Живописец, график, посвятивший себя изображению высоких гор

Вид материала

Документы

Содержание Сирень подобна брызнувшей Вселенной

Подобный материал:

• Рабочая программа дисциплины профессиональная этика юриста Направление подготовки, 385.21kb.
• Марокко Сокровища Марракеша и древние крепости гор Атлас + отдых в Агадире, 41.65kb.
• Лар Леонид Алексеевич, 837.38kb.
• Лар Леонид Алексеевич, 837.5kb.
• Матисс (Matisse) Анри Эмиль Бенуа (31. 12. 1869, Ле-Като, Пикардия, 11. 1954, Симьез,, 37.3kb.
• Шехтель, Фёдор Осипович, 271.44kb.
• Эфир Обманы чувств, 257.47kb.
• «И дольше века длится день…», 29.9kb.
• Шагал (Chagall) Марк Захарович (р. 1887, Лиозно, ок. Витебска), живописец и график., 48.56kb.
• Песниптицыгамаю н первыйклубо, 1530.12kb.

^

Сирень подобна брызнувшей Вселенной

О, ужас! Мы шарам катящимся подобны,

Крутящимся волчкам! И в снах ночной поры

Нас Лихорадка бьёт, как бьёт Архангел злобный,

Невидимым мечом стегающий миры.


Бодлер.


Если считать, что это был сон, значит, мне приснилось, что около полуночи я проснулся. Долго ворочался, вызывая недовольное бормотание спящих вплотную ко мне друзей, измученных трудным ходовым днём. Потом осторожно выполз из спальника, натянул пуховку, сунул ноги в ботинки и тихонько выбрался из палатки.

Дело было в конце августа на Центральном Кавказе: на верхнем плато ледника Башиль (высота по альтиметру 3110). Стояла тишина. Лишь изредка из ледопада доносилось глухое уханье ломающегося льда. Огромная луна смотрела сверху на две наши палатки.

Я сделал несколько шагов по хрустящему насту, взглянул в сторону пройденного нами перевала Лекзыр и обомлел: из-за его острого зазубренного гребня, беззвучно двигался огромный шар. Лунный свет ярко отражался в его зеркально-гладких боках. Изгибаясь, изламываясь на выступах скал и льда, медленно скользила к нашим палаткам изумрудная тень...

Не могу понять, почему не было страшно, хотя я сразу понял, что это не наша диковина. Больше всего меня занимало, что НЛО не светится, а отражает лунный свет — как обычный земной объект.

Конечно, нужно было броситься к палаткам и разбудить парней, но я побоялся упустить время — шар мог ускользнуть.

Кричать нужно было!.. Но это я сейчас понимаю, а тогда тишина завораживала, Я стоял неподвижно и молча, как истукан. А тень шара медленно подползала всё ближе, потом остановилась и стала уменьшаться — шар опускался.

Он замер в десятке шагов от меня на высоте чуть больше двух метров над ледником — завис в воздухе. Снизу беззвучно открылся круглый люк, и на осветившийся лед спрыгнул человек.

Я понимаю, что неземное существо нужно называть как-то иначе, — но в том-то и дело, что это был человек — стройный, узкоплечий, примерно моего роста, в тёмном облегающем комбинезоне, с открытой головой, волосы длинные, светлые, черты лица обычные.

— Здравствуй, — сказал он тихо, — я подойду, не бойся.

— Вы откуда? — спросил я с трудом.

Он хмуро улыбнулся и неопределенно махнул рукой...

— Я один... С неба.

Он медленно подошёл ко мне и я, замирая, слушал, как скрипит снег под его шагами.

— Здравствуй, — повторил он и протянул руку — узкую, тёплую и сильную. А сам неожиданно оказался очень молодым, почти юношей.

— Кто ты? — спросил я.

— Дежурный наблюдатель.

— Что случилось?

— Ничего, — ответил он медленно, и вдруг в его глазах блеснули слёзы, — ушла жена...

— Куда? — спросил я глуповато. И тут же исправился: — Когда? — И поёжился — ничего себе разговорчик!

— Сегодня узнал, — сказал он, — у меня была связь с Базой, и мне сообщили...

Меня начал бить озноб, я покосился на стоящие рядом палатки. Странный получился контакт с внеземной цивилизацией!.. А ребятки мои храпят себе преспокойненько.

