Опыт издания современных литературных справочников
Дипломная работа - Журналистика
Другие дипломы по предмету Журналистика
сто сложилось и у сына писательницы - Бориса. Китаист по образованию, он в 1964 году организовал в Ленинграде неформальную литературную группу "Горожане", а спустя 15 лет принял участие в альманахе "Метрополь". Ну а в 1966 году Панова и её второй муж - опальный писатель Д. Дар (1910-1980) оформили гонимого властями поэта Олега Охапкина своим литературным секретарём. Да и сама Панова к концу жизни неожиданно пришла к христианству. "Благополучная судьба".
В чём-то благодаря лексикону Казака прояснилась и творческая судьба блистательного поэта Олега Чухонцева. Его в своё время власти чуть не заклевали за публикацию в "Юности" "Повествования о Курбском". Но невозможно понять, где чинуши, в каких строках усмотрели крамолу. Казак ссылается в своём лексиконе на версию Наума Коржавина, который считает, что причина скандала - в чистом совпадении. Оказывается, вскоре после публикации в "Юности" стихов Чухонцева в США через Венгрию и Югославию сбежал литературовед Аркадий Белинков, и кто-то увидел в этих двух фактах какую-то перекличку. Во всяком случае после этой истории советские цензоры все стихи Чухонцева читали буквально через лупу. Впрочем, не стоит во всех грехах винить лишь одну цензуру. Вначале 1990-х годов в журнале "Наш современник" Юрий Отрешко, который до этого долгое время трудился в цензуре, утверждал, что нередко трусливые издатели сами, боясь за свои шкуры, часто изымали из рукописей иные вещи, но, дабы не портить отношения с авторами, ссылались на Главлит. Так было, в частности, с рукописью одного из сборников Чухонцева. Заместитель главного редактора М. Числов изъял оттуда на стадии вёрстки несколько хороших стихотворений, а автору сказал: это, мол, цензоры потребовали. Хотя те никаких претензий к Чухонцеву уже не имели. В одном случае и Казак разоблачает легенду о зверствах цензуры. В середине 1960-х годов этот роман А. Бека "Новое назначение" собирался печатать в "Новом мире" Твардовский. Но о планах журнала узнала вдова бывшего высокопоставленного советского функционера Тевосяна, муж которой послужил прототипом главного героя книги, и она развернула такую бешеную деятельность в верхах, что Твардовскому пришлось сдаться. В России первая публикация романа Бека задержалась на 20 с лишним лет. Но за это время книга сильно устарела. А вот в 1965 - 1966 годах она прозвучала 7 бы из-за своей темы как выстрел.
Хотя в некоторых биографических статьях Казак до невозможности скуп. Он ничего не стал рассказывать о прошлом Юрия Германа, сделав акцент лишь на чекистскую тематику ряда его романов.
Скупо освещено и прошлое родителей Фазиля Искандера. Многие литературоведы обычно подчёркивают абхазское происхождение этого весьма интересного прозаика. Но это не совсем верно. Его отец был видным иранским политиком, жил какое-то время в Советском Союзе, но в 1938 году его депортировали, а воспитанием сына занялись родственники по материнской (абхазской) линии. Эти вроде бы нюансы тем не менее весьма существенны для понимания мировоззрения Искандера.
Кроме чисто биографических сведений Казак даёт обзор творчества каждого писателя. При этом в оценках он далеко не всегда дипломатничает.
Да, в каких-то случаях учёный просто восхищён. Он в умилении от Паустовского и Каверина. Ему нравятся Дудинцев, Новелла Матвеева, Окуджава, Гранин и Ваншенкин. Его восхищает Анатолий Ким, чей роман "Отец-лес", отличающийся "попыткой содействия духовному возрождению" и "стилистической новизной", прямо называет "одной из важнейших книг русской литературы конца 20-го века".
Других писателей немецкий славист принимает с некоторыми оговорками. Он в целом высоко оценивает, к примеру, Айтматова, но далеко не в восторге от романа "Плаха". Причём, если в статье об Айтматове Казак ещё пытается отделаться общими фразами, то в статье "Религия и литература" не выдерживает и прямо заявляет, что роман "Плаха" во многом нелепо повторяет "Мастера и Маргариту" Булгакова и "являет собой смесь невежества, марксистского воспитания и религиозных исканий", хотя и не отрицает того, что именно айтматовская "Плаха" помогла вернуть в Россию традицию писать слово "Бог" с большой буквы. В случае с Бондаревым Казак, наоборот, сдержан в целом по отношению к творчеству писателя, но, тем не менее отдаёт должное повести "Батальоны просят огня". Он полагает, что эта повесть - "первый вклад писателя в новую литературу о войне, основанную на "окопной правде" и направленную против псевдогероики, фальсификаций сталинского времени". А вот что пишет Казак о Луконине: "Его любовная лирика иногда обнаруживает поэтическую силу, но ей не хватает ритма". Интересно и наблюдение учёного о Смелякове: "Хорошие стихи Смелякова отличаются силой и выпуклой образностью языка, плохие - дешёвой рифмованной декларацией". И тут же следует ещё одно, не совсем привычное для стиля Казака замечание, точнее, объяснение, почему Смелякову не всё в литературе удавалось: по мнению слависта, это влияние сталинских репрессий, плена и пагубной страсти к зелёному змию.
Вообще некоторые характеристики Казака по-своему интересны, хотя и не бесспорны. Владимир Максимов, на его взгляд, "писал неуравновешенно, жёстко". При всём том "проза Максимова убеждает прорывами самобытного природного языкового таланта в реальную жизнь низших слоев советского общества". Крупина немецкий славист относит к "типичным представителям русской "деревенско?/p>