Святые ранних веков христианства

Вид материала

Документы

Содержание Святой праведный иоанн кронштадский, чудотворец Святой тихон, патриарх московский и всея руси

Подобный материал:

• Он "старше" христианства " на 5 веков, а ислам "моложе" его на 12 столетий, 145.5kb.
• План введение. Глава I. Возникновение христианства. Источники раннего христианства., 370.32kb.
• Ременников обратившихся из ислама ко Христу, которые, возможно, помогут нам лучше понять,, 459.47kb.
• Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. В 2009 году конкурс, 63.96kb.
• Святые ислама, 6482.03kb.
• Волков история христианства, 11376.62kb.
• Вопросы к экзамену Периодизации истории Русской Православной Церкви, 36.31kb.
• Впамяти народной, культуре остаются не только святые подвижники, герои, великие творцы, 205.01kb.
• Владимир Святославович. Принятие христианства, 58.84kb.
• Иоанна Павла II в память о заслугах святых благовестников Кирилла и Мефодия Одиннадцать, 625.93kb.

СВЯТОЙ ПРАВЕДНЫЙ ИОАНН КРОНШТАДСКИЙ, ЧУДОТВОРЕЦ

В большом классе за партами сидели мальчики двенадцати-тринадцати лет. Все они были одеты в гимназическую форму: черные длинные штаны и черные куртки с серебряными пуговицами и пряжками на поясах.

Дверь отворилась, и в класс вошел законоучитель - священник, дававший уроки Закона Божьего, батюшка отец Иоанн. Среднего роста, худощавый, с длинными светлыми волосами, батюшка двигался быстро, как будто торопясь, но глаза его, ласковые и серьезные, успевали всех внимательно оглядеть.

Дежурный ученик прочитал молитву, и мальчики приготовились слушать. Уроки отца Иоанна были всегда интересные и живые. Он охотно отвечал на вопросы и почти никогда не ставил плохих отметок. Но в этот день с уроком что-то не ладилось. Отец Иоанн не мог сосредоточиться и начать рассказывать. Он передвигал на столике перед собой перо, карандаш, бумагу, брал классный журнал, клал его опять на место. То и дело глаза его направлялись в дальний угол класса, где за партой сидел мальчик, очевидно, чем-то очень расстроенный. Лицо его было грустное и озабоченное. Он о чем-то крепко задумался и не обращал внимания на то, что делалось вокруг него.

Наконец, отец Иоанн не выдержал. Быстро поднявшись, он подошел к мальчику, присел на скамейку рядом с ним, обнял его, и они начали о чем-то шептаться. Через минуту-другую лицо мальчика просветлело, он широко улыбнулся, а отец Иоанн, довольный и веселый, вернулся на свое место и с увлечением начал евангельский рассказ, полагавшийся по уроку.

Священник этот был известный всей России отец Иоанн Кронштадтский. Приехал он в Кронштадт совсем молодым. Это был его первый приход, и в нем он оставался всю свою жизнь.

Кронштадт был портовым городом и, как во многих портовых городах, жизнь там бывала очень распущенная. Матросы, останавливаясь в порту после долгих плаваний, кутили и напивались, а попойки кончались драками. Кроме того, в Кронштадт высылали из Петербурга бродяг, нищих и подобранных на улицах столицы пьяных. Жили эти опустившиеся люди на окраинах города в скверных домишках и лачугах. Там царили нищета, темнота, грязь.

Молодой священник отец Иоанн сразу понял, что эти люди - его прихожане, что за них он ответствен перед Богом. Особенно тяжело ему было видеть в этих ужасных условиях детей, и в первую очередь он постарался приласкать и привлечь к себе их. Летом он стал вести беседы с детьми за городом, где-нибудь на лужайке, сидя на траве. Дети теснились вокруг него, а за ними стояли взрослые и тоже прислушивались. Сначала кронштадтские бедняки с недоверием и озлоблением относились к попыткам отца Иоанна сблизиться с ними, но постепенно его стали приглашать заходить в самые несчастные дома. Вот как рассказывает о посещении отца Иоанна один рабочий:

«Прихожу я раз домой не очень пьяный... Вижу, какой-то молодой батюшка сидит у нас, на руках моего сынишку держит и что-то ему ласково говорит. Я, было, ругаться хотел: вот, мол, шляются. Да глаза батюшки, ласковые и серьезные, меня остановили. Стыдно стало... Опустил я глаза, а он смотрит, прямо в душу смотрит... Начал говорить. Не сумею я передать все, что он говорил. Говорил, что у меня в комнатушке рай, потому что где дети, там всегда тепло и хорошо, и о том, что не нужно этот рай менять на дым кабацкий. Не винил он меня, нет - все оправдывал, только мне было не до оправдания... Ушел он, а я сижу и молчу... не плачу... не плачу, хотя на душе так, как перед слезами... Жена смотрит. И вот с тех пор я человеком стал».