— А где База? — спросил я, чтобы как-то прервать напряжённое молчание.

— В поясе астероидов. Не думай, что я сумасшедший, — он взглянул мне в глаза, — я абсолютно здоров, просто сегодня мне очень плохо. Тоска...

Помолчали.

— Ты знаешь, что такое тоска? — спросил он.

— Знаю, — искренне ответил я.

Опять помолчали.

— Знаешь, — неуверенно сказал он, — я стихи сочинил. Впервые. Послушаешь?

Я кивнул.

— Сегодня опять она снилась мне — в который раз. Мы бродили по колено в тёплой воде, она ловила руками крабов на близком дне и весело смеялась, когда низкие ветви пытались разъединить нас. Всю ночь был очень яркий день. Вместе с нами в воде плескалось солнце. И, глядя сквозь листвы оконце, добродушно улыбался старый замшелый пень. Она землянику срывала длинными тонкими пальцами. И кормила меня, повалив рядом с собою в траву. И я, пьяный от земляники и поцелуев, снял с неба и заколол ей в душистые волосы сонную луну...

— Всё будет хорошо, — сказал я. — Она всё поймёт и вернётся. Только нужно быть сильным. И добрым. Нежным и заботливым. И стараться не путать мелочи с главным. И понимать. И прощать. И жить не назад, а вперёд – позабыть, что было и создавать то, что будет.

— Не просто быть заботливым и нежным, когда я здесь, а она там, — грустно улыбнулся он. — А ты женат?

— Да.

— Любишь?

— Да.

— У вас всё в порядке?

Я неопределенно пожал плечами.

— Ты счастливый, - сказал он.

— Всё будет хорошо, — настойчиво повторил я, будто мы поменялись ролями и всесильный пришелец вовсе не он...

Он улыбнулся:

— Спасибо. Прощай, мне пора.

— Прощай. Будь счастлив.

— Когда буду подниматься, отойди немного.

Удаляясь, прохрустели по насту его шаги, засветился бесшумно открывшийся люк.

Он обернулся:

— Какие цветы любит твоя жена?

— Сирень, а что?

— Ничего, прощай!

Через минуту шар пошёл вверх — всё быстрее, быстрее.

...Утро было пасмурное, шёл снег, потом прояснилось. Мы наскоро позавтракали и, ёжась от холода, принялись упаковывать рюкзаки, сворачивать бивак.

На мои осторожные расспросы, не слышал ли кто ночью разговор за палатками, все недоумённо пожимали плечами.

Я обошёл вокруг нашего лагеря, ища ночные следы. После недавнего снегопада это было, конечно, бесполезно.

...Вот и всё. Мы благополучно прошли ледопад, с небольшими, сугубо спортивными приключениями сделали перевал Чат, потом... В общем, закончив поход в Верхней Балкарии, через полторы недели были дома.

Первое, что я увидел, поздно вечером протискиваясь с рюкзаком и ледорубом в родную дверь, была трёхлитровая стеклянная банка, в которую жена с дочерью ставили охапку цветущей сирени.

- Представляешь, — возбуждённо объяснила жена, — сегодня у нас на даче вдруг расцвела сирень. И это в сентябре!


Свидание с океаном


…Река и лес, и лист, под ноги павший,

Прощающие нам всю нашу жизнь

С терпеньем близких родственников наших.

Ю. Визбор


…Лечу в Москву. За стеклом иллюминатора вечерняя заря. Далеко внизу облака. Они сиреневые. От горизонта вверх багрянец и золото плавно переходят в розово-фиолетовый цвет, а выше – в тёмно-синий, как в горах. Высота везде одинаково красива.


…Слоняясь по московскому аэровокзалу в ожидании рейса на Хабаровск, встретил три команды горников – отправляются в Душанбе, Фрунзе и Минводы. Начало расхочиваться во Владивосток лететь. Может напрасно я в эту поездку ввязался? Может нужно было согласиться на предложение Голубова участвовать в Чемпионате Союза в составе харьковской памирской экспедиции? Юра Голубов, с которым я прошёл шестёрку в Заалае, собрал команду классных ребят – наверняка они нынче будут с медалями. А что ждёт меня в Приморье? С кем судьба сведёт?..

