Последний фей пролог
| Вид материала | Документы |
- Язык Пролог Пролог (Prolog), 180.88kb.
- Московский Институт Открытого Образования и автономная некоммерческая организация культуры, 382.14kb.
- Программа собеседования по направению подготовки магистров «050100 Педагогическое образование», 403.81kb.
- Работа со списками в языке Пролог Рекурсия в Прологе, 175.74kb.
- Концепция языка Пролог и сферы его применения. Процедурная и декларативная трактовка, 31.15kb.
- Сценарий праздника «Последний звонок 2010», 311.83kb.
- Методическая разработка предметной недели информатики конкурс-игра "Последний герой", 37.99kb.
- Урок литературы в 5 классе по теме: «Пролог к поэме «Руслан и Людмила», 22.14kb.
- «Последний день Помпеи», 238.97kb.
- Рассказ на литературный конкурс по теме «последний герой», 31.2kb.
Пока маленький отряд подбирался к цели, Лесли не уставал гадать, как в почти кромешной тьме разведка смогла определить, что нашла именно кухню. В его представлении, как никогда не виденный им театр – с вешалки, поварня начиналась с ароматов: свежеиспеченного хлеба по утрам, луковой похлебки – в обед, тушеных свиных или бараньих ребрышек с кашей – вечером, когда мужчины возвращались с поля или из леса… Сейчас же, сколько бы они ни продвигались вперед, какое бы количество дверей, лестниц и арок не миновали – запах везде оставался один: затхлой сырости, слежавшейся пыли, приволья мышей и гниющего дерева.
Запах запустения.
Запах уныния.
Запах старого дома, оставшегося умирать в одиночестве.
Потом, в свете тускло переливающейся палочки крестного, он заметил на беломраморном полу неровную ржавую дорожку, поверх которой через каждые несколько шагов мутно поблескивали круглые красные пятна. Которые могли остаться только от свежей крови, накапавшей совсем недавно поверх такой же крови, проливавшейся по этому маршруту долгое время и постоянно.
Кухня.
Завернув за очередной угол, отряд вдруг остался в темноте: то ли мерцающая чахоточным бледным светом палочка, наконец, испустила дух, то ли места ее хозяину показались небезопасными. Уточнить никто не успел: привыкшие к слабому, но свету глаза адаптировались к тьме и неожиданно различили тусклую серую полосу полуоткрытой двери. Из щели ощутимо пахнУло дымной горечью безнадежно подгорающего мяса, и до слуха застывших у стены людей донеслись приглушенные расстоянием и дубовыми створками голоса.
Один из них был, похоже, тот самый, брюзгливый, разговаривавший с жаборонком. Второй – грубее и ниже.
Люди, как один, бесшумно приникли к дубовым резным доскам дверей и замерли, прислушиваясь.
- …вонять… - кислым утробным басом цедил грубый голос.
- Горелое мясо всегда вонять, - в порядке объяснения отвечал их старый знакомец, очевидно, заслуженный шеф-повар замка.
- Гнусь, - с отвращением изрек грубый.
- Гнусь, - тут же согласился повар. – Жечь – еду портить.
- Бугни есть когда?
- Гдддр отнести горелое мясо человеку женщине – и тушу рубить.
- Какая туша?
Послышалось неопределенное мычание, звук шагов и протяжный разочарованный вздох, больше похожий на стон.
- Опять змееконь…
- Хороший, - сурово пресек недовольство кулинар.
- Тощий… маленький… - не сдавался бас.
- Грррм хочет толстого – ест семирука.
- Гнусь! - еще более быстро и решительно, чем говоря о предыдущем пункте меню, выпалил бас.
- Заелся…
- Скажи леталу – пусть рукоеда приносить!
- Летало рукоедов не любить, змееконей любить.
- Грррм змееконей не любить!
- Сам охоться.
- Гнусь! Гугни охотиться! Гугни – гнусь! Бугням летало еду приносить! Рукоед вкусно… С травой, которую люди из деревни хозяину давать. С их плодами желтыми. И красными. И с хлебом. И с мокром.
- С чем?
- Ну, с влажном.
- С чем?..
- С… с сыром!.. Тоже вкусно?
- Не знаю.
- Ты пробовать?
- Нет. Хозяин узнать.
- Давай чуть-чуть?
- Узнать!
- А если вкусно?..
