Сочинение

3321. О книге Жана Флори " Идеология меча"
Литература

Это более ранние высказывания . Эти слова не означают , что все люди того времени были против армии , просто на многих так влияла церковь со своими убеждениями и целями , только непонятно какие цели они преследовали в это время : сделать из каждого miles Dei ? А кто будет защищать государство и все ту же церковь ? Это тут же и сказалось : далее церковь уже призывала на защиту ее самой и государства . Это можно увидеть из вопроса патриарха Иерусалимского Петру Коместору : дозволено ли христианину проливать кровь неверных . На что Петр Коместор ответил : “ Спрашиваешь , дозволено ли христианам воевать с язычниками и убивать их ( далее он ссылается на авторитетные источники ) . Так что действуй смело и будь спокоен , проливая кровь врагов Христовых “ . Это высказывание более позднего периода , где мы можем увидеть уже брутальную точку зрения духовенства , по идеологии близкой к мусульманской , призывающей к борьбе с неверными . Здесь автор, и как мы увидим на протяжении всей книги , не зря делает опору на церковные , или связанные с ней , источники тем самым показывая нам значимость духовенства в то время , которое могло манипулировать людьми того время , тем самым решая свои проблемы , задачи , но так было не всегда : авторитет церкви то рос , то падал , и в конце монографии мы видим , что церковь рассматривалась не как религиозный центр , а как форма собственности .
3322. О композиции “Творимой легенды” Ф.Сологуба: к вопросу о роли алхимических реминисценций в организации структуры романа
Литература

Поиски философского камня как средства и цели оборотнического пресуществления окрашиваются Сологубом в эротические тона. “Философская ртуть” - как основа приготовления философского камня (см. процитированный рецепт Дж.Рипли) и символ женского начала- оказывается связанной с образом Елисаветы Рамеевой. Героиня - живое воплощение этой субстанции алхимического герметизма. Недаром же она “читает философские книжки” (163) и даже воспроизводит по памяти строки статьи из московского философского журнала (“В нашем мире не может воцариться разум...”(171) - этой цитатой открывается роман). У Сологуба Елисавета - носительница главной преобразующей силы - любви. “Влюбленность Елисаветы резко центральна, - читаем мы в набросках “Творимой легенды”, - и от этого центра расходится на весь мир. Все соотносит к центру своей влюбленности. Сначала к освободительному движению, потом к Триродову” (ИРЛИ.Ф.289. ОпЛ.Ед.хр.532). Эликсир мудрецов, который обнаруживает Триродов, - это любовь. “И сама любовь - не средство ли осуществлять мечты?” - размышляет герой (109). Перед заключительной сценой обыска в доме Триродовых Георгий признается Елисавете в любви: “В дом моей мечты никто не войдет. И ты - мечта моя, моя Елисавета. Глупые зовут тебя Веточкою, веткою, для мудрого ты - таинственная роза” (533). Роза, в соответствии с мистическими и эротическими представлениями розенкрейцеров, адептов алхимии, стала символом космической силы, способной обеспечить счастье, процветание, богатство и власть (8). По мнению средневековых алхимиков, власть и богатство достигались тайным искусством делать золото из неблагородных металлов (вопрос происхождения невиданного состояния Триродова волнует всех скородожцев; Остров в беседе с Кербахом и Жербеневым подчеркивает “чистоту” появления богатства главного героя). Солнечная Елисавета, сама любящая золото, становится тем “философским камнем”, который дает Триродову и власть (ведь Ортруда - это тоже она). Елисавета, божественная любовь, - “небесная тинктура”, позволяющая превратить “неблагородное вещество жизни” в “золото мечты”. Ортруда как “оборотная сторона” Елисаветы - “тинктура адская”, которая и “ответственна” за маниакальную плотскую любовь (не случайно адская тинктура, “черный камень, осуществляющий отрицательное - люциферово - совершенство” (7.105), используется Ортрудой в ее ритуальных подземных жертвоприношениях). И ее розы - знак пресуществления “наоборот”, языческого оборотничества. Аллегория разрушается: мистическая Роза оказывается плетеной корзиной с алыми, белыми и желтыми “только что срезанными розами” (402), возлагаемыми на алтарь Светозарного, “Черный камень у западной стены еще хранил их дар, уже завядшие розы”, - вот итог оборотнического пресуществления Ортруды (402). Одна и та же номинация - “роза” - позволяет различить и двух других героев: “таинственная роза” - так называет женщину Триродов, “ненаглядный мой цветик, алая моя роза...” - так обращается к ней любвеобильный принц Танкред. Попав в темную бессознательную власть Эроса, Танкред принимает только то, что возникает естественным путем из материи-тьмы. Триродов не довольствуется естественно природным: “-гонию” как химик (алхимик) он стремится заменить искусственно-духовной “-ургией”.
3323. О культуре кубанского казачества
Культура и искусство