Понимал отец Иоанн, что нельзя учить людей добру, не принимая участия в их бедах, не помогая в их нужде. Сначала он стал раздавать все свои деньги, так что дома у него ничего не оставалось. Несколько раз возвращался домой босиком, потому что отдавал свои сапоги нищим. Когда он стал давать уроки Закона Божьего в школах, его жалованье выдавали его жене, чтобы она могла как-нибудь вести хозяйство.

Отец Иоанн понимал, что одной его помощи недостаточно, и с помощью людей, которых он к этому привлек, он создал в Кронштадте целый городок, который назывался «Дом Трудолюбия». В нем было две фабрики, на которых работало около семи тысяч человек, и работа была такая, что не требовала ни особых знаний, ни особой силы. В городке была школа для детей, мастерские, где можно было научиться какой-нибудь профессии. Была большая библиотека, устраивались лекции с диапозитивами, концерты. Был приют для детей-сирот и детский дом для маленьких ребят, матери которых работали. Летом устраивалась детская колония за городом. Был большой дом, в котором бездомные люди могли переночевать за три

копейки. Таким образом, отец Иоанн служил бедным, оказывая им помощь, служил и богатым, давая им возможность сделать доброе дело.

Но главным делом отца Иоанна была молитва и духовная помощь, которую он оказывал людям. Он прослужил в соборе в Кронштадте пятьдесят три года, от 1855 до 1908. Он стал наставником и духовником не только жителей своего города, но и людей, разбросанных по всей России. Исповедоваться к нему приезжали отовсюду. Вначале, когда исповедующихся у него было мало, отец Иоанн каждому, кто приходил каяться в грехах, уделял очень много времени, проводил с ними целые часы. Потом ему приходилось исповедовать каждый день сотни людей. Исповедь шла с двух часов дня до двух часов ночи, почти без перерыва. Исповедовал он, стоя у аналоя, около Царских Врат, облокотившись об аналой, не присаживаясь. Собор наполняла толпа самых разных людей. Ожидая своей очереди исповедоваться, некоторые сидели, а некоторые даже лежали на полу.

В конце концов, когда невозможно стало исповедовать всех желающих, так много их было, отец Иоанн перешел на общую исповедь. Наполнявшей полутемный собор толпе он прочитывал молитвы перед исповедью, а потом говорил проповедь с исповедованием грехов. Сначала все слушали спокойно, но потом сердца людей согревались, многие начинали плакать, другие вслух исповедовали свои грехи. Отец Иоанн тогда стоял и молча молился, а по лицу его катились слезы. К отцу Иоанну обращались за помощью со всех сторон. Вот как проходил его день в последние годы его жизни. Вставал он в пятом часу утра и полчаса проводил в утренней молитве, обыкновенно ходя по садику при его доме. На улице уже с ночи ждали желающие его увидеть. Если отец Иоанн шел в собор пешком, то всю дорогу его окружала толпа просителей; если же его сажали в сани или в экипаж, то и тут люди цеплялись за него. Однажды отец Иоанн отстранил рукой мальчика, вскочившего на полозья саней, мальчик упал и ударился. Отец Иоанн долго мучился этим воспоминанием, считал себя виноватым. «Душа изболелась...», - говорил он.

С трудом пробравшись в церковь, он быстро входил в алтарь и благословлял и целовал всех находившихся там. Но и в алтаре ему не давали покоя - то и дело подходили с разными просьбами.

Начиналась Утреня. Отец Иоанн всегда сам читал на клиросе - ясно и звучно, выделяя самые важные слова. Во время пения он иногда становился на колени, закрывал лицо руками и горячо молился.

После Утрени, около половины восьмого утра, отец Иоанн начинал совершать Проскомидию. Писем к нему приходило столько, что каждый день ему приносили полные бельевые корзины почты. Телеграммы на его имя открывали сразу и во время Проскомидии приносили ему длинный список имен, за которых его просили молиться. Тысячи имен поминались каждый день.

