Geum.ru

Министерство образования и науки российской федерации курский государственный университет

Вид материалаКнига

Содержание


Марко Паллис
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12




Ничто само по себе не является идолом, но им может стать всё, что угодно… если нечто позволяет себе утверждать свою собственную «окончательность» и, таким образом, пытается соперничать с Принципом.

Марко Паллис

В данной главе выявляется природа и обосновывается специфика выдвижения методологических принципов в качестве логико-гносеологических оснований физической картины мира в системе онтологических утверждений и конструктивных допущений. Акцентируется внимание на знании как внутренних репрезентаций среды и самого организма. Имплицитным продуктом подобных репрезентаций являются многие из числа наиболее фундаментальных представлений человека о действительности. При анализе взаимосвязи познавательного акта и научных принципов, логически заключающих в себе подобные фундаментальные представления, а также взаимосвязи уровней в иерархии последних, выявляется совпадение общетеоретических проблем с философскими, решение которых вносит вклад в физическую картину мира и методологию познания. Высказанные предположения корригируют с психолингвистическими постулатами, акцентирующими внимание на специфике функционирования языковых знаний (знания о мире и о себе), которые нужны человеку не сами по себе, а в качестве средства познания. Полученные конструктивные решения находят своё отражение в системе логико-гносеологических оснований физической картины мира. К таким основаниям мы относим фундаментальные принципы как своеобразные общие посылки дедуктивного умозаключения, посредством которых целостность мира начинает воспроизводиться логически, а также законы теории, определяющие структуру физической картины мира. Автором отмечается роль когнитивных схем в процессе формирования концептуализированного опыта о предметности мышления индивида.

§ 1.1. СИСТЕМА ОНТОЛОГИЧЕСКИХ УТВЕРЖДЕНИЙ И КОНСТРУКТИВНЫХ ДОПУЩЕНИЙ:

формально-феноменологический и

рационально-конструктивный аспекты




…если бы философы состояли из одних идей, а не из нервов и мускулов.

Л. Шестов

В качестве критерия философского характера той или иной проблемы нередко указывают на наличие в ней гносеологических аспектов. Решение таких проблем неизбежно связано с определёнными упрощениями, огрублениями, идеализациями объективных данных, поступающих из внешнего мира конструктивными методами, через представления, принятие которых детерминируется в конечном счёте научно-практическими задачами, возникающими в ходе развития физики, науки в целом. Учёный, обращающийся к изучению того или иного участка научной картины мира не пассивно регистрирует факты и использует существующие термины, а делает выбор из сложного конгломерата явлений, определяемый методологическими установками, целями и возможностями исследования. А поскольку метод должен, прежде всего, соответствовать объекту, то и специфика исследуемых объектов непременно сказывается на характере идеализаций и норм научного познания.

Вместе с тем, для того чтобы быть уверенными, что полученная репрезентация мира имеет достоверное сходство с объективной реальностью, мы должны обладать соответствующим инструментарием такого сравнения, однако, в известных познавательных ситуациях «мы не можем выйти за пределы своего человеческого способа восприятия и мышления» [Glaserfeld 1996:  26]. Таким образом, считается, что картина мира конгруэнтна мышлению. Но конгруэнтно ли мышление Миру? Если рассматривать мышление с позиций современных представлений о метрически гетерогенных пространствах (калибровочной теории поля), то мы определяем его как продукт возбуждения (некоторым способом) семантического пространства. Вместе с тем, и осознание глубоко абстрактного текста изменяет не только метрическую неоднородность семантического пространства, но приводит к изменению собственных ритмов, что определённо не позволяет достигать солипсизма в отношении конгруэнтности мышления самому себе. Таким образом, и «всякий метод познания предполагает особый ритм» [Флоренский 1990:  32] и унисон биения духа и ритма познаваемого порождает специфическую форму знания. Поэтому личность учёного в речемыслительной деятельности, направленной на «ословливание» мира, эксплицитно выражает своё отношение к употребляемому слову или выражению. Метаязыковые высказывания погружены в определённый общекультурный, конкретно-ситуативный, собственно лингвистический контекст и описывают некоторое положение вещей.