Осторожно-преосторожно, словно змееконь в засаде, Агафон просунул сначала нос, потом голову в приоткрытую створку и одним жадным испуганным взглядом ухватил открывавшуюся картину.
Длинная, утонувшая в грозовом предрассветном полумраке кухня зияла холодной чернотой огромных, как норы гиперпотамов, каминов. Перевернутые столы, бочки, чаны, корзины, скамьи и прочая мебель пополам с утварью слагались в горы и горные массивы вдоль прямого как стрела прохода. Единственное озерцо света, озарявшее не видимых доселе собеседников, исходило от камина в самом дальнем конце.
Один из них наклонился и, похоже, потыкал в огонь кочергой, разбивая не прогоревшие поленья. Задремавшее было пламя встрепенулось, подскочило, мгновенно подсвечивая стоявшую вполоборота к нему фигуру, и тут же метнулись пучками разноцветные искры драгоценных камней – словно шатт-аль-шейхский калиф в вывернутом наизнанку плаще Гаруна аль-Маруна заглянул на огонек – озаряя зеленую кожу, безволосое лицо и голову, уши, похожие на рога, колючие черные гребни вдоль рук и ног…
Чародей вздрогнул и юркнул назад.
- Что там? – нетерпеливо прошептал рвущийся в бой де Шене.
- Двое бугней, - загробным голосом ответил маг.
- Кого?..
- Чего?..
- Бугней. Тех зеленых уродов из легенды. Телохранителей Гавара. Родственники гугней – только поумнее, позеленее, и любят всё блестящее и красивое.
- А ты не путаешь? – прищурилась принцесса.
- Рост за два метра, усыпанные самоцветами словно елка в калифском дворце, зеленые… Угадай с трех раз, кто это?
- Оружие есть? – ничуть не обескураженный новостью, требовательно уточнил Люсьен.
- Наверное…
- Тс-с-с-с! – сердито шепнула Изабелла. – Они снова заговорили!
И люди опять прильнули к щели.
- …Давай человека женщину? – спрашивал тем временем бас.
- Хозяин тебя самого потом!..
- Давай?.. – не отставал хрипатый. – Вкусно!
- Уйди, - был неизменным непреклонный ответ.
Тогда гурман сменил тактику.
- Гдддр, зачем хозяину человек женщина? Не нужна! Бугни ее есть – хозяин спасибо сказать!
- Зачем? Тебя не спросить, Грррм!
- Давай! Не заметить хозяин!
- Уйди.
- Кусочек? Маленький?
- Молчи! – яростно рявкнул кулинар, но в голосе его дрогнули и зазвенели на всю кухню басовитые струны сомнения.
- Давай ногу? – услышал вожделенную музыку и усилил атаку хрипатый.
- Скоро…вородкой… кинуть? – пригрозил искусителю1 повар.
- Не нужно человеку женщине ногу! Убежать с ногой! – отыскал еще один убойный аргумент настырный – или измученный змееконной диетой – Грррм. – А бугень – ловить как дурак!
- Убежать, точно…
- Да в болоте утонуть, с ногами вместе… Добро пропадать!
- Пропадать… - задумчивым эхом вздохнул повар.
Изабелла гневно дернулась, и только проворное вмешательство шевалье не позволило переключить зеленым гурманам внимание с ножек герцогини на голову ее племянницы.
- Я требую немедленно разделаться с этими мерзкими людоедами!!! – яростно прошипела принцесса, вырываясь из крепкой хватки Люсьена. – И как ты смеешь прикасаться ко мне, нахал!
Агафон сжался: казалось, звук пощечины мог быть слышен на другом конце кухни даже за дверью и на фоне кулинарных дебатов бугней.
- Если так называемые рыцари и великий маг сию секунду не вылезут из своей норы, то я пойду сама и…
- Выцарапаете им глаза? Выскажете всё, что про них думаете? Дадите затрещину – если допрыгнете? С которого начнете? – ушатом холодной воды пролились на пылающий гнев королевской дочери слова недрогнувшего шевалье. – А если кричать еще громче, то они придут сами, и вам не придется утруждать себя дорогой через кухню, ваше высочество.
Принцесса глухо рыкнула, закусила губу, сжалась, словно пружина арбалета, и замолчала – то ли осознав всю нелепость своего порыва, то ли собирая новые аргументы и силы.
