Geum.ru

Живописец, график, посвятивший себя изображению высоких гор

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   55


Утром продолжается снегопад... Надеясь на улучшение погоды, до обеда провалялись в мокрых палатках. Но никакого улучшения не дождались. И под снегопадом мрачно свернули бивак и отправились к началу подъёма на следующий перевал.

...Ничего интересного и примечательного весь день: обычная изнурительная переноска тяжести по сильно пересечённой местности — то по крутому льду, то по снегу, то по сыпучим осыпям, то по ломким скалам. И ещё через довольно широкую и бурную речку на леднике удачно перебрались...

А снег метёт, как на родном Кавказе в межсезонье!

...Вечером вдруг вспомнил, что у меня сегодня день рождения, а вчера был день рождения моей старшей дочери Юлии. Пригласил гостей на званый ужин: фраки не обязательны, можно в галошах.

- За сбычу мечт!

Пахнуло чистым спиртом. Запах вечности... Загрызли мороженым яблочком, запили чайком. Дружно задымили. Хорошо! Даже отлично! Замечательно и восхитительно!


...Сутки просидели на месте, пережидая снегопад. А сегодня двинулись вверх. На перевал будем заруливать через узловую вершину — так проще и безопаснее.

По карману морены подошли к основанию контрфорса и полезли на него по очень крутой живой осыпи. Чтобы не поранить сорвавшимися камнями тех, кто идёт ниже, поднимаемся зигзагом, плотненько друг за другом. Жутко утомительно — при каждом шаге вверх, на полшага сползаешь вниз...

Выше дыбятся скалы. Несмотря на устрашающий вид, на крутизну и изрядную заснеженность, прошли их неожиданно легко. По скалам вскарабкались на гребень контрфорса. Гребень скально-осыпной, то выполаживается удобными для ночлега площадками, то вздыбливается скальными стенками.

Лезем вверх. Через гребень, вокруг нас, извиваясь и клубясь — облака. Средь них — в радужном ореоле — солнце. Из-за облаков вдруг вывернул орёл и в крутом вираже прошёл близко, вплотную над нами: в могучих крыльях громко шипит рассекаемый воздух.

...Выбрались к предвершинному взлёту — это ледовая стена. Надели кошки. Оставив на гребне рюкзаки, налегке вверх пошла связка Аракелов — Осадченко. У Алика в руках ледовые молотки: вонзил в лёд круто загнутый острый клюв — подтянулся вверх. Левый, правый... Ещё раз, ещё... Теперь скалывает лёд, готовя место для ледобуров. Перемёрзший лёд выкалывается большими круглыми линзами, и они со свистящим урчанием несутся вниз, бешено вращаясь, как циркулярные пилы. Ой, не дай Бог оказаться у них на пути!

Передовая связка всё выше. Всё длиннее верёвочная дорога наверх. Сто метров вертикальных перил... Ещё сорок метров... Ещё сорок...

Аракелов уже у верха стены, ему осталось сделать последнее усилие. Устал. Остановился, балансируя на передних зубьях кошек, вырубил широкую лохань для обеих ног. Василий его страхует, прилепившись к сверкающей ледяной крутизне в тридцати метрах ниже.

Связка это не просто два человека, связанные длинной верёвкой. Связка — это единый организм, где общие и чувства, и мысли. Верёвка здесь не просто рабочий инструмент, пучок капроновых нитей, а пучок напряжённых нервов...

Пошли... Первый взобрался до верха стены — крохотная оранжевая фигурка рельефно рисуется на фоне синего неба. Неожиданно ярко вспыхнул острый солнечный блик на каске.

— Верёвки три метра! — предупреждает Осадченко.

Аракелов поднимается ещё.

- Верёвка вся! — кричит Василий.

Алик, прижавшись к стене, тянется вверх, пытаясь заглянуть за перегиб. Мы напряжённо следим за его движениями, бессильные помочь. Бросает в жар даже в бездеятельности — психическая энергия проявляется, как механическая.

