Уголовно-правовые проблемы борьбы с коррупцией в РФ
Дипломная работа - Юриспруденция, право, государство
Другие дипломы по предмету Юриспруденция, право, государство
?ию механизмов, обеспечивающих системное функционирование властных структур в общественных интересах при формировании и укреплении механизмов их функционирования исключительно в личных или корпоративных интересах, а также в интересах очень узких социальных групп и т.п.
Для Г. Харта правом является то, что провозглашается таковым в соответствии с "правилом признания" (rule of recognition). "Правило признания" позволяет определять (признавать), что действительно является правилом в данном сообществе (и тем самым бороться с проблемой неопределенности). Оно устанавливает некоторое качество, или особенность, наличие которой у рассматриваемого первичного правила и является подтверждением того, что это действительно наше первичное правило" [1, с. 71].
"Правило признания" представляет собой, тем самым, основной и окончательный критерий действительности всех норм и правил, относящихся к системе. Согласно Харту, правила налагают обязанности тогда, когда "общая потребность в их соблюдении значительна и социальное давление на тех, кто им не подчиняется или собирается не подчиниться, велико". Поскольку это правило обладает особым статусом первого правила, то его действительность не может быть выведена из какого-либо иного стандарта или правила (что означало бы, что последние оказываются более фундаментальными), но базируется на всеобщем конвенциональном признании членами данного сообщества.
Социологическая трактовка права, таким образом, позволяет квалифировать коррупцию как социальное явление и, в свою очередь, устанавливать на основе "правила признания" качественную особенность данного явления. Как социальное явление коррупция возникает и поддерживается на уровне неформальных социальных связей, составляющих основу общества, и может быть обнаружена на всех уровнях управления, а также в системах, обеспечивающих его саморегулирование.
В учении Рональда Дворкина объединяющим элементом правовой системы выступают принципы. В отличие от Г. Кельзена и Г. Харта, Р. Дворкин уже не приводит четкого разграничения между легальной теорией и легальной практикой (правила интерпретации не навязываются судебной практике извне, правосудие само есть теория интерпретации), а совокупность его принципов не показывает никакой определенной структуры. И все же, так же, как Г. Кельзен и Г. Харт, Р. Дворкин нисколько не сомневается в том, что право все-таки есть упорядоченная система правил. В той мере, в которой право активно использует систему (будь то система норм или система прецедентов), оно заранее наделяет правовые акты тем или иным значением, дает им предварительную интерпретацию, которая, как показывает практика, далеко не всегда гарантирует правильность решения.
Дворкин проводит аналогию между своей теорией и интерпретацией литературного произведения, когда судья находится в ситуации писателя-сотворца, который должен завершить неоконченный роман в духе архетипа: "Сложность этой задачи моделирует сложность решения трудного дела в духе теории права как целостности". В этом случае первоначальная жесткость требований к процедуре принятия правового решения несколько смягчается апелляциями к так называемой творческой интерпретации или к "расширительному истолкованию", или, если определенного рода отношения не урегулированы, к "применению законодательства по аналогии", которые способны учесть конкретные особенности юридического казуса и скорректировать позицию представителя правосудия.
Подобный взгляд на право позволяет трактовать коррупцию в зависимости от конкретных случаев ее проявления, и потому реальная квалификация некоторого деяния как коррупционного будет зависеть от системы прецедентов, на основе которых и будет осуществляться судебное решение.
Ю. Хабермас, отказываясь от классической формально-субстанциальной концепции права, пытается найти такое понимание права, которое не противоречило бы принципу "социального и идеологического плюрализма". В результате он приходит к расширительному истолкованию критерия рациональности: это уже не универсальность формы, которой должно обладать право, а универсальность положений, которые переосмысливаются в терминах "дискурсивной этики": "В дискурсах мы пытаемся заново произвести проблематизированное согласие, которое имело место в коммуникативном действии, путем обоснования".
Дискурс понимается как аргументация, при которой опорные притязания на значимость тематизируются при общем для всех предположении, что в принципе можно достичь рационально мотивированного понимания. "Это понятие коммуникативной рациональности несет в себе коннотации, которые в итоге восходят к центральному опыту ненасильственно объединяющей, порождающей согласие силе аргументативной речи, в которой различные участники преодолевают свои первоначально лишь субъективные понимания и благодаря общности разумно мотивированных убеждений одновременно убеждаются в единстве объективного мира и интерсубъективной связности их жизни".
С этих позиций само определение коррупции должно рассматриваться в рамках коммуникативного рационального дискурса, где процесс аргументации соотносится с определенным типом универсального правопорядка, целью которого является достижение справедливости.
Актуальным в этой связи представляется также взгляд на исследовательскую позицию Г.Дж. Бермана, который, хотя и оперирует привычными правовыми понятиями, явл?/p>