеральному старичку. В письме от 5 декабря 1905 года он пишет: «Желаю объяснить, что у нас случи­лось накануне 24 ноября; зажгли графский хутор и в 24 часа все решили, а в неделю нигде ни одного хутора не ос­талось; все сожгли и развезли. Скот разогнали по себе. Овец всех 12 тысяч развезли и порезали. Все решено до ос­нования. Начали наша волость Никольская, а потом Бри-товка, Санчелеево, Ягодное».

В следующем письме П. В. Шарков пишет о поведении местных властей. «Власти в то время, начиная с ноября и весь декабрь, никакого действия не производили. Исправ­ник хворал до приезда казаков, вся полиция ходила, как тени: не вредила ни в делах, ни в словах никому».

Революционные события 1905 года всколыхнули всю Россию. Напуганное массовыми выступлениями по всей стране, царское правительство пообещало ввести в России парламент в лице Государственной Думы. 11 декабря 1905 года был издан закон, согласно которому депутаты в нее должны были избираться от четырех курий (групп): от по­мещиков, городского общества, крестьян и рабочих.

В самом избирательном законе заложили возможность получить депутатов из представителей правящего класса, потому что один голос помещика приравнивался к 3 голо­сам городского жителя, 15 — голосам крестьян и 45 — го­лосам рабочих. Крупные помещики избирали выборщиков на губернские собрания, т. е. для них выборы были двух­ступенчатые. Городские избиратели избирали по трехсту­пенчатой системе, а крестьяне — по четырехступенчатой.

П. В. Шаркова выдвинули кандидатом в депутаты со­брания десятидворок, в котором участвовали только хозя­ева, имевшие участок земли и усадьбу, затем его кандида­туру поддержал волостной сход, потом — уездное собрание избирателей. На губернское собрание от Ставропольского уезда приехало: 9 дворян, 4 крестьянина и один рабочий. Самарское губернское собрание избрало депутатом Госу­дарственной Думы Петра Васильевича Шаркова. Всему миру известно, как русский народ любит разных обижен­ных, притесняемых и пострадавших за правое дело.

27 апреля 1906 года — в день начала работы Государ- • ственной Думы, Петербург был украшен, иллюминирован, в церквах по этому поводу служили благодарственные мо­лебны. Перед официальным открытием Государственной Думы Петр Шарков вместе с другими депутатами был при­глашен в Зимний дворец для встречи с Николаем II ( не царское дело ходить в парламент). Вся Дворцовая площадь была оцеплена рядами полицейских и солдат. Депутатов провели в Тронный зал. Избранники народа — кто в тор­жественных фраках, а кто в крестьянской поддевке, как Шарков, стояли на одной стороне зала, глядя на величест­венный малиново-золотой трон, на расшитые золотом мун­диры придворных. На другой стороне зала стояли царские министры, среди которых был и министр императорского двора граф Фредерике.

Он впоследствии вспоминал: «Депутаты производили впечатление шайки преступников, которые только и ждут знака, чтобы броситься на министров и перерезать им 1 глотки. Какие противные морды!». Вдовствующая импера­трица тоже отмечала «непонятную ненависть на лицах де­путатов».

Потом 524 депутата Государственной Думы стали засе­дать в Таврическом дворце. Петр Васильевич Шарков как внепартийный депутат примкнул к трудовой группе, в которой было 48 депутатов из крестьян. Они стояли меж­ду правыми и левыми, и те и другие старались перетянуть их на свою сторону. Среди этих «трудовиков» было не­сколько крестьян, растерявшихся в столичной обстановке. Одно дело говорить с мужиками о крестьянском деле, ко­торое знаешь досконально, другое — участвовать в законо­творческой деятельности. На заседании Думы, более похо­жей на политический митинг, Шарков не выступал. Соб-Я ственно говоря, из-за своей малограмотности это трудно было ему делать.

Очутившись в Петербурге, депутат Шарков оказался в водовороте политических страстей и «охоте за голосами депутатов», но на первых порах помнил о крестьянских наказах насчет земли. Пошел к генерал-адъютанту Лине-вичу Н. П. ходатайствовать насчет земли борковским крестьянам. Влиятельный царский сановник пообещал ново­испеченному депутату: «Будьте только с нами. Не обра­щайтесь к другим партиям и вы все получите, что желае­те...» Это был первый крючок, на который попался моло­дой депутат.

