Литература

  • 7081. О современном состоянии типологии
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Первый подход отчетливо проведен у Э. Сепира. В своей книге [38] он подвергает критике старую классификацию и приводит новую, многоступенчатую. Самым важным критерием для него является, с одной стороны, степень синтеза, т. е. соединения элементов в слова, а с другой стороны - техника этого синтеза, т. е. тесное или свободное соединение элементов в слове. В соответствии с первым критерием можно различать сочетания аналитические (известные из французского, английского и других языков), синтетические (существующие в латинском, греческом и языках банту) и полисинтетические (представленные в некоторых американских языках). В соответствии со вторым критерием Сепир различает сочетания изолирующие (элементы по отношению друг к другу вполне самостоятельны, например в китайском), агглютинирующие (или нанизывающие), где связь прочнее, фузионные (очень прочные связи, соответствующие примерно нашей "флексии"), символические (что соответствует нашему термину "внутренняя флексия"). С этим связано также деление, согласно которому в языках реализуются основные языковые элементы (предметы, действия, качества), деривационные элементы, конкретно-реляционные и чисто-реляционные элементы. В некоторых языках наряду с основными реализуются прежде всего чисто реляционные элементы (китайский, эве), в других - чисто реляционные и деривационные элементы (турецкий, полинезийские языки), в третьих - конкретно-реляционные (языки банту, французский), наконец, в четвертых - деривационные и конкретно-реляционные элементы (английский, латынь, семитские языки). На основе этого возникает сложная шкала, в которой факты все время дополняются пояснительными замечаниями (типа mildly, strongly, tinge, weakly и т. п.).

  • 7082. О специфике фантастического в "Мастере и Маргарите"
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Первое проявление необычного в романе это рассказ консультанта-иностранца в главе 2 о событиях евангельской истории, предстающих здесь в своеобразной, неканоничной версии. Сам по себе рассказ не несет в себе ничего сверхъестественного, если не задаваться вопросом: откуда все это известно загадочному консультанту. Однако по ходу повествования возникает тонкая игра с удивительным, пребывающим на грани чудесного, порождающая то самое сомнение, о котором писал Тодоров. Это проявляется в сцене допроса Пилатом Иешуа, когда последний угадывает мысли прокуратора и излечивает его от приступа мучительной головной боли. Что это свидетельство причастности бродячего чудака-философа к высшему порядку бытия или просто удивительная психологическая проницательность? Булгаков поддерживает в этом отношении плодотворное сомнение. Характерно, что Пилат, сознающий, что арестант, стоящий перед ним, не только прочел его мысли, но и исцелил его, спрашивает Иешуа об одном: «Как ты узнал, что я хотел позвать собаку?» И получает в ответ вполне рациональное объяснение, не снимающее, правда, ощущения того, что произошло нечто сверхъестественное: «Это очень просто, ответил арестант по-латыни, ты водил рукой по воздуху, арестант повторил жест Пилата, как будто хотел погладить, и губы...»

  • 7083. О стабилизационных процессах в русском литературном языке 90-х годов XX века
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Существительное беспредел употребляется с обобщенным значением 'крайняя степень беззакония, беспорядка (в ОШ-1997 регистрируется это значение с пометой «разг.«). В словообразовательном плане беспредел соотносится с такими словами, как предел, беспредельный, беспредельно, беспредельность. Это существительное включается и в определенный синонимический ряд слов, обозначающих высшую степень проявления чего-либо, исключительность, чрезвычайность по силе выражения чего-либо: безграничность, беспредельность, безмерность, бесконечность и под. И соответственно в силу семантической связи однокоренных слов, с прилагательными безграничный, безмерный, бесконечный… При ориентации же на обобщенное значение ('крайняя степень беззакония, беспорядка) слова беспредел оно четко соотносится с таким рядом прилагательных, как беспощадный, жуткий, зверский, немилосердный, страшный, чудовищный и под. Идеографически беспредел как 'полное беззаконие, произвол; развал всякого общественного порядка и власти; непристойность (именно так осмысляется это слово в современном его употреблении) соотнесен со словом и понятием закон, выступающим в русском языковом сознании в качестве концепта национальной культуры (ср.: ««Закон есть предел» вот ядро концепта 'Закон в русском сознании» [Степанов 1997: 427]). Благодаря этим соотносительным связям со словами литературного языка проясняется внутренняя форма существительного беспредел и оно сравнительно быстро приживается в устной и письменной литературной речи 90-х гг.