— Довяжите сороковку! — доносится сверху.

— Есть!

- Пошёл!

Аракелов скрылся за перегибом... Вновь замаячил на фоне неба — тюкает стену ледорубом. Вниз с фурчанием летят ледышки. Завинтил крюк, прощёлкнул в карабин верёвку и ушёл за перегиб. Долгая тишина. Наконец, еле слышный крик: — Страховка готова!.. Идите!..

Народ слегка засуетился, выражая готовность и нетерпение.

...По очереди поднимаемся по стене, подтягиваясь на жумарах. Как мешает рюкзак! Но напряжённое ожидание сменилось напряжённой работой, а это проще. И всё же, тяжко даётся подъём… Пять кило высоты это, как ни крути, пять кило...

Солнце, катясь по вечной дуге своего дневного маршрута, к моменту, когда мы корячимся на ледяном отвесе, бьёт в него своими лучами так, что они почти стопроцентно отражаются от полыхающей поверхности льда и пронзают зрачки, обжигая сетчатку глаз. Без защитных очков работать невозможно. Но жарко, пот заливает глаза, стёкла запотевают, очки мешают и раздражают до бешенства.

Пульс в отчаянии. А в сознании единственная забота о плавности движений — чтобы не сорвать ритм дыхания.

И вдруг — всё! Стена внизу, позади.

По аракеловским следам, а дальше по свежим следам ирбиса — снежного барса, выходим на гребень.

Спуск несложный. Легко и скоро топаем, иногда глиссируем в связках, страдая лишь оттого, что затянувшие всё вокруг плотные тучи не дают увидеть пик Ленина.

Привычно повалил снег.

Но в какой-то миг тучи ненадолго расступились. И мы увидели! Вершина неожиданно открылась так высоко, что мы невольно замерли, задрав головы, поражённые грандиозностью Горы — она закрывает собой полнеба…


…Ботинки утопают в пыли выветренного гнейса. Через простенький перевальчик, громко именуемый перевалом Путешественников, идём в высотный Международный альплагерь, расположенный на «Луковой поляне» у языка ледника Ленина, чтобы пополнить запас продуктов и бензина. С тропы, по которой спешим вниз, прекрасно во всех деталях виден предстоящий путь подъёма на перевал Крыленко. Зрелище впечатляющее, но не сказать, что приятное: склоны перегружены свежим снегом, в любое мгновение готовым рухнуть лавиной...

О том же толкуют нам в лагере на «Луковой поляне» альпинисты. Оказывается, из-за лавинной угрозы, в нынешнем сезоне с ледника Ленина по стене на перевал никто не отважился подниматься. Земляки и приятели нашего Юры Голубова – знаменитые харьковские альпинисты Бершов, Москальцов и Туркевич советуют заходить на перевал через вершину Раздельная и пик Ленина. Говорят, так безопаснее. Великие-превеликие, заслуженные-перезаслуженные Ильинский и Моногаров, угощая арбузом, предлагают более реальный вариант — через скалу Липкина подняться на вершину 6514 в Восточном гребне пика Ленина и с неё спуститься на перевал Крыленко.

Утро вечера мудренее, завтра решим, что делать...

Упаковав в рюкзаки заброску, и распрощавшись с гостеприимными хозяевами, отправляемся в обратный путь, вверх на свой бивак.


...Грустные, всё более наполняющиеся безнадёжностью, наши взгляды, вырвавшись из заиндевелой тесноты палаток, неизменно упираются в снегопад.

Вообще-то, в горах к ожиданию относишься спокойно. Это в городе десятиминутная задержка трамвая вызывает раздражение и рушит планы. А в горах, выработанная столетиями терпеливость охотника, ещё не утрачена. Она разлита здесь в воздухе, сконцентрирована в ледниках и скалах. И постепенно вживаешься в общий мудро-неторопливый ритм вечной, постоянно обновляющейся жизни природы. Прождать денёк-другой здесь не стоит почти никакого нервного напряжения.