Поскольку в формировании аппарата речи значительна роль как общно-общинных отношений, так и физиологических подвижек (кристаллизация биологического механизма перенесения актов артикуляции из гортани в полость рта, появление языковой мускулатуры и т.д.) – всё это влияет на психическую составляющую эволюционной продвинутости. Однако развитие психики автономно до известных пределов; существует параллелизм морфофизиологического и психологического развития. Вместе с тем когда мы думаем, мы оперируем зрительными образами, однако организуем свои мысли при помощи языка, и математика, в частности, является достаточно продвинутой его формой. Термин «язык» здесь понимается расширительно – как некоторая совокупность средств, с помощью которых могут быть построены и выражены мысли. В этом смысле можно утверждать, что математика выросла из языка как инструмента понимания Природы и оптимального выживания в ней. Онтологическое содержание языка обусловлено его генезисом. «Как условие рационального мышления, язык не мог быть изобретён искусственно. Это фонемный (де Соссюр) образ природы, внутренняя форма (А. А. Потебня) которого сохраняет некоторое онтологическое содержание» [Низовцев 2000: 27]. На подобное содержание указывает в частности контекст. Контекст является семантической рамкой для процессов построения картины мира в универсальном предметном коде (внутреннем контексте) человека в процессе мышления.

За образное и языковое мышление, согласно современным нейропсихологическим исследованиям, ответственны различные полушария коры головного мозга:  формально-логические центры находятся в левом полушарии, а механико-геометрические – в правом. Психическая функция (процесс, состояние) проявляется всегда через деятельность (на фоне деятельности). Во-первых, эта деятельность может быть самой разной и исследование нейрофизиологических механизмов конкретной психической функции должно происходить в условиях сознательного варьирования основного фактора – характера деятельности. Во-вторых, необходимо стремиться к разделению эффектов действия собственно функции и нагрузочности решаемой задачи, то есть научиться различать эффекты количественной мобилизации ресурсов мозга и возможных качественных изменений в характере его деятельности. Вместе с тем биполярность психической деятельности, как известно, имеет доминантный и рецессивный полюсы, выявление которых позволяет выделить те секторы человеческой психики, которые в основном ответственны за эпистемологию. Таким образом, в силу известной взаимосвязи познавательного акта с определёнными проявлениями психической деятельности индивида, с учётом некоторых особенностей морфологии мозга, мы можем также судить и об условности деления эпистемологии [Мордухай-Болотовской 1998] на конструктивную и формальную, поскольку различные репрезентации концептуальной структуры являются результатом не только коммуникации (внешней референции) [Watzlawick 1977:  38], но и самореференции, являющейся частным случаем проявления функциональных систем.

Формализмом называют такой подход, согласно которому можно пренебрегать смысловыми значениями математических выражений и рассматривать их лишь как строки символов некоторой математической системы.

Термин «конструктивный» часто понимается как модельный или алгоритмический. «Конструктивность как методологический принцип весьма строго определяет реальную совокупность данных, какие можно получить путем осязаемых действий, тем самым препятствуя вхождению в науку отрешённого, туманного, умозрительного» [Ильин 2001:  21]. Здесь следует отметить, что в конструктивизме методы респектируются собственно учёными, а не исходят из самой сущности (эмпиризма) или форм мышления (трансцендентализма). Применительно к научно-исследовательской деятельности это означает необходимость нахождения установок, соответствующих актуально функционирующим методам конкретной дисциплины, то есть переход, по сути, от корреспондентной концепции истины к консенсуально-когерентной [Zibertowicz 1999:  15].

Когнитивные схемы не являются лишь продуктом ума познающего индивида, а рассматриваются как продукт его взаимодействия с миром, поскольку сам человек – продукт этого мира. «Поскольку опыт – единственный источник формирования наших знаний о мире, организация опыта оказывается организацией мира» [Побережный 2007]. Таким образом, для описания процессов мышления недостаточно лишь описания картины мира, поскольку при таком описании концептуализированный опыт действия человека с объектами представляет собой знание, предполагающее интерпретацию как взаимообусловливающий процесс.