Святки отмечались примерно одинаково по всей кубанской земле. В станицах и хуторах вводился запрет на работу и соблюдался довольно строго. Люди ходили друг другу в гости, катались на санях, устраивали молодежные гулянья. Во многих станицах популярны были кулачные бои, так называемые "кулачки". На Кубани образовался целый пласт пословиц, поговорок и загадок, связанных с кулачным боем. У кулачного бойца высоко ценилась не только сила: "Богатырская рука однажды бьет", но и быстрота и ловкость: "То не козак, шо поборов, а той, шо вывернувся". Определяющая роль отводилась мужеству и храбрости бойцов: "Бой отвагу любит", "Назад тики раки лазят". Важное значение придавалось соблюдению правил боя: "Нэ той правей, хто сильней, а тот, хто честней". Обычно кулачные бои велись " по справедливости", при этом порицалось явное нарушение правил ведения схватки или провоцирование драки: "Кто драку затевает, тот чаще битым бывает".
3324. О культурном коннотативном компоненте лексики
Литература

Уточнение смыслового содержания слов, обозначающих важные, ключевые понятия социологии, политики, этики, философии, происходит чаще всего в ходе политической борьбы. Такими уточнениями, разъяснениями терминов политического, философского, мировоззренческого характера, публицистических номинаций, за которыми стояли важные понятия, определявшие принципиальные позиции, кредо политических партий, группировок, того или иного деятеля, сопровождается развитие русской общественной мысли нового времени. Именно этим объясняется тот факт, что в текстах русской публицистики, отчасти русской литературы мы встречаем немало "обстановочных", содержательных контекстов употребления общественно-политической, философской и публицистической лексики. Вот, к примеру, свидетельство Н.Г. Чернышевского: "Как все высокие слова, как любовь, добродетель, слава, истина, слово патриотизм иногда употребляется во зло не понимающими его людьми для обозначения вещей, не имеющих ничего общего с истинным патриотизмом, потому, употребляя священное слово патриотизм, часто бывает необходимо определять: что именно мы хотим разуметь под ним"[5]. Особенно большое внимание к содержательной стороне понятий, смысловой стороне соответствующих слов присуще марксистской литературе, большевистской публицистике.
3325. О Марине Цветаевой
Литература

Так трагически завершился жизненный путь Марины Цветаевой, но жизнь ее поэзии имеет свое продолжение. Потому что это поэзия преодолевающей все невзгоды любви, жизни, надежды. Бурный темперамент, обнаженная страсть, бунтарский дух, принципиальная акцентированная независимость, яркое стилистическое своеобразие все это выделяет поэзию Цветаевой как явление русской художественной культуры с отчетливо проступающей печатью времени. Печатью двадцатого века, его первой половины, безжалостно разделившей мир, людей, семьи, сердца. Трагическая несовместимость Цветаевой с обстоятельствами жизни обрекла ее на одиночество. Это было гордое и горькое одиночество на миру, и, может быть, только глубокая внутренняя укорененность в национальной стихии, остро пережитое чувство потери, а затем обретения в душе родины, России, помогли ей не только сберечь, но и взрастить, обогатить чертами зрелости свой могучий дар.
3326. О месте Михаила Зощенко в русской литературе
Литература