Наверное, потому, что ожидания в горах неизбежны. Суета и нервозная торопливость в горах ничего изменить не могут. Вот бы всем понять, что они и в городе не могут ничего изменить.

Но когда непогода слишком уж наглеет, как сейчас, тогда терпеть становится невмоготу.

…Почти не едим. Пытаемся решить неразрешимую задачу: как сохранить и силы, и продукты, и бензин для продолжения маршрута. Ведь наступит же когда-нибудь ясная погода!

Ну и лето нам досталось!

Нужно выдержать, переждать снегопад. Нужно морально не сломаться, не свалить вниз к гостеприимному теплу кишлаков, к урюковым и тутовым рощам, к жаркому и душистому костру из смолистой арчи.

…Обидно теряя время, валяемся в заметённых снегом палатках на леднике у подножья пика Ленина. Уже и анекдоты все рассказали, и в карты, и в крестики-нолики, и в морской бой наигрались до одури. Скучно. А толстый слой рыхлого снега нарастает на склонах, и всё чаще сквозь непроглядные тучи доносятся реактивные гулы лавин.

Снег сыпет и сыпет...

Но ведь должен пробить наш час! Должно же прийти время чистого неба и яркого солнца, время нашего пути вверх!..


Маршрут подъёма мы определили — пойдём через скалу Липкина. Называют её так с 1937 года, когда здесь совершил вынужденную посадку самолет Р-5, пилотируемый лётчиком Липкиным. Заслуженный мастер спорта Евгений Белецкий так описал эту историю: «...Точно в назначенное время до нас доходит ровный гул мотора, и мы приготавливаемся к приёму груза.

Первый ящик сброшен благополучно. Сделав разворот, Липкин снова ложится курсом на нашу площадку.

Но тут мы видим, что самолёт внезапно начинает терять высоту. Как будто какая-то невидимая рука прижимает его к склону, а затем совсем близко от нас бросает камнем вниз. Катастрофа неминуема: мысль о посадке здесь, на куполе шириной несколько метров, кажется невероятной. А вне нашей площадки — гибель: слева и справа нас окружают глубокие пропасти.

Самолёт мчится на нас, за снежным склоном мы видим уже только мотор и верхнюю плоскость падающего самолёта. Замедляющийся бег, самолёт делает последний прыжок и зарывается мотором в снег в нескольких метрах от нас.

Проваливаясь в глубоком снегу и забыв о трещинах, мы бросаемся к самолету. Помогаем штурману Сысоеву освободиться от ремней, он невредим. Липкин уже на ногах.

Как мы узнали позже, причиной аварии был мощный нисходящий поток воздуха, который прижал самолёт к склонам пика Ленина. В этот момент, сорвавшийся со склона осколок льда, попал в пропеллер, и тот разлетелся на части. Самолёт начал падать, единственным спасением была посадка на площадку лагеря 5200. Только лётное мастерство Липкина позволило осуществить её благополучно.

Внезапно начинается снегопад, а наши гости, попавшие сюда таким необычным путём, одеты очень легко. На Липкине щёгольская кожаная куртка, пилотка и начищенные до блеска хромовые сапоги; Сысоев в лёгком комбинезоне. Кто-то приносит из палаток верёвку, и мы предлагаем лётчикам связаться с нами.

Они делают это не совсем охотно, и уже на ходу альпинист Искин начинает рассказывать им что-то о трещинах. Но его объяснения обрываются на полуслове, я оборачиваюсь и вижу над снегом только голову Искина и его руки, уцепившиеся за края скрытой трещины: Сысоев с испуганным лицом держит натянувшуюся верёвку. Наступает разрядка, все мы хохочем; лётчики получили первый наглядный урок по альпинизму...»


