Державин – Пушкин – Тютчев и русская государственность

Сочинение - Литература

Другие сочинения по предмету Литература

?ев, люблю сие незримо во всем разлитое, таинственное зло. Тютчев, подобно Пушкину, любил Зло не только в плане Природы, но и в плане Истории: счастлив оратор римский, видевший во всем его величьи закат кровавой звезды Рима:

Блажен, кто посетил сей мир

в его минуты роковые:

его призвали Всеблагие,

как собеседника, на пир...

Но это влечение, поскольку дело касалось России, Тютчев подавлял в себе. Между тем как Державин, когда историческая действительность черезчур уж резала глаза, зажмуривался, подобно ребенку, между тем как Пушкин, бесстрашно глядя в лицо Истины, победил ее поэзией, Тютчев старался убедить себя и других, что за нею, за этой действительностью, он прозревает нечто, чего на самом деле он не видел [24].

Что это так и было, об этом свидетельствует самое качество его соответствующих стихов. Дело не в том только, что эти стихи эстетически слабы, но и, главное, в том, что русская идея в них в сущности никак не раскрывается. По большей части это просто рифмованные не то передовицы, не то дипломатические депеши, во вкусe тех, которые он составлял в молодости, когда он пробовал быть дипломатом, и которые его начальство отказывалось отправлять, находя, и совершенно основательно, что они недостаточно серьезные [25].

Таков был исход попыток русской поэзии занять свое место у подножия трона. Кто нас уважает, певцов истинно вдохновенных, в том краю, где достоинство ценится в прямом содержании к числу орденов и крепостных рабов? Все-таки Шереметевы у нас затмили бы Омира... Мученье быть пламенным мечтателем в краю вечных снегов. Холод до костей проникает, равнодушие к людям с дарованием; но всех равнодушнее наши Сардары: я думаю даже, что они их ненавидят писал однажды Грибоедов Бегичеву. Поскольку дело идет об умопостигаемом существе отношений между певцами и Сардарами Грибоедов едва-ли был неправ.

Список литературы

[1] Урания. Тютчевский Альманах, 1928, стр. 3947.

[2] См. мои Этюды о русской поэзии. Прага, 1926, 112.

[3] Там: же, 120 сл.

[4] Цит. у Калаша, Поэтическая оценка Пушкина, Р. Мысль, 1899, N. 7

[5] Отмечу, кстати, случай несомненного пародирования: Так, князь, обращается Державин: к Шаховскому: держись и ты сих правил, и верь, что похвала мечта: счастлив, коль отличает Павел, и совесть у тебя чиста. (Похвала за Правосудие.) Ср. шуточное послание к П. П. Вяземскому: душа моя, Павел, держись моих правил и т. д.

[6] Отмечено у Гершензона, Статьи о Пушкине. М. 1926. стр. 121.

[7] Ср. Гершензон, 1 с.

[8] Замечу мимоходом, что редкое слово белянка в Е. Он., которое один из новейших пушкинистов спутал с белицей, заставив т. о. Онегина целоваться с монастырской послушницей, едва-ли не заимствовано у Державина: ты тож белянка, хороша: так поцелуй меня, душа. (Разные вина.) У Держ. это слово встречается дважды.

[9] К сожалению, далеко не все, что сделано в последнее время в области исследования П-на, было мне доступно.

[10] Так, Лаура из Д. Жуана приводит к Шиллеровской Melancholie an Laura: Weh! Entblattert seh ich deine Rosen liegen, Bleich erstorben deinen sussen Mund, Deiner Wangen wallendes Rund Werden rauhe Wintersturme pflugen. Duster Jahre Nebelschein Wird der Jugend Silberquelle truben; Dann wird Laura, Laura nicht mehr lieben, Laura nicht mehr liebenswurdig sein. Ср.: так молода и т. д.

[11] Twas then, I tell thee, father! then I saw her; yes, she lived again; And shyning in her white symar As through the pale gray cloud the star... I saw her, friar, and I rose Forgetful of our former woes, And clasp her to my desperate heart, I clasp what is it that I clasp? No breathing form within my grasp, No heart that beats reply to mine... Сравнение со звездой имеется и у Барри Корнуолла, но здесь звезда имеет другую функцию не поэтического образа, а отвлеченного понятия; путеводной звезды: Then, soft and gentle beauty, be Still like a star to me; And I will ever turn at night Unto thy soothing light, And fancy, white before thine eyes, I am full in the smile of Paradise.

[12] Предположение о том, что именно Байрон внушил П-ну его раздумья о загробной жизни, было высказано Дашкевичем в статье: Отголоски увлечения Байроном в поэзии Пушкина (Соч. П-на, изд. Венгерова, II, 441 сл.). О влиянии Байрона в частности на Заклинание Дашкевич не говорит ничего. Для истолкования 3акл. следует поставить его в связь с другими стихотворениями П-на, затрагивавшими тему о тайне смерти: иль чтоб изведать тайны гроба. Ср. Воспоминание (и оба говорят... о тайнах вечности и гроба); Е. Он. II, черн. набр. к 16-й строфе: ...и предрассудки вековые, и тайны гроба роковые. Ср. сопоставления, сделанные Морозовым в примечаниях к Придет ужасный день (Ак. изд. III. 353369).

[13] Сопоставление Привидения Батюшкова Парни с К молодой вдове сделано Л. Майковым (Ак. изд. 1). Стихотворение П-на является действительно как бы поэтическим ответом Батюшкову, выраженным в символике, заимствованной у этого последнего, прием. свойственный П-ну и впоследствии. Ср. его ответ Мицкевичу в М. Всадн. и примеры в тексте настоящей статьи.

[14] Ср. окончания обеих строф:

I. Хоть острый серп судьбины

Моих не косит дней,

Но нет уж половины;

во мне души моей.

II. Нельзя смягчить судьбину,

ты сколько слез не лей

Миленой половину

Займи души моей.

[15] Ради экономии места отказываюсь от сравнительного анализа самых характерных в этом отношении образцов: Осени во вр. ос. Очак. и Е. Он. VII, 2930. Читатель без труда может проделать его и сам.

[16] Собственно не он, а Муза, его поэтический двойник. В рукописном варианте еще категоричнее: венцом бессмертия чело мое венчай, говорит он Музе.

[17] Чтобы не повторяться, отсылаю к моей статье: 3авет Пушкина (Современные Записки, 1926, т. XXIX), где дан подробный анализ