Но нужно думать о будущем! Для рекордных гор я уж староват. А предстоящее общение с известными художниками никакой самый сложный, интересный и выигрышный маршрут заменить не сможет – для художника. А я ведь хочу стать хорошим художником.

Неужели действительно придётся выбирать между горами и искусством?..

Или возможно совмещение?


…В очереди на регистрацию увидел знакомого человека. Кажется, это художник из нашей зоны «Юг России». Точно! Вспомнил – он приезжал в Краснодар в составе Зонального выставкома. Красивый могучий мужик! И голосовал всегда правильно. Но из какого он города, как зовут – не помню. Потому подходить постеснялся.

Но в одну сторону летим. Может быть, в одну компанию?


…Пробились сквозь плотные многоярусные облака, и болтанка закончилась. Разрываемые крыльями, последние лохмотья облаков пронеслись вдоль иллюминаторов. И засверкало солнце.

Постепенно забрались в такую высь, что твердь земная с укрывающими её облаками перестала быть твердью – белёсая, какая-то нереальная. И вверху мутная белёсость – словно неподвижно висим посреди огромного серебристо-матового шара.

Несколько гигантских облачных башен доросли до высоты нашего полёта, и мы долго летим сквозь них, сильно трясясь и широко раскачиваясь. Мутно в окнах и в душе. Очень неприятно и тревожно ощущать тряску и вибрацию самолёта, наблюдая, как его крылья гнутся и дрожат…

Облака внизу поредели, потом совсем исчезли. И стала видна земля с необычайным количеством озёр. Между ними реки. Чувства, какие испытываешь при взгляде на землю с неба – это восторг, и робость...

Стемнело, и луна висит, кажется, совсем рядом. По крылу, как по воде, лунная дорожка.

…В Хабаровске, при пересадке в самолёт до Владивостока, познакомился с моим попутчиком художником. Это Владимир Петрович Куприянов из Ростова-на-Дону. Несмотря на свою физическую могучесть и творческую авторитетность, он оказался простым, доброжелательным, весёлым и очень обаятельным человеком.


…Вот и Владивосток! В Краснодаре сейчас ещё сегодня, а здесь уже наступило завтра. Получая багаж, встретили двух художников из Питера. Это знаменитый Анатолий Смирнов – заслуженный художник, председатель ленинградской графической секции, член правления Союза художников СССР, и его жена Людмила. От обращения на «вы» и общения по отчеству сразу категорически отказались. Куприянов их старинный приятель, они его зовут «Купер».

Разложив на газетке на полу аэровокзала домашние припасы и, рассевшись вокруг на рюкзаках, завтракаем под водочку из армейской фляжки Толика. Ждём, когда начнётся рабочий день, чтобы позвонить в местный Союз художников, сообщить о своём прибытии.


…Каждый день спать ложимся ночью. Свободного времени нет ни минутки. Идёт активный процесс знакомства, вживания в местную обстановку, сбора впечатлений и этюдного материала. Раньше пяти-шести утра заснуть нет возможности, а в полдевятого все уже опять на ногах.

В группе художники со всей России – очень увлечённые, отличные профессионалы. И постоянно общаемся с владивостокскими графиками. Со многими подружился. Молодой мудрец Камалов, старый романтик Димура – они замечательные. Впечатлений – океан! Голова пухнет от обилия информации и от рождающихся мыслей. Душа – от эмоций и рождающихся образов.

…Выходили в океан на яхте, ночевали среди волн. Купались с яхты – океан отличный вытрезвитель! Купер и я стояли ночную вахту, по приказу кэпа «стерегли ветер»…

Наблюдали репетицию морского праздника в честь Дня Военно-Морского Флота:

красавцы ракетные крейсера, вертолётоносцы, противолодочные корабли, эсминцы, фрегаты и корветы, ракетные катера, десантные корабли, корабли на воздушной подушке, подводные лодки, плавающие танки, аквалангисты-диверсанты, вертолётная атака, высадка десанта, атака морской пехоты…Тихоокеанский флот – восторг и гордость!

Наша яхта на репетиции обозначала будущую парусную колонну – сделали круг по бухте, прошлись вдоль трибуны, сверкающей адмиралами.

Честно отработав на репетиции, отправились на вольные поиски морских приключений. Ветер был неудобный. К острову Русский шли галсами. До сих пор в ушах: «К повороту приготовиться! Левый бакштаг отдать!.. К повороту приготовиться! Правый бакштаг отдать!..» И над теменем, приглаживая причёску, тяжеленный гик проносится со свистом!