  • 7084. О стиле Исаака Бабеля ("Конармия")
    Статья пополнение в коллекции 12.01.2009

    Подобная же стилевая задача, как мы говорили, решается Бабелем и в "Конармии", о чем он пишет, например, в одном из набросков к ней: "О девятом Аба - построить сцену на соответствии молитвы и того, что за стеной" (4). При непрерывном акцентировании "насильственной" линии ("разорванный Трунов", "разрезанное вымя", "ура, разорванное ветром", "рот его был разорван, как губа лошади") - особая экспрессивная напряженность этих стилевых бабелевских "знаков" возникает как раз благодаря тому, что они создаются в "парах" с противостоящими им "знаками"-сигналами. Это - "смятый город" - и тут же - "прелестная и мудрая жизнь пана Аполека"; это - "издыхающее животное", "обессиленная лошадь" - и рядом - "умелая сила, истекавшая от этого седого цветущего и молодцеватого Ромео" (5). И еще - совсем близко и сплетенно (что отличает "Конармию" от "Дневника") - оба стилевых плана - в их парадоксальном совмещении: "Оранжевое солнце катится по небу, как отрубленная голова <...> Запах вчерашней крови и убитых лошадей каплет в вечернюю прохладу" (II, с.6). Или: "Всё убито тишиной, и только луна, обхватив синими руками свою круглую, блещущую, бесконечную голову, бродяжит под окном <...> Начдив шесть снится мне. Он гонится на тяжелом жеребце за комбригом и всаживает ему две пули в глаза" (II, с.7). И еще: "<...> под черной страстью неба переливается аллея. Жаждущие розы колышатся во тьме. Зеленые молнии пылают в куполах. Раздетый труп валяется под откосом. И мертвый блеск струится по мертвым ногам, торчащим врозь" (II, с.9); "Трунов был уже ранен в голову в это утро, голова его была обмотана тряпкой, кровь стекала с нее, как дождь со скирды" (II, с.92). И наконец: "Деревня плыла и распухала, багровая глина текла из ее скучных ран. Первая звезда блеснула надо мной и упала в тучи. Дождь стегнул ветлы и обессилел. Вечер взлетел к небу, как стая птиц, и тьма надела на меня мокрый свой венец. Я изнемог и, согбенный под могильной короной, пошел вперед, вымаливая у судьбы простейшее из умений - умение убить человека" (II. с.124).

  • 7085. О стихотворении Н. Заболоцкого "Зелёный луч" (1958)
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Заболоцкий несомненно учитывал также серьезность оккультных интересов Даниила Хармса в тесной связи с верой в народные приметы: "Я О, я сиръ, я исъ / Я тройной/ научи меня / чтению. Вот это я / Я / дарю тебе ключ, / чтобы ты / говорилъ / Я / Я возьму ключъ когда, какъ учили нас наши бабушки, найду цветок папоротника, который цветёт одинъ разъ в годъ, въ ночь накануне Ивана Купала. // Но где ростётъ этотъ цветокъ? Он ростёт [ъ] въ лесу подъ деревом [ъ] котороё стоитъ въ верхъ ногами <...>". (Цит по: Герасимова & Никитаев 1991, с. 43.) Несомненна связь этой записи с ключевым для понимания "Столбцов" и многих позднейших стихотворений Заболоцкого образом 'вертикальной пространственной инверсии', когда 'верх' и 'низ' меняются местами, восходящей к изображению на 12-й карте Великих Арканов Таро (Лощилов 1997: 143-172) 6 . Намёк на эту семантику содержится уже в первом четверостишии, где "город белоглавый, / Отраженный в глубине" 7 "дремлет", подобно тому, как улыбка "теплится на устах повешенного" в хлебниковском стихотворении 1908 года. Кроме того, образ лирического героя - путника, отправляющегося в путь-дорогу напоминает о 0-й карте (Безумный), связанной в первую очередь как с 12-й (Повешенный, или Мессия, или Жертва Духовная), так и с 21-й (Мир). Однако в предпоследнем четверостишии возникает отсылка к неблагоприятной 16-й карте (Башня, или Богадельня), препятствующей осуществлению и завершению инициационного "пути", "символизирующий ситуацию падения с достигнутой высоты" (Силард 2000, с. 301): "Башни падают вдали". Эта отсылка сообщает стихотворению горечь трагического катастрофизма, острое ощущение которого присуще поэту с самого начала поэтического пути ("На лестницах", "Безумный волк"). Согласно Т.В. Игошевой, он "так и не пришел к вполне удовлетворявшему бы его взгляду на мир и собственное в нем место" (1999, с. 110). Однако сам факт создания поэтического произведения является своего рода "разрешением" этой неудовлетворенности 8 . Подобно тому, как в финале стихотворения "Прохожий" (археопоэтика которого в предельно правдоподобных "декорациях" также воспроизводит инициационный "сюжет" колоды Таро) происходит серапация (разделение) вечной - и общей для мира живых и мира мёртвых - души и бренного тела, в финале "Зелёного луча" лирический герой "перепоручает" ключи от счастья другому - тому, кто "духом молод, телом жаден и могуч" (сильная эмоциональная окраска этого жеста способна напомнить финал пушкинского шедевра: "Как дай вам Бог любимой быть другим"). Позитивный аспект драмы инициационного пути восходит, возможно, к философской рефлексии чинарских времен: согласно Я.С. Друскину, "банкротство - главная религиозная категория. Может быть, всякое большое дело в нашем мире есть катастрофа и банкротство".

