К. Лэш \"Восстание элит и предательство демократии\"
Методическое пособие - Культура и искусство
Другие методички по предмету Культура и искусство
?и и есть как раз их способность оставаться на гребне последних веяний. Ортега и другие критики описывали массовую культуру как сочетание \"радикальной неблагодарности\" с не допускающей сомнения верой в безграничность возможностей. Массовый человек, согласно Ортеге, как само собой разумеющееся принимал блага, даруемые цивилизацией, и \"безапелляционно требовал этих благ, как если бы они принадлежали ему по праву рождения\". Наследник всего былого, он пребывал в блаженном неведении своего долга перед прошлым. Хотя он пользовался преимуществами, вызванными общим \"подъемом исторического уровня\", он не чувствовал обязательств ни перед его породившими, ни перед им порожденными. Он не признавал никакого авторитета, кроме своего собственного, и вел себя так, словно был \"господином своего собственного существования\". Его \"неимоверное историческое невежество\" позволяло ему полагать, что настоящий момент куда как превосходит цивилизации прошлого, и забывать при этом, что современная цивилизация сама есть продукт столетий исторического развития, а не уникальное достижение какой-то эпохи, которая открыла тайну прогресса тем, что отвернулась от прошлого. Подобный психический склад, казалось бы, правильнее связывать с выступлением меритократии, нежели чем с \"восстанием масс\". Ортега сам признавал, что \"прототипом массового человека\" был \"человек науки\" - \"технарь\", специалист, \"ученый невежа\", чье умственное превосходство \"в его крохотном уголке вселенной\" было под стать только его невежественности во всем остальном. Но упомянутый процесс проистекает не из простой подмены фигуры ученого грамотея старого образца специалистом, как то подразумевает в своем исследовании Ортега; он проистекает из внутренне присущей самой меритократии структуры. Меритократия - это пародия на демократию. Она предлагает шансы на продвижение, по крайней мере, в теории, любому, кто обладает талантом не упустить их, но \"шансы пойти в гору\", как указывает Р. X. Тоуни в своем Равенстве, \"это никак не универсальный заменитель общего распространения средств цивилизации\", \"достоинства и культуры\", в которых нуждаются все, независимо от того, \"идут они в гору или нет\". Социальная подвижность не расшатывает влияния элит; если она что и делает, так это помогает упрочить это влияние, поддерживая иллюзию, что таковое обеспечивается исключительно заслугами. Она лишь усиливает вероятность того, что элиты будут пользоваться властью безответственно — именно потому, что не очень-то много обязанностей они признают перед своими предшественниками, как и перед теми сообществами, свою руководящую роль в которых они во всеуслышанье провозглашают. Характеризующий их недостаток благодарности делает меритократические элиты негодными для несения бремени руководства, да и в любом случае, их интересует не столько руководящая роль, сколько ускользание от общей судьбы - в чем и заключается самая суть меритократи-ческого успеха. Внутренняя логика меритократии редко где бывала вскрыта с такой скрупулезностью, как в дистопической фантазии Майкла Янга Восход меритократии, 1870-2033, произведении, написанном в традиции Тоуни, Дж. Д. X. Коула, Джорджа Оруэлла, Э. П. Томпсона и Раймонда Уилльямса. Рассказчик у Янга, некий историк, пишущий в 40-е годы 21-го века, в одобрительном тоне ведет летопись полутора-вековой \"фундаментальной перемены\", начавшейся около 1870 года: перераспределение умственной деятельности \"между классами\". \"Исподволь аристократия по рождению превратилась в аристократию таланта\". Благодаря принятому в промышленное использование тесту на умственные способности отказу от принципа старшинства и растущему влиянию школы в ущерб влиянию семьи \"даровитым был дан шанс подняться на тот уровень, который соответствует их потенциалу, низшие же классы, соответственно, оказывались уделом тех, кто ниже также и по способностям\". Эти перемены совпали с растущим признанием того, что экономическое развитие является \"главной движущей силой\" социального строительства и что к оценке людей следует подходить с единственной меркой: насколько они увеличивают производство. Меритократия, в описании Янга, опирается на мобилизованную экономику, главным приводом которой служит одержимость производством. Лишь признания, что меритократия более целесообразна, нежели наследственность, было, самого по себе, недостаточно, чтобы вызвать или оправдать \"широкомасштабную психологическую перемену, которой требовала экономика\". Действительно, \"наследственный принцип никогда бы не был низринут, — продолжает рассказчик у Янга, - ... без помощи новой религии - и этой религией оказался социализм\". Социалисты, \"повивальные бабки прогресса\", способствовали окончательному торжеству меритократии, поддерживая крупное производство, осуждая семью как рассадник стяжательского индивидуализма и, прежде всего, осмеивая наследственные привилегии и \"бывшее в обращении мерило успеха\" ( \"в счет не то, что ты знаешь, а то, что ты есть\"). \"Основная часть социалистов куда сильнее нападала на неравенство, вызванное нетрудовым доходом, чем трудовым; богач, унаследовавший отцовские деньги - таков был стереотип\". В мире, изображаемом Янгом, лишь горстка сентиментальных эгалитаристов осуждала неравенство как таковое