Пятое поколение (продолжение)

Вид материалаДокументы

Содержание


Конец трудового пути
Начали ждать завершения строительства восьмой секции.
Я: “Любую, я согласна на любую”.
Проводили меня очень, конечно, хорошо. Всегда отмечали мои юбилеи   50-тилетие, 55-летие. В общем, много у меня было всяких грам
Подобный материал:
1   ...   28   29   30   31   32   33   34   35   36
^

Конец трудового пути


«Да и в ТЭПе пошла погонная работа, малоинтересная. Последней индивидуальной станцией, которую мы в кирпиче делали, была знаменитая Южноуральская электростанция, которая считается самой красивой станцией в Союзе. Ее почти десять лет мы проектировали под руководством Мальца. Там до сорока зданий на станции. Он рвал и метал, чтобы достичь качества, он пробивал все на свете. Уже когда шло расширение станции, третья очередь, уже появились тогда к концу панельные конструкции, он не разрешил ни одного панельного здания. Добивался всего. Например, были запрещены металло-арочные переплеты, никто их не выполнял. Мальц добился сделать для маршального зала станции металло-арочный переплет. В технических чертежах он не слушал никого. Строители ему говорят “Нельзя”.   “Я ничего не знаю. Вы должны так сделать, чтобы у меня получился этот фасад или интерьер, как запроектировано”.

Потом, когда начались иностранные: китайские, болгарские станции, разве можно было индивидуально к этому делу подходить? Одновременно шли чуть ли не десять станций. Начали создавать типовые проекты. У нас создали специальный отдел, который разрабатывал типовые проекты, а мы соответственно часто их применяли. В основном только как главные здания. Конечно, оставалось много всяких индивидуальных переделок. Одновременно у нас атомные проектировались. 8-й отдел ими занимался, секретный почему-то. Сейчас он особо секретный»107.

В 1964 году Циля получила отдельную квартиру:

«Квартиру было очень трудно получить. Почему? Тут должна была строиться еще 9-я секцияlxxxiv. Но АПУ запретило ее в последний момент, так как пятиэтажные корпуса начали жаловаться, что секция закроет им солнечный свет и тому подобное. Стало ясно, что квартир для ТЭПа будет в разы меньше, и борьба за их получение резко обострилась. В 7-й секции мне тоже выбивали квартиру. Но при этом допустили дипломатический просчет. В этой секции еще оставалась одна нераспределенная квартира. Директор московского отделения ТЭП’а Шаров меня очень хорошо знал. Он примерно мой ровесник. Мы вместе в тир когда-то ходили. Он был в плену, и, не знаю, как он стал у нас директором. Милый, симпатичный человек. Он доброжелательно со мной разговаривал, когда я ходила к нему на прием по поводу квартиры: “Циля, мы с тобой старые кадры. Я все сделаю для тебя, что смогу”. Но эту квартиру он обещал Снесареву, который работал у нас. Я его упоминала, когда рассказывала, как нас провели квартирные аферисты. Он сейчас здесь живет по моей лестнице на 6-м этаже. Его у нас не любили, так как он “изменил” нашему отделу. И вот наши сотрудники, узнав, что Снесарев будет котироваться на эту квартиру, создали ударный кулак и выступили против него на генеральном собрании, когда решается вопрос, кому отдают квартиру. Я понятия не имела о подготовке этого афронта. Но гораздо хуже оказалось то, что мои ходатаи не посвятили в это дело Шарова. Шаров был возмущен, что его пытаются обойти. Когда все аргументы в пользу Снесарева были зачитаны, начали выставлять аргументы за меня, что муж у меня на фронте, сын больной, что я столько лет работаю, и так далее. Шаров, в общем, против меня ничего не имел. Он сказал: “Будем стараться дать ей квартиру в восьмой секции”. А наши вопили, что нет, надо дать мне в 7-й секции. Причем наши сагитировали все собрание, так что за Снесарева никто не голосовал. Шаров возмутился: “Это партизанщина. Со мной даже не сочли вопрос нужным согласовать. Тогда квартира не будет Снесареву, раз он по голосованию не прошел, но и Хаеш ее не дадим”. И квартиру разделили на двух других очередников, каждому по комнате.

