К. Лэш \"Восстание элит и предательство демократии\"
Методическое пособие - Культура и искусство
Другие методички по предмету Культура и искусство
? \"пророчествова-ние\"). Общение даже с собратьями-учителями сопряжено с трудностями. Собратья-учителя принимает форму открытого письма Роберту Бойерсу и Роберту Ориллу, редакторам \"Salmagundi\", пригласившим Риффа дать публичное интервью в колледже Скидмор. \"Возможно ли, что меня пригласили в Скидмор ... по счастливому недоразумению? - спрашивает Рифф. - Неужели вы вообразили себе, что я - глашатай терапевтического?\" Трудно представить, что кому-то действительно в голову могла прийти такая идея, но эта реплика служит иллюстрацией преувеличенных опасений Риффа насчет возможности ясного и открытого общения между интеллектуалами. Его ответом было нетипичное заявление о нейтралитете: \"Я не за и не против [культуры терапевтического]. Я исследователь и преподаватель теории социологии\". Отречение не слишком убедительное; было, однако, симптоматично для изменения в культурном климате то, что Рифф счел вынужденным это отречение совершить. Знаменательным было и то, что он отказался от публичного интервью на том основании, что оно не годится для передачи того \"не подлежащего оглашению знания\", какое учителя передают своим ученикам. Вместо того, чтобы включаться в публичный обмен мнениями, интеллектуалам, всерьез относящимся к своему призванию, нужно замкнуться в своем \"академическом анклаве\" и содействовать \"более медленному пониманию\" занимающихся в классной комнате. Форум же -это место лишь для театрализованных представлений. Эти рассуждения, смутно напоминающие пренебрежительные реплики Уолтера Липпмана в адрес общественного мнения в его дискуссии с Дьюи, также предвосхищали позицию, занятую Алланом Блумом в книге Закрытие американского ума, в которой он превозносит университет как некое место, где высоколобые ученые могут беседовать друг с другом и с лучшими из своих студентов на герметическом языке, намеренно измысленном для того, чтобы сбивать со следу непосвященных, о вечных философских вопросах, никогда не представлявших более чем проходного интереса для широкой публики. Для многих честных интеллектуалов культурная революция конца 60-х дискредитировала само понятие ангажированного, апеллирующего к общественности научного исследования. Понятие публичности стало неотделимо от такого явления, как \"работа на публику\". При этих обстоятельствах решение Риффа меньше писать, печататься в университетской прессе и академических журналах и посвятить свои силы \"укреплению нашего ученого круга\" становится понятным, если и не оправданным. Однако результат оказался, по крайней мере в случае Риффа, обратным тому, что можно было ожидать: преувеличением именно элементов театральности и герой-ствования в слоге Риффа. Его письмо сделалось не более академическим, а более пифическим, тем более \"пророчествующим\", чем более оно остерегало против выступления в роли пророка. В своих ранних работах Рифф говорит с силой и убеждением, но всегда прямым, искренним, лишенным аффектации тоном. Теперь он предпочитает изъясняться, главным образом, загадочными афоризмами, иносказательностями, парадоксами. Сам он именует этот характерный для него тон \"осторожным\". Он делает слишком много сносок -не педантичных библиографических примечаний, конечно, но пространных пояснительных околичностей, выдающих, кажется, нежелание разговаривать с читателем напрямик. Рифф изменяет стиль своего письма в сторону меньшей доступности и в то же время усиления его провозвещательности и апокалиптичности, хотя сам постоянно и предостерегает себя от совершения именно этих ошибок. Теперь, когда арена публичной жизни, как кажется, разлагается под воздействием агрессивного маркетинга идей, решение считать себя скорее учителем, нежели публичным интеллектуалом, приняли, пусть и с неохотой, и многие другие, помимо Риффа. В случае с Риффом, как и в других случаях, оно кажется связанным с новым акцентом на университете как \"сакральном заведении\", где накапливается и \"осторожно\" передается \"знание для избранных\". Такой взгляд на жизнь ума поражает меня своей несовместимостью с замечанием Риффа о том, что худший способ защищать культуру - это творить из нее кумира. Он также несовместим с его утверждением, что современные интеллектуалы не должны стремиться стать преемниками духовенства. Эта позиция выражается в тенденции, направленной на то, чтобы делать религию из культуры, что осуждалось Риффом в его ранних работах, в частности - в великолепной главе о религии в книге Фрейд: ум моралиста. Нападки Фрейда на религию, подчеркивал Рифф в этой книге, основывались на \"неправильном понимании существа религии как социального\". Подобно Канту, Фрейд видел в религии \"важничанье от имени священного\", через что моральному долгу придавался статус божественных заповедей и, таким образом, увековечивались \"законы культуры\". Но религия - это не культура, и лучшие толкователи христианства, как отмечал Рифф, всегда различали \"между верой и теми установлениями и установками, посредством которых она передается в каждый данный момент\". Так, Кьеркегор \"поставил диагноз болезни 19-го века\" как \"смешение религии и культуры\", Христа и христианства. Фрейд, с другой стороны, \"полагал, что религия -это конформизм\", словно ее единственной функцией было гарантирование общественного порядка. Для него \"христиан