Уже в повести Серый туман последнем до-печатном произведении Зощенко, написанном почти одновременно с первым из печатных произведений. Рыбьей самкой намечается экспансия мотива зверя: зверь обнаруживается и в неживом интеллигенте. Так, Повалишин, стремившийся до сих пор к эстетизации жизни и увлекавшийся, как уже было сказано, Блоком, оказавшись в лесу, проявляет свойства зверя: беглецы близ дороги устроили шатер. И сидели в нем, притаившись, как звери, испуганные и смирные. Эта тенденция развивается в повестях Аполлон и Тамара, Мудрость, Люди, впоследствии в Мишеле Синя-гине. Герои повестей неживые люди: мотив смерти постоянно присутствует в описании их судеб. Так, Аполлон, уйдя на фронт, считается погибшим, потом предпринимает попытку самоубийства и наконец становится могильщиком. Зотов разочаровывается в жизни и одиннадцать лет пребывает в неживом состоянии, живя уединенно и замкнуто: Какое-то веяние смерти сообщалось всем вещам. На всех предметах, даже самых пустяковых и незначительных, лежали тление и смерть, и только хозяин квартиры по временам подавал признаки жизни. Историю Белокопытова автор с самого начала представляет как историю гибели человека. Все три героя в конце повестей погибают. Однако в героях обнаруживается и звериное начало, которое мыслится теперь как универсальное свойство человека, в отличие от уже упоминавшихся допечатных рассказов и ранних опубликованных больших рассказов, где эти качества связываются все же с различными персонажами. (Вспомним пары героев: неживой поп и зверь дорожный техник в Рыбьей самке, Гришка и длинноусый в Любви и т.п.) Зверь обитает в человеке вне зависимости от его культурного уровня. Так, в зверя превращается Аполлон, вернувшийся с фронта: Иногда он вставал с постели, вынимал из матерчатого футляра завязанный им кларнет и играл на нем. Но в его музыке нельзя было проследить ни мотива, ни даже отдельных музыкальных нот это был какой-то ужасающий, бесовский рев животного. Постепенно просыпается зверь и в Белокопытове. Этот мотив становится в повести Люди сквозным, входя в повествование с первых строк, где автор советует читателю не придавать большого значения и тем паче не переживать с героем его низменных, звериных чувств и животных инстинктов. Затем мотив появляется в монологе героя, обозначая нечто, принципиально чуждое Белокопытову: Он буквально хватался за голову, говоря, что он не может жить больше в России, стране полудиких варваров, где за человеком следят, как за зверем. Далее, потерпев неудачу на поприще интеллектуальных занятий, которые оказались никому не нужными в провинциальном городе, Белокопытов пытается жить, как все: здесь зоологические мотивы появляются в его монологе уже в ином качестве: Он тотчас и немедленно развил им целую философскую систему о необходимости приспособляться, о простой и примитивной жизни и о том, что каждый человек, имеющий право жить, непременно обязан, как и всякое живое существо, и как всякий зверь, менять свою шкуру, смотря по времени. Обвешивая покупателей, герой утверждает, что цинизм это вещь, совершенно необходимая и в жизни нормальная, что без цинизма и жестокости ни один даже зверь не обходится. В конце концов животные метафоры, которые использует Белокопытов, материализуются в его собственной жизни, становясь сюжетообразующими: он опускается, уходит в лес и живет в землянке. Звериные аналогии сопровождают его до самой смерти: Белокопытов бесследно исчезает как зверь, которому неловко после смерти оставлять на виду свое тело.
3327. О мировом значении русской литературы
Литература

