О композиции “Творимой легенды” Ф.Сологуба: к вопросу о роли алхимических реминисценций в организации структуры романа
Сочинение - Литература
Другие сочинения по предмету Литература
О композиции “Творимой легенды” Ф.Сологуба: к вопросу о роли алхимических реминисценций в организации структуры романа.
Львова Марина Альфредовна, аспирантка кафедры русской литературы ЯГПУ
Роман-трилогия Ф. Сологуба “Творимая легенда” (первоначально “Навьн чары” (1907-1912)) примыкает к ряду необычных по своей форме произведений.
Критик, знакомый с предыдущими работами мастера, вряд ли мог бы предсказать появление “Творимой легенды”. Несмотря на присутствие в трилогии тем, мотивов и характеров, типичных для творчества писателя в целом, “вся эта огромная книга”(4) - произведение иного масштаба и в прямом, и в переносном смысле, дающее возможность оценить истинные размеры сологубовского таланта. Автор “Тяжелых снов” и “Мелкого беса” позволил себе поместить созданных им фантастических героев в знакомую среду, пойти на рискованное сопряжение пространств и времен, “странные прозрения в прежние перевоплощения”(4), вывести на сцену Иисуса Христа - одного из самых литературных (наряду с сатаной) из всех мыслимых литературных персонажей. “Творимая легенда” настолько не отвечала привычным представлениям о реалистическом романе, что вызвала читательское недоумение и возмущение. “Странный, дикий, невероятный роман написал Сологуб. Здесь все есть, чего бы вы ни захотели”, - отмечал наиболее доброжелательный критик трилогии А.Измайлов (3). “Для чего вообще нагромождены эти исключимости, представлено несуразное месиво из наивных “заинтриговывающих” таинственностей?” - вопрошал другой рецензент “Творимой легенды” (6). Действительно, сначала довольно трудно разобраться в том, что происходит, что описано в произведении. При всей своей простоте сюжет “Творимой легенды” носит в себе черты запутанности, незаконченности, известной конспективности. В нем очень заметны разрывы в событиях, отсутствие полноты связей, глубины мотивировок. Все фабульные линии трилогии (“скородожская” и ее ответвление - “пальмская”) сами “выступают как дискретные, “разрезанные на кусочки-эпизоды и перемешанные”. Но и этого Сологубу мало: роман организуется перерезыванием сюжетных линий лирическими отступлениями, побочными эпизодами, всплывающими внезапно, в результате вольного, не сдерживаемого логическими преградами течения ассоциаций. Сюжетно-композиционная схема “Творимой легенды” рисуется в форме отрезков, которые не всегда крепятся непосредственно один к другому. Они могут увести читателя далеко от того сюжета, разработки которого он ожидает от автора, поверив его намекам. Так, например, А.Измайлов вспоминал: “И читатель, и критик, перенесшиеся из усадьбы загадочного химика и мистика Триродова в царство королевы Ортруды ... не знали, как связать это несвязуемое” (4). А ведь роман “Королева Ортруда”, второй в трилогии, - просто самый большой из таких отрезков, между которыми Сологубом сознательно разрушается логическая связь. Надо проявить максимум терпения и наблюдательности, чтобы восстановить нарочито разорванную цепь событий.
Музыкальное построение, разноритмичность, богатство тематических вариаций, рифмующихся друг с другом деталей - вот, что отличает главный роман Сологуба. В нем своя теория жизни-искусства: в отдельные, возможно, редкие моменты жизнь поднимается до искусства, и возникает вспышка, сшибка мира и антимира, реальности и воображения, действительности и сна, воспоминания, грезы. Такая проза - “вечная и мучительная загадка” (Л.Шестов). Эти миги видит острый взгляд художника, который предлагает читателю обострить свое внимание, подключить к разгадке трилогии свою читательскую интуицию и эрудицию.
Связь творчества Сологуба и, в частности, “Творимой легенды” с художественно-культурным интертекстом в аспекте мифопоэтической традиции была подмечена многими литературоведами. Однако до полноты описания всех ассоциативных полей, знаки которых представлены в тексте трилогии, еще далеко. В центре данной статьи будет проблема структурообразующей роли алхимических реминисценций. Как правило, в числе важнейших факторов, обусловивших своеобразие формы “Творимой легенды”, называются ницшеанские штудии писателя. Мы позволим себе предположить, что один из “виновников” феномена романа-трилогии Сологуба - это алхимический миф, естественным хранилищем которого, по замечанию современного исследователя, стало художественное сознание Нового времени (7). Русский ренессанс, как принято называть эпоху Серебряного века, к которой и принадлежит Ф.Сологуб, хотел заглянуть и во все века (2), и во все книги, в том числе и в манускрипты философов герметического искусства.
Центральная тематическая аллегория преображения, творения из косного жизненного материала легенды получает в трилогии Сологуба интересную реализацию как раз в связи с ассимиляцией романом алхимического мифа. Главный герой “Творимой легенды”, Георгий Триродов, представлен читателю как “отставной приват-доцент, доктор химии” (16). Его увлечением химией в Скородоже объясняют многие необычные явления. Способ так наклеивать прокламации, чтобы, заплывших тонким слоем смолы, их никто не мог снять, горожане называют “выдумкой нашего химика, господина Триродова” (179). “Маркиз Телятников думал, что у Триродова есть жизненный эликсир” (509) - “Триродов обещал изготовить снадобье для продления жизни” (511). После странной гибели маркиза именно этого скородожского (ал)химика обвиняют в недозволенных опытах: “Но мы разберем, чем вы его разорвали, - кричит исправник. - Не извольте думать, ?/p>