Божественную Литургию отец Иоанн служил, как будто охваченный внутренним огнем, казалось, что он ангел, предстоящий Богу.

После Литургии отец Иоанн заезжал минут на пятнадцать домой и потом торопился к ожидавшим его людям, приехавшим издалека и собиравшимся в разных гостиницах. И там его окружали толпы, и каждый обращался к нему с просьбой - помолиться за больного, помочь деньгами, дать совет, утешить в горе.

Почти каждый день отец Иоанн ездил в Петербург. Переезд на пароходе длился полтора часа, и на пароходе отца Иоанна всегда окружала толпа. Под конец жизни отцу Иоанну подарили маленький пароходик, и на нем он успевал иногда немного отдохнуть.

В Петербурге он навещал в первую очередь тех тяжело больных, к которым его звали. Очень часто по молитвам его больные выздоравливали. Таких чудесных исцелений было так много, что и теперь во многих верующих православных семьях помнят о случаях его чудесной помощи. Вот, например, воспоминания русского капитана А. В. Никитина. Мальчиком, кадетом морского корпуса, он тяжело заболел брюшным тифом. Отец его, морской офицер, с трудом разыскал отца Иоанна и просил его приехать.

«Положение мое было безнадежно, - пишет Никитин. - Я был уже почти без пульса. Было позднее время, ночь, когда отец Иоанн вошел в нашу палату, подошел к моей койке и сказал: «Андрюша!». Я был все время без сознания, но тут сразу пришел в себя, узнал нашего батюшку и улыбнулся ему. Отец Иоанн стал на колени у моей койки и сказал: «Помолимся!». Все, кто стоял рядом, тоже стали на колени. Отец Иоанн горячо молился, а я в полном сознании повторял за ним молитвы. Потом отец Иоанн благословил меня, а моей матери сказал: «Поправится!». С этой ночи я стал быстро поправляться и скоро был совсем здоров».

Отец Иоанн тихо скончался семидесяти девяти лет отроду. Он довольно долго болел, терпеливо перенося свои страдания. Когда вечером 19 декабря 1908 года по Кронштадту разнеслась весть, что батюшка кончается, решено было отслужить в Андреевском соборе

ночную Литургию, чтобы отец Иоанн смог еще раз причаститься. Плакали священники, совершавшие Литургию, плакал весь собравшийся народ. В семь часов сорок минут утра 20 декабря, причастившись, отец Иоанн тихо скончался.


СВЯТОЙ ТИХОН, ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ


ноября 1917 года огромный и величественный храм Христа Спасителя, рассчитанный на двенадцать тысяч человек, был переполнен. Те, кто не мог войти, толпились вокруг храма. Все ожидали события совсем необычного. Еще перед началом обедни из Успенского Собора в Кремле была принесена древняя Владимирская икона Божьей Матери и поставлена на аналой в середине церкви. Перед ней на столике стоял ларец - ящичек, в котором были положены три записки с именами трех епископов. Эти имена были выбраны на Всероссийском Церковном Соборе, собравшемся в августе 1917 года - в первый раз после перерыва в двести пятьдесят лет...

На Соборе было решено восстановить в русской Церкви патриаршество и выбрать первого Патриарха. Три епископа получили больше голосов, чем все другие, но окончательный выбор был оставлен на волю Божью.

После Литургии и молебна старший в России епископ, Митрополит Киевский Владимир, взял ларец, благословил им народ, разорвал шнурок, которым он был перевязан, и снял печати. Из алтаря вывели древнего старца Алексия, затворника Пустыни, находящейся недалеко от Троице-Сергиевой Лавры, где он уже много лет жил и молился в полном одиночестве. Старец Алексий перекрестился и, не глядя, вынул записку. Митрополит Владимир громко прочитал имя:

- Тихон, Митрополит Московский...

Словно электрическая искра пробежала во храме. Раздался возглас Митрополита:

- Аксиос! (Достоин!)

И все духовенство, вся толпа в храме, стали громко восклицать:

- Аксиос! Аксиос!

Хор запел «Тебе Бога хвалим...», и весь народ присоединился к пению. Так был выбран смиренный Тихон, Патриарх всея Руси.

Кто же был Святейший Тихон, имя которого и теперь, через шестьдесят лет, несмотря на все церковные беды и разделения, всеми поминается с такой любовью и преданностью?