Таким образом, понимание личности в русской классической литературе второй половины XIX века выходило за пределы ограниченных буржуазных представлений о ценности индивида. В "Преступлении и наказании" Достоевского опровергалась арифметически однолинейная альтернатива, провозглашенная в середине XIX века немецким философом Максом Штирнером: "Победить или покориться - таковы два мыслимых исхода борьбы. Победитель становится властелином, а побежденный превращается в подвластного; первый осуществляет идею величества и "права суверенитета", а второй почтительно и верноподданно выполняет "обязанности подданства". Проходя через искушение индивидуалистическим своеволием, герои Достоевского приходят к открытию, что "самовольное, совершенно сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех есть... признак высочайшего развития личности, высочайшего ее могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли" (Достоевский Ф. М. "Зимние заметки о летних впечатлениях"). В поисках "нового человека" русская литература проявляла повышенный интерес к патриархальному миру с присущими ему формами общинной жизни, в которых человеческая личность почти полностью растворена. Поэтизация патриархальных форм общности встречается у Гончарова в "Обломове" и "Обрыве", у Толстого в "Казаках" и "Войне и мире", у Достоевского в финале "Преступления и наказания". Но эта поэтизация не исключала и критического отношения к патриархальности со стороны всех русских писателей второй половины XIX века. Их вдохновлял идеал "третьего пути", снимающего противоречия между элементарным патриархальным общежитием и эгоистическим обособлением, где высокоразвитая личность оставалась предоставленной сама себе. Художественная мысль Гончарова в "Обломове" в равной мере остро ощущает ограниченность "обломовского" и "штольцевского" существования и устремляется к гармонии, преодолевающей крайности двух противоположных жизненных укладов. Поэтизируя "мир" казачьей общины с его природными ритмами в повести "Казаки", Толстой признает за Олениным, а потом, в эпилоге "Войны и мира", и за Пьером Безуховым высокую правду нравственных исканий, раздумий о смысле жизни, о человеческой душе, свойственных развитому интеллекту. Изображение судьбы человеческой в диалектическом единстве с судьбою народной никогда не оборачивалось в русской литературе принижением личного начала, культом малого в человеке. Наоборот. Именно на высшей стадии своего духовного развития герои "Войны и мира" приходят к правде жизни "миром". Русская литература очень недоверчиво относилась к человеку "касты", "сословия", той или иней социальной раковины. Настойчивое стремление воссоздать полную картину связей героя с миром, конечно, заставляло писателей показывать жизнь человека и в малом кругу его общений, в теплых узах семейного родства, дружеского братства, сословной среды. Русский писатель был очень чуток к духовному сиротству, а к так называемой "ложной общности" - к казенному, формальному объединению людей, к толпе, охваченной разрушительными инстинктами,- он был непримирим. "Скрытая теплота патриотизма" Толстого, сплотившая группу солдат и командиров на батарее Раевского, удерживает в себе и то чувство "семейственности", которое в мирной жизни свято хранили Ростовы. Но с малого начинался отсчет большого. Поэтизируя "мысль семейную", русский писатель шел далее: "родственность", "сыновство", "отцовство" в его представлениях расширялись, из первоначальных клеточек человеческого общежития вырастали коллективные миры, обнимающие собою народ, нацию, человечество.
3328. О морали
Психология
3329. О некоторых причинах утраты продуктивности конфикса на...ник в современном русском языке
Литература

3. Внеязыковые моменты: именно они определили в XIX веке активность рассматриваемого конфикса. Более того, благодаря причинам экстралингвистического порядка в языке XIX века сформировались целые лексико-тематические группы слов на на...ник, таких, например, как группа наименований деталей бытовой одежды и группа названий элементов упряжи. В дальнейшем в силу ослабления этих факторов (упрощается национальный костюм, роль лошади в жизни человека становится менее значимой) количество подобных образований постепенно уменьшается.
3330. О перспективах социолингвистических исследований в русистике
Литература

Предполагается, что изменение значения каждой из переменных ведет к изменениям в лингвистических характеристиках речевой ситуации: в выборе языковых средств, в их сочетании друг с другом и т.п. Эти переменные не равнозначны по своему "весу" в формировании речевой ситуации. Конституирующими являются социально-ролевые характеристики коммуникантов, отношения между ними (и обусловленная этим тональность речи) и цель общения. Как это достаточно очевидно, изменения в значениях именно этих переменных определяют выбор средств коммуникации: например, в роли сдающего экзамен студент обязан использовать литературный язык, а в роли приятеля он может (а в некоторых условиях внутригруппового общения - обязан) переходить на жаргон; два не знакомых друг с другом человека обычно употребляют нейтральные или официально-книжные средства (обращаясь друг у другу), используя при этом как устный контактный, так и дистантный (письменный) способы коммуникации, в то время как между членами одной семьи или производственной группы вполне естественны разговорные, стилистически сниженные, просторечные, жаргонные и т.п. слова и конструкции, раелизуемые как правило в устной форме непосредственного общения; бытовая просьба (одно из значений переменной "цель") может быть изложена устно при контактном общении говорящего и адресата (типа: Передайте, пожалуйста, деньги на билет; Будьте добры, пройдите вперед и т.п.), а намерение обосновать свою позицию по некоторому вопросу (другое значение той же переменной) - например, представить доказательство некоей научной теории - естественнее осуществить при использовании письменного способа общения (при этом имея я виду тип адресата, но не конкретного человека).
3331. О платоновско-дантовской традиции в русском символизме
Литература