- Как ты посмел притронуться к ее высочеству? – сообразив, что может, наконец, сказать что-то, за что не будет обруган или высмеян, сурово набычился и свел брови на переносице Лесли.
- Если это был вызов… - сверкнули в ответ недобрым огоньком очи де Шене.
- Тихо!!! – шикнула вдруг за плечо не отрывавшаяся на очередное представление Грета. – Они выходят!!!
- За тетушкой?! – снова взвилась Изабелла.
- Не знаю! Пока вы там… развлекались… заглядывал еще один бугень, позвал этих, и они выходят… вышли! Без еды!
- К тетушке?!..
- Заходим быстро! – выпустил из рук принцессу и рванул тяжелую створку на себя шевалье.
Петли коротко скрипнули.
- Никого? Точно? – замешкался, не желая покидать относительную безопасность, Агафон.
В дальнем конце коридора за их спинами, словно в ответ, послышались медленные шаркающие шаги, и отряд моментально и дружно, оставив сомнения, юркнул в образовавшуюся щель.
Вприпрыжку, не отрывая взглядов от двери в дальнем конце кухни, готовые при первом же признаке возвращения бугней шмыгнуть в заливавшую еще развалы тьму, спасатели тетушек за полминуты домчались до противоположного конца поварни, освещаемого разожженным камином. Рядом с ним – скорее, в качестве сиденья для повара, нежели как кухонная утварь – лежал перевернутый котел. Над огнем обреченно обугливался на вертеле огромный бесформенный кусок мяса. У стены, в тени разделочного стола, растянувшись во всю длину, лежал с изодранной сломанной шеей небольшой змееконь – добыча, принесенная дрессированным – или дружественным – жаборонком бугням на завтрак. Чуть поодаль расположился объемный ларь.
Шестым чувством не евшего почти сутки человека его премудрие понял, что и где ему сейчас больше всего надо, подобно самонаводящейся стреле устремился к ларю и без раздумья распахнул крышку.
Компания радостно охнула, на мгновение позабыв и про томившуюся где-то в сердце вражеской цитадели герцогиню, и про бугней, и даже про Гавара.
- Колбаса!..
- Сыр!..
- Репа!..
- Хлеб!..
- Набираем и прячемся!!! – скомандовал Люсьен, осторожно выглянул из полуоткрытых дверей, осмотрелся и выскользнул в опустевший коридор.
По первому пункту блиц-плана шевалье уговаривать не надо было никого.
Даже если бы повар разрешил своему обжоре-приятелю приобщиться к кулинарным благам человечества, вряд ли он причинил бы припасам колдуна больший ущерб, чем четверо голодных, как сто рукоедов, людей. Сыр, колбаса, репа, хлеб, зелень, редиска – все пошло если не сразу в рот, то в карманы, за пазуху или в подол.
В считанные секунды недельные запасы Гавара уменьшились едва ли не в половину, и только тогда экспедиционный корпус, превратившийся в отряд фуражиров, вспомнил, зачем он здесь, и заметался: куда?..
И где де Шене?
Дверь глухо скрипнула, заставляя застигнутых врасплох людей подскочить, роняя экспроприированное, и в кухню просунулась голова Люсьена.
- Дальше по коридору есть комната – чулан, наверное. Похоже, заброшенная, - торопливо заговорил он, пропал из виду, снова появился – бледный и взволнованный:
- Скорей туда! Кто-то идет!!!..
Девушки в сопровождении лесоруба метнулись в открытую рыцарем дверь. Агафон, с заполненными до отказа руками, подцепил носком сапога откинутую крышку опустошенного сундука, виртуозно принял ее на колено другой ноги – чтобы не хлопнула, поглядел, не обронено ли чего, зафутболил в развалы мебели две репы и полкруга копченой колбасы, и только потом со всей прыти рванул туда, куда указывал шевалье.
Де Шене успел заскочить в облюбованный чулан последним – и вовремя: из-за угла, вместе со светом факела, бормоча вполголоса что-то несвязно-сердитое, показался бугень. Тиская в зеленых гребнистых лапах нечто большое и, не исключено, когда-то белое, вошел он в кухню и пропал из виду.
- Захватим? – дрожащим от возбуждения и страха шепотом спросил Лесли и пригнулся, сжимая топор, готовый выскочить вслед зеленому монстру – и будь, что будет.
- Погоди. Если он пойдет с едой и один, я за ним лучше прослежу, - быстро отозвался рыцарь.