Понимание идеи о том, что мышление и разум человека не есть нечто абстрактное и дематериализованное, отражено в психологических взглядах Л. С. Выготского [Выготский 1999]. Во внутренней речи воспроизводятся, как правило, фиксированные в памяти схемы действия, гипотетические конструкты, отдельные аспекты которых осознаваемы в форме субъективных образов [Зубкова 2006: 84–90], поскольку известные объекты имеют более отчётливые функциональные и структурные формы. Однако, не всё, что представлено в определениях, можно овеществить образно:  например, вообразить себе равнобедренный треугольник можно, но треугольник вообще – нельзя, хотя его определение существует. Подобная предметность восприятия представляет собой не просто философский или, например, идеологический принцип, а фактор, оказывающий влияние на результаты конкретных исследований. В данной связи эксперименты с классификаций и идентификацией различных сенсорно-перцептивных признаков показывают, что нам значительно проще определять разные признаки одного и того же предмета (цвет, размер и форму), чем один и тот же признак (например, форму) такого же числа разных предметов [Лурия 1998]. Это существенно дополняет наше представление о возможности выделения иных, в отличие от традиционных, критериев логичности форм, выделяя в качестве основных те, которые по различным причинам более востребованы сознанием, нежели другие. Несмотря на то, что восприятие, бессознательное выпадает из логического, тем не менее, само представление рассматривается как логическая форма ещё у И. Канта в «Трансцендентальной логике». Если же представление понимать как форму мышления, подобно А. Мейнонгу, то в предметной области логики оказывается непосредственное, беспредпосылочное знание. А это, в свою очередь, предполагает в сфере научного дискурса введения специфического, подобно метафорическому, типа речевого мышления, на котором надстраиваются известные понятийные формы научного мышления.

Вместе с тем речь обычно относят к разряду способностей, присущих исключительно человеческому интеллекту. Известно, что у подавляющего большинства правшей и большей части левшей речевые центры находятся в основном в левой половине мозга. К важным участкам относятся зона Брока, расположенная в задней нижней части лобной доли, и зона Вернике, которая располагается внутри и вокруг верхней задней части височной доли. Зона Брока отвечает за построение предложений, а зона Вернике – за понимание языка. Повреждение зоны Брока приводит к нарушению речи, но не её пониманию, тогда как при повреждении зоны Вернике речь остаётся беглой, но бессмысленной. Пучок нервных волокон, который связывает между собой две эти области, называется дуговидным пучком. При его повреждении ни речь, ни её понимание не нарушаются, но мысль не может быть выражена словами.

Тем не менее в общем случае речевой контроль посредством определений (задания пределов объёма понятия в пространстве языка) является лишь фоновой координацией для личностно-смысловых механизмов. Онтологичность последних связана, с точки зрения нейрофизиологов, скорее с орбитофронтальной корой и префронтальными отделами правого полушария [Зубкова 2004:  323–328]. Разумеется, создание конструктивных моделей в физике неизбежно вовлекает эти механизмы у исследователей, ведь подобные процессы относятся и к вербальному материалу, сопутствующему физической картине мира, в силу выраженного ею металингвистического характера. Таким образом, пример с «треугольником» демонстрирует классическую вариацию на тему референтного значения, позволяющего на основе определённого перцептивного сходства между знаком и референтом говорить об иконических знаках, фонетический рисунок которых непосредственно похож на то, что этим словом обозначается (треугольник – «три угла»). При создании конструктивных моделей в физике на основе идеализаций роль подобных зрительных иконических знаков, коррелирующих с познавательными образами, достаточно велика.

Расширением референтного определения понятия служит так называемое экстенсиональное определение, связанное с перечислением всех или, по крайней мере, основных из числа входящих в сферу действия понятия предметных референтов. Значения могут определяться и вне зависимости от референтов, поскольку при интенсиональном определении понятие описывается через отношение к другим понятиям.

Критикуя референтную теорию значения, Готлоб Фреге (1848–1925) вводит критерии истинности, понимаемые как соответствие композиции суждения правилам формального манипулирования символами. То существенное отношение различия суждений, имеющее одинаковое значение, Фреге предложил называть смыслом, который можно выявить лишь при сопоставлении знаков между собой. Вместе с тем в логическом анализе используются прежде всего отношения между знаками, а не между знаками и референтами.