  • 7086. О структуре русского глагола
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Русские исследователи середины прошлого столетия правильно оценили существенное различие между общим и частным значением категории. Уже К. Аксаков строго различает понятие, выраженное посредством грамматической формы, с одной стороны, и производное понятие как факт употребления, с другой стороны [3]. Равным образом Н. Некрасов учит, что "главные значения" дробятся в употреблении на множество частных значений, зависящих от смысла и тона целой речи" [4]. Он различает, следовательно, общее грамматическое значение формы и те эпизодические частные значения, которые она может приобрести в контексте. Связь между формой и значением он определяет в первом случае как фактическую, а во втором - как возможную. Принимая то, что имеет в языке значение лишь возможной связи, за связь фактическую, грамматисты приходят к установлению правил с множеством исключений. Из высказываний, приведенных ниже, вытекает следующее: уже Аксаков и Некрасов [5], а еще раньше Востоков [6] в своих исследованиях об основных значениях отдельных русских морфологических категорий неоднократно констатировали, что, в то время как одна категория указывает на определенный признак, в другой категории этот признак остается неуказанным. Этот вывод неоднократно повторяется в позднейшей русской специальной литературе, особенно у Фортунатова [7], Шахматова [8], Пешковского [9], Карцевского [10]. Так, Шахматов рассматривает отдельные противопоставления глагольных категорий как "обосложнение" теми или иными сопутствующими представлениями [11]. Пешковский говорит о "нулевых категориях", в которых вследствие сравнения с противоположными категориями "отсутствие значение создает здесь своего рода значение"; "подобными нулевыми категориями, - говорит он, - переполнен наш язык" [12]. Эта "нулевая категория", по существу, соответствует нашей беспризнаковой категории. Нулевыми или отрицательными значимостями оперирует и Карцевский, который при этом констатирует, что противоположения грамматических категорий бинарны [13].

  • 7087. О сюжетных цитатах в стихотворении Некрасова «Секрет»
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Совершенно очевидно, что прообразом своим эта сюжетная ситуация имеет сходный эпизод в XIглаве «Мёртвых душ», где рассказывается о том, как Чичиков втёрся в доверие к престарелому повытчику, ухаживая за его дочерью, но, добившись желаемого продвижения по службе, оставил свои матримониальные намерения: “Наконец он (Чичиков. Э.Б.) пронюхал его (повытчика. Э.Б.) домашнюю, семейственную жизнь, узнал, что у него была зрелая дочь с лицом, тоже похожим на то, как будто бы на нём происходила по ночам молотьба гороху. С этой-то стороны придумал он навести приступ... и дело возымело успех: пошатнулся суровый повытчик и зазвал его на чай! И в канцелярии не успели оглянуться, как устроилось дело так, что Чичиков переехал к нему в дом, сделался нужным и необходимым человеком, закупал и муку и сахар, с дочерью обращался как с невестой, повытчика звал папенькой и целовал его в руку; все положили в палате, что в конце февраля, перед Великим постом, будет свадьба. Суровый повытчик стал даже хлопотать за него у начальства, и чрез несколько времени Чичиков сам сел повытчиком на одно открывшееся вакантное место. В этом, казалось, и заключалась главная цель связей его с старым повытчиком; потому что тут же сундук свой он отправил секретно домой и на другой день очутился уже на другой квартире. Повытчика перестал звать папенькой и не целовал больше его руки, а о свадьбе так дело и замялось, как будто вовсе ничего не происходило. Однако же, встречаясь с ним, он всякий раз ласково жал ему руку и приглашал к себе на чай, так что старый повытчик, несмотря на вечную неподвижность и чёрствое равнодушие, всякий раз встряхивал головою и произносил себе под нос: «Надул, надул, чёртов сын!»” 4