Лесли, скорее почувствовав, чем сообразив, что сказала бы сейчас принцесса, так же импульсивно бросил, вложив в еле слышный шепот оглушительную дозу презрения:
- Трусишь?
И тут же внутренне охнул, смутился и сжался от стыда и отвращения к себе, словно в ожидании заслуженной пощечины.
Оскорбить неплохого, в общем-то, парня, только потому, что так пожелала бы Изабелла?.. Даже не думая?.. Походя?.. Как она с ним, так и он – со всеми?.. Нате, получайте?..
Но…
Но я же не такой!!!..
Вернее, был не такой.
Еще позавчера утром.
Господи… что со мной… зачем это всё?.. отчего я согласился?.. что я делаю?
Каким я стал?!..
Было почти физически ощутимо, как в ответ на обиду шевалье напрягся, сжимая огрызок дубины, застыл на грани взрыва…
Но сдержался.
- Просто у него ума больше, чем кое у кого из здесь присутствующих, - как бы невзначай пробормотала Грета.
- Послушай… - набравшись духа, начало было Лесли, но принцесса сердито шикнула на спорщиков.
Дверной проем, озаренный смешанным оранжево-серым светом догорающего огня и разгорающегося утра, заполнился вдруг широкой тенью, и в коридор шагнула громадная мускулистая фигура, обмотанная вокруг талии той самой белой когда-то тканью, с корзиной в одной руке и с факелом – в другой.
- Лакей?!.. – тихо, но нервно хихикнула Изабелла.
В корзине, распространяя на все стороны запах фатально горелого мяса, лежал так и не снятый с вертела кус. Меж прутьев, ручками вниз, торчали три ложки, две из них, наверняка, вместо вилки и ножа. Слева от мяса лежало нечто напоминающее скомканную половую тряпку – салфетка, если следовать логике. Справа приткнулась литровая деревянная кружка с шарнирной крышкой. Что было налито в нее, оставалось только догадываться. Довершали сервировку три репы, эстетично и симметрично разложенные кверху хвостиками по краям корзины.
Сразу было видно, что Гавар заказал для своей пленницы обслуживание по высшему классу.
Не переставая ворчать и не оглядываясь по сторонам, кашевар ссутулился и широким сердитым шагом существа, которого помимо своих прямых обязанностей заставляют заниматься ерундой, направился в ту сторону, откуда появился несколько минут назад.
- Догоним? – неуверенно вопросил лесоруб у темного, звенящего нервным напряжением и дурными предчувствиями пространства чулана.
Де Шене выглянул настороженно, прислушался, затаив дыхание – никого. Сонную, чтобы не сказать, мертвую тишину замка нарушала лишь мерная поступь быстро удаляющегося бугня и его затихающее бормотание.
И не успел никто возразить, или предложить иной план, как де Шене выскользнул за дверь и неслышной тенью пропал во тьме погруженного в остатки ночи коридора.
Оставшимся в относительной безопасности заброшенного чулана людям не оставалось теперь ничего иного, как только сидеть, молчать и ждать1.
Первая ласточка тревоги прилетела, как всегда, неожиданно: в дальнем конце коридора, в стороне, противоположной той, куда ушли кашевар и Люсьен, зародился и стал расти в громкости тяжелый топот нескольких пар ног и голоса – низкие, сиплые, грубые.
Бугни.
Они приближались к укрытию людей, оживленно обсуждая что-то, но отрывистые коверканные фразы то и дело тонули в звуке шагов, звоне пряжек, снаряжения и оружия.
Маленький отряд затаил дыхание, прижался к стенам и замер.
Грета взвесила в руке свой камень и взяла на прицел дверной проем.
Изабелла ухватила покрепче похищенную на кухне кочергу.
Лесли встал у двери с топором наперевес.
Агафон притаился с другой стороны от входа, взял наизготовку палочку, словно меч, и даже перестал жевать.
Дойдя до полуоткрытой двери их убежища, слуги Гавара остановились, обменялись настороженными восклицаниями и принялись принюхиваться.
- Мясо…
- Гореть…
- Опять…
- Гнусь…
- Горелое мясо хозяин есть!
- Я и говорить… Хозяин – а есть всякую гадость.
- Тебя не спросить!
- А жалко. Я бы ему сказать.
- Гдддр говорить, хозяин человека женщину привести. Еще ее горелым мясом кормить теперь, - прохрипел знакомый уже бас.