Нетрудно заметить, что утверждаемая Вышеславцевым мысль реминисцирует к заключительной строке "Божественной комедии" Данте. Обращаясь мыслями к Италии, итальянцам, Вышеславцев в статье "Русский национальный характер" писал:"Есть нечто, что роднит нас с вами, (несмотря на противоположность), это - Эрос. Ваша латинская культура эротична в высшем платоновском смысле слова. Любовь и красота ведут вашего Данте через ад, чистилище и рай к богу" [4, c. 127]. Вышеславцев видел отличие русского и итальянского искусства в том, что у русских, по сравнению с итальянцами, противоположные задачи:"...у вас, - писал он, обращаясь к итальянцам, - не дать Эросу остыть и иссякнуть среди завершенности форм, у нас: найти форму для нашего беспорядочного Эроса" [4, c.127]. Вероятно, философ намекал на рационализм западного мышления и иррациональность русской души, безотчетность ее стремлений, ее глубинную связь с подсознанием. Недаром соотечественник Вышеславцева Вяч. Иванов называл себя и своих единомышленников -"люди порога" [8, c. 105], ибо важнейшим символом в своей поэзии считал сердце. Как указывал Вышеславцев, в Ветхом Завете этим словом (сердце) чаще всего обозначался "внутренний человек", внутренний мир человека во всей его неисчерпаемой глубине [3, c.44]. И в этом внутреннем мире, - писал он, - не все ясно усматривается и сознается даже самим носителем". Так, например, грех, отмечал философ, - живет не в сознании (ибо в сознании человек находит желание только добра), а "под порогом сознания" [3, c.44]. Но "сердце", - продолжал он, иррационально не только в смысле низшей своей сферы (греха. - В.А.), соприкасающейся "с плотью", но и в смысле высшей, соприкасающейся с "духом", и является органом духа; (...) во всяком случае его иррациональность, глубина и бездна обнимает как внешние мистические переживания, так и низшие подсознательные, "утробные" влечения" [3, c.44]. Таким образом, "люди порога" - это те, кто может назвать себя человеком, чей внутренний мир обладает способностью к высшим мистическим переживаниям, центральными среди них символисты мыслят единение с Абсолютом, переживание эротической связи с Богом. Путь к ней лежит, по мнению символистов, через эротическое влечение к человеку. Такой путь был указан еще Платоном, который полагал, что любовью называется жажда целостности и стремление к ней" [12, c. 118]. Описывая восхождение Эроса, Платон отмечал: "... начав с отдельных проявлений прекрасного, надо все время, словно бы по ступенькам, подниматься ради самого прекрасного вверх - от одного прекрасного тела к двум, от двух - ко всем, а затем от прекрасных тел к прекрасным делам, а от прекрасных дел к прекрасным учениям, пока не поднимешься от этих учений к тому, которое и есть учение о высшей красоте, и не познаешь, наконец, что же есть красота" [11, c. 121-122]. Комментируя эти слова, Б. Вышеславцев писал, что "тендирующее движение Эроса берет направление на то, что кажется Платону наиболее возвышенным" [3, c. 47]. Вышеславцев считал, что христианство воспринимает в себя Платоново учение об Эросе через Дионисия Ареопагита, который дает этому учению наивысшее завершение. "Небесная Иерархия" Дионисия, - писал философ, - представляет собой грандиозную систему, и это возведение совершается силою Эроса (...) и завершается "Обожением" [3, c.47]. Защищая Эрос от профанов, Дионий Ареопагит говорил: "Этим словом (Эрос), которое черни кажется более грубым и которое полагается в божественной Премудрости, она, эта чернь, будет поднята и возведена к постижению истинного сущего Эроса" [3, c. 47]. Такое возможно, полагал Вышеславцев, с помощью таинственного "воображения" Христа в сердце человека, так как проникнуть в подсознание путем закона, который действует на сознание, нельзя. Подобное возможно только обходным путем, через действие восхищающего образа на эротическую природу подсознания, ибо любить можно только конкретный образ, воплощенную идею, преобразуя при этом себя до идеала. И именно этот путь открыт Платоном. "Даже Эрос Платона, - писал Вышеславцев, - философский по преимуществу, устремленный к миру идей, даже он предвещает путь воплощения; ему мало "любви к мудрости", ему нужна любовь к конкретному образу, к живому воплощению мудрости (...) Сократу отдал Платон живую полноту своего Эроса, судьба Сократа стала жизненной драмой Платона (Вл. Соловьев), с ним он живет, умирает и воскресает" [3, c. 51]. И в этом помогает Платону воображение. Оно обладает родством с Эросом, "и это потому, - утверждал Вышеславцев, - что подсознание есть тот подземный ключ, из которого бьет струя фантазии, и вместе с тем, тот темный бассейн, куда обратно падают сверкающие образы, чтобы жить там и двигаться в недоступной глубине". [3, c. 51]. Эти мистические умозрения были весьма близки Вяч. Иванову. Он писал: "Христианство, в борьбе с наследием античных религиозных идей, нанесло первый, но не смертельный удар вере поэта в его мусическое посланничество. (...) От всего готовы были отречься поэты кроме памятной гармонии форм и доверия красоте. Данте не обходился без призыва Муз, а через два столетия после Данте, в ватиканской палате, долженствовавшей, по мысли Юлия Второго, провозгласить своею стенною росписью "Риму и миру" достигнутое при посредстве платонизма примирение между эллинскою мудростью и богооткровенной, Рафаэль изображает сидящую на облаках крылатую и лавром увенчанную Поэзию между двух ангелов, держащих скрижали с начертанием Вергилиевых слов: "NUMINE AFLATUR" - "божеством вдохновляема". (...) Поэзия рождает бытие в бытии, вторично создает знакомый нам мир, обновляет космос" [8,c.221-222].
3332. О повести Валентина Распутина "Дочь Ивана, мать Ивана" и теме зла в современной литературе
Литература

