Место повестей "Рим" и "Коляска" в цикле "Петербургских повестей" Н.В. Гоголя
Информация - Литература
Другие материалы по предмету Литература
азанное дает и нам основания сосредоточить свое внимание на собственно петербургских повестях как на основном ядре третьего цикла повестей Гоголя, замыкающего всю внутренне замкнутую систему трех ступеней его творчества 30-х годов, как бы трех действий высокой драмы, раскрываемой перед нами этим творчеством.
ноября 1836 года Гоголь писал Погодину о том, что прежние его произведения, его повести, - это были бедные отрывки тех явлений, которыми полна была голова моя и из которых долженствовала некогда создаться полная картина. Но не вечно же пробовать. Пора наконец приниматься за дело. В виду нас должно потомство, а не подлая современность.
Значит, сам Гоголь, с одной стороны, считал повести фрагментами и стремился к созданию картины целого, которую он в это время уже осуществлял в Мертвых душах; с другой же стороны, отрывки (свои повести) он воспринимал как часть одной картины, части, складывавшиеся - в замыслы в единство полной картины. В этом, в частности, отличие группы петербургских повестей не только от таких сборников или даже циклов рассказов, как, например Повести Белкина, но даже от первых двух, так называемых украинских, сборников самого Гоголя, даже от Миргорода.
Там, в Миргороде, единства прямого объекта изображения, в сущности, не было, как не было его и в пушкинском сборнике, где рассказы о байроническом офицере, о петербургском пьяном ремесленнике, о станционном смотрителе и о любовных идиллиях уездных барышень объединены построением книги, но никак уж не однообразием изображаемых явлений жизни (как и не инной точкой зрения на нее). И в Миргороде нет единиства объекта в повестях о древних героях и о современных пошляках, о битвах и о кляузах, о жизни и смерти помещиков, и о фантастической ведьме посреди реальнейших изображений. Нет здесь опять же и общности одной точки зрения на изображаемое, простой единичности рассказчика.
Иное дело - петербургские повести. Здесь перед нами не только единство идеи, идейного построения повестей, но и общность изображаемого. Это изображаемое во всех повестях - это прежде всего Петербург, средоточие всяческого зла, город, и в сущности столица. Но это не вообще Петербург, а именно Петербург как центр зла.
Гоголь однажды, и как раз в 1834 году, когда он работал над Арабесками, определил тот Петербург, который и стал единым героем его повестей, тот Петербург, который навсегда запомнился всей русской литературе как гоголевский Петербург.
Гоголем развивалась как бы музыкальная тема Петербурга, давшая разнообразные вариации в петербургских повестях, и в этой теме явственно выделены две ноты, образующие социальную суть и изображения столицы и разоблачения ее, отрицания, ненависти к ней: кипящая меркантильность, с одной стороны; моды, парады чиновники - с другой; то есть буржуазность торгашеского кипения - и в то же время вся официальная, бюрократическая - и знатная и мелкая - накипь на жизни страны.
Это и будут темы обвинения Петербурга, то eсть подлой современности, - в Портрете (власть денег), в Носе или Записках сумасшедшего (власть чинов, полицейщина и т. п.) и др. Во всех пяти повестях говорится об аналогичных явлениях жизни, и говорится с одинаковых позиций, c одной точки зрения. Во всех эти повестях один герой - Петербург, и именно Петербург мелюзги: чиновники от ничтожного Башмачкина через мелкого Поприщина до великолепного - в пределах мечты мелкого человечка - майора Ковалева. Петербурга старой графини из Пиковой дамы, Петербурга светских повестей - в том числе и повестей Марлинского, Петербурга дворцов, салонов, красавиц (мод парады), как и Петербурга великой архитектуры, как и Петербурга Пушкина, или Жуковского, или Рылеева или хотя бы даже Сенковского, - всего этого в гоголевском изображении нет. Зато в нем есть почти непременное безумие; как это уже указывалось в критике, в безумии гибнут герои всех трех повестей Арабесок: Пискарев, Чертков, Поприщин. Гибнет в бреду Акакий Акакиевич. Зато торжествуют полные пошляки: Пирогов и Ковалев.
Заметим одну существенную черту гоголевского Петербурга: Гоголь совершенно не дает никаких черт архитектуры города, вообще его внешнего вида. Между тем он немало описывает город. Весь цикл открывается повестью Невский проспект, а сама эта повесть открывается обширнейшим описанием центральной улицы города, его квинтэссенции; более того - это описание центральной улицы центрального города всей страны или иначе - это самая показная и самая официальная улица самого показного и официального города государства, и тем не менее и в этом обширнейшем описании, имеющем столь центральное значение для всего цикла, нет ничего о городе, о самой улице, о зданиях, а есть только люди и их социальные взаимоотношения.
Осознание целостности петербургского замысла самим Гоголем подтверждается письмом писателя М.П. Погодину от 28 ноября 1836 года. Называя свои повести незрелыми и неокончательными опытами, пробой пера, он в то же время писал: Это были бедные отрывки тех явлений, которыми полна была голова моя и из которых долженствовала некогда создаться полная картина. Но не вечно же пробовать. Пора наконец приняться за дело. В виду нас должно быть потомство, а не подлая современность. Примечательно, что замыслив ранние петербургские |повести - Невский проспект и Портрет - одновременно с Вечерами, Гоголь не торопился