…Ночь между небесной и водной безднами, мерцающими мириадами звёзд.

Закусывая гигантскими крабами, молча, задумчиво пьём без тостов корейскую жень-шеневую водку.

Плавно, упруго, могуче ворочается под нами океан. Всё вокруг фантастично и прекрасно, таинственно и волнующе.

Наверное, те же чувства испытали здесь когда-то моряки Лаперуза.

«…Как будто не все пересчитаны звёзды, как будто весь мир не открыт до конца…»

…На обратном пути крепкий ветер. Добавив к гроту и стакселю спинакер, не шли, а летели над прозрачными пенистыми волнами с сильным креном, далеко высунувшись за борт, мокрыми спинами повиснув над проносящейся внизу водой, уравновешивая крен яхты своим весом.

Подветренный борт глубоко в кипящей белоснежной пене!

Острые брызги в лицо!

Свежо, ярко, ослепительно, весело!

Вдохновенно, восторженно орём песню Городницкого: «Мы вас во сне ухватим за бока, мы к вам придём незваными гостями, и никогда мы не умрём, пока, ха-ха, качается светило над снастями!»


…От Владивостока на пароме три часа ходу через залив – работаем в посёлке Андреевка, ночуя в фанерных домиках базы отдыха Приморского Союза художников. Столовую местного зверосовхоза, где мы планировали кормиться, вдруг опечатала санэпидстанция. Добываем пропитание, ежедневно выходя на двух вёсельных лодках в море – ловим камбалу. Удовольствие огромное, почти как рисовать. Ловим на кальмара и мидий. Пойманную камбалу и варим, и жарим, и коптим в железной бочке на дубовых опилках. А свежую камбалу обмениваем в посёлке на хлеб, картошку, яйца, морковку и лук, молоко и простоквашу.

Все сдружились.

Я в восторге от Купера и Толика Смирнова, от москвичей Гали Макавеевой, Володи Ильющенко и Гали Поздняковой, от владивостокцев Жени Димуры, Андрюши Камалова и Вити Фёдорова, от питерцев Юры Тризны и Игоря Урусова, от Асланбека Арчегова из Орджоникидзе, от нашего худрука – великолепного акварелиста из Кургана Германа Травникова.

Макавеева талантлива, молода, весела и очаровательна. А уже бабушка!

Все добродушны и замечательны!

Великолепные художники вокруг – я горд, богат общением с ними, благодарен судьбе, что постоянно сводит меня с замечательными людьми! Это обязывает.


…Устроили на всю ночь развесёлые посиделки. Асланбек великий тамада. Наговорились, нахохотались. Крепко пили – тут выбор небольшой. И много, вкусно ели: кроме разнообразно приготовленной камбалы, ещё мидии, гребешки, трепанги, спизулы, крабы, кальмары, икра морских ежей, морская капуста, маринованный папоротник – в голове у Люды Смирновой множество экзотических кулинарных рецептов, и она умеет делать лакомства из всего.

Работается в этой обстановке замечательно!


…В оленеводческом совхозе наблюдали, как у оленей срезают панты. Спиливают их обыкновенной ручной ножовкой. Оленям больно, они плачут. Но людей-то жальче, а из молодых рогов-пантов производится очень ценное лекарство – пантокрин.

Рисуем оленей. Трудно их рисовать – очень они подвижные…

…В бухте Витязь провели выставку для сотрудников Института биологии моря Дальневосточного научного центра Академии Наук. Много вопросов и много восторгов. Нашему начальнику Герману Травникову научники преподнесли огромный коралл. Герман сказал, что передаст его куратору Российской графики Ингрид Николаевне Волынской – её знают, уважают и любят все художники-графики России.

Посмотрели океанариум Института биологии моря. Впечатление огромное – от огромного количества того, что в нём есть, и от несказанной красоты этого всего.

Возле домика институтских водолазов живёт морж по имени Фаня. Это полуторагодовалый младенец весом сто девяносто килограммов. Симпатичный, спокойный зверь. Купер и я купались с ним в обнимку. Он смешно фыркает, обнимается ластами и тычет в лицо своими жёсткими усами.