Постепенная «экспликация» имплицитного знания по мере увеличения опыта позволяет нам определять их доступность для интроспекции и речевого отсчета. Тем не менее значительная часть специальных практических знаний экспертов в соответствующих предметных областях имеет интуитивный характер. Например, интуитивная догадка представляет собой разновидность общей процедуры, известной логикам как принцип рефлексии: посредством неё, размышляя над смыслом системы аксиом и правил вывода и убеждаясь в их способности приводить к математическим истинам, можно преобразовывать математические выражения, невыводимые из тех самых аксиом и правил вывода. Принцип рефлексии полностью противопоставляется рассуждениям формалистов. Отвечая на вопросы «как?» интуитивное знание становится процедурным, в то время как вопрос «что?» определяет знание как структурированное и декларативное, то есть коммуцированное. Как известно, именно это различие повлияло на современные нейропсихологические модели систем памяти, объясняющие различные стили научного направления мысли. Согласно этим моделям, семантическая память относится к категории механизмов сохранения декларативного знания потому, что наши знания в значительной степени имплицитны и включены в процесс активного взаимодействия с окружением [Величковский 2006 а; Величковский 2006 б].

Однако субъективные образы всегда более конкретны, нежели феномены, лежащие в основе концептуального знания, в силу чего не тождественны репрезентациям, возникающим на основе сенсорно-перцептивной информации, которая могла бы обеспечить функционирование всей совокупности наших знаний, или концептуальной структуры. Стало быть, каждый новый тип системной организации объектов, вовлекаемый в орбиту исследовательской деятельности, как правило, требует трансформации не только идеализаций, связанных с принципом конструктивного отбора, но и норм научной дисциплины, обеспечивающих функционирование концептуальной структуры на основе научных принципов в контексте сознательно доступных феноменов.

Вместе с тем, отказываясь от опоры на интроспективные данные как начальный путь анализа при обращении к бессознательным нейрофизиологическим процессам сенсомоторной и сенсорно-перцептивной обработки, постулируется, что любой субъективный образ треугольника обладает конкретными признаками – ориентацией в пространстве, а стало быть, имеет перцептивную основу. Основная идея, обосновывающая данный подход, заключается в том, что при обработке в нейронных сетях происходит расщепление информации на отдельные признаки, что уже предполагает при регистрации сенсорных воздействий элемент абстракции. Иными словами, понятие «треугольник» отличается от зрительного образа «треугольника» (воспринимаемого или только воображаемого) тем, что признак «наличие трёх углов» не находит полного отражения в сознании, то есть остаётся недоспецифированным, – конкретное расположение этих трёх углов не играет роли и остаётся абстрактной переменной. Нейроны-детекторы кодируют лишь ориентацию и примерное расположение сторон, оставляя вопрос об их точном нахождении открытым. Поэтому мы вполне можем учитывать представление о механизме конвергенции разнородных возбуждений на одном и том же нейроне как начальную стадию сложной интегративной деятельности целого мозга.

Таким образом, одна часть репрезентаций эмпирической регрессии в научном познании более или менее удачно аппроксимирующих реальные характеристики изучаемых природных явлений приходится на понятия как функциональные элементы научного познания, нуждающиеся в описании, а другая часть – на субъективные образы, представления, как структурные элементы научного познания, требующие понимания. Вместе с тем особая роль субъективных образов, идеализаций и конструктивных моделей в физике определяется различием соотношения между ними:  смысл – это конечный продукт понимания [Величковский 2006 а; Величковский 2006 б]. «Всякая подлинно человеческая деятельность заключается в понимании, ищет понимания, находит понимание» [Дройзен 2004: 70]. Понимание является свойством, которое зависит от нашего сознания и не может сводиться к некоторому набору правил [Пенроуз 2003: 14]. Таким образом, мы знаем, что пространственное восприятие физической реальности задаётся не столько окружающим нас Миром, сколько изначально заданной нашему сознанию возможностью видеть Мир пространственно упорядоченным. Необходимо добавить, что «мы можем научиться пространственно воспринимать мир смыслов, если сумеем неким, достаточно наглядным образом задать образ семантического поля» [Налимов 1996:  38], то есть геометризировать представления о сознании в языке, близком к физическому. Например, используя представления о метрически гетерогенных пространствах, в соответствии с которыми, вместо того чтобы строить модель изменения гипертекста, включающего в себя метакогнитивные аспекты восприятия, мы говорим о локальных изменениях метрики в семантически насыщенном пространстве. Тогда гипертекст выступает как флуктуация (метрически неоднородное состояние) семантически насыщенного пространства, иначе говоря, как семантический экситон.