Сама Тамара Ивановна деревенского корня: "все делала с заглубом, запасом" (стряпню разводила на две семьи, капусты солила столько, что сами не могли съесть), мужа выбирала не спеша, и нашла в своем Анатолии преданность и согласное понимание. Моде следовала, дав ей "притереться в народе", то есть увидев ее практичность и пользу. В город из деревни убежала рано, но и тут не "опьянилась новизной", а "продвигалась вперед неторопливыми и выверенными шагами, выстраивая свою судьбу как крепость, без единого серьезного ушиба, только дальше и дальше". Работала телеграфисткой, отдав дань детским романтическим представлением об этой профессии (по кино), но стало скучно, ушла водить грузовики (где и нашла себе мужа). Родив детей (дочь Светку и сына Ивана) запросто сменила работу (на детский сад), а вырастив детей, ушла закройщицей на фабрику. Самая простецкая судьба, самое нормальное понимание своего женского предназначения. Но вот эта нормальность и раздражает: "чистая", пишет Быков, "КамАЗ на ходу остановит, ребячую попу утрет…". Между тем, никакой особенной ангельской чистотой Распутин не награждает своей героини, но только характером устойчивым и крепким. И еще инстинктивным женским чутьем, вложенным в нее с детства. Героиня Распутина, работая на КамаЗЕ, приобрела совсем иной "главный урок", нежели увидел московский журналист "было понимание, что нельзя тут, среди этого неженского дела, задерживаться надолго, иначе и сама не заметишь как превратишься в железку". При ее "уверенной и размашистой" "ступи", при ее "весомом шаге, чувствуемом землей", крепкой фигуре, немногословности и простоте отношения к жизни, перед нами все же именно "женственная женщина" (П.Е.Астафьев). Естественно, поклонники нынешней порнократической цивилизации, допускающие в нее только бизнес-леди да мисс-мира и смотрящие на женщину как орудие наслаждения, никогда не будут способны увидеть типичнейшую русскую степень женственности именно в распутинской героине. Они скорее согласятся, что "типична" ее дочь, Светка, по аттестации Быкова "девочка слабая, глупая и некрасивая. Ни к чему неспособная. И ее, такую, тем жальче. Она потом и замуж вышла (неудачно), и родила, и мать из нее получилась не ахти какая, то есть насчет нынешнего состояния местных умов и душ у Распутина никаких иллюзий нет". Потому и мстила насильнику Тамара Ивановна, что понимала тот слом в судьбе своей дочери, от которого Светка, как "росток, политый кипятком", не сможет вырасти в полную свою женскую меру. Распутин говорит нам не о ничтожном "состоянии местных умов и душ", а о трагедии таких полудетей-полувзрослых, как Светка (кстати сказать, у Распутина нет примет ее "некрасивости и глупости", и русскому сердцу ее жаль совсем не по причине "некрасивости" или "красивости"). С какой пронзительной силой написана сцена свидания арестованной матери и дочери, когда дочери было важно знать одно и только одно от нее, оскверненной и оскорбленной, никогда не отвернется материнское сердце, никогда не погнушается мать своей несчастной дочерью.
3333. О постмодернистских аспектах поэтики романа Саши Соколова "Школа для дураков"
Литература