- Гдддр врать! Хозяин никуда не ходить, бугни никуда не ходить, как он человека женщину привести?
- Гмммр сам дурак! Хозяину привести – ходить не надо! Грррм видеть. Хороший человек женщина. Мягкий. Свежий.
- У хозяина вкус проснуться! – последовало одобрительное восклицание.
- Бугней угостить? – оживился другой.
- А если это любовь? – предположил Грррм.
Товарищи его завяли.
- Если любовь – то не угостить… Только когда поссориться…
- Бугни немного подождать! – нашелся оптимист – знаток семейной психологии, и гурманы воспрянули духом.
- Пойти смотреть!
- Нога моя! – торопливо оповестил знакомый бас, и три пары сапог тяжело зашаркали, неуклюже перемещаясь от чулана дальше по коридору и вверх по лестнице.
- Омерзительные твари… Бедная тетушка Жаки… - дрожащим то ли от ненависти, то ли от жалости голосом тихо пробормотала Изабелла.
- Бедные мы… если поймают… - пробормотал студент.
- Типун тебе на язык! – шикнула Грета.
- А лучше им, - предложил лесоруб.
- Думаешь, это отобьет у них аппетит? – мрачно изрек Агафон и снова затих, прислушиваясь – настороженно и мучительно – к приглушенным, но звенящим скрытой опасностью звукам вражьего замка.
Где-то вдалеке, за окнами кухни, вяло догромыхивала остатками грома уходящая гроза. Дождь со всей дури лупил по крышам и ржавым железным подоконникам. Ветер с веселым посвистом гулял по коридорам и переходам. Вернулся, помахивая корзиной и ворча под нос что-то унылое, повар. Ревматически поскрипывали старые балки и перекрытия. Лениво скреблась под полом мышь. Этажом или двумя выше кто-то уронил что-то большое и звонкое…
Кто-то кричал.
- Это же… - моментально захолодело в груди Агафона.
- Люсьен! – потрясенным шепотом договорила за него Грета.
- Кабуча!!!..
Лесли молча скрипнул зубами и метнулся к выходу, но маг, угадав в темноте движение, вцепился и отчаянно повис у него на рукаве.
- Не вылазь! Всё равно не поможем!
- Они сожрут его!!!
- Так ты же об этом только и мечтал! – желчным шепотом выкрикнула Грета.
- Дура!!! – рявкнул Лес, стряхнул с себя крестного как сухой лист, ухватился за ручку двери…
- Стой! Шум приближается! – вцепилась в другой его рукав дочь бондаря.
- Они возвращаются! Тащат его сюда! – догадался студент.
- Затаимся и ударим им в тыл! – азартно прошептала принцесса, сжимая кочергу.
Агафон представил ее напыщенное высочество, выскакивающее из кладовки и ударяющее кочергой в тыл двухметровому вооруженному до зубов чудовищу, чудовище, хватающееся обеими руками за тыл и обнаруживающее там кочергу…
Если бы всё это не грозило произойти с ним и поблизости от него, хохотал бы он до вечера как минимум.
Но теперь только мысленно простонал.
А вслух, как крестный, не желающий прибавления своего подопечного – и самого себя – к быстро богатеющему рациону зеленых монстров, поспешно воскликнул:
- Все тихо – мы в засаде!
Дровосек, хоть и не особенно разбиравшийся в тонкостях стратегии и тактики освобождения заложников, согласился с предложением волшебника и принцессы и послушно притих, замерев у самых дверей с занесенным над головой топором.
Радостный сиплый гомон, шарканье ног и звон оружия быстро приближались – теперь уже оглашая первый этаж.
Надо ли говорить, что все разговоры гаварова воинства крутились вокруг органолептических свойств нового кандидата в меню.
Чародей усиленно навострил уши и раз за разом пытался проникнуть сквозь возбужденный бугнев галдеж и уловить хоть какие-то признаки того, что они не ошибаются, что де Шене действительно попался и сейчас находится с ними… Но ни голоса, ни звуков сопротивления шевалье слышно не было: если он и находился в плену у гаваровых приспешников, то или был без сознания, или затаился, выжидая удобный момент… для чего?
Побега?
Но, судя по коротко мелькнувшим за приоткрытой створкой заломленным за спину и скрученным кожаным ремнем человеческим рукам, такой момент мог не наступить никогда. А само «никогда» могло завершиться на разделочном столе бугней уже через десять минут.