...Тихий шорох падающего снега не прекращается. Периодически приходится стучать кулаками в потолок палатки, стряхивая наваливающийся снег, чтобы не порвалась ткань. При этом с потолка отвратительно брызжут ледяные капли конденсата.

Мучит голод — ничто так не возбуждает аппетит, как ничегонеделание и дефицит еды.

А время уходит! И, как ни экономим, уменьшается запас продуктов и бензина. И тают силы. Постепенно мы теряем самое нужное, самое ценное и важное из того, что человеку помогает в горах — надежду на успех.

Но, все-таки, лучше от непогоды страдать здесь, чем на море — у моря ждать хорошей погоды ещё обиднее и противнее.


Подъём в час ночи – есть погода!

Жгучий мороз. Рюкзаки и верёвки хрустят, ботинки как камень, палатки не гнутся. Пронизывающий ветер порывами достигает ураганной силы. С трудом сворачиваем лагерь.

Почему-то чудится запах сирени и сосновой хвои.

На небе колючие звёзды и никаких облаков. Над голубовато-искрящимся в звёздном свете ледяным гребнем, вернее, кажется, прямо на нём, ярко сияет зелёная звезда — словно НЛО посадку совершил.

Луны нет, двигаться можно только, освещая путь фонариками. Осветить Памир фонариком?!

Бредём, почти на ощупь, по ледяным и каменным валам и ухабам, спотыкаясь, скользя и падая.

Пересекли ледник и начали карабкаться по обледенелым крутым осыпям и заснеженным сыпучим скалам на скалу Липкина.

Из прозрачного, светлеющего на глазах полумрака утренних сумерек постепенно выступает ледяная цитадель — пик Ленина.

Взошедшее солнце плавно освещает его огненным светом. Ледяные грани склонов засверкали.

...Вскарабкались на ледяной купол скалы Липкина. Аракелов жалуется, что совсем не чувствует пальцев на ногах. Он очень сильный, выносливый, волевой и терпеливый парень — если пожаловался, значит, действительно, худо!

Алик с трудом разулся — носки к ботинкам примёрзли. Хлещем побелевшие ступни репшнуром, растираем пальцы шерстяной варежкой. Наконец заскулил Аракелов, запричитал — восстановилась чувствительность ног.

Взгромоздили на себя рюкзаки и по краю скального обрыва пошли вверх, поближе к солнышку.

Приятно не валяться в тесной заледенелой палатке, а работать на склоне! Во всём теле разлита радость. Радость от колебания верёвки при каждом движении связки, радость от каждого своего шага, от каждого усилия, затраченного на этот шаг.

…Медленно пробиваемся сквозь глубокий снег по крутизне вверх. Мы опять забрались выше пяти километров. Организм как барометр чутко реагирует на увеличение высоты: понижается давление атмосферы – снижается работоспособность. В голове пульсирует боль. Пульс зашкаливает. Дыхание частое, прерывистое, хриплое. Да ещё очки постоянно запотевают!..

Входим в ледопад по ориентирам, намеченным ещё снизу, с бивака.

О, памирские масштабы! То, что издали казалось пологим склоном с неширокими трещинами, по мере приближения увеличивается, растёт в ширину и высоту, выгибается крутизной, местами взметнувшейся почти отвесно…

Вдруг рядом с нами совсем из ничего, просто из прозрачного голубого воздуха, солнечного блеска и снежного сверкания, родилось симпатичное розовое облачко и поплыло рядом. У Александра Блока читал: «...Небо было глубокое, синее, и вдруг вздулось на нем белое облако. И я сказал: что нам сажать розы на земле? Не лучше ли на небе? Но было одно затруднение: земля низко, а небо — высоко. И пришлось учиться магии — небесное садоводство».

...Запрокинув головы, смотрим на предстоящий путь, и сосём таблетки глюкозы... На террасу выше ледопада выбраться сегодня не сможем — здоровья не хватит... И сюда-то еле взобрались.