Ещё тут есть белуха – северный дельфин, четыре метра длиной. Но это тоже младенец. А со временем вырастит до восьми метров! Зовут красавца Чип. Очень жалею, что не взял в поездку фотоаппарат – зарисовать всё интересное не успеваю.


…Едем на озеро Хасан. В пути к погранзаставе водитель автобуса блуканул, и мы долго тряслись по разбитой танками неофициальной дороге вдоль контрольно-следовой полосы и проволочных заграждений. Чтобы уточнить, как проехать к заставе, подъехали к пограничной вышке. Она так близко, что, глядя вверх на будку, не заметили, что вышка стоит за полосой вспаханной земли и колючей изгородью. Обратились к солдатам, а они китайцы!..

На заставу прибыли не с парадного входа, где нас встречали, а со стороны границы – от дотов, дзотов и окопов…откуда не ждали.

Залезли на вышку (нашу!) Смотрели через оптику на китайских пограничников. Они в стереотрубу и бинокли на нас глазели. И, наверное, никак не могли понять, что это за странные бородатые люди с планшетами и папками, не то чертят что-то, не то записывают. А мы рисуем непрерывно!

Посмотрели музей битвы с японскими милитаристами на озере Хасан. Потом нам показали, как производится задержание нарушителя, как работают собаки. Собаки восхитительные!

В самый разгар показа вдруг завыла сирена боевой тревоги. И мы увидели, как застава поднимается «в ружьё». Эффектное зрелище!.. С нами остался замполит, а все остальные с оружием, боеприпасами, рацией, собакой, с запасом воды и пищи ломанулись к месту нарушения…

Оказалось, что сигнализация сработала на прошедшую через границу лису.


…Неделя в Находке – рисуем в бухте Врангеля, в порту «Восточный». Мы постоянно в работе и в дороге. Голова переполнена впечатлениями. От акварелей и рисунков лопается папка...


… Владивосток принял нашу отчётную выставку восторженно. И водолазы, и научники из бухты Витязь приехали. И военные моряки, и лётчики, и пограничники прибыли. И яхтсмены, и рыбаки, и докеры, и оленеводы – все, с кем подружились за это время. Из Находки приехал даже администратор ресторана, который не хотел впускать нас в кедах и кроссовках – пришлось их тогда чёрной тушью и гуашью покрасить…

Поздравления, благодарности, микрофоны, видеокамеры, цветы, шампанское…

Мы теперь говорим не Владивосток, а Владивосторг.

«…Как бы не было нам хорошо иногда, возвращаемся мы по домам. Где же наша звезда? Может здесь. Может там…»


По стене Варбуртона на пик Далар


Чем-то зовущим, неукротимо влекущим

наполняется дух человеческий, когда он,

преодолевая все трудности, всходит к этим вершинам.


Н.К. Рерих


Два дня Витя Бойко, Юра Абарбарчук, Серёжа Дудников, Васильниколаич Кривов, Володя Тараненко, Ваня Аристов и их тренер Фёдор Погосян внимательно разглядывали в бинокли отвесную скально-ледовую стену, по которой решили подняться на вершину.

Гора жила своей неспешной жизнью, незаметной и непонятной для непосвящённого, но чрезвычайно интересной и важной для восходителя: на каких участках маршрута грозят удары лавин?.. Откуда, по каким путям рушатся камнепады?.. Где на стене можно организовать безопасные ночёвки?.. Где удастся поставить палатку, а где придётся ночевать, сидя на каменном выступе или подвесившись к забитым в отвес крючьям?.. В каких местах можно найти воду для питья?.. Когда и какие участки маршрута освещены солнцем, а когда они прячутся в тени, сковываясь морозом?..

Маршрут этот на пик Далар по Северной стене бастиона — один из самых трудных на Кавказе. Протяженность его тысяча шестьсот девяносто метров. Перепад высот от основания до вершины тысяча двадцать девять метров. Средняя крутизна — 85 градусов. Много потолков.

Первой эту стену прошла могучая связка Валентин Гракович — Майкл Варбуртон. Выдающиеся асы, представляющие альпинистскую элиту, пришли в восторг от восхождения, от красоты и сложности маршрута. А Майкл в одной из своих публикаций ещё и сравнил его с легендарной стеной Эль-Капитан в Кордильерах. Таким образом, маршрут по Северной стене бастиона пика Далар встал в ряд наиболее престижных и заманчивых на планете.