До того, как он стал монахом, его имя было Василий Белавин. Родился он в 1865 году, в семье скромного батюшки, в маленьком городке Торопец, недалеко от Пскова. Жизнь семьи была простая, скромная. Василия отдали учиться в духовное училище, потом в семинарию, а оттуда он попал в Духовную Академию. Учился он хорошо, но всегда оставался незаметным, скромным, всегда ласковым, всегда готовым помочь товарищам. Шутя, товарищи дали ему кличку «Патриарх», хотя патриархов на Руси вот уже двести лет как не было. Окончив учение, он стал учителем, а потом ректором в семинарии. Потом принял монашество, а когда ему исполнилось тридцать два года, его посвятили в епископы.

В 1898 году, когда епископу Тихону было тридцать три года, его назначили епископом в Америку. Там ему пришлось управлять церковью, совсем не похожей на обычные русские епархии. Официально его звание было «Епископ Алеутских островов и Аляски» и жить он должен был в Сан-Франциско, в Калифорнии. Это было наследие трудов первых русских монахов-миссионеров, приехавших в Америку с Валаама в XVIII веке. Теперь, на пороге XX века, положение было совсем другое. Православных в Америке было довольно много: и греков, и сербов, и русских, и сирийцев, и галичан (православных славян родом из тогдашней Австрийской империи), и румын, не считая православных алеутов и индейцев на Аляске.

Молодой русский епископ, совершенно не знавший Америки, очень быстро понял, что его дело - служить всем православным в Америке. Ведь он был единственным православным епископом во всей стране. Он был убежден, что православной Церкви суждено расти и крепнуть во всех Соединенных Штатах. Все девять лет своей жизни в Америке Тихон провел в постоянных разъездах. Богослужения он совершал на самых различных языках: и по-славянски, и по-гречески, и по-английски, и по-сирийски, в церквах и в частных домах, в бедных временных помещениях, приспособленных под церковь. Его ласковое, доброе, внимательное отношение ко всем завоевывало любовь и преданность. Трудно перечислить все, что он успел сделать для Церкви.

В 1907 году архиепископа Тихона отозвали в Россию. Прощаясь со священниками, он говорил им, что ему был дорог их общий труд. Все сотрудники архиепископа Тихона вспоминали его с большой любовью. В России архиепископ Тихон был сначала назначен в Ярославль, потом в Вильно, а в 1917 году его единогласно выбрали Митрополитом Московским. В августе 1917 года, когда был созван Всероссийский Церковный Собор, Митрополита Тихона выбрали председателем.

Собор этот имел очень большое историческое значение. Последний русский Собор собирался при царе Алексее Михайловиче, в 1666 году. Проводя свои реформы, Петр Великий неудержимо стремился вперед. Он понимал, что Церковь не одобряет многих введенных им новшеств, и не хотел, чтобы церковная власть могла влиять на государственную, а влияние Патриарха было велико: он был «отцом» царя, его «совестью». Когда умер Патриарх, Петр не допустил выборов нового, а вместо этого подчинил Церковь церковному учреждению, «Коллегии», которая потом стала называться Святейшим Синодом. Петр считал, что все в стране должно подчиняться государству. В Синоде главным лицом был «Оберпрокурор», чиновник-мирянин, назначаемый царем, который должен был следить, чтобы работа Синода подчинялась государственным законам. Эта реформа была очень вредна для Церкви и ослабила ее влияние.

К началу XX века лучшим церковным людям в России стало ясно, что необходима церковная реформа. В 1917 году, когда с революцией изменился весь государственный строй, все были согласны, что необходимо собрать Собор. От каждой епархии были присланы на Собор делегаты: один епископ, один священник, один диакон и один или два мирянина. Всего собралось четыреста сорок пять человек.

Церковный Собор открылся 15 августа 1917 года, в день праздника Успения, в Успенском Соборе в Кремле. Вокруг собора собрались несметные толпы народа. Архиереи проходили с крестными ходами из разных церквей, где они утром служили Литургию, и приходили прямо в алтарь. На следующий день в самом большом храме Москвы - Христа Спасителя - состоялось открытие Собора.

Русский Церковный Собор 1917 года обсуждал многие вопросы, которые и теперь еще стоят перед нами: как сделать язык богослужений понятней для молящихся, как приспособить длинные богослркения древнего устава к настоящим условиям жизни, как улучшить уроки Закона Божия, какие проповеди должны говорить священники, как улучшить церковные школы, и многое другое.