Содрогаясь от отвращения и гнева, товарищи рыцаря застыли вдоль стен чулана, стиснув зубы и сжимая немудрящее оружие. Казалось, еще одно слово, один удар, один взрыв самодовольного гогота, больше похожего на рыгание – и они выскочат из безопасности своего укрытия и набросятся на мерзких тварей очертя голову, и провались тогда земля и небо…
И пополнят их меню еще на четыре блюда.
- Ну, сделайте, сделайте же вы хоть что-нибудь!!!.. – бессильно сжимая свое бесполезное оружие, стонала сквозь сведенные яростью зубы принцесса. – Вы, трусы, бахвалы, ничтожества, бабы!!!.. Надутые индюки! Крысы, зарывшиеся в свои норы…
Она говорила «вы», но Лес превосходно понимал, кого Изабелла имела в виду.
Ядовитые слова принцессы в своей несправедливой запальчивости хлестали и жгли почище любой плети, углубляя и без того воспаленные и кровоточащие раны, в изобилии покрывающие смятенную, растерянную, сконфуженную душу Лесли уже почти полдня.
Казавшиеся ему половиной жизни.
Самой ужасной ее половиной.
Лесоруб, вздрогнув и сморщившись, тихо застонал, словно от физической боли. Может, он и впрямь был трусом, бахвалом, ничтожеством и бабой – после десятого повторения этой литании в свой адрес он уже ни в чем не был уверен. Но даже такое никчемное и забитое существо иногда понимает, что если вывалиться наобум в самую гущу приспешников Гавара с тупым топором, кочергой и булыжником, то к своре кусачих и рвущих эпитетов, горстями швыряемых ему в затылок, можно будет прибавить еще один.
«Полный дурак.»
Если они потащат шевалье на убой, то пропади всё пропадом, стратегия и тактика, он выбежит и погибнет – но с чистой совестью… Но вот если бы только у них был шанс, всего лишь один, маленький, пусть даже самый крошечный шанс на победу…
Дверь кухни заскрипела, отворяясь.
- Они ведут его резать!..
Агафон положил руку на изогнутую ручку двери, выставляя другой волшебную палочку прямо перед собой, подобно копью1, вдохнул рвано, бросил крестнику «Выскакиваем на счет «три»…
- И чего это глупые бугни тут делать? – донесся из глубины кухни знакомый голос брюзгливого повара, и шестое чувство чародея дало подножку всем остальным, ухватило стоп-кран и рвануло, что было сил: «Стоять!!!»
- Стой!!! – рука волшебника слетела с ручки двери и, что было сил, вцепилась во взбугрившееся напряженными мускулами плечо крестника. – Погодим!
- Чего годить? – нетерпеливо прорычал дровосек, но потная от волнения ладонь чародея прикрыла ему рот.
- Тс-с-с… Сейчас увидишь…
- Гдддр, смотреть, человек мужик поймать! – возбужденно и радостно похвастался тем временем хрипатый бас.
- Вкусный!
- С поющей плесенью!
- Со слизью семирука!
- С желчью змееконя!
- Вку-усно, - одобрительно промычал кулинар, но тут же спохватился: - Хозяин видеть?
Градус энтузиазма в рядах зеленых гурманов упал.
- Хозяину не надо…
- Хозяину неинтересно…
- Хозяин человек мужик не есть!
- Дурень Гмммр! Хозяин должен знать! А если хозяин человек мужик призвать?
- Кому человек мужик, кроме нас, нужен?! Хозяину не нужен!
- У хозяина человек женщина есть!
- Да и ту он не есть…
- Не твоего брюха дело, Грррм! – сурово пресек попытку бунта на корабле повар. – Хозяину лучше знать!
Бугни, сознавая правоту кашевара, поникли.
- И чего теперь? Человек мужик не есть?
- К хозяину отвести. Хозяин сказать есть – бугни есть.
- Вести к хозяину!!!
- Хозяин сейчас делами заниматься, в раболатори, - сурово оборвал высунувшиеся было ростки оптимизма кулинар. – Не беспокоить. Не отрывать.
- Но человек мужик…
- Гнннр хотеть семируком стать? Иди к хозяину, когда хозяин некогда!
Конечно, Гнннр хотел этим утром многого, но стать семируком не входило даже в первую тысячу его немудрящих желаний. Поэтому обиженный бугень насупился и отступил.
