Александр Вампалов
Статья - Литература
Другие статьи по предмету Литература
;Утиной охоте" было утоплено в сложно и прихотливо организованной структуре пьесы. В случае с Шамановым автор предельно конкретно объясняет природу, характер и особенности состояния героя.
Рассказанная Кашкиной история, казалось бы, являла одного человека, а поведение Шаманова в настоящем - другого, едва ли не однофамильца. Однако нравственный облик прежнего Шаманова довольно отчетливо просвечивал в поведении героя. Заторможенность нового Шаманова время от времени прорывалась.
В сплошном месиве внешнего безволия мелькали подтянутость, энергичность, деятельность прежних лет. Даже в своем раскислом полусне он подсознательно собран: "Когда будет машина? Мне все равно, но если ехать, значит нечего тянуть резину". Даже в своей дремотности герой, как ни странно, постоянно кому-то или чему-то противостоит: Зинаиде ли, любопытному коллеге, Пашке, и самое главное, даже Валентине.
В "Чулимске" ощутима социальная детерминированность, социальная определенность драмы героя, но гораздо меньше, чем в "Утиной охоте", ощутима тайна характера. В "Чулимске" речь идет не о процессе распада личности, а о его результате. Герой сознательно отводит себе место у самой черты физического существования, почти у границы небытия. В сущности, и счастливая метаморфоза происходит с ним после того, как он заглянул в глаза смерти, после попытки самоубийства Пашкиными руками. Если Зилова постепенно охватывало путающее его самого открытие: "Что со мной делается... Неужели у меня нет сердца?" - то Шамановым владеет состояние гораздо более полное по степени осуществленности: "Я ни-че-го не хочу. Абсолютно ничего. Единственное мое желание - это чтобы меня оставили в покое". Степень духовного паралича, сковавшего героя, здесь, в "Чулимске", гораздо более высока, чем та, которая была обнаружена у Зилова, но образ героя, созданный драматургом в "Чулимске", воспринимается с гораздо большей долей социального оптимизма потому что драматург Компенсирует глубину шамановского падения, с одной стороны, тем, что оно было вынужденным, насильственным, серой оказался жертвой обстоятельств, с другой стороны тем, что оно была временным, - возрождение Шаманова происходит на наших глазах, и оно не оставляет сомнения в своей бесповоротности.
Выстраивая образ Шаманова, в начале пьесы Вампилов рисует полную и медицински точную картину абулии - патологического отсутствия воли. Руки, ноги, все тело, мысли кажутся герою чужими, ему ничего не хочется, им владеет непреодолимая физическая лень, ему неприятно, почти трудно передвигаться, шевелиться, он сонлив, забывчив (не сдать пистолет после работы, оставить его в чужой постели, отдать его в руки взвинченному юнцу для человека, фактически жизнь положившего на соблюдение законности, - цепь проступков, равносильных внутреннему концу света и свидетельствующих о метаморфозе героя больше, чем неотутюженный костюм или вялая пластика). Он не замечает, что ест, что пьет, ему лень додуматься даже до стакана вина; напомнят о существовании спиртного хорошо, примет порцию, не напомнят - и не надо; он плохо различает людей, во всяком случае, не до конца отдает себе отчет, кто перед ним: старику-эвенку, еле-еле говорящему по-русски и явно Неграмотному, он может безукоризненно вежливо и бесстрастно посоветовать углубиться в архивы; Валентину, чья влюбленность мозолит окружающим глаза, замечает лишь как стакан вина - с подачи собеседника: там Хороших обратила его внимание на вино, в надежде, что следователь приструнит мужа-выпивоху, тут невидимый болтливый телефонный собеседник вынуждает Шаманова обратить внимание на Валентину: "Девушка?.. Да, интересно... по-моему, да... Здешняя. Да, как ни странно... Успокойся, старина. Ты ей в отцы годишься... Ты прав: еще совсем зеленая... И наш разговор ее смущает... " Однако, разговорившись с девушкой и признавшись ей, что "видит ее целый год и только сейчас разглядел по-настоящему"97, Шаманов тем не менее ее совершенно не видит. Шаманов воспринимает Валентину так, что нет ни грана ощущения, будто перед ним живая, конкретная и, может быть, в чем-то особенная девушка.
В сцене у калитки, где происходит объяснение героев, единственном их общем эпизоде, явственно чувствуется, что взгляд Шаманова скользит мимо Валентины, отмечает в ней не индивидуальные черты, а общие: "Покраснела... дай я на тебя полюбуюсь... Я давно не видел, чтобы кто-нибудь краснел". (Разрядка моя. - Е.Г.) Он отмечает расхождение жизненного статуса Валентины с общим молодежным поведенческим штампом: "А почему ты не в городе?.. Твои сверстники, по-моему, все уже там", но легко достраивает модель, нимало не интересуясь сутью дела, равнодушно и твердо уверенный в достоверности своей гипотезы: "Ты не уехала, потому что ты влюбилась... " Но, главное, Шаманов рассматривает Валентину, как бы "обратив глаза зрачками в душу", воспринимает ее не как реального человека, а как источник ассоциаций: "Мне кажется, что я вижу тебя в первый раз, и в то же время... Когда-то, давным-давно у меня была любимая... И вот - удивительное дело - ты на нее похожа". Валентина спасительна и притягательна для него потому, что будит воспоминания, чего никакими силами не может сделать Кашкина со всей своей энергией и знанием его прошлого, хотя именно Кашкина, в которой доступность Веры и напористость Валерии сочетаются с прозорливостью и чуткостью Галины, именно Кашкина инстинктивно понимает, как спасительны для Шаманова и как опасны для нее шамановские вос