Каждая теория оперирует абстракциями, а абстракция неизбежно влечёт огрубление действительности, идеализацию и конструктивизацию её, что проявляется в ограничениях, накладываемых на «интуицию». Поэтому более сложные идеализации, например, такие как логико-гносеологические основания, в явном виде не связаны с учётом познавательной деятельности субъекта познания, с анализом его познавательных способностей; такой подход к обоснованию научного знания детально обсуждался К. Поппером [Popper 1982]. Тем не менее, когда речь идет не о физической теории, а физической картине мира, игнорирование гносеологических оснований конструктивности делает проблему в принципе неразрешимой. Решение этой мировоззренческой и методологической проблемы естествознания и гуманитарных наук требует рассмотрения физической картины мира, в том числе и через призму метаобраза естествознания в металингвистическом аспекте. В таком срезе физическая картина мира воспринимается как движущийся совокупный образ тех инсайтов, позволяющих выявлять соответствующие объекты фундаментальной теории как референты, над которыми можно проводить различные опосредованные мыслительные операции в силу способности нашего мозга к ядерному моделированию, позволяющему конструировать периферийные смысловые зоны на основе ментального концепта. Разумеется, что при моделировании знак, взятый сам по себе, не воспроизводит особенностей оригинала, но знаки как система, воспроизводят объект с достаточной полнотой. Это даёт нам основание считать физическую картину мира вообще образом исследуемой действительности, причем в известной степени и чувственно-наглядным, конструктивным, образом. Отметим, что в общегносеологическом смысле под образом понимается любой дискретный (отдельный) элемент знания, несущий содержательную информацию о некотором классе объектов. А. В. Славин пишет:  «Если одна система несет в себе информацию о другой системе, то можно утверждать, что первая система, в определенном смысле отражает другую систему, т.е. является образом» [Славин 1983:  216]

Таким образом, картина мира не мыслится нами только как отражаемое в логическом «зеркале» мозаическое панно, составленное из некоторых устойчивых фактов и сохраняющее свой постоянный «узор». Ведь сама возможность такого цельного представления должна быть поставлена под вопрос:  всякая когнитивная деятельность разворачивается во времени и поэтому ощущаемая реальность выражается в продолжаемом действии совершаемой последовательности. Дление растворяет целостность объекта, то есть в длящемся времени объект как результат конструирования перестаёт существовать. Таким образом, «картину мира не так просто представить в качестве некоего системного целого. При подобных попытках, она рассыпается на множество фрагментов… фрагментарность в знании – это свойство не науки, а изменившегося бытия» [Калмыков 2007:  122]. Стало быть, множественность моделей бытия есть свойство не нынешнего этапа познания, а самой реальности, состоявшейся нам на данном этапе развития. Поэтому в целом картина мира это скорее панно с меняющимся узором, некий процессуальный логический калейдоскоп, способный давать различные конфигурации варьируемых фактов.

Таким образом, в данной познавательной ситуации мы различаем физические смыслы, тяготеющие к пространственной и структурной организации и рассматриваемые в виде конкретных элементов бытия, и физические понятия, тяготеющие к временной и функциональной организации, выражающие прежде всего отношения между элементами. Поскольку функциональные элементы физической реальности нуждаются в описании, а структурные элементы физической реальности требуют понимания, то формирование физической картины мира происходит путём моделирования и создания вещественных конструкций, для наглядности выражаемых через определённые системы символов, для которых важны пространственные характеристики. В этом случае геометрия форм конструирует адекватную наглядную модель: электроны обозначаются шарами, зонные структуры полупроводников должны иметь конкретную ширину и очерёдность, однородное магнитное поле – параллельными силовыми линиями определённой плотности.

Достоверность результатов моделирования тех или иных реальных явлений или процессов определяется как качеством аппроксимации в рамках построения соответствующих уравнений эмпирической регрессии, так и обоснованностью применения найденных зависимостей для изучения конкретной предметной области. Далеко не всегда подобная достоверность, например существование электромагнитного поля, наглядна для нас в обыденном понимании. Вместе с тем по мере всё более широкого внедрения электромагнитных явлений в производство и быт человека, электромагнитное поле стало не менее наглядным, чем поле тяготения.