- Куда человек мужик девать? – рассеянно пнув пленника, с горьким недоумением вопросил Гнннр.
- На кухню! – радостно предложил Грррм.
- Еще не хватать! – пресек покушение на свою законную территорию кашевар. – Вон кладовка, туда и девать.
Агафон мгновенно и с ужасом понял, какую кладовку имеет в виду повар и сдавленно охнул.
- Живым не дамся… - прошипел лесоруб и схватился за ручку двери...
Но тут Грррм уперся.
- Кладовка темно, человек мужик не видно, - капризно пробасил обжора.
- Комната есть с окном, там! – обрадованно воскликнул тот, кого называли Гмммром. – Бугни сидеть, кости играть, на человек мужик смотреть, аппетит нагонять!
- Гнннр аппетит нагонять не надо – надо аппетит разгонять… Скоро Гнннр семирука есть…
- Гнннр семирука есть – Грррм человек мужик кушать! – радостно провозгласил бас и довольный своим остроумием загоготал.
Два голоса скрипуче поддержали его, а один просто пробормотал:
- Грррм опять сострить, опять удачно…
- Ладно. Валить отсюда, дармоеды, - отсмеявшись, сурово провещал кулинар. – А у Гдддр нет времени – тушу разделывать надо, соус готовить. Или семирука принести?
Под возобновившийся скрежещущий гогот дверь кухни скрипнула, открываясь и закрываясь, а топот трех пар нечеловеческих ног стал медленно откатываться вправо по коридору.
И вдруг пропал.
- Зашли, злыдни зеленые, - прошептала Грета.
Его премудрие с тихим стоном выдохнул, прикрыл глаза и медленно осел по стенке.
- Испугался? – снисходительно пробормотал лесоруб.
- Это ты про себя? – огрызнулся маг.
Лесли по обретенной за полдня нервозной инерции хотел сказать в ответ что-нибудь язвительное или выспренное, чтобы произвести впечатление на избранницу, но призадумался на секунду, опустил глаза и смущенно хмыкнул:
- И про себя тоже.
- Снаружи бугни, внутри зайцы… - пробормотала с отвращением еле – но слышно – принцесса, словно хлестнула кнутом, и во мраке чулана повисла напряженная колючая тишина.
Лес вздрогнул, покачнулся, как будто настоящая плеть наотмашь стегнула его по лицу, и замер.
Кто-кто, а уж он-то знал, что при поединке человека даже с самым могучим деревом рано или поздно настает момент для решительного удара, после которого столетний дуб или упрямая лиственница рухнут, заламывая ветки как руки и панически шумя поверженными кронами. Как лесоруб, он знал и чувствовал, когда и какой удар станет для дерева последним.
Как человек, он знал и чувствовал, какой удар станет последним для него, и когда простой деревенский парень, вдруг возомнивший себя будущим королем, упадет и больше не встанет.
Было дерево – и нет дерева. Есть ветки, кора, корни где-то в земле, живая еще и зеленая листва, куча щепы и кремовая, с темными кольцами лет, сердцевина…
А дерево умерло.
Был лесоруб – душа-парень, рассудительный, добрый, надежный – и нет его…
Останется только согнувшийся под каблуком сварливой королевской дочери альфонс и лизоблюд, забывший собственные корни и собственное имя.
Она же права, принцесса! Как же она права! Я – заяц! Трусливый дурак, опасающийся и слово поперек ей сказать! Пустоголовый, надутый болван, замороченный россказнями про какую-то куму Уню, собственную необычайность и эту идиотскую корону, которая не на мою голову была выкована! И которая мне не нужна, если хорошо-то дурным котелком подумать! Зачем?! Зачем дровосеку и сыну дровосека королевство, роскошь и придворные?! Дома, в своей деревне, я был по-настоящему счастлив – хоть и понял это только теперь, когда до трона осталась всего пара шагов. Как же, оказывается, всё просто! Каждый должен заниматься своим делом: короли – править, а не хамить, волшебники – колдовать, а не сводничать, а дровосеки…
Дровосеки для начала должны расставить всё по местам.
И всех.
Начиная с себя.
- Я не заяц, ваше высочество, - неожиданно серьезно и сухо вдруг прошептал лесоруб, – не индюк и не крыса. Я – человек.
