Живописец, график, посвятивший себя изображению высоких гор
| Вид материала | Документы |
- Рабочая программа дисциплины профессиональная этика юриста Направление подготовки, 385.21kb.
- Марокко Сокровища Марракеша и древние крепости гор Атлас + отдых в Агадире, 41.65kb.
- Лар Леонид Алексеевич, 837.38kb.
- Лар Леонид Алексеевич, 837.5kb.
- Матисс (Matisse) Анри Эмиль Бенуа (31. 12. 1869, Ле-Като, Пикардия, 11. 1954, Симьез,, 37.3kb.
- Шехтель, Фёдор Осипович, 271.44kb.
- Эфир Обманы чувств, 257.47kb.
- «И дольше века длится день…», 29.9kb.
- Шагал (Chagall) Марк Захарович (р. 1887, Лиозно, ок. Витебска), живописец и график., 48.56kb.
- Песниптицыгамаю н первыйклубо, 1530.12kb.
Профессия - спасатель
А нам, кому выпало счастье выручать товарищей,
всякая другая радость кажется просто жалкой.
Антуан де Сент-Экзюпери.
Нет работы труднее, чем у спасателей. Ибо действуют они в заведомо экстремальных условиях.
Нет работы благородней. Ибо через страх и усталость, через пот, кровь, запредельное напряжение сил и воли, ежесекундно рискуя собой, они спасают жизнь другим людям.
На небеса, на полюса,
Куда подальше от людей.
И чтоб собраться — полчаса,
И пять минут — проститься с ней.
Они спокойны, невозмутимы, решительны в любой обстановке. У них молниеносная реакция, их действия стремительны.
Они немногословны, остроумны, ироничны. Знают массу анекдотов. Виртуозно владеют крепким словцом и запросто цитируют великих поэтов и философов. Каждый знает уйму замечательных песен и умело аккомпанирует на гитаре.
Они умеют вкалывать сутками без сна.
Каждый из них нормально кашеварит.
Они владеют автогеном и газосваркой, искусством токарных, фрезерных, слесарных, бетонных и стропальных работ.
Знают радио и медицину. Владеют фото и видеокамерой.
Могут управлять любой колёсной и гусеничной техникой.
Прыгают с парашютом, и десантируются по верёвкам с зависшего над объектом вертолёта.
Проносятся по горнолыжным трассам, и опускаются на дно морское с аквалангом.
Преодолевают бездонные колодцы пещер. И скально-ледовые отвесы в смертельном холоде высокогорья. И многоэтажные стены в загазованном жаре аварийных цехов.
Под дождём разжигