К. Лэш \"Восстание элит и предательство демократии\"
Методическое пособие - Культура и искусство
Другие методички по предмету Культура и искусство
нная человеческая личность\" займет подобающее ей место. \"Она будет расти естественно и просто, подобно цветку или тому, как растет дерево. ... Она никогда не будет спорить или препираться. Она не будет постоянно соваться к другим или просить их стать, как она. Она будет любить их просто потому, что они - другие... Человеческая личность будет весьма удивительной. Она будет столь же удивительной, как личность ребенка\". Социализм, в представлении Уайльда, осуществится не через действия масс. Массы слишком отупели от каторжной работы, чтобы суметь самостоятельно раскрепостить себя. Они \"чрезвычайно тупы\" в своем почитании власти. По правде, они \"не сознают по-настоящему\" своего собственного страдания. \"Им нужно, чтобы им об этом сказали другие\" - \"агитаторы\": \"совершенно необходимый класс людей\", без которых \"не будет никакого движения к цивилизации\". \"Агитаторы\" - это политический эквивалент художников: возмутителей спокойствия, врагов приспособленчества, бунтарей против обычая. С художниками их объединяет ненависть к власти, презрение к традиции и отказ от поисков благосклонности широких масс. Агитаторы и художники, желающие быть угодными только самим себе, — это высшее воплощение индивидуализма. Они \"не замечают публики вовсе\", как и не обращают ни малейшего внимания и на \"те набившие оскомину ханжеские речи о необходимости делания того, чего хотят другие, потому что они этого хотят; или на столь же отвратительные лицемерные призывы к самопожертвованию\". Артисты отвечают за свои поступки только перед самими собой, и их эгоизм, как на это можно посмотреть с точки зрения общепринятой морали, это непременное условие любой истинной победы воображения. Все великие исторические вожди, по мнению Уайльда, имели артистический темперамент. Сам Иисус Христос был артистом, несущим миру художественное откровение. \"Он сказал человеку: у тебя удивительная личность. Развивай ее. Будь собой\". В своем De profundis, пространном послании лорду Альфреду Дугласу, написанном шесть лет спустя из бездны его заточения в Редингтонской тюрьме, Уайльд расширил это толкование Христа \"как предтечи романтического направления в жизни\", \"величайшего из индивидуалистов\". \"Создав себя\" из \"своего собственного воображения\", Иисус из Назарета проповедовал силу воображения как \"основу всей духовной и материальной жизни\", по словам Уайльда. Он проповедовал сочувственное воображение, не альтруизм, но его собственные силы сочувственного отождествления сделали его \"глашатаем\" \"целого мира бессловесного, безгласного мира боли\". Его жизнь, как она записана в Евангелиях, была \"просто как произведение искусства\". Он был \"из стана поэтов\", и \"его главная война была против филистеров\" — \"война, которую каждому сыну света приходится вести\". Даже пребывая в бездне своего собственного публичного унижения и уныния, Уайльд не видел повода смягчать то, что он писал в Человеческой душе при социализме: \"Тот, кто хотел бы уподобиться своей жизнью Христу, должен целиком и полностью быть собой\". Как он выразил это в более раннем тексте, \"весть Христа человеку это просто \"Будь собой\". Вот весть Христа\". Весть такого рода, исходила она или нет от Христа и была она или нет выражена в чисто светских оборотах или в псевдодуховных оборотах из De profundis, привлекала интеллектуалов, ищущих замены для религиозных взглядов, которые к той поре повсеместно рассматривались как оскорбляющие современный ум. Вместо самоотречения и самодисциплины она предлагала соблазнительный образ самости, не стесненной никакими гражданскими, родственными или религиозными обязательствами. Она утверждала художников и интеллектуалов в их чувстве превосходства над вульгарной толпой. Она санкционировала их восстание против условностей, против серьезности буржуа, против тупости и уродства. Приравнивая социальную справедливость к артистической свободе, религия искусства делала социализм приемлемым для интеллектуалов, которых иначе отталкивал бы его материализм. Привлекательности для интеллектуалов социалистического движения в пору его расцвета невозможно дать достаточного объяснения, если не принимать во внимание то, как оно пересекалось с богемной критикой буржуазности. Социалистов и эстетов объединял общий враг, буржуа-филистер, и неослабное противостояние буржуазной культуре было куда более продолжительным в его действиях - на Западе, по крайней мере, а теперь, возможно, и на Востоке, - чем наступление на капитализм. В 1960-х годах революционные студенты брали на вооружение лозунги, по духу куда более близкие Уайльду, нежели Марксу: \"вся власть - воображению\"; \"запрещается запрещать\". Неизменная притягательность подобных идей, даже тридцать лет спустя, не может не быть очевидна для любого, кто имеет в виду университетскую среду и современные медиа. Так называемое \"постмодернистское\" настроение определяется, с одной стороны, крушением иллюзий по поводу грандиозных исторических теорий, или \"метанарративов\", включая марксизм, и, с другой стороны, идеалом личной свободы, который во многом идет от эстетического бунта против культуры среднего класса. Постмодернистский вкус отвергает многое и в модернизме, но он коренится в модернистском идеале индвидуумов, эмансипировавшихся от условностей, создающи?/p>