Совершенствование систем символов в свою очередь позволяет видоизменять вещественные конструкции физических моделей. Из истории физики известно, что введение специальной символики позволило Лагранжу и Гильберту продвинуть геометрическую механику И. Ньютона, а несовершенство таких фундаментальных представлений, как бесконечная величина полной энергии абсолютно чёрного тела, привела М. Планка к гипотезе о световых квантах. Поиск равновесия между излучением и материей (проблема происхождения спектра излучения нагретого тела), которую Планк решал более шести лет [Кляус 1980: 68], «вынудило» его редуцировать «натуральные» излучатели света до «темперированных» гармонических осцилляторов, то есть, по сути, применить в сфере оптики излучения свои познания из области музыкальной акустики. Излучатели в нагретом теле оказались «гармонизированы» (превратились в осцилляторы), и «темперированы» (дискретно распределены по частотам). Тем не менее физики посчитали, что выяснение физического смысла открытия М. Планка было результатом синтеза накопленных знаний на основе атомистического принципа, так как «связь между энтропией и вероятностью (рассматривалась им) в духе идей Больцмана» [Полак 1975:  696]. Больцман интерпретировал «самопроизвольные необратимые процессы… проявлением того, что система стремится к переходу от менее вероятного неравновесного состояния к наиболее вероятному равновесному состоянию» [Китель 1977:  47]. Формально такая связь выражается известной формулой:  S=k·ln(P), где P – термодинамическая вероятность состояния системы, а k – постоянная Больцмана. Таким образом, изменение качественной специфики представлений физических объектов непосредственно влечёт изменение онтологического содержания логико-гносеологических оснований физической картины мира.

Подобные конструктивные допущения в представлениях о содержательной специфике физических объектов, как известно, в существенной степени являются аппроксимациями, качество которых зависит от объёма ранее накопленного эмпирического материала и от возможностей метода регрессионного анализа, привлечённого для его обработки. В объективном отношении для выработки нового эмпирического материала заметную роль сыграла «экспансия» физики в новые для неё предметные области, сопровождающаяся обнаружением качественно новых типов объектов. Но, как известно, неразвитая символика сдерживает научно-познавательный прогресс. Переход от относительно аддитивных макросистем классической физики, объясняющей логически замкнутую картину природы поиском механических причин и субстанций носителей сил, детерминируемых в наблюдаемые явления (в лапласовском смысле), к отказу от прямолинейного онтологизма и пониманию относительности истинности теорий и картины природы привёл к скачкообразному развитию символики, которая, к примеру с позиций электродинамической теории Максвелла, феноменологической термодинамики и статистической механики, позволяет иметь альтернативные представления о структуре физической материи (непрерывность поля и дискретность материи) в виде неких спецификаций, являющихся концептуальными подструктурами классической механики, хотя и выходящими за пределы последней. Следует заметить, что синтез указанных подструктур представляет собой не просто расширение подструктуры, включающей в себя понятия и отношения других подструктур без какого-либо изменения, но предполагает радикальный пересмотр физических представлений о пространстве и времени, его непрерывности, которое не находит своё современное выражение в теоретико-множественной конструкции континуума.

Однако в отличие от классических образцов «обоснование теорий в физике предполагало экспликацию при изложении теории операциональной основы вводимой системы понятий (принцип наблюдаемости) и выяснение связей между новой и предшествующими теориями» [Стёпин 1989:  3–8]. Поэтому новым конструктивным образам физического объекта стали соответствовать и обновлённые смыслы категорий (например, части и целого, причинности, случайности и необходимости, состояния, процесса и т.д.), которые после вторичной рефлексии эксплицировались как новое содержание философских категорий. Возможным это стало благодаря устранению диалектического противоречия между различными концептуальными подструктурами представлений теорий в принципиально новом формализме за счёт обобщения их исходных принципов. Это связано как с обобщением эмпирического и теоретического материала в новой предметной области, так и с включением в познавательный процесс новых конструктивных допущений, играющих не только конструктивную, но и инструментальную роль [Симанов 1994:  9–14]. Так, в связи с высоким уровнем фундаментальности проблем физики, предельных для современного уровня трактовки самой сущности бытия мира как целого, философские идеи в целом начинают определять методологию научного исследования:  «Физик вынужден заниматься философскими проблемами… К этому физиков вынуждают трудности их собственной науки» [Эйнштейн 1967 б]; «…каждый физик-теоретик, глубоко убежден, что его работа теснейшим образом переплетается с философией…» [Борн 1973:  44].