Всех сотрясают приступы кашля. Мы предельно усталые, багровые и потные. Со всех сторон окружены застывшей водой — льдами и снегами, но подыхаем от жары и жажды. После двенадцати часов таких усилий при таком зное организм сильно обезвожен и каждому из нас требуется выпить не по одной кружке воды. Но живой, жидкой воды здесь нет. Добыть её можно, лишь плавя снег и лёд. А с бензином у нас напряжёнка.

Постепенно солнце снижается к горам, и день медленно угасает. И сразу – мороз.


...Середина августа. Раннее-раннее утро. Причудливый горный мир залит ещё лунным светом, но наш новый день начался.

Предстоящий путь волнует — чувствуется по напряжённым взглядам, которые то один, то другой, упаковывая рюкзак, украдкой бросает вверх.

- Пошли!

«…Обвалов сонные громады с уступов, будто водопады, морозом схваченные вдруг, висят нахмурившись вокруг…»

Высота уже 5480. Медленно бредём по глубокому сыпучему снегу.

Чем выше, тем конфликты с природой острее и болезненнее. Ясно ощущаем свою уязвимость, свою мизерность, свою абсолютную зависимость от малейшего погодного каприза.

Конечно, в любой момент мы вольны прекратить подъём и повернуть назад, где с каждым метром сброшенной высоты, будет добавляться кислорода в воздухе и в крови. Но мы лезем всё выше.

...Высота уже 5590. Идётся, в общем, неплохо. Утренняя лень преодолена, мы размялись, вработались и, сменяя друг друга, довольно бодро топчем в глубоком снегу ступени — всё вверх, да вверх.

Но вдруг какая-то подспудная тревога в душе шевельнулась, и подумалось: когда всё хорошо и нет особых поводов для тревоги, нужно быть особенно бдительным...

Начинаем обход ледопада справа по крутизне. И тут чей-то истошный крик: - Лавина!

Она сорвалась прямо над нами... Мы на её пути... Убежать невозможно... Надежда лишь на везение!

...Слава Богу, зона отрыва оказалась над нами невысоко, и лавина не успела разогнаться. А мы стояли на пологой терраске, ещё не вышли на крутяк, и успели вонзить в снег на всю длину ледорубы, и намертво уцепившись, упали на них грудью. Лавина перехлестнула поверху.

Выбрались из-под снега. Отплевались, высморкались, вытрясли снег из ушей. «Снежная маска» Блока вспомнилась:

И снежных вихрей поднятый молот

Бросил нас в бездну, где искры неслись,

Где снежинки пугливо вились.


Сердце медленно поднялось из пяток и возвратилось на своё постоянное место.

…Чтобы не подрезать лавиноопасный склон, пошли по крутяку прямо в лоб — по линии падения воды.

Шебеко, идущий первым, не учуял скрытую под снегом трещину. И рухнул в неё. Но Осадченко держал верёвку связки внатяг. И Костя глубоко не провалился. Повис на страховке.

Наша связка подобралась ближе, я подстраховал, и Аракелов помог Косте выбраться.

Разыскали снежный мост через трещину, проползли по нему с попеременной страховкой. И – выше: то проваливаясь в снег по пояс, то вырубая ступени в голом льду. А солнце слепит и печёт немилосердно, и жажда донимает. А ноги в промокших ботинках деревенеют от холода.

...Раскачивается в небе в такт шагам ослепительно полыхающий солнечный диск... слезятся воспалённые глаза... ноют суставы... мышцы окаменели… пульсирующая боль в голове... свистящая одышка... хриплый кашель... бесконечная жажда... опустошённость и угнетённость...

Беспредельные, вставшие на дыбы поля глубокого рыхлого снега. И на гребне гигантские карнизы. Необходимость поскорее убраться из-под карнизов заставляет делать, и делать, и снова делать следующий, и ещё следующий, и каждый следующий шаг, подавляя усталость, слабость и нежелание двигаться, заглушая приступы страха: нависшие над нами карнизы воистину чудовищны!