...Вышли на восхождение до рассвета, по морозу — пока молчат камнепады. Гигантская стена тяжело нависала над ледопадом, и далёкий верх её терялся в облаках.

Начало было несложным — Гора словно заманивала людей. Но с каждым метром подъёма крутизна нарастала, и вот уже лидер первой связки распластался на скальном отвесе.

Вверх вела узкая вертикальная расщелина — поднимались, заклинивая в трещине кулаки и носки ботинок.

Первый без рюкзака — чтобы ничто не мешало сохранять чуткое равновесие. Поднявшись на всю длину страхующей его верёвки, заколотил в камень несколько крючьев и, сблокировав их, организовал страховку для партнёров. Место было сложное, стоять негде, страховал поднимающихся товарищей, повиснув на крюке рядом со стеной.

А выше было ещё похлеще — над расщелиной скалы нависали. Зацепок нет — пришлось применять искусственные точки опоры (ИТО): пошли в дело перевешиваемые с крюка на крюк лесенки. Каждый метр подъёма требовал огромного напряжения, давался тяжело. Но сил было в избытке, и погода роскошная — поднимались уверенно и довольно быстро. Очень помогали при этом «небесные крючья» — крохотные стальные приспособления, несколько смахивающие на рыболовные крючки: можно за миллиметровую зацепку ухватиться, поддержать в критический момент равновесие или создать мгновенное усилие, дарующее очередной крохотный успех на пути вверх.

Висели на верёвках, крутясь и раскачиваясь рядом с нависающей стеной. Над ледником уже поднялись высоко — забрались к этому времени на высоту в две краснодарские телевышки. Всё шло нормально, всё получалось ладно.

Но после обеда стену окутали тучи, и полил холодный дождь, который скоро превратился в мокрый снегопад. С ветром. Все быстро промокли и замёрзли. И, глотая пургу, нетерпеливо задирали вверх головы, высматривая долгожданную площадку для ночлега.

Отплёвываясь от тающих на лице снежных хлопьев, добрались до полки — единственное место, где можно собраться всем вместе. Но лечь здесь негде — можно только сидеть, плотно прижимаясь друг к другу. Занялись организацией ужина и ночлега, а связка Бойко — Абарбарчук пошла выше, чтобы в оставшееся до темноты время подготовить путь на завтра — навесить на стене верёвки для предстоящего подъёма. Тактически это было необходимо. Но зловещая непогода...

Парни поднимались по гладким плитам, совершенно лишённым зацепок. Такие участки называют зеркалами. Шли с ИТО, на шлямбурных крючьях. Чистая шестая категория трудности. В альпинистских справочниках популярно объясняется, что это: «...предельно трудное лазание на грани срыва, доступное сильнейшим скалолазам, находящимся в лучшей спортивной форме, при благоприятных погодных условиях...»

А тут холод, пурга, скользкие скалы.

Лидировал Бойко. Он набрал уже тридцать метров высоты над полкой, где товарищи возились с примусом и кастрюлькой, и выбрался на участок головоломнее всех предыдущих. Он поднимался в галошах — обувь для гладких скал идеальная, обеспечивающая надёжное сцепление с камнем. Но обувь холодная. Ноги замёрзли так, что Виктор их почти уже не чувствовал. И в какой-то миг поставил ногу на скалу не под единственно необходимым углом наклона. Трение между подошвой и мокрым камнем на мгновение стало чуть меньше силы сдвигающей — нога соскользнула.

Бойко рухнул в пропасть!

Гигантским маятником отшвырнуло его от нависающей стены, рвануло — крутануло над качающейся бездной спружинившей верёвкой и бросило обратно на скалу...

Ловко избежав сокрушительного удара, Витя хладнокровно зафиксировался на рельефе.

Абарбарчук, отлично сработавший на страховке, облегчённо перевел дух: и крюк не выдернулся, и верёвка не лопнула, и рёбра выдержали.

...До темноты связка одолела ещё двадцать метров зеркала и, закрепив верёвку, скатилась по ней на ночлежную полку.

Спали сидя. Кто — свесив ноги в пропасть. А кто — сидя выше на каменном выступе, упираясь ногами товарищам в плечи.