История науки наглядно показывает, что в физике подобного рода обобщения операциональной основы системы понятий имели место, в частности на основе обобщения принципа относительности. Указанное обобщение позволило осуществить синтетические процедуры между механикой и электродинамикой (между принципом относительности Галилея и положением о постоянстве скорости света в вакууме) [Омельяновский 1978:  60]. Такого рода «обобщения вплотную подвели науку к отказу не только от механики как общей концепции бытия, но и от оснований классической механики, от классического абсолютного пространства и его посленьютоновского заместителя – эфира» [Кузнецов 1982: 12].

Идеи А. Эйнштейна, Л. де Бройля, в конечном счёте, способствовали созданию волновой механики Э. Шрёдингером в 1926 г. А создание матричной механики, релятивистского обобщения волнового уравнения Э. Шрёдингера, в свою очередь, изменяло физические представления, уступая место всё более адекватным реальности микромира конструктивным идеям. Как следствие, отбрасывается принцип непрерывности физического действия и энергии в пользу квантового постулата, вводится понятие стационарного состояния, замещается понятие динамической переменной новыми математическими объектами, отличающимися некоммутативностью умножения (q-числа и их матричное представление), вытесняется жёсткий детерминизм статистическими законами и заменяется одновременная измеримость физических характеристик системы различием совместимых и некоммутирующих величин. Кроме того, состояние как заданного точкой фазового пространства системы стало представляться состоянием векторов в бесконечномерном гильбертовом пространстве [Dirac 1973:  1–14].

Вместе с тем расширение поля исследуемых объектов открыло путь к освоению сложных саморегулирующихся систем, которые характеризуются уровнями организации, наличием автономных и вариабельных подсистем, массовым стохастическим взаимодействием их элементов, существованием управляющего уровня и обратных связей, обеспечивающих целостность системы. Именно втягивание таких объектов в предметное поле физического познания привело к резкой перестройке в физической картине мира, которая уже рассматривается не статически, а как постоянно уточняемая и развивающаяся система относительно истинного знания о мире. Таким образом, в общности исходных посылок состоит то, что делает физическую картину мира основой картины мира в целом, формирующейся как результат неограниченной экстраполяции достоверных знаний на область ещё не доступную такой проверке.

Поскольку обновлённые смыслы категорий, соответствующие новым конструктивным образам физических объектов и приведшие к новой системе познавательных идеалов физической теории, были связаны так же и с философским мировоззрением и теорией познания, подобная замена не остаётся строго в рамках одной лишь физики. Новая категориальная сетка по существу вводит новый образ объекта, который предстаёт как действительно сложная система. Вместе с тем содержание категории объекта позволяет рассматривать объект уже не как самотождественную вещь, но как процесс, воспроизводящий некоторые устойчивые состояния и изменчивый в ряде других характеристик.

Таким образом, комплексный характер логико-гносеологических проблем при исследовании синтеза физической картины мира обосновывается в том числе и междисциплинарной интеграцией современной физики, в которой преобладают по большей части междисциплинарные, являющиеся следствием реализации идеи единства мира, и проблемно ориентированные формы исследовательской деятельности. Такая тенденция предполагает существование взаимосвязи, преемственности, взаимо-превращаемости различных объектов физического континуума, свойства которых суть следствия единых закономерностей, проявляющихся по-разному в зависимости от пространственно-временных масштабов. Осознание единства и взаимосвязи всех элементов мирового процесса ведёт к перестройке мышления в части возрождения на новом уровне синкретического видения мира, характерного для древних философских учений, ведь сам по себе синтез отвергает дуалистическое видение мира, а философские взгляды на мир предполагают диалектическую триаду (тезис–антитезис–синтез). Методологическая схема познания природы, таким образом, посредством физической картины мира отражает философские представления в части мировоззренческих возможностей физической картины мира.

Созерцание мира в древности как единого целого было свойственно ещё натурфилософскому подходу, выявляющему синтетическую связь деятельности органов чувств с внутренним процессом деятельности духа и обеспечивающему возникновение объективированного представления, противопоставляемого субъективной силе с последующим возвращением в сферу субъекта. При таком подходе логико-гносеологические основания физической картины мира являются, по сути, идеализацией, связанной с экзистенциальными допущениями в конструктивном процессе, то есть с принципом конструктивного подбора, обусловливающим предпосылки существования объектов фундаментальной физической теории. Данная идеализация предполагает сведение понятий, которым соответствуют образы физических объектов, в систему, учитывающую их связи и воспроизводящую необходимые соотношения сторон исследуемых объектов.