  • 7088. О творчестве А. И. Куприна
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    В любви "дикарки" и цивилизованного героя с самого начала чувствуется обреченность, которая пронизывает произведение грустью и безнадежностью. Слишком разными оказываются представления и взгляды влюбленных, которые приводят к разлуке, несмотря на силу и искренность их чувства. Когда заблудившийся в лесу во время охоты городской интеллигент Иван Тимофеевич в первый раз увидел Олесю, его поразила не только яркая и оригинальная красота девушки. Он почувствовал ее непохожесть на обычных деревенских "дивчат". Во внешности Олеси, ее речи, поведении есть что-то колдовское, не подлежащее логическому объяснению. Наверное, это и пленяет в ней Ивана Тимофеевича, в котором восхищение незаметно перерастает в любовь. Когда Олеся по настойчивой просьбе героя гадает ему, то с удивительной прозорливостью предсказывает, что жизнь у него будет невеселая, никого он сердцем не полюбит, так как сердце у него холодное и ленивое, а, наоборот, принесет много горя и позора той, которая полюбит его. Трагическое пророчество Олеси сбывается в финале повести. Нет, Иван Тимофеевич не совершает ни подлости, ни предательства. Он искренне и серьезно хочет связать свою судьбу с Олесей. Но при этом герой проявляет нечуткость и бестактность, которые обрекают девушку на позор и гонение. Иван Тимофеевич внушает ей мысль о том, что женщина должна быть набожной, хотя прекрасно знает, что Олесю в деревне считают колдуньей, а следовательно, посещение церкви может стоить ей жизни. Обладая редким даром предвидения, героиня ради любимого человека идет на церковную службу, ощущая на себе злобные взгляды, слыша издевательские реплики и брань. Этот самоотверженный поступок Олеси особенно подчеркивает ее смелую, свободную натуру, которая контрастирует с темнотой и дикостью жителей деревни. Избитая местными крестьянками, Олеся уходит из своего дома не только потому, что опасается их еще более жестокой мести, но и потому, что прекрасно понимает несбыточность ее мечты, невозможность счастья. Когда Иван Тимофеевич застает опустевшую хату, то его взгляд притягивает нитка бус, которая возвышалась над кучами сора и тряпок, как "память об Олесе и ее нежной, великодушной любви".

  • 7089. О творчестве Адама Мицкевича
    Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

    Мицкевич вначале, замышляя «Пана Тадеуша», думал о произведении, гораздо меньше по размеру и по охвату жизненных событий, наподобие «Германа и Доротеи» Гетте. Одноко, приступив к осуществлению своего замысла, он вместо задуманных пяти песен написал большую поэму в двенадцать песен. Поэма разрослась и приняла характер национальной эпопеи. В основу поэмы положено несколько сюжетных линий: борьба двух шляхетских родов за наследственный замок, завершающаяся вооруженным наездом; борьба Польши за национальную независимость, история Яцека Соплицы, судьбы Тадеуша и Зоси и др. Поэму справедливо называют «Энциклопедией польской жизни». Перед читателем предстает польская жизнь во всем ее многообразии: ее природа, картины быта, битвы, незабываемые типы уже уходящей Польши и молодое поколение.

  • 7090. О творчестве Александра Блока
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Погружаясь в стихию повседневности, Блок создает и ряд стихотворений, который исследователи его творчества называют «чердачным циклом»: «Холодный день», «В октябре», «Ночь. Город угомонился...», "Я в четырех стенах убитый // Земной заботой и нуждой...», «Окна во двор», «Хожу, брожу понурый...», «На чердаке» и др. Лирический герой цикла представитель городских низов, один из многих «униженных и оскорбленных», обитатель городских подвалов и чердаков. Уже сами названия и зачины стихов, а в еще большей степени детали обстановки, окружающей героя («зловонные двери», «низкий потолок», «заплеванный угол», «оловянные кровли», «колодезь двора» и пр.), кажутся неожиданными в устах певца Прекрасной Дамы. Но вот что еще удивительнее: герой «чердачного цикла» при всей своей внешней непохожести на автора воспринимается нами именно как выразитель авторского «я». И это не актерский прием поэта, играющего соответствующую роль. Здесь проявилась существенная особенность блоковского лиризма, которую он не только сознавал, но и активно защищал: «Писатель, может быть, больше всего человек, потому-то ему случается так особенно мучительно безвозвратно и горестно растрачивать свое человеческое «я», растворять его в массе других требовательных и неблагодарных «я». И еще: «...Писатель, верующий в свое призвание, каких бы размеров этот писатель ни был, сопоставляет себя со своей родиной, полагая, что болеет ее болезнями, сораспинается с нею...» Таким образом, самораскрытие блоковского лирического героя в ряде случаев происходит через «растворение себя» в чужих «я», через «сораспинание» его с этими чужими «я», благодаря чему происходит обретение самого себя.