Как депутат Шарков получал суточные в размере 10 рублей, это были приличные по тем временам деньги. До­статочно сказать, что самый сильный грузчик мог зарабо­тать за световой день 90 копеек. Кроме того, правительст­во, «обхаживающее» таких малограмотных депутатов, ор­ганизовало для них пансион с кормлением, заведовал им некий Ерогин, которого почему-то звали «живопырня», а депутаты, кормившиеся в пансионе, вошли в историю как «ерогинцы». Способ «подкормления» депутатов, наверное, самый древний в парламентской практике.

Не «устоял» Петр Васильевич Шарков и перед «обхож­дением» своей персоны со стороны столичных журналис­тов и прочего «околопарламентского» люда. Возле закру­жились люди «Московских ведомостей», пожалуй, самого черносотенного органа, которые уверяли его, какой он са­мобытный крестьянский политический деятель. Познако­мился он и с самим Грингмутом, редактором «Московских ведомостей», и руководителями Монархической партии. Этот Грингмут считал, что «черная сотня — это весь пра­вославный русский народ», сплотившийся против «внут­ренних врагов», которыми Грингмут считал «конституци­оналистов», «демократов», «социалистов», «революционе­ров», «анархистов», евреев и т. д.

Порядочный человек руки не подавал этому Грингму-ту, а Шарков стал с ним сотрудничать. Нет, сам он не пи­сал, за него это делали другие, как он сам признавался: «Хоша я и малограмотный, но мне наплевать на писате-лев-то. У меня есть такой, который, например, напишет все, что захочешь».

Просвещенное ставропольское общество с тревогой сле­дило за депутатской деятельностью недавнего «крестьян­ского защитника» в столице. Первые заседания Государст­венной Думы были посвящены обсуждению ответа на тронную речь царя. В этом ответе, названном «Обращение к трону», к ужасу Николая II и всего правительства содер­жались требования всеобщего избирательного права, радикальной земельной реформы, освобождения всех полити­ческих заключенных и смещения министров, назначен­ных царем без одобрения Думы. Избрали делегацию, что­бы она вручила это «Обращение к трону» императору, а тот даже и не принял ее.

Через несколько дней Председатель правительства по­жилой И. Л. Горемыкин по приказу царя приехал в Думу и еле слышным голосом отверг все требования Думы. Де­путаты кричали: «Пусть исполнительная власть склонит­ся перед законодательной!» Государственная Дума явно не оправдывала ожиданий правительства и 9 июля 1906 года была распущена, так и не приняв ни одного закона. В цар­ском манифесте ей вменялось в вину то, что депутаты «ук­лонились не в принадлежащую им область» и вместо зако­нодательной деятельности стали разжигать «смуту». Депу­таты разъехались по домам.

Когда в начале июля 1906 года депутат Государствен­ной Думы Шарков приехал на родину, в Ставрополе со­брался народ для встречи с ним. Некоторые участники встречи в курзале хотели «вывести на чистую воду» народ­ного избранника.

Невысокий, коренастый, с бородкой «лопатой», Шар­ков уже поднялся на сцену и собирался открыть встречу (он еще не знал, что царь уже распустил I Государственную Думу), как помощник уездного исправника Кожетховскии заявил, что не допустит никаких речей. П. В. Шарков на­чал уверенно говорить об авторитете народного представи­теля, на что полицейский чин заметил: «Какой ты член Думы? Ты просто борковский, поротый мужик!»

Не только в Ставрополе, но и в самой Борковке автори­тет Шаркова сильно пошатнулся. Односельчане обвиняли его в том, что там в Петербурге он не отстаивал интересы крестьян, а только водил дружбу «с енералами». Некото­рые даже предлагали ему уехать из села, а другие недву­смысленно намекали на то, что подожгут его.

Через несколько месяцев, в декабре 1906 года, в Став­рополе состоялся суд о майских погромах имения Орлова-Давыдова. Несмотря на то, что сам Шарков был одним из активнейших участников этих выступлений, на суде он' неожиданно для всех выступил свидетелем со стороны об­винения. Всех шокировало, как он свидетельствовал против своих товарищей. На суде он говорил, что «забастовку и грабеж советовал ему делать Благодатный—ветеринар­ный врач из Ставрополя».

