К. Лэш \"Восстание элит и предательство демократии\"
Методическое пособие - Культура и искусство
Другие методички по предмету Культура и искусство
?ина. Иностранные наблюдатели замечали, часто с неодобрением, что у простых американцев есть мнение по поводу любого ношожного предмета и что мало кто из них, как это видится, имеет какое-либо представление о своем собственном месте. Однако как раз это отсут-с гвие почитания, в понимании американцев, и определяет демократическое общество - не столько наличие шанса подняться по социальной шкале, сколько полное отсутствие какой-либо шкалы, четко отли-чающей простолюдинов от благородных. Американская революция превратила подданных в граждан, и эта \"разница\", как в свое время указывал Дэвид Рэмси из Южной Каролины, была \"громадной\". Подданные \"зависимы от своего господина\", тогда как граждане \"равны настолько, что ни у кого нет прирожденных прав, превосходящих пра-на других\". После Революции различие между простолюдином и благородным в Америке не имело больше никакого смысла. \"Патрицианское и плебейское сословия теперь — пустые слова, — писал Чарльз Ингерс в 1810 году. - Черни нет... То, что в других странах называется чернью - компостная куча, где нарождаются шайки воров, нищие и тираны, - этому не место в городах; тогда как деревня - не для \"крестьянства\". Если бы не рабы на Юге, все были бы одного чина\". Историки, сознающие рост неравенства, внедряемого рынком, склонны отводить подобные заявления как невежественные или неискренние. В наше время деньги стали считаться единственной надежной мерой равенства, так что нам трудно поверить отзывам об Америке 19-го века как об эгалитарном обществе. Но подобные впечатления производились не только распределением богатства или экономических возможностей, но, прежде всего, распространением знаний и правомочия. Гражданский статус, очевидно, давал даже самым скромным членам общества доступ к знанию и образованию, закрепленным в других странах за привилегированными классами. Открытость возможностей, как ее понимали многие американцы, была скорее делом интеллектуального, нежели материального обогащения. Это их неуемное любопытство, их скептический и иконоборческий склад ума, изобретательность и умение полагаться на себя, способность к выдумке и импровизации - вот что самым разительным образом отличало трудящиеся классы Америки от их европейских собратьев. Контраст поражал и иностранных, и местных наблюдателей. Для Мишеля Шевалье, во многом самого проницательного из всех заграничных визитеров, в этом заключался решающий момент всего демократического эксперимента. В Америке \"великие открытия науки и техники\" были \"выставлены на общенародное обозрение и сделаны доступными всем\". Голова французского крестьянина, по словам Шевалье, была набита \"библейскими притчами\" и \"грубыми суевериями\", тогда как американский фермер был \"посвящен\" в \"завоевания человеческого разума\", начавшиеся в Реформацию. \"Великие предания священных текстов гармонично сочетаются в его уме с принципами современной науки по учениям Бэкона и Декарта, с доктриной нравственной и религиозной независимости, заявленной Лютером, и с еще более недавними понятиями о политической свободе\". Простые люди Америки, по сравнению с простолюдинами Европы, \"больше годились на то, чтобы участвовать в государственных делах\". Им \"не нужно, чтобы ими правили\", поскольку они способны сами управлять собой. Исполненные \"самоуважения\", они и работали более продуктивно: богатство Америки было свидетельством не только изобилия ее природных ресурсов, но и более высокой энергичности и образованности ее трудящихся классов. Когда американцы в один голос твердили, что труд является единственным источником любых ценностей, они не просто повторяли теоретический трюизм. В стране, где вклад труда в общее благосостояние производился как силой мышц, так и ума, теория трудовой стоимости была нечто большее, нежели абстрактный принцип политической экономии. Американские рабочие-станочники, как говорилось, \"это не необразованные исполнители, но просвещенные думающие люди, которые не только знают, как приложить свои руки, но и обладают знанием принципов\". Журналы для квалифицированных рабочих снова и снова возвращаются к этой теме, восхваляя \"независимого и трудолюбивого американского станочника\", чей ум \"свободен\" и чье сердце \"не извращено предрассудком\". Эти публикации не были единственными, прославляющими добродетели американских ремесленников и фермеров и объясняющими их душевную энергичность, в конечном счете, влиянием гражданского состояния. Сэ-мюэл Гризуолд Гудрич, известный читателям как Питер Парли, утверждал, что \"свобода, гражданская и общественная\" вызвала к жизни \"всеобщий дух улучшения\", который можно обнаружить как \"среди малых мира сего, так и у представителей высших слоев\". Имея в виду его репутацию раннего провозвестника идеологии успеха в ее первоначальной форме, важно отметить, что Гудрич делает акцент на образованности и добродетели обыкновенных мужчин и женщин, а не на их умениях перебираться из класса трудящихся в более высокий класс. По его словам, он не согласен с теми \"утонченными личностями\", кто \"презирает труд, и особенно — физический труд как неблагородный\". Ничего нет \"презреннее\" той \"доктрины, что труд унизителен\"; \"где такие идеи берут верх, там гниль заве&#