  • 7091. О творчестве Булата Окуджавы
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Бесспорным остается тот факт, что Б. Окуджава лирический поэт. Оптимист и жизнелюб, он не может оставаться безучастным ко всему непоэтическому в действительности. В этом одна из причин того, что в его поэзии так ощутимы, с одной стороны, интонации человеческого горя, печали, а с другой ирония и самоирония. Так, в пронзительных словах “Ах, война, что ты сделала, подлая”, нельзя не обратить внимания на интонацию большого людского горя и скорби. Но считать Окуджаву трагическим поэтом вряд ли правомерно. Есть у него и строки, от которых веет глубоким жизнелюбием и уверенностью в завтрашнем дне.

  • 7092. О творчестве И.А.Бунина
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    В представлении Бунина главными ценностями жизни являются любовь и природа. Они вечны и неизменны, неподвластны течению времени, социальным катаклизмам. Красоту природы не может разрушить разбушевавшаяся революционная стихия. Именно ее неувядающая прелесть создает иллюзию вечности. Любимые герои Бунина наделены врожденным чувством красоты земли, неосознанным стремлением к гармонии с окружающим миром и с собой. Таков умирающий Аверкий из рассказа "Худая трава". Всю жизнь отработавший батраком, пережив много мук, горя и тревог, этот крестьянин не утратил доброты, способности воспринимать прелесть природы, ощущения высокого смысла бытия. Память постоянно возвращает Аверкия в те "далекие сумерки на реке", когда ему суждено было встретиться "с той молодой, милой, которая равнодушно-жалостно смотрела на него теперь старческими глазами". Короткий шутливый разговор с девушкой, исполненный для них глубокого смысла, не сумели стереть из памяти ни прожитые годы, ни перенесенные испытания. Любовь вот то самое прекрасное и светлое, что было у героя на протяжении его долгой многотрудной жизни. Но, думая об этом, Аверкий вспоминает и "мягкий сумрак в лугу", и мелкую заводь, розовеющую от зари, на фоне которой едва виднеется девичий стан, удивительно гармонирующий с прелестью звездной ночи. Природа как бы участвует в жизни героя, сопровождая его и в радости, и в горе. Далекие сумерки на реке в самом начале жизни сменяются осенней тоской, ожиданием близкой смерти. Состоянию Аверкия близка картина увядающей природы. "Умирая, высохли и погнили травы. Пусто и голо стало гумно. Стала видна сквозь лозинки мельница в бесприютном поле. Дождь порой сменялся снегом, ветер гудел в дырах риги зло и холодно".

  • 7093. О творчестве Платонова
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Голос Платонова, слегка приглушенный, утомительно-печальный, уже в ранних рассказах покоряет бесконечной стыдливостью, сдержанностью, какой-то грустной кроткостью : «Он был когда-то нежным, печальным ребенком, любящим мать и родные плетни, и поле, и небо над всеми ими... Ночью душа вырастала в мальчике, и томились в нём глубокие сонные силы, которые когда-то взорвутся и вновь сотворят мир. В нем цвела душа, как во всяком ребенке, в него входили тёмные, неудержимые страстные силы мира и превращались в человека. Это чудо, на которое любуется каждая мать каждый день в своем ребенке. Мать спасет мир, потому что делает его «человеком» /Повесть «Ямская слобода »/.