Михаил Петрович Благодатный в заключительном сло­ве на суде горько признался: «Все мое несчастье состоит в том, что я познакомился с П. В. Шарковым. Я смотрел на него всегда, как на достойного представителя народа, а он оказался почти предателем».

По далеко не полным данным, к судебной ответствен­ности было тогда привлечено 111 человек, 67 из них были осуждены и отправлены по этапу в Сибирь, в том числе и М. П. Благодатный. А Шарков остался в Борковке. Че­рез несколько лет, в 1913 году, когда Россия широко праздновала 300-летие дома Романовых, бывший депутат П. В. Шарков был награжден памятной золотой медалью, односельчане расценили это, как плату за его выступление на суде. И в 1918 году, по рассказам местных крестьян, после изгнания белочехов бывший депутат Государствен­ной Думы Шарков был расстрелян Советской властью. К сожалению, обстоятельства этого дела пока еще не иссле­дованы, но есть надежда найти соответствующие докумен­ты и свидетельства.

В январе-феврале 1907 года провели выборы во II Госу­дарственную Думу, но, несмотря на царивший в стране столыпинский «твердый порядок», результаты выборов оказались совсем не такими, на которые рассчитывало правительство. Состав II Государственной Думы оказался еще революционнее, чем в I Думе. Левые депутаты завое­вали почти 200 мест, практически треть всех депутатов. Дума оказалась «сумасшедшим домом скандалов, криков, оскорблений». Причем некоторые депутаты все это делали специально, чтобы таким образом дискредитировать саму идею Думы.

II Государственная Дума официально начала свою ра­боту 20 февраля 1907 года. Утром этого дня все улицы, ве­дущие к Таврическому дворцу, были запружены наро­дом — встречали народных избранников. Толпа кричала: «Ура! Да здравствует революционная Дума!», «Требуйте земли и воли для народа!», «Амнистию!». Ведь тогда в рос­сийских тюрьмах сидело политических заключенных больше, чем во всей Европе вместе взятой.

Левые депутаты шли с красными гвоздиками в петли­цах простеньких пиджаков. Шел в этой толпе и депутат от Ставропольского уезда Сухоруков Иван Дмитриевич, про­стой крестьянин, мордвин по национальности, трудовик по убеждениям. К сожалению, как жил он неприметно, так и затерялся на страницах истории. Мы о нем, к сожа­лению, больше ничего не знаем.

Возбужденный, шел в этой толпе и еще один депутат Государственной Думы, человек очень хорошо известный ставропольцам — Архангельский Василий Гаврилович. Эта фигура достойна того, чтобы на ней задержать свое внимание. В Ставрополе он работал в 1901—1905 годах инспектором народных училищ, исполняя примерно те же обязанности, что и заведующий отделом народного образо­вания.

Небольшого росточка, шустрый, он энергично вел школьное дело. Много занимался кадровыми вопросами. Безжалостно выгонял «не просыхающих» отставных унте­ров и им подобных из школ. На вакантные места смело брал молодежь, выпускников гимназий и краткосрочных курсов. Уездное начальство было довольным, не очень-то вникая в суть дел. Но в 1902 году предводителем Ставро­польского дворянства был избран Александр Николаевич Наумов, который по должности обязан был возглавлять Училищный совет.

Присмотревшись к школьному делу, Наумов заметил, что среди учителей немало людей, в той или иной мере критикующих царское правительство, причем все они, как правило, были приглашены на работу инспектором народ­ных училищ. Предводитель дворянства испугался и при­казал собрать сведения об Архангельском. То, что пришло в ответ на его запрос из жандармского управления, пора­зило Наумова. Оказывается, Василий Гаврилович Архан­гельский давно числился на учете жандармов как член партии социалистов-революционеров (эсеры).

Родился он в семье дьякона. Окончил Самарское духов­ное училище и духовную семинарию. Поступил в Казан­скую духовную академию, но с 3-го курса был отчислен за революционную пропаганду и выслан в Сибирь. Но вско­ре, в 1891 году, все же окончил Московскую духовную академию и работал учителем начальной школы на сибирских заводах. Экстерном закончил юридический факуль­тет Юрьевского университета. Был уволен из сибирских учебных заведений и в 1901 году приехал в Ставрополь.