Изабелла презрительно фыркнула:
- Человек бы был уже на полпути к логову этих тварей с топором наперевес! Но, похоже, твой топор, принц Агафон, гораздо больше твоей отваги, как бы ты ни пыжился. У тебя только слова льва – а сердце мыши!
- Это еще ничего, - прошептала Грета. – У одной моей знакомой слова соловья, а мозги курицы.
- Что?.. – ахнула от столь неслыханной дерзости Изабелла.
- Кума Уня. Из дома напротив. С пионами в палисаднике. Я про нее говорю. Помнишь ее… а-а-а… э-э-э… Агафоникус?
- Конечно, - уверенным шепотом сообщил студиозус. – Кума Уня. Кто же еще. Как же ее не помнить… заразу… А ваше высочество, если не секрет, про кого подумало?
Холодная, кипящая льдом тишина была ему ответом.
- Ну, так что делать будем? – нарушила молчание с минуту спустя дочка бондаря.
- Надо поглядеть, куда они его забросили, - не задумываясь, словно ожидал этого вопроса, выдохнул Лесли. – Я пойду.
- Куда ты пойдешь в своих бахилах! – тут же вскинулся маг. – Неслышнее тебя ступает только пьяный медведь на протезах! А там же красться надо! Пойду я!
- У вас у всех обувь на ногах, а у меня – портянки, - ни с того, ни с сего сообщила вдруг крестьянка, и не успел никто ничего понять, как девушка проворно приоткрыла пошире дверь и ловко выскользнула наружу, как злополучный Люсьен за полчаса до нее.
- Грета!!! – рванулся за ней Лесли.
- Тихо!!! – рыкнул на него маг, вцепляясь в запястье обеими руками. – Не ее услышат, так тебя!
- Грета…
- Тихо, парень… тихо… Она молодец. У нее получится, - успокаивая не находящего себе места лесоруба, говорил чародей, но так мало, так катастрофически мало верил своим же словам…
Озадаченная новым, непонятным для нее раскладом Изабелла недоуменно хмыкнула, непонимающе хмуря брови, но тут же шагнула вперед и требовательно дернула за рубаху дровосека.
- А тебе не кажется, принц Агафон, суженый мой – ряженый, что ты не в ту сторону поглядывать начал? И это еще до свадьбы!
Еще час… да что там – час, полчаса назад вид ревнующей его принцессы пролился бы сладчайшим бальзамом на измученную душу Лесли, и он возрадовался бы, воспрянул духом и с готовностью бы повинился во всех грехах – мыслимых и немыслимых, даже если бы ни в чем и не был виноват…
Но не теперь.
Сейчас выбор его был сделан.
И пусть оскорбленная и преданная Грета никогда не взглянет в его сторону, и плеваться будет при виде своего бывшего приятеля каждый раз, но и игрушкой он больше не будет – ни для вздорной королевской дочери, ни для непутевого фея.
- Я… - отважно собравшись с духом, проговорил Лес. - Я…
И тут в коридоре послышались тяжелые шаркающие шаги.
Они приближались со стороны, противоположной той, куда ушла Грета – неспешно, вразвалочку, вальяжно шествуя по гладкому камню холодного пола, и с каждым неторопливым шагом напряжение в затихшем чуланчике росло и умножалось, кристаллизуясь в страх, отчаяние и слепую отвагу.
Топ-топ-шварк-топ-шварк…
Топ-топ-шварк…
Топ…
Стоп.
Шаги остановились прямо напротив их двери.
Агафон побледнел как полотно и выставил палочку перед собой.
Лесли, не издав ни звука, занес над головой топор и отступил на полшага, чтобы сподручнее было бить.
Принцесса замахнулась кочергой.
Дверь скрипнула, приоткрываясь…
Топор, кочерга и палочка просвистели в воздухе одновременно1.
Если бы у розовых валенок с рыбными калошами была голова, шея или хотя бы туловище…
- Ч-что это?.. – пискнула ее высочество, потрясенно разглядывая нерешительно остановившееся в проходе чудо современной магии.
На случай, если принцесса от переживаний ослабела зрением, студиозус любезно проинформировал:
- Обувь Греты накупалась.
Непонятно как, но у всех троих создалось стойкое впечатление, что довольно истекающие розовой водицей валенки близоруко оглядывали темноту чулана, выискивая свою хозяйку.
- Она… э-э-э… вышла, - едва понимая,