  • 7094. О творчестве Толстого
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Толстой считал также несостоятельной аргументацию в пользу насилия, согласно которой насилие оправдано в тех случаях, когда оно пресекает большее насилие. Когда мы убиваем человека, который занес нож над своей жертвой, мы никогда не можем с полной достоверностью знать, привел ли бы он свое намерение в действие или нет, не изменилось ли бы что-нибудь в последний миг в его сознании. Когда мы казним преступника, то мы опять-таки не можем быть стопроцентно уверены, что преступник не изменится, не раскается и что наша казнь не окажется бесполезной жестокостью. Но и допустив, что речь идет о преступнике закоренелом, который бы никогда не изменился, казнь не может быть оправдана, ибо казни так воздействуют на окружающих, в первую очередь близких казнимому людей, что порождают врагов вдвое больше и вдвое злее, чем те, кто были убиты и зарыты в землю. Насилие имеет тенденцию воспроизводиться в расширяющихся масштабах. Поэтому самая идея ограниченного насилия и ограничения насилия насилием является ложной. Именно эта-то идея и была отменена законом непротивления. Насилие легко совершить. Но его нельзя оправдать. Толстой ведет речь о том, может ли существовать право на насилие, на убийство. Его заключение категорично такого права не существует. Если мы принимаем христианские ценности, и считаем, что люди равны перед Богом, то нельзя обосновать насилие человека над человеком, не попирая законы разума и логики. Поэтому-то Толстой считал смертную казнь формой убийства, которая намного хуже, чем просто убийство из-за страсти или по другим личным поводам. Вполне можно понять, что человек в минутной злобе или раздражении совершает убийство, чтобы защитить себя или близкого человека, можно понять, что он, поддавшись коллективному внушению, участвует в совокупном убийстве на войне. Но нельзя понять, как люди могут совершать убийство спокойно, обдуманно, как они могут считать убийство необходимым. Это было выше толстовского разумения. “Смертная казнь, пишет Толстой в “Воспоминаниях о суде над солдатом”, как была, так и осталась для меня одним из тех людских поступков, сведения о совершении которых в действительности не разрушают во мне сознания невозможности их совершения”.

  • 7095. О творчестве Ч. Айтматова
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Роман начинается темой волков, перерастающей затем в тему гибели саванны, постигающей Моюнкум по вине человека. Это он врывается в природный мир как преступник, уничтожая все живое. Впечатляет знаменитая сцена расстрела сайгаков с вертолетов и машин. Стада сайгаков и весь животный мир саванны попадает в полосу механизированного "конца света". Эта истребительно-хищническая охота, которую ведут современные заготовители мяса во главе с Обер-Кандаловым, оборачивается тотальным "геноцидом" меньших братьев. Страшная сцена расстрела сайгаков дается писателем в восприятии волчицы Акбары. Ее глазам эти подручные Обер-Кандалова представляются жуткими существами с багровыми лицами, черными ртами, орущими в микрофон. Это уже не охотники, а "расстрельщики", это люди-звери, которые сознательно избирают зоологический, антидуховный материал. Они одержимы корыстью, жаждой разрушения. Это и мясозаготовители, и банда Гришана, распространяющая наркотики, несущая медленную мучительную смерть молодым людям. Они корыстно используют слабости и страсти человеческие, безжалостно давя тех, кто имеет иные идеалы и представления о жизни. Ч. Айтматов развил в романе "Плаха" мысль Достоевского о том, что каждый человек перед всеми и за все виноват лично, все в мире, "как океан, все течет и соприкасается", в одном месте тронешь - в другом конце мира отдается. Поэтому честному труженику Бостону, человеку здоровой естественной нравственности, приходится волею обстоятельств расплачивается за чужие преступления перед природой. Волчица уносит его ребенка не из кровожадных побуждений, она хочет заменить им своих украденных детенышей. Но Бостон, современный человек, не мог понять намерений волчицы. Он думает только о том, как догнать ее и вернуть ребенка. Единоборство волчицы и человека разрешается трагически. Оно одинаково гибельно и для людей, и для зверей. Убийство волчицы вместе с сыном - это своего рода кара, постигшая человека за вереницу преступлений и конкретно перед этой волчьей парой, и шире - за общий людской грех перед живыми тварями, природой вообще. Ведь мы, условно говоря, хищнически эксплуатируя природу, опустошая собственную среду обитания, тем самым как бы убиваем будущие поколения, лишив их чистого воздуха, земли, воды, отравив натуральные источники жизни. Такова мысль писателя, воплощенная в символическом плане романа. Итак, "Плаха" призывает человека вернуться к здоровой нравственности, убеждает нас сегодня заботиться о сохранении мира природы, выполнить свое предназначение жизни - быть ответственным за все живое на Земле.