То, что характерно для исследования понятий вообще, относится и к исследованию категорий – понятий, отражающих всеобщие формы бытия, всеобщие стороны и связи объективной действительности. Содержание данных философских понятий, а вместе с этим и всеобщих сторон действительности, возможно раскрыть в том случае, если мы рассматриваем эти понятия в их взаимосвязи и взаимозависимости как систему, в которой каждое из них находится в необходимых соотношениях с другими. Известное построение такой категориальной матрицы позволяет нам выделить онтологический и гносеологический статусы этих категорий. В объективированном виде их концептуальная структура наполняется известными репрезентациями, обеспечивающими её функционирование исходя из понимания случайности, возможности и вероятности, корпускулярно-волнового дуализма физической материи, сущности принципов дополнительности и неопределённости как характеристик квантовофизического знания и познания, проблем пространства и времени в микромире.

Онтологический статус категорий обеспечивается системой онтологических утверждений, использующей онтологические принципы (выражающие атрибуты материи:  принцип всеобщей связи, развития, детерминизма и др.) и рассматривающей развивающиеся объекты с учётом исторического времени системы, обеспечивающего её избирательное реагирование на внешние воздействия.

Гносеологический статус категорий обеспечивается системой конструктивных допущений физической картины мира, использующей гносеологические принципы, представляющие собой переформулировку законов познания с учётом идеи множества потенциально возможных линий необратимого развития нелинейных систем в точках бифуркации, что позволяет придавать им статус нормативных установок научного исследования.

Несмотря на такое упрощение, концептуальные средства углубленного отражения реальных процессов предполагают их многоуровневую репрезентацию в системе научного знания, гносеологические основания конструктивности которого выявляются непосредственно при метатеоретическом обосновании объекта познания [Мануйлов 2004: 55–56] в специфике уже квантовофизической концепции.

Предполагаемое непосредственное генетическое построение объекта познания накладывает определённое ограничение на познавательную деятельность, которая «…реализовав совокупность исследовательских средств, угасает в порождённом ею знании» [Йолон 1989:  12]. Иными словами, эмерджентность порождённого знания в относительно замкнутых системах обусловливает в методологическом плане наличие финитной установки относительно характера базисных формально-содержательных предикатов и способностей гносеологического субъекта в систематизации и ориентации методологического инструментария. Именно благодаря наличию таких исходных положений наука имеет для нас достоверное основание, получая обоснование существования объектов своих теорий процессом их построения. Иными словами, речь здесь не столько о конкретных формах теорий, сколько о теоретическом знании в его чистом виде, о методах конструирования объектов теории безотносительно к их конкретным формам. Например, такие идеализации, как непротяжённая точка пространства или непротяжённый момент времени являются, по сути, фикцией, но, будучи наделённой непространственными свойствами (массой, зарядом), они приобретают экзистенциальный статус в качестве элемента физической реальности. Поскольку непротяжённые физические объекты существуют, стало быть, есть основания и для существования их континуальной геометрии, так как протяжённая точка – исходная абстракция континуума. Вместе с тем, несмотря на то, что термин «геометрия» означает измерение пространственных характеристик земных объектов, в аксиоматической геометрии уже не рассматривается поведение реальных объектов. Поэтому, чтобы она наряду с формально-логическими задачами решала и содержательные вопросы, её аксиомы и понятия сопоставляют с объектами опыта.

Саму деятельность гносеологического субъекта с учётом активного характера знания можно сравнить с конструированием идеальных объектов в геометрии. Задача такого понимания видится «не в том, что можно усмотреть в фигуре, как бы вычитывая её свойства, а в том, чтобы построить фигуру… и путем построения установить её природу… Разум видит только то, что сам создаёт по собственному плану, что с принципами… он должен… заставлять природу отвечать на его вопросы, а не тащиться у неё на поводу…» [Кант 1964:  87]. Таким образом, термин «конструирование», отнесённый к познавательной деятельности гносеологического субъекта, подчёркивает, что соединение элементов даётся непосредственно в созерцании; мы видим, как они стыкуются между собой. При чтении такого общепринятого перевода у читателя может создаться впечатление, что Кант видит задачу «в том, чтобы создать фигуру (путем конструирования)» [Кант 1994: 18–19] или путем «построения понятия» [Кант 1994:  116]. Однако «познание понимается при таком подходе не как