Ночью брелок-термометр зафиксировал двенадцатиградусный мороз. Снег валил и валил. И утром о продолжении подъёма не могло быть и речи: скалы покрылись льдом. И пурга не утихала. И ещё сутки пришлось просидеть на неудобном насесте...

К исходу второго дня пурга угомонилась. Ночью вызвездило и, предвещая ясную погоду, к утру усилился мороз.

И точно, вскоре выглянуло солнышко — в небе и в душе потеплело. К десяти часам скалы согрелись, наросшая на верёвках ледяная бахрома обтаяла. И команда продолжила подъём.

Взляд вверх — над головой ребристые подошвы ботинок товарищей. Взгляд вниз, как из самолета — привычно клубятся под ногами облака, в их разрывах извивается белой рекой ледник. Ближе — утоньшаясь в перспективе, тянутся от крюка к крюку верёвки. На верёвках висят усталые, сонные мужики — видны исцарапанные каски, перетянутые лямками рюкзаков и обвязок плечи, опухшие малиновые руки, отыскивающие зацепы или методично передвигающие по верёвке жумар...

Так прошли закреплённую позавчера вечером памятную Бойко и Абарбарчуку верёвку. И ещё выше на две верёвки забрались. Но после полудня вновь началась свистопляска: туман, ветер, дождь, потом снегопад с ветром — стандартный набор привычных прелестей. В это время команда как раз карабкалась по очередному зеркалу. Даже просто устойчиво встать невозможно — висели на лесенках и в беседках.

…Поднимались до последней возможности, чувствуя, что намеченная для ночлега площадка уже где-то недалеко. Но не успели, накрыла темнота. Остановились, зависнув на отвесе.

Кто-то замолотил в скалу крюк, подвесил к нему рюкзак и уселся верхом — как сказочный гномик на гирьке часов-ходиков.

Кто-то, распластавшись по скале, балансировал над километровой пустотой, умостив носки ботинок на едва заметных выступах.

Кто-то покачивался рядом, повиснув на пружинящих верёвках.

На плечах и головах быстро нарастали сугробы. Все были мокры насквозь. И ветер пронизывал, выдувая последние остатки тепла. И к полуночи ударил мороз. Чтобы не уснуть (а это конец!), до утра травили анекдоты, орали песни, рассказывали смешные истории...

С рассветом, измученные бессонной ночью, закрепили на стене верёвки и по ним сползли на место своей прошлой, сидячей ночёвки — она теперь казалась исключительно комфортабельной...

Конечно, можно было сдаться. И, конечно, никто бы не осудил. Но верёвки-то на зеркалах навешены!

…Сутки отдыхали. Отпаивались, отогревались чаем, благо бензин в примусе ещё был.

Утром пятого дня вновь полезли вверх. И вскоре выбрались-таки на ту самую полку, о которой мечтали позапрошлой ночью. Эх!..

Дальше путь — по острому и крутому ледяному гребню. И падать хоть влево, хоть вправо — полтора километра.

Шли связками, готовые, при срыве партнёра, броситься в противоположную сторону, чтобы удержать товарища своим весом…

Ледовый нож вывел на скальный гребень.

По скальному гребню подобрались к вершинной башне.

С этого места есть безопасный обход, позволяющий легко выйти на вершину. Но парни, естественно, не пожелали лишать себя удовольствия пройти знаменитую Стену Варбуртона. Это абсолютно отвесный, гладкий сорокаметровый разлом гребня. Здесь американский первопроходец (конечно, отказавшийся от простого обхода) сорвался и жив остался лишь благодаря превосходному страховочному снаряжению, феноменальному самообладанию и высокому мастерству страховавшего его нашего альпиниста...

Стену Варбуртона прошли чётко.

На вершину вышли как раз ко времени обеда. Вот только съестного в рюкзаках уже ничего не было.

Ласково грело солнышко, нежный ветерок наждачно царапал обмороженные лица.

Горы, покрытые свежим снегом, слепили крахмальной белизной банкетного стола, сверкали, как хрустальные фужеры...

Нет прекраснее погоды той, которая с тобой


Дайте мне подышать синевой!..


Ю. Кукин

СССР рухнул – и началось… Бессмысленные межнациональные конфликты… перерастающие в мордобой митинги… прогрессирующая инфляция… угроза гражданской войны… забастовки, голодовки, беженцы, террористы, заложники, глобальное обнищание, коррупция, воровство, бандитизм... И страх – по всей стране бронированные двери, стальные ставни и решётки на всех окнах…

Но, когда ты наедине с горами, обо всём этом забывается.