  • 7096. О формах русского залога
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    3) асимметрия названного выше противопоставления в определённой степени обусловлена и недостаточно последовательно (с точки зрения бинарной противопоставленности) организованными видовыми отношениями русского глагола. Наличие глаголов perfectiva tantum, imperfectiva tantum, двувидовых глаголов затрудняет четкое вписывание форм перфектной пассивности в общую видо-временную систему глагола. Известно между тем, что видовая противопоставленность в этой системе у традиционных личных форм играет существенную роль. Особенностью же форм перфектного пассива является их регулярность от глаголов совершенного вида и нерегулярность, малоупотребительность от глаголов несовершенного вида. Особенно это касается форм, являющихся по происхождению краткими страдательными причастиями настоящего времени, ср. Любим калифом Иоанн; Ему, что день, почёт и ласка... (А.К. Толстой). Однако при всей нерегулярности подобных страдательных форм от глаголов несовершенного вида эти формы необходимо учитывать при построении внутренней парадигмы перфектного пассива. Насколько позволяют утверждать предварительные наблюдения, видо-временная парадигма перфектного пассива не обладает той нерасчленённостью этих двух грамматических значений у форм, которая представлена у традиционных личных форм. Видовая и временная семантика в парадигме изучаемых форм более независимы. Если для традиционных личных форм речь должна идти о пяти рядах видо-временных форм (прошедшее несов. вида, прошедшее сов. вида, будущее несов. вида, настоящее несов. вида, настящее-будущее сов. вида), то во внутренней парадигме перфектного пассива три ряда временных форм (прошедшее - настоящее - будущее) с возможным (т.е. нерегулярным) противопоставлением форм по признаку морфологического вида. Эти наши рассуждения нуждаются в дальнейшем уточнении, так как они фактически не учитывают форм типа любим, томим, читаем, место которых в парадигме перфектного пассива не представляется пока ясным ввиду крайней ограниченности в образовании и употреблении подобных форм. В целом, если иметь в виду регулярные формы перфектного пассива (т.е. формы образованные от глаголов совершенного вида), то мы вправе говорить о следующей парадигматической организованности залоговых форм: перфектно-пассивная форма типа сделан противопоставлена целому видовому ряду делаю - сделаю в соответствующем времени (был сделан - делал, сделал; сделан - делает, сделает; будет сделан - будет делать, сделает);

  • 7097. О функционировании ориентальной лексики в русской художественной речи на рубеже 19— начала 20 в.
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Адаптация заимствованного материала неизменно соотносится с временем его вхождения. Функционирование заимствованного слова, его продвижение в системе другого языка в лингвистических исследованиях рассматривается редко: языковое освоение предполагает узкие хронологические границы, игнорируя пространственную рассредоточенность, функциональную закрепленность и последующие стилистические трансформации. Эпохи, не отмеченные притоком заимствований, как правило, остаются вне поля зрения исследователей этой темы. Так, ориентальный материал конца XIXначала XX в. в истории русской лексики не выделен и не описан: заимствования здесь единичны (вилайет, селямлик, хедив номинации, вошедшие в период русско-турецкой войны через газеты и журнальную публицистику). На протяжении известного времени семантическое содержание этих слов (как и ряда других ориентализмов) толковалось неоднозначно: вилайет 'область в Турции или дача' (И. И. Огиенко. Словарь общеупотребительных иностранных слов в русском языке. Киев, 1912. С. 30); селямлик 'публичный прием султаном сановников во время праздника байрама' (А. Т. Майданов, А. Г. Потапов. Новый словарь иностранных слов. Одесса, 1907. С. 76), 'гостиная' (Вл. Череванский. Мир ислама и его пробуждение. СПб., 1901. Ч. 2.С. 130), 'торжественный султанский пятничный выход' (А. Е. Крымский. История арабов и арабской литературы. СПб., 1913. Ч. 2. С. 60). Слово чадра, определяемое в словарях как 'женская белая фата, покрывающая во весь рост' (В. И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 4. С. 1280), 'покрывало, которым женщины-мусульманки закрываются с головы до ног, оставляя открытыми только глаза' (Словарь современного русского литературного языка. М.; Л. Т. 17. С. 742 743), семантически варьируется: это головной убор часть романтического портрета (М. Лермонтов, Мцыри), платок, косынка, накидка (например, в известной Калитке А. Н. Будищева: Да надень потемнее накидку, И чадру на головку надень), цветной платок, используемый как драпировка (Вл. Шуф. Могила Азиса. СПб., 1895. С. 14), газовое покрывало (И. Бунин, Крик). И. Ф. Анненский отметил смысловую неточность в стихах А. Н. Майкова: „Спешит свершить намаз свой нива золотая". Под намазом разумеется богомоление мусульман сидя и с поклонами. При чем тут поспешность? (И. Ф. Анненский. Книги отражений. М., 1979. С. 298). Приведенный И. Анненским комментарий А. Мицкевича к строкам А. Майкова: лес роняет, как с ханских четок, дождь камней и жемчугов, уточняет значение реалий. Мусульмане употребляют во время молитвы четки, которые у знатных особ бывают из драгоценных каменьев. Гранатовые и шелковичные деревья, краснеющие роскошными плодами, обыкновенны на всем южном берегу Крыма. При чем же тут жемчуги? (там же).