Почти никаких из намеченных Собором реформ не удалось провести в жизнь, так как в ноябре 1917 года к власти пришли большевики. Новая власть считала, что вера в Бога должна исчезнуть из жизни народа. Единственное, что власть разрешила Церкви, - это совершать богослужения. Все остальное: обучение детей, помощь бедным и больным, церковные школы, миссионерская работа, всякое участие Церкви в жизни страны - было запрещено.

Самое главное, что удалось сделать Собору - это наладить управление Церковью в новом государстве. Во главе Церкви стал Патриарх. Каждый епископ, если он не мог сноситься с Патриархом, должен был управлять своей епархией сам. О каждом приходе должен был заботиться Приходской Совет, в который входили священник и выбранные миряне.

Для Патриарха Тихона самое главное было - защищать свое стадо, спасать его от нападающих на него врагов. Но как это делать? Надо было принимать ре-

шения в условиях, которые все время менялись, когда многое было непонятно и неясно. Правительство не требовало от Патриарха, чтобы он отказался от своей веры в Христа, в Церковь, но оно требовало от него разных уступок, угрожая смертью многих невинных людей, если он этих уступок не сделает. А уступки были часто такие, что они унижали и Церковь, и его как Патриарха. Принимать унижения самого себя Патриарх всегда был готов, но Церковь надо было защищать.

В январе 1918 года Патриарх Тихон попытался остановить жестокие казни невинных людей грозным посланием к правительству.

«Опомнитесь, - писал он, - прекратите ваши кровавые расправы...»

Когда Патриарх увидел, что его Послание ухудшило преследования духовенства, он закрыл Церковный Собор, чтобы только он сам один нес на своих плечах ответственность за все.

Патриарх оставался таким же простым, смиренным, каким он был раньше. Он охотно служил, когда его приглашали в самые скромные церковки. Со всеми он был ласков и кроток. Если нужно было сделать замечание, он делал это мягко, в самой необидной форме. Народ сразу полюбил его, и в каждую его поездку его окружали, толпились вокруг него, просили его благословения. Несколько раз в Москве устраивались большие крестные ходы, в которых всегда участвовал сам Патриарх. Десятки тысяч людей собирались изо всех приходов и сливались в огромную толпу на Красной площади, где Патриарх служил молебен.

Все, любившие Патриарха, боялись за его жизнь. Однажды к нему пришла депутация, с архиереями во главе, и упрашивала его уехать, так как они знали, что Патриарха хотят арестовать. Патриарх, уже легший было спать, вышел спокойный, улыбающийся, внимательно все выслушал, а потом просто сказал, что никуда не уедет. «Бегство Патриарха было бы на руку врагам Церкви. Пусть делают, что хотят». Несколько раз большевики устраивали покушения на его жизнь. Был убит его келейник.

Время шло, и Патриарх убедился, что новая власть утвердилась прочно. Как же должна относиться Церковь к государственной власти, даже безбожной, даже жестокой? Как сохранить Церковь для народа под такой властью? Патриарх принял решение - духовенство не должно участвовать в политической борьбе. Он и сам искренне отрекся от всякой политики и всем священникам и архиереям в сентябре 1919 года написал послание, требуя, чтобы они прекратили политическую борьбу.

В 1921 году в Центральной России начался голод, и в 1922 году он превратился в ужасное, невиданное бедствие. Люди умирали от голода сотнями тысяч. Вымирали целые деревни. Поля стояли пустыми. Голодали и в городах и в деревнях.

Патриарх обратился ко всем христианским церквам за границей, прося их помочь голодающим. Особенно щедро отозвались католическая и англиканская Церкви. Советская власть издала приказ: отбирать у церквей все, что у них есть ценного, под предлогом помощи голодающим. Патриарх разослал письма по всем приходам России, благословляя их отдавать все церковные драгоценности - золотые, серебряные украшения, драгоценные камни, деньги, но не трогать Святых Сосудов, которые служат для совершения Таинств и до которых никто, кроме священника, не должен дотрагиваться. Он так же хотел, чтобы верующие могли следить за тем, чтобы эти пожертвования действительно употреблялись для помощи голодным.

Но правительство стало посылать в храмы своих людей, которые насильно отбирали все драгоценности, с насмешками и издевательствами, забирали и Святые Сосуды. Участвовать в распределении помощи представителям Церкви не позволили. Многих священников и мирян арестовывали и расстреливали, таких насчитывалось около десяти тысяч человек. Расстреляли и Митрополита Петербургского Вениамина. Летом 1922 года арестовали Патриарха Тихона.