^ Начали ждать завершения строительства восьмой секции.

Тут скопились в очередниках такие киты, на этой восьмой секции, что скоро ее закончили. Еще и Моссовет пригрозил, что если ее мы к определенному сроку не закончим, то вообще отберут. Поэтому в ней все сделано кое-как. На ее строительство и стройбат пригоняли, и сотрудники сами трудились, только чтобы кончить к сроку. Начались очень сложные хлопоты. Я сдавала хорошую площадь   свою комнату 22 метра на Можайке в прекрасном доме. Значит, мне должно было добавиться формально 14 метров, так как ожидаемая квартира 36 метров. Вначале райисполком требовал, чтобы комнату на Можайке получил очередник того же Киевского района. Такой очередник нашелся, но не у нас. Очередника Киевского района у нас не было. Поэтому, когда дело подошло к тому, что я котируюсь на получение квартиры, наши решили пробить очередника любого района. Мой начальник Ракита сам пошел в райисполком. Взял с собой Брыскина, секретаря нашей комсомольской ячейки. Парень – прямо пулеметчик. Они оба ворвались в кабинет в райисполкоме, и там насели. Ракита с Брыскиным добились, что мою комнату отдают либо очереднику, либо району. Я не знаю, что они говорили. Все эти хлопоты, проходили без меня. Я была не в состоянии принимать участия в этой баталии. Я лишь расстраивалась и нервничала. Мне она казалась ужасной. Опять мои друзья собирают кулак. Было генеральное собрание. Председателем внешней комиссии была моя приятельница. Наметили мне сначала трехкомнатную квартиру 39 метров. Но она по сути меньше полученной, места общего пользования там меньше. Потом мне Лариса Конопицкая говорит: “Знаешь, Циля, ничего не получается”. Перегородки специально ставили так, чтобы селить больше людей. Нам некуда четыре человека сунуть. Они вселили шесть человек в эту трехкомнатную, а тебе, Циля, вот эту квартиру”.

^ Я: “Любую, я согласна на любую”.

Тут еще раз у меня столкновение со Снесаревым было. Целая история. Вы не представляете, что тут было. Это у нас все перессорились между собой. Я не была на этом месткоме. Там, говорят, просто истерически выкрики были за меня. Бунт. Потому что не получил наш главный специалист теплотехник. Правда, он жил в доме Мосэнерго. Он бездетный. Жил только с женой. Две комнатки маленькие, но дом старый. В общем-то, им достаточно. Но к нему иностранцы ходили. После Рамзинаlxxxv это величина была огромная. И ему не могли выбить в этом доме. И, в конце концов, я в 1964 году получила эту квартиру, где мы поныне живем»108.

«Я ушла на пенсию в 70-м году Я была в Ленинграде с Мишенькой. У него началось осложнение, становилось хуже и хуже. Бабушка тоже уже выходила из строя. Я бы работала, работала. Пришлось уйти, потому что я была нужна дома. Ревела целую неделю. Плакала. Не могла себе представить, что уйду на пенсию. И забыла, что надо бегунок оформлять. А за мной синьки числились, чертежи, которые переданы в другое отделение. Но спасибо, расписала я их по всем остающимся сотрудникам, перевела на них. Месяц я не могла пенсию получить, потому что бегунок мой отстал.

^ Проводили меня очень, конечно, хорошо. Всегда отмечали мои юбилеи   50-тилетие, 55-летие. В общем, много у меня было всяких грамот и поздравлений»109.

Рассказ Цили о себе обрывается 1970-м годом. Я записывал ее воспоминания, находясь проездом в Москве, привозя с собой тяжелый бобинный магнитофон. Не всегда удобно было тащить его с собой, проезжая Москву. Каждая запись отнимала у Цили несколько часов времени, после чего рассказчица естественно уставала. Мы решали, что продолжим записи при следующих встречах. Однако, после 1988 года обстановка в стране начала меняться, командировки и отпускные поездки стали иссякать. Циля еще продолжала рассказывать мне подробности о нашей родне. Но о себе больше ничего рассказать не успела.