...Крутяк прошли. Теперь топчем глубокий снег на плато, взбираясь к седловинке в гребне, где хотим ночевать.

Задул ветер, и мы решаем на гребень не вылазить, а заночевать на плато: в пологом снегу сможем глубже зарыться и надёжнее закрепить палатки.

Высота 5790. Косые лучи заходящего солнца золотят льды и снега. Потом делают их алыми. Потом солнце скрылось за гребнем, и горы стали сиреневыми. Потом взошла луна, и они сделались пепельно-голубыми.

...Палатка — скорее не физическое, а психологическое укрытие, дарит каждую ночь замечательное и необходимое чувство защищённости. Здесь мы имеем возможность отгородиться от гигантского мира гор в своём собственном мирке — уютном, и кажется, безопасном. И, как итог и следствие, ночь в палатке дарит отдохновение...


…Готовимся к выходу, и нет никакого страха, никаких сомнений и опасений. Во всех нас нынче утром разлита вера в успех — в ясном и чётком сознании, в мощно и уверенно работающем теле.

Внизу на разгорающейся белизне чётко рисуется голубая нитка вчерашних следов. Мы поведём её дальше вверх.

...Высота набирается медленно и трудно. Снег глубокий, проваливаемся по пояс, а временами даже по грудь, часто мучительно буксуем на месте.

Наконец взобрались на гребень. Высота 5830. Леденящий ветер. Ноги стынут. Одежда смерзается.

Верх гребня теряется в плотных облаках — туда и лезем. Час за часом карабкаемся по обледенелым крутым осыпям и заснеженным скалам. Метёт позёмка.

...Высота 6080. Вверху тучи, внизу клубятся тоже. Ветер хлещет колючим снегом. Жуём курагу и глюкозу. Сигарета по кругу.

…Вверх... Силы берутся уже неизвестно откуда. Будь я один здесь — давно, наверно, повернул бы вниз.

Но я в команде. Ещё Экзюпери писал: «...Когда киркой работает каторжник, каждый её удар унижает каторжника, но если кирка в руках изыскателя, каждый её удар возвышает изыскателя. Каторга не там, где работают киркой. Она ужасна не тем, что это тяжкий труд. Каторга там, где удары кирки лишены смысла, где труд не соединяет человека с людьми... Величие всякого ремесла, быть может, прежде всего в том и состоит, что оно объединяет людей: ибо ничего нет в мире драгоценнее уз, соединяющих человека с человеком.»

...Высота 6514. Всё идём, нескончаемо лезем, бесконечно карабкаемся по снежно-скалистому гребню сквозь тучи и снегопад. Наши заснеженные головы и плечи задевают хмурый купол небосвода. Пересохший рот перекошен.

И вот — всё! Выше идти некуда.

Сил уже почти не осталось, но кажется, нет силы сильнее тебя. И нет людей дороже тех, что рядом.

Перед нами поразительные просторы Памира и Тянь-Шаня, Гиндукуша, Каракорума, Гималаев и Тибета – от Афганистана и Пакистана до Непала и Синьцзяня. За непроглядной пеленой туч и снегопада – не видно ни…чего!

Подобрал камушки — домой, детям. Стишок вспомнился, что как-то читал с ними:


Раз — ступенька,

Два — ступенька,

Три — ушиблена коленка.

На четвертой

На ступеньке

Я встаю на четвереньки.

Пусть ступеньки высоки,

На коленках синяки,

Я на самый верх взобрался,

Остальное – пустяки!


...По снежному гребню спускаемся на перевал Крыленко. Связки поочередно выходят вперед, пробивая путь в сугробах. Ветер, снегопад, холодина.

С гребня в сторону ледника Ленина свешиваются снежные карнизы. Нужно очень внимательно следить за тем, чтобы в облачной и снежной мгле ненароком не выйти на край карниза — несколько секунд свободного полёта, и окажешься далеко внизу на леднике, там, где пережидали долгий снегопад.