Изучение жанра антиутопии на уроках литературы в школе
Дипломная работа - Педагогика
Другие дипломы по предмету Педагогика
?ного продукта в 2042-м - должны были получится продукты и товары). А Михаил Горбачев на фросской даче в Крыму - чем не персонаж Войновича, творец Великой Августовской Революции Леша Букашев, который из комического далека смотрел в нашу сторону с выражением такого можно увидеть только на лице человека, ожидающего казни... [Войнович, 1993:92].
Если бы писатель экстраполировал, а затем разоблачал идею коммунизма, то разговаривать особенно было бы не о чем. Но тут дело в самом утопическом соблазне, на который падок русский человек. В романе Москва 2042 не один (как заметили критики П. Вайль и А. Генис - Независимая газета, 22.01 1991) утопический проект, а целых четыре - множественность, имеющая качественный смысл. Основное действие романа разворачивается в обществе, возникавшем в результате осуществления утопических идей Букашева, простого генерал-майора из органов. Его проект, родившийся в аппаратных недрах, - это революция сверху, так сказать, 18 брюмера в совдеповском варианте. В финале романа на смену ему приходит монархистски-провославная утопия бывшего зэка Карнавалова. В виде мечты присутствует здесь и левацко-романтическая утопия - эту утопию выбивают, в буквальном смысле слова, из юного террориста исполнители утопии Букашева (она же, кстати, снится ошалевшему от столкновения с будущим Карцеву). И наконец, проект биолога Эдисона Комарова, реализующийся на лабораторном уровне - в сознании эликсира жизни и суперчеловека, жестоко отредактированного в соответствии с логикой первой утопии. Вот так утопия утопию погоняет и на утопии мчится - в никуда...
Вся утопия, кроме мечтаний о прекрасном (или неосуществимом), спровоцирована желанием получить из ничего нечто различными способами: посредством перераспределения, инвентаризации, замены плохих начальников хорошими (Платон, например, предлагал в начальники философов, а при нехватке таких - рекрутировать их из воинов). Но в своем осуществлении утопия неизбежно влечет за собой диктатуру. П. Вайль и А. Генис отметили, что жизнь Москорепа 2042 года - один к одному военно-казарменный коммунизм, Зощенко, Булгаковым, Ильфом и Петровым. Действительно похоже. Но - похожих в той мере, в какой склад мышления Троицкого, например, похож на слад мышления современных его сынов: С Куняева - с Лубянка...; К. Раша, считающего что сто офицеров всегда будут выше ста граждан любых категорий.
Все это не только эксцентричные, но и естественные проявления российского менталитета. Носители утопического и, как следствие, милитаризованного сознания, мы, в сущности, не живем (так жить нельзя!), а воюем, бьемся, захватываем, отступаем, высаживаем десант, принимаем меры. Уж не знаю, кто в этом виноват - большевики ли, самодержавие, крепостное право, евреи, первая мировая... А может, просто подсознательная компенсация российского авось? Должна быть хоть какая-то компенсация!
Великая Августовская Революция началась в романе Войновича с заговора рассерженных генералов и с введения режима, который до путча (не нашлось-таки своего Пиночета!) назвали бы у нас как-нибудь изящно: прогрессивно-военный или еще лучше военно-гражданский. Генералы были все как на подбор: молодые, красивые и наверняка хотели только хорошего. Однако назревшие проблемы они стали решать по-простому - по-армейски. От граждан, то есть людей гражданских, требовали увеличить добычу, усилить дисциплину, бороться за... - все до боли знакомое. Разбили граждан в соответствии с потребностями на категории (привет Рашу!), возникли замечательные столовые с сержантами у входа (и полевым кухням Проханову привет!). Союз писателей обустроили по типу школы прапорщиков (заслуженно - не комиссарьте!), а критикой непосредственно занялись органы. БЕЗО (почему бы это?). Ну а Букашев, произведенный в Генералиссимусы, с космического корабля сам наблюдал за исполнением приказов. Могло ли из этого получиться что-нибудь хорошее?
Простодушная вера в то, что можно все наладить, перенеся в обычную жизнь армейский порядки или подчинив ее суровым законам военного времени, - это и большой соблазни (приятно из ничего получить нечто), и большая беда (но не получишь). Армейский инстинкт заставляет предполагать, что от приказа до выполнения только один шаг, и тот по прямой. Объявить новый порядок и ввести его с завтрашнего, а еще лучше - с сегодняшнего дня, как на оккупированной территории.
Вот по прямой шагает в романе альтернативный лидер Карнавалов. И, что характерно, не ошибается. За считанные часы вводит он в коммунистической Москве веру православную, власть самодержавную плюс народность[Шохина, 1992:199]. Его проект - зеркальное отражение проекта Букашева (правое становится левым, левое - правым). Потому-то коммунисты чудесным образом оборачиваются в монархистов, пятиконечные звезды сменяются крестами, органы госбезопасности переименовываются в Комитеты народного спокойствия, районы - в губернии... Словом, все как у нас сейчас, и даже перечислять страшно - кажется, что все мы вышли из шинели, скроенное Войновичем, или он слишком хорошо знал, по кому кроить шинель.
Сказать, что Сим Симыч - пародия на Александра Исаевича, - значит, ничего не сказать о смысле этого персонажа в романе. С ним связана, может быть, важнейшая проблема - сотворение кумиров, той легкомысленной охотливости, с которой мы принимаем идеолога (и идеологию), будь то Сталин, Ленин, Сахаров, Солженицын, Горбачев, Ельцин, неважно... Того идеологического экстаза, который так удобно подменяет работу интеллекта и души и просто ?/p>