При этом выбор одного из постоянных устойчивых элементов авторского присутствия - заглавие становится предметом спора между "автором" и героем: "[Автор]: ...а теперь я хочу узнать ваше [героя] мнение относительно названия книги... [Герой]: "Дорогой автор, я назвал бы вашу книгу "Школа для дураков"..."" и т.д. (с.177) Тем самым подрывается прежде безусловная авторская "вненаходимость" по отношению к тексту. Отказываясь от всевластной точки зрения, скажем, Л. Н. Толстого на героев, с одной стороны, и, с другой стороны, присутствия на равных голоса автора с голосами героев в романах Ф. М. Достоевского [9], - "автор" "Школы для дураков" идет за героем, всячески "потакая ему". Герой будто бы готов полностью отдаться в руки "автору": "...вы [автор] вправе поступать с нами, героями и заголовками, как вам понравится..." (с.177) Но "автору" этого не нужно: "...размышляя о том..., как бы написать так, чтобы понравилось всем будущим читателям и, в первую очередь, естественно, вам, героям книги..." (с.177) "Автор" предпочитает выступать в роли не творца, а скриптора: "...[Автор:] поведайте читателям об уроке ботаники... [Герой:] да, дорогой автор, я с удовольствием..." (с.177).
3334. О поэзии М. Цветаевой
Литература

Все-таки волею судьбы она вернулась на родину и, казалось, была счастлива. Но это продолжалось недолго. Вскоре арестовали её мужа и дочь. Она осталась с сыном. В этот самый момент Марина Цветаева была доведена до отчаяния, ей не хотелось жить, так как не могла понять, в чем смысл её существования. Дальнейшая жизнь ей казалась бесперспективной... и она добровольно ушла из жизни, оставив нам свои изумительные по содержанию стихотворения. Сколь бы ни была трагичной судьба талантливой поэтессы, она прекрасна.
3335. О поэме Сергея Есенина "Анна Снегина"
Литература

"Тараканье отродье!" вот как обращается к народу герой, в котором многие в былые времена увидели большевика-ленинца. Страшный, в сущности, тип, порожденный переломной эпохой. Пристрастие к спиртному отличает и другого Оглоблина, проновского брата Лабутю, кабацкого попрошайку, лгуна и труса. Он "с важной осанкой, как некий седой ветеран", оказался "в Совете" и живет, "не мозоля рук". Если судьба Прона, при всех его отрицательных сторонах, приобретает в связи с его гибелью трагическое звучание, то жизнь Лабути жалкий, отвратительный фарс. Замечательно, что именно Лабутя "поехал первым описывать снегинский дом" и арестовал всех его жителей, спасенных впоследствии от скорого суда добрым мельником.
3336. О поэтике Константина Бальмонта
Литература

Бальмонту суждено было стать одним из значительных представителей нового символического искусства в России. Однако у него была своя позиция понимания символизма как поэзии, которая помимо конкретного смысла имеет содержание скрытое, выражаемое с помощью намеков, настроения, музыкального звучания. Из всех символистов Бальмонт наиболее последовательно разрабатывал импрессионизм поэзию впечатлений. Его поэтический мир это мир тончайших мимолетных наблюдений, по-детски хрупких чувствований. Мне, как читателю, нравится его детскость. В этом есть чистота.
3337. О предикативности
Литература

Однако, хотя предикативность, или предикативное отношение, соотносительна отношению субъекта и предиката суждения, не случайно это отношение называется по второму из этих членов (предикату). Дело в том, что именно второй из членов, стоящих в предикативном отношении, т.е. сказуемое или аналогичный ему член, выражает это отношение (конечно, именно потому и есть потребность в слове, называющем предикативное отношение как свойство сказуемого, т.е. потребность в слове "сказуемость", или "предикативность"). По-видимому, в этом и заключается основное отличие подлежащего и сказуемого от субъекта и предиката суждения. Что это действительно так, показывают, в частности, случаи, когда между двумя членами предложения, находящимися в предикативном отношении, нет никаких формальных отличий, например, когда связочный глагол соединяет два члена, каждый из которых по своей грамматической природе мог бы быть как подлежащим, так и именной частью сказуемого. Например: "Самая красивая была младшая дочь". в таком предложении в каждом из его главных членов (которые, очевидно, можно назвать только одним "досвязочным главным членом" и "послесвязочным главным членом" или как-нибудь в этом роде) есть только то, что может быть в одинаковой мере существенно как для подлежащего, так и для сказуемого, а именно наличие другого члена, к которому данный член стоит в предикативном отношении. В чем заключается тот минимум, который необходим для того, чтобы подлежащее и сказуемое стали в этом предложении раздичимы? Какой из главных членов будет субъектом суждения, а какой предикатом, очевидно, несущественно, поскольку, как справедливо утверждают логики, и подлежащее, и сказуемое могут быть как субъектом, так и предикатом суждения, в зависимости от контекста. Так, в предложении "Птица летит" как ответе на вопрос "Что делает птица?", "летит" - предикат, но в предложении "Птица летит" при ответе на вопрос "Что летит?", "птица" - предикат. При этом утверждать, как иногда делается, что тот член, который выражает более широкое понятие, должен быть предикатом суждения, очевидно, нельзя, потому что, во-первых, объем понятий, выражаемых главными членами, может быть одинаков (как в предложениях тождества), а во-вторых, всегда можно представить себе такую ситуацию (как бы она ни была необычна), когда член, выражающий более узкое понятие, является, несмотря на это, предикатом суждения.
3338. О проблеме развития экологического туризма в России
Разное
Существует множество определений экологического туризма, но в целом все они в настоящий момент сводятся к пяти базовым характеристикам:
1. Это путешествие в природу;
2. Это путешествие, направленное на получение новых знаний о природе и местной культуре (экологическое образование и просвещение);
3. Это путешествие, которое вносит вклад в охрану природы и сохранение местной культурной среды;
4. Это путешествие, организованное таким образом, что все возможные негативные последствия сведены к минимуму;
5. Это путешествие, которое вносит вклад в социально-экономическое развитие регионов.
3339. О прозе В.Быкова
Литература

