О композиции “Творимой легенды” Ф.Сологуба: к вопросу о роли алхимических реминисценций в организации структуры романа
Сочинение - Литература
Другие сочинения по предмету Литература
РЛИ.Ф.289.0п.1.Ед.хр.531.Гл.18). Возможно, такая участь ожидала и слишком любопытных и неосторожных сестер Рамеевых. По крайней мере, алхимический реактив, содержимое зеленого флакона (тело Матова, заметим, сжимается в сосуде именно с “зеленоватою жидкостью” (130)), очевидно, призван создать эффект сжатия, удушья. Хотя Сологуб не открывает нам тайны использования этого алхимического состава, можно предположить, что им Триродов подвергает испытанию в подземном ходе сестер Рамеевых - “прокаливает” и “выпаривает” жизнь: “Было сыро и жарко. И все жарче становилось. Странно пахло, - тоскливый, чуждый разливался аромат. Он становился душистее, и все томнее. От этого запаха слегка кружилась голова, и сердце сладко больно замирало” (28).
Вторая сцена находится в середине третьего романа и относится к “пальмской” линии трилогии: Виктор Лорена, министр правительства Ортруды, после знакомства с письмом из России вызывает к себе в кабинет секретаря: “Виктор Лорена с несколько преувеличенною живостью нажал белую пуговицу, притаившуюся в зеленой пасти бронзового дракона” (474). Этот дракон, с одной стороны, никак не связан с собственно химическими превращениями, но, на наш взгляд, включается в процесс коммуникации внутри художественного пространства “Творимой легенды” именно как компонент алхимической символики. Драконом в алхимической терминологии называется “сера философов” (8), которая никак не соотносится с одноименным химическим веществом. Чистейшая “сера” виделась алхимикам твердой, с отчетливым красноватым оттенком; ее содержание в сплаве определяло цвет, степень желтизны будущего золота (слово “бронзовый” в тексте Сологуба указывает и на цвет предмета - по контрасту: белый - бронзовый (красный)). Сера философов символизировала мужское начало, но, главное, репрезентировала принцип устойчивости и синтеза антиэлементов тяжелого и легкого: она “рождалась из Земли (видимого, твердого, “реального” в представлении философов алхимии) и Огня (неустойчивого, тонкого, мистического) (8). Таким образом, дракон был символом середины, у Сологуба это искомый медиатор “двух полярных, враждебно несовместимых состояний человека в мире реального и чаемого” (5). Значимо, что и материал, из которого изготовлен дракон Лорены, выбран соответственно: медь, составляющая основу бронзы как сплава, по убеждению алхимиков, “состоит из равных (выделено нами. Л.М.) долей серы и ртути…” (8.31). Медь (и бронза) еще несовершенное, не очищенное золото, в свою очередь “составленное из чистой …ртути и чистой … серы” (8.31). Бронзовый дракон на столе Лорены в структуре “Творимой легенды” ассоциируется с двойственностью положения героя, в текстовой эмблематике связывается с мотивом жизненной трансформации. Министр приказывает предать огласке обращение господина Триродова, собравшегося баллотироваться в короли Соединенных Островов. Любопытно, что ситуации, по существу, параллельны: Триродов призывает тихого мальчика, и после этого изменяется жизнь Елисаветы; Лорена с помощью секретаря уже в свою очередь способствует изменению жизни Триродова. Призыв и приказ осуществляются почти одинаково. Ср.: “Триродов… посмотрел в сторону потайной двери. В ту же минуту она открылась тихо и плавно. Вошел мальчик, бледный, тихий и посмотрел на Триродова покойными глазами, тихими, невинными, но понимающими” (27) и “Виктор Лорена посмотрел прямо в глаза четырехпроборному молодому человеку. Господин де-ла-Рика-и-Кандамо улыбнулся понятливо” (474) связь осуществляется телепатически. Вторая сцена знаменует новую стадию процесса преображения жизни, который сопровождается “алхимическими” метаморфозами: Георгий (греч. “побеноносец”) Триродов “трансмутирует” в Виктора (лат. “победитель”) Лорену, тихий мальчик оборачивается презрительным и томным молодым секретарем, а место зеленого флакона (“льва”) занимает бронзовый дракон.
Третья сцена - в конце романа “Дым и пепел”: Триродов отводит в комнату, очень похожую на его кабинет, полицейских, пришедших с обыском. Далее в этой своеобразной ректификационной колонне совершается процесс “исправления”: “Триродов вынул из кармана маленький зеленый шарик и уронил его на пол. Странным синеватым дымом наполнилась комната. Триродов исчез. Запахло горько и сладко. Казалось полицейским, что пахнет кровью и что сладко ее сосать. Они стали на четвереньки. Онемели. Им казалось, что они обратились в громадных клопов” (533). В черновом варианте “Творимой легенды” “ректификация” сопровождается репликой Триродова: “Гнусные твари, - с презрением сказал Триродов, - примите образ, наиболее свойственный вам” (ИРЛИ.Ф.289.0п.1.Ед.хр.532). Снова возникает зеленый цвет и как бы замыкается процесс превращений: происходит возвращение к началу, но в совершенно ином качестве и с совершенно иными возможностями. Опять Россия, Триродов, но он уже муж Елисаветы и в ближайшем будущем король Соединенных Островов. Жизнь “фильтруется” мечтой. В “доме его мечты”, как он называет свою усадьбу, страшные явления российской действительности обретают истинный вид (те, кто сеют “капли крови”, только по личине люди, их истинное лицо, лик - клопы-вампиры) и “выпадают в осадок”.
Эти три сцены тесно связаны и на уровне их физической и архитектурной планировки (везде кабинеты, большие комнаты со столами и потайными дверями - этакие алхимические кельи, оснащенные приличествующими случаю герметическими причиндалами). В чисто зрительном смысле данные сцены следует рассматривать одновременно как начало, середин?/p>