Верующий разум. Основной принцип русской философии
Курсовой проект - Философия
Другие курсовые по предмету Философия
171;Трех разговоров, мы можем воочию наблюдать, что их актуальность не только не уменьшилась, но увеличилась с течением времени. Всемирная китайщина (она же американщина) это пошлейший нигилизм и безразличный к истине мировоззренческий и практический позитивизм, быстро заволакивающий своей смертельной пеленой духовную жизнь людей и целых народов. На современном языке это называется глобализацией управляемая интеррелигия, спекулятивная экономика, постмодернистское искусство, виртуальный секс. Если Третий Рим православная Россия действительно падёт во прах, то история христианства на земле закончится.
Итак, вся система соловьевских категорий и образов это символы (философские и поэтические) таинственного присутствия Божьего в самых разных уголках мироздания, в любых частицах бытия. Дух дышет, где хочет (Ин.3,8) и никто не имеет права окончательно закрывать ему доступ туда или сюда. Конечно, по-своему прав был Н.А.Бердяев, говоря, что символисты верили больше в Софию, чем в Христа (33). Но тогда надо вычеркнуть из Библии слова Премудрости Божьей, которая говорит о себе: Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий своих, искони… Тогда я была при Нём художницею, и была радостию всякий день, веселясь пред лицем Его во всё время (Притчи. 8, 22 30). Тогда надо разрушить софийские соборы Новгорода и Киева. Тогда надо отвергнуть Данте, и Гёте, и позднего Шеллинга, и ещё многих других мыслителей и художников, воспринимавших энергии Божьи через их воплощение в тварной в том числе и женственной ипостаси. Тогда и пушкинский гений чистой красоты может показаться чем-то языческим…
Бесспорно, что София в качестве четвертого лица христианской Троицы это ересь (34). Но София как отблеск небесного сиянья в земной юдоли это реальность, доступная философскому и художественному умозрению. То же самое относится и к когнициям нового религиозного сознания тому же Бердяеву с его смыслом творчества, Л. П. Карсавину с его симфонической личностью, С.Л.Франку с его непостижимым. Все они были философскими символистами, разделяя в этом плане господствующие интеллектуально-художественные установки русского серебряного века. К тому же типу нашей духовной культуры принадлежали -- со стороны искусства крупнейшие поэты ХХ века Александр Блок и Николай Гумилев (35). Религиозно-философский символизм (софианство), как и его художественные аналоги, могут быть в определенном плане сопоставлены с германским абсолютным идеализмом и поэтическим романтизмом: то же снятие антиномии между Богом и миром, та же сакрализация грешного человека, тот же лирический восторг. Однако коренное различие между ними заключается в том, что германский гений осуществлял свой модернистский проект на принципе человекобожества, помещая в центр вселенной трансцендентальное Ego, тогда как русский философский модерн, пройдя в развитии похожие стадии, всё же оставался в глубине своей онтологически-религиозным, как и вся наша национальная культура. В некотором роде можно сказать, что русский философский модернизм не удался он всё равно остался скорее с Богом, чем с его противником.
Завершить этот раздел мне хотелось бы ссылкой на А.Ф.Лосева (1893 - 1988) великого русского мыслителя ХХ столетия. Это был последний классический мыслитель не только в России, но, возможно, и в мире. Вся его онтология, логика, диалектика, эстетика были пронизаны христианским Логосом: он действительно мыслил не от себя. Ещё важнее то, что он и в советских концлагерях оставался тайным монахом. Подобно о. Павлу Флоренскому и Льву Карсавину, он жизнью оплатил свою мысль и веру. И вот этот выдающийся православный логик и диалектик, размышляя об устройстве земли и неба, пишет буквально следующее: Кто во что влюблен, тот и превозносит объективность соответствующего предмета своей любви. Вы влюблены в пустую и черную дыру, называете её мирозданием, изучаете в своих университетах и идолопоклонствуете перед нею в своих капищах. Вы живете холодным блудом оцепеневшего мирового пространства и изувечиваете себя в построенной вами самими черной тюрьме нигилистического естествознания. А я люблю небушко, голубое-голубое, синее-синее, глубокое-глубокое, родное-родное, ибо и сама мудрость, София, Премудрость Божия голубая-голубая, глубокая-глубокая, родная-родная (36). Что же, и Лосев софианец? Если угодно, да, потому что он осуществляет свой метафизический акт одновременно верой, умом и чувством (цельным духом, как сказали бы Киреевский с Хомяковым), прекрасно понимая при этом, что логическое понятие вместе с художественным образом суть не что иное, как символы Самого самого. Одна из самых глубоких теоретических работ Лосева так и называется Самое само. Здесь он тщательно анализирует отношение вещи к её свойствам (предикатам), и приходит к выводу, что любая вещь (к примеру, старая калоша) абсолютно трансцендентна не только по отношению к отдельным своим признакам, но даже к их совокупности. Что уж тут говорить о таких вещах, как другой, чужой или моё собственное глубинное Я. В предельной степени это относится к Абсолюту Творцу здешнего бытия. А это означает, что даже строгие богословские категории не в состоянии передать полноты Сверхсущего, что они в известной мере символируют Его тем более это относится к рациональным понятиям разума и к образам искусства. Мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем (1 Кор. 13, 9). Как раз пос