  • 7098. О художествеииом своеобразии романа А. Кекилбаева "Конец легенды"
    Статья пополнение в коллекции 17.10.2009

    Таким образом, в романе «Конец легенды» органично воплотились принципы онтологической поэтики. В персонажной сфере обобщающие онтологические характеристики явно доминируют над социально-индивидуальной характерологией. Первостепенные персонажи прежде всего воплощают определенную онтологическую проблему, чем обуславливается их символическое содержание. Наряду с персонажами-людьми в качестве основных героев здесь выступают онтологические образы времени, природы, памяти, власти, жизни, смерти. Сказанное выше позволяет считать роман «Конец легенды» ярким образцом онтологического романа, в котором наблюдается отказ от антропологической эстетики, постепенно исчерпавшей свои художественно-смысловые возможности. Роман был написан в 1971 году. В это время происходили масштабные изменения, существенно изменившие поэтику и проблематический строй казахской художественной литературы и жанра романа, в частности. А. Жаксылыков пишет: «Реальное обновление казахской литературы, отход от шаблонов отжившей методологии наметился в 70-е годы. Причиной тому были следующие факторы: влияние изменившейся мировой онтологической ситуации, влияние мировой литературы, последствия критики репрессивной политики сталинского режима и культа личности, более зрелый уровень сознания и мышления художников слова этого периода» [3, с. 40]. Это произведение А. Кекилбаева органично входит в контекст русской и западной онтологической романистики, творцы которой искали и успешно воплощали новые литературно-эстетические принципы, позволявшие более точно и глубоко изображать кардинально изменившееся состояние картины мира и человека.

  • 7099. О чём говорят книги?
    Сочинение пополнение в коллекции 09.09.2010
  • 7100. О чем мечтают герой в комедии Н.В. Гоголя "Ревизор"
    Сочинение пополнение в коллекции 09.12.2008

    Городничий в произведение Н.В. Гоголя играл главную роль. Настоящее имя городничего Антон Антонович Сквозняк Дмухановский, свою, тяжелую службу с низших чинов. Что показывает его речь, например: « …задам перца…» «…Эй куда хватили…». И до служился до городничего. Сам по себе человек он не глупый, и его речь прекрасное подтверждение. И одна его цитат Н.В. Гоголя о « Мертвых душах»: «…Перечислить нельзя всех оттенков и тонкостей нашего обращение …у нас есть такие мудрецы, которые с помещиками, имеющие двести души, будут говорить совсем иначе, нежели с тем, у которого их триста, а с тем у кого их триста, будут говорить опять не так, как с тем, у кого их пятьсот, а с тем, которого их пятьсот, опять не так, как с тем у которого их восьмисот, словом, хоть восходи до миллиона, все найдутся оттенки» Это целиком относится к городничему. К своим подопечным обращался по имени и отчеству. Но когда он в гневе не с кем не церемонился. Главной мечтой было, как можно больше разбогатеть. Так же он хотел остаться на своей должности. И чтоб остаться на своей должности, он стал подкупать ревизора, то есть давать взятку Хлестакову. Но как Хлестаков пообещал должность генерала, он загорелся этим желанием. Стал воображать из себя петербургского чиновника. Стал по-другому относится к своим подопечным. Так же он хотел выдать дочь за Хлестакова, ли ж бы он назначил его генералом. Но все его мечты разом рухнули, после того как оказалось, что Хлестаков мелкий и бедный чиновник, и то, что он назанимал денег и сбежал в Саратовскую губернию. Но все таки одна мечта его сбылась он не потерял свою должность.