Вспомнилось из Виктора Гончарова:


В наше время,

В наши годы,

В наш период непростой

Нет прекраснее погоды,

Той, которая с тобой.


И мудрый Визбор был прав — «…Есть ещё на свете горы, куда так просто убежать!»


…Набитый походным снаряжением и живописными принадлежностями рюкзак выламывает плечи, трамбует позвоночник. Обливаясь потом, задыхаясь, спотыкаясь и чертыхаясь, час за часом карабкаюсь вверх по каменистой крутизне.

…Наконец-то выбрался на ровную площадку. Вокруг просвистанные ветром дикие скалы, крутой лёд и вечный снег.

Раскрыл этюдник, приготовил бумагу, окунул кисти в лужицу талой воды, начал акварелью писать горы. А погода, как говорят восходители, сломалась: налетел ветер, срывается снег. И тучи вокруг клубятся, изменяя ежеминутно состояние освещённости, некстати заслоняют всякий раз именно тот участок пейзажа, который в этот момент я вознамерился изобразить. Руки стынут, замёрзшие пальцы не чувствуют кисточки. Снег забивает глаза и этюд. Вверху справа в скальном кулуаре то и дело грохочет камнепад. Неуютно, неприятно, тоскливо и страшновато.

Но я упрямый. Ведь я — «профи». Живопись для меня не только увлечение, удовольствие и медитация. Она моё ремесло, обязательная работа, средство заработка на содержание семьи. И ещё это мой долг перед собственной судьбой — за избранность…

К вечеру сильно запуржило и подморозило: акварель и вода заледенели, кисти примерзают к бумаге. Но этюд всё-таки получился!

... Закутавшись в пуховку и спальник, раскочегариваю в палатке примус. Снегопад к этому времени прекратился, ветер ослабел, тучи поредели. И прямо передо мной чудесно засветилась закатным золотом близкая вершина. Смотрю молча, в бессильном восторге. Хвататься за краски и кисти бесполезно — чудо неописуемой, вселенской красоты длилось лишь несколько мгновений.


...Утро солнечное, сверкающее, морозное и ветренное. Натянув на себя всю тёплую и ветрозащитную одежду, пишу этюд акварелью, окуная кисти в водку. Работать в рукавицах невозможно, а голые руки на морозном ветру стали совсем бесчувственными - с трудом удерживаю кисти. Мокрые краски, палитра и этюд ослепительно блестят под солнцем, глаза слезятся. Почти ничего не вижу — пишу горы, доверившись чувствам, интуиции, наитию, опыту и ещё чему-то, чему нет словесного определения. Мучение. Долгое... Радостное!

...В конце концов, почувствовал, что полностью иссяк, абсолютно опустошён, что ничего уже не понимаю и не соображаю. Пора вниз. Только без спешки, не дёргаясь — на крутом спуске можно запросто улететь…

На дно ущелья спустился на трясущихся и подгибающихся ногах, совершенно обессилевший. Эх, старость не радость! Где мои семнадцать лет?! Или хотя бы тридцать пять... В тот год я на Северо-Западном Памире классный маршрут прошёл... Было время!

Рухнул на горячие камни и долго лакал бодрую реку.

Здесь абсолютный штиль и убийственная жара, от которой некуда деться. Трудно поверить, что несколько часов тому назад я являл собой сущую сосульку.

Следующий этюд пишу, полностью обнажившись, ощущая, что под палящим солнцем начинаю обугливаться.

...В лагерь притащился в сумерках. Глаза воспалены — делаю примочки крепким холодным чаем. От ветра, мороза, жары, пурги и солнечной яркости тупо гудит голова и сильно знобит.

Ночью болит обгорелая спина, зудят опухшие примороженные руки, ноют колени и поясница, периодически пронзают судороги в икрах. Снятся оранжевые закатные горы... шквальный порыв ветра срывает в пропасть этюдник с закрепленным на нём холстом… и я бросаюсь следом его ловить... И в мозгу пульсируют строчки из стихов краснодарского альпиниста, физика и художника Саши Пашкина:


Растворитесь в песне лета,

Растворитесь в сказке счастья, —