А. Н. Наумов добился, чтобы В. Г. Архангельского за незаконную организацию учительских съездов и союзов из Ставрополя уволили. Архангельский переехал в Казань и стал там издавать газету «Волжский листок». Стал балло­тироваться во II Государственную Думу, но был арестован вместе со всем штатом редакции и выслан в Тобольскую губернию. Так что на первые заседания Государственной Думы Архангельский приехал прямо из тюменской тюрь­мы.

К началу работы II Государственной Думы Тавричес­кий дворец подремонтировали, да так, что через несколь­ко дней после начала заседаний Думы потолок зала засе­даний рухнул. К счастью, произошло все это во время пе­рерыва, а то бы от депутатов осталось мокрое место. По иронии судьбы потолок рухнул на скамьи левых депута­тов, а правые остались целыми. Боже, какой поднялся шум в обществе из-за этого несчастного случая. Столыпин как Председатель Совета министров устал доказывать, что здесь он не при чем, но ему не верили, дескать, таким об­разом он хотел расправиться с оппозицией.

Среди всех шумных скандалов, сопровождавших каж­дое заседание Думы, под крики брани в Думе прозвучали слова П. А. Столыпина: «Все ваши нападки имеют в виду вызвать паралич воли и мысли правительства, все эти на­падки могут быть выражены в двух словах, которые вы адресуете власти: «Руки вверх!». Господа, на эти слова правительство, уверенное в своих правах, спокойно отве­тит также двумя словами: «Не запугаете!». Спустя три ме­сяца Николай II издал манифест, и Дума, просуществовав 102 дня, 3 июня 1907 года была распущена.

Разогнав первые две Государственные Думы как не­угодные, царизм хотел иметь более послушную III Думу, но для этого необходимо было изменить избирательный за­кон. Это было сделано быстро и в результате выборов в III Государственную Думу реакционное большинство было обеспечено. Правые господствовали в этой Думе. В числе октябристов в III Государственной Думе был избран быв­ший мировой судья Ставропольского уезда Лавров Сергей

Осипович, выпускник Казанского университета. Предста­вительный, с красивой белой бородой старик — ему было 65 лет. Это был небогатый помещик, собственно говоря, это обстоятельство и вынудило его выбрать чиновничью стезю. Последние годы он работал председателем губерн­ской земской Управы.

1 ноября 1907 года Лавров вместе с другими депутата­ми подписал торжественное обещание депутата Государст­венной Думы: «Мы, нижеподписавшиеся, обещаем перед всемогущим Богом исполнять возложенные на нас обязан­ности членов Государственной Думы по крайнему нашему разумению и силам...»

Члену партии октябристов Лаврову такое обещание бы­ло нетрудно подписать. Депутатов Государственной Думы избирали сроком на 5 лет, но, к сожалению, Сергей Оси­пович Лавров до окончания полномочий не дожил, он скончался 25 августа 1910 года, и 11 января 1911 года на освободившееся депутатское место от правых партий был избран ставропольский помещик М. М. Лентовский, а вскоре и полномочия III Думы закончились.

Уже с начала 1912 года началась подготовка к выборам в IV Государственную Думу. Наш город представлял в ней бывший предводитель дворянства Ставропольского уезда Наумов Алексей Михайлович. Ему было 49 лет. Он окон­чил юридический факультет Казанского университета, ра­ботал следователем, заместителем окружного прокурора, а с 1901 года был в отставке. Депутатом он был избран от помещиков Самарской губернии. Депутатскими обязанно­стями себя не обременял, отчитываться перед избирателя­ми тогда не надо было. Любил больше всего развлекаться, деньги у него были, жил он на банковские проценты от проданного имения. Запомнился он и тем, что первым в наших краях приобрел легковой автомобиль «Адлер», ко­торый крестьяне называли «антихристовой машиной». Вот на ней и гонял Наумов по сельским проселкам, пугая всех и вся. Так и прокатался до самой Февральской рево­люции, которая и положила конец истории Государствен­ной Думы в царской России.

]."/cgi-bin/footer.php"; ?>