Патриарх Тихон пробыл под арестом больше года. За это время перед Церковью встала новая опасность, которая потребовала от Патриарха еще более трудного подвига.

К Патриарху явились три священника. Они сказали ему, что если он не передаст власти другому епископу, находящемуся на свободе, то все священники, которых сейчас судят, будут расстреляны. Патриарх назвал Митрополита Агафангела и поручил пришедшим к нему священникам передать Митрополиту письмо. Но те же священники объявили, что Патриарх отрекся от власти и надо создать новое церковное управление. Было созвано Учредительное Собрание Живой или Обновленческой Церкви. Обновленцы стали вносить всякие изменения в церковные правила. Всероссийский Церковный Собор в 1917 году тоже хотел провести некоторые реформы, но теперь все шло совсем иначе. Менять что-нибудь в церковной жизни можно для того, чтобы она стала лучше и чище, и настоящие церковные реформы не меняют основных законов Церкви. Теперь же реформы проводились обманом и хитростью людьми, неверными Церкви. И советская власть, понимая, что обновленцы разрушают Церковь изнутри и что это разрушение действеннее арестов и расстрелов, всячески поддерживала обновленцев. Лучшие епископы и священники сидели в тюрьмах. Может быть, некоторые из оставшихся на свободе священников искренне думали, что обновленцы продолжают дело Собора 1917 года. Патриарх был в тюрьме. От него не было указаний, никто не знал, что делать. Только простой народ не хотел признавать «Живую Церковь», не хотел признавать вводимых ею реформ.

А в тюрьме Патриарху сообщали, что все церкви перешли в руки обновленцев. Церковь погибала. Только возвращение Патриарха на свой пост могло спасти ее. В этот момент большевики предложили Патриарху выпустить его на свободу, если он подпишет «покаянное письмо», признавая себя виноватым перед советской властью. И Патриарх решил принести в жертву свое имя, отказаться от славы мученичества. Он говорил своим близким: «Пусть погибнет мое имя в истории, только бы Церкви была польза...» Умереть Патриарху Тихону было нетрудно, стать мучеником - было бы радостью. Но его долг был управлять Церковью, сделать все, чтобы облегчить ее жизнь и устроить ее жизнь в безбожном государстве. И он подписал «покаяние».

Как только Патриарх вернулся к управлению Церковью, обновленчество стало слабеть, епископы и священники стали возвращаться к Патриарху. Любовь к нему народа, авторитет его еще возросли.

В январе 1925 года Патриарх заболел и его перевезли в клинику. У него бывали тяжелые сердечные приступы, и ему нужен был покой. В клинике он начал поправляться. Никогда ни на что не жаловался, всем был доволен и, сидя в кресле, радовался виду из окна: «Как хорошо! Сколько зелени и сколько птичек!»

Но покой его не мог продолжаться долго. К нему стали приходить по делам и представитель советского правительства, и следователь ГПУ, и заменявший его Митрополит, и просто разные люди за советом и благословением. Он начал опять выезжать в церкви и служить.

7 апреля, в день Благовещения, Патриарх почувствовал себя плохо. К нему приехал Митрополит Петр Крутицкий и долго оставался у него. Разговор был возбужденный. Доктор пришел сказать, что такой разговор слишком утомителен для больного, но Митрополит Петр уже выходил с какой-то бумагой в руке. Патриарх лег в постель, но ночью ему стало хуже. Вызвали врача, делали уколы, но сердце работало все хуже и хуже. Минута проходила за минутой. Патриарх спросил:

- Который час?

- Без четверти двенадцать.

- Ну, слава Богу.., - сказал Патриарх, точно он ждал этого часа, и стал креститься. - Слава Тебе, Господи, - сказал он и снова перекрестился. - Слава Тебе... -Поднял руку, чтобы перекреститься еще раз, и тихо скончался.

Патриарха хоронили в Донском Монастыре в Москве, в воскресенье Входа Господня во Иерусалим. Со среды день и ночь толпы людей проходили у гроба, стоявшего в церкви, чтобы проститься с любимым Патриархом. Считают, что проходило по сто шестьдесят - сто семьдесят тысяч людей в сутки. В день похорон площадь перед монастырем, все улицы, выходившие на нее, весь двор монастыря были полны народа. Толпа сама следила, чтобы все шло в полном порядке. Литургию служили тридцать епископов и около шестидесяти священников. Когда выносили гроб, весь народ подхватил прощальное песнопение: «Вечная память...» Так прощался русский народ со своим любимым, кротким мучеником Патриархом.