Сюжет повести прост: два партизана Сотников и Рыбак отправляются в деревню на задание добыть овцу для пропитания отряда. До этого герои почти не знали друг друга, хотя успели повоевать и даже выручили друг друга в одном бою. Сотников не совсем здоров и вполне мог бы уклониться от в общем-то пустякового задания, но он чувствует себя недостаточно своим среди партизан и поэтому все же вызывается идти. Этим он как бы хочет показать боевым товарищам, что не чурается «грязной работы». Два партизана по-разному реагируют на предстоящую опасность, и читателю кажется, что сильный и сообразительный Рыбак более подготовлен к совершению отважного поступка, нежели хилый и больной Сотников. Но если Рыбак, который всю свою жизнь «ухитрялся найти какой-нибудь выход», внутренне уже готов к тому, чтобы совершить предательство, то Сотников до последнего дыхания остается верным долгу человека и гражданина: «Что ж, надо было собрать в себе последние силы, чтобы с достоинством встретить смерть... Иначе зачем тогда жизнь? Слишком нелегко достается она человеку, чтобы беззаботно относиться к ее концу».
3340. О прозе Владислава Отрошенко
Литература

Это вовсе не "реализм", как было кем-то высказано по привычке обобщать уже известное, но и не произведение в духе и приемах "постмодернизма", послевкусие доморощенных наших фолкнеров и кафок, от которого давно уж дурно пахнет искусством. Область войска Донского и Новочеркасск - не мифическая Маконда и прочее. Они, если уж искать подобия, подобны русской небесной тоске по родине; и в тоске этой строили в глухих местах монастыри, скитались, клали головы на плаху, то есть натурально рождались, жили да умирали. Новочеркасск есть тот же Миргород, Старгород, Чевенгур - место, область земли, возлюбленные в тоске и этой же тоской воплощенные. Точно так и энергию образов и языка дают Отрошенко не гоголевские с запорожской сечи "паны браты", не лесковский атаман Матвей Платов из "Левши", не шолоховский казацкий комиссар, а еще не слыханные нами в русской прозе "господа казаки", вся торжественная важность которых гудит уж в каждом слове. Однако ж и гудит она неведомо, сама по себе живая мистерия; "Какое впечатление произвело на француза это объявление, неизвестно. Известно только, что войсковой атаман Павел Иванович Мищенко на своем экземпляре "Гражданских новостей" (он получал их в 7.3О утра) прямо на объявлении Кутельникова написал огромными буквами синим карандашом "Тю!!!" и послал на Атаманскую, 14, дежурного вахмистра с конным отрядом. Разумеется, никакого издательства ни в доме N14, ни в соседних домах вахмистр не нашел. В рапорте атаману он, однако ж, доложил, что ему "удалось обнаружить некоторую невразумительность в ехидной фигуре француза Ж.М. де Ларсона, которая производит на Атаманской, 14, фотографические портреты лиц всех сословий, сама же на себе никакого устойчивого лица не имеет и может представляться в натуральном виде не токма что французским фузилером, но даже хорошенькой маркитанткой."

Blog

Сочинение