К. Лэш \"Восстание элит и предательство демократии\"
Методическое пособие - Культура и искусство
Другие методички по предмету Культура и искусство
?м всему и вся, найдут эти заявления отталкивающими, если они вообще удосужатся прочесть Риффа; но если они дадут себе втянуться в его рассуждения, освободившись от своего предубеждения против неправомерно \"судящих\" процедур и установок - против самого понятия наказания, - они поймут справедливость его заведомо провокационного заявления, что \"подавление есть истина\". Каждая культура должна в чем-то сужать границы выбора, какими бы произвольными эти ограничения ни казались. Она, конечно, должна также следить, чтобы средства ее надзора не слишком сильно вторгались в частную жизнь людей. Но если она позволяет каждому импульсу получать публичное выражение - если она дерзко заявляет, что \"запрещается запрещать\", используя революционный лозунг 1968 года, - то она не только открывает двери для анархии, но и упраздняет \"священные различия (distances)\", которыми в конечном счете обусловливается категория истины. Когда любое выражение равно допустимо - ничто не истинно. \"Созданием противоборствующих... идеалов, воинствующих истин, запечатлевается необычайная способность человека выражать всё\". Старомодно \"максималистское\" определение культуры, выдвинутое Риффом в пику излюбленному антропологами и другими обществоведами ее минималистскому определению, своим результатом имеет радикальное осуждение американского образа жизни, но подает также и луч надежды. И если Рифф прав в своем вызывающем утверждении, что культура зиждется на готовности запрещать, от \"всепрощающей\" культуры, подобно нашей, нельзя ожидать, что она просуществует неопределенно долго. Рано или поздно наши всепрощающие элиты должны будут вновь обнаружить принцип ограничения. Возможно, проект современности сходит на нет. Сама \"идея, что люди не должны склоняться ни перед чьей властью ... кроме своей собственной\", не дискредитирована никоим образом, но она теряет свою способность навевать головокружительные сны о прогрессе. Перед лицом умножающихся доказательств обратного всё труднее и труднее поверить, что современные люди \"становятся богами\". Терапевтическое направление к тому же \"еще не проникло в глубину\" классовой структуры. В Собратьях—учителях Рифф указывает на живучесть старомодных нравственных принципов среди \"менее образованных\" как на \"еще одно основание для надежды\". Широкое сопротивление \"религии критицизма\" позволяет нам \"надеяться на оживление чувства вины\". Оптимизм по поводу будущего был бы глупостью - даже большей глупостью в 1993 году, чем он был в 1963-м. Современность, может быть, и приближается к своему концу, как это предполагал Рифф в 1981 году, однако постсовременная культура, притязающая на то, чтобы прийти ей на смену, ничуть не лучше. И все же призыв Риффа к терпению и надежде продолжает с успехом вносить поправки в апокалиптическое уныние. \"Мы можем лишь верить и ждать; еще увидим\". Позиция Риффа оставалась примечательно последовательной на протяжении всех лет. Что изменилось, так это тон и стиль его письма. В 50-60-х гг. он писал как некий публично выступающий интеллектуал - для широкой читательской аудитории, обладающей, по вероятности, общим словарным запасом и общей системой отсчета. Многие из его эссе появлялись в журналах широкого профиля вроде \"Комментари\", \"Энкаунтер\" и \"Партизан Ревью\". Его книги выходили в крупных коммерческих издательствах: Фрейд: ум моралиста в \"Викинге\" (а в мягкой обложке в издательстве \"Энчор\"), Торжество терапевтического в \"Харпере\". Даже когда он писал для академических журналов, стиль Риффа служил образцом аналитической, критической установки, о каковой он отзывался (вопреки тому, что сознавал ее разлагающее воздействие на традиционные взгляды) как о единственно имеющейся в распоряжении интеллектуала, который живет в мире, \"израсходовавшем сакральные силы\". Его ранние эссе вдохновлялись идеалом \"ангажированного\" научного исследования, \"страстной субъективности\". В 1954 году он горячо рекомендовал книгу Андерса Нигрена Агапе и Эрос как \"образцовый пример исторического исследования, пристрастного и, тем не менее, детального в представлении другой стороны вещей\". Он во многом не соглашался с Истоками тоталитаризма Ханны Арендт, но хвалил автора книги за \"пророческое устремление\": \"Лучше творческое заблуждение, чем нетворческая правда\". Он сетовал на \"болезнь германщины\" в гуманитарной науке, яростно выступал против сносок и подчеркивал достоинства ненавязчивой эрудированности. В 1952 году в рецензии на книгу Джона Т. МакНейла История врачевания душ он писал, что \"МакНейл обладает решающей, моральной доблестью историка: он не беспристрастен\". Между Торжеством терапевтического и Собратьями-учителями в интонации Риффа появляется значительный сдвиг. В позднейшей работе он остерегает против \"разыгрывания роли пророка\" и настоятельно рекомендует \"объективность\". Он отказывается от стиля публичного интеллектуала и более не обращается к \"широкой читательской аудитории\", как это было ему свойственно в 1951 году. Он утверждает, что \"наш долг как учителей - не становиться публичными фигурами\". Публика перестала существовать для Риффа: есть только литературный рынок, подчиненный торговле культурными развлечениями (что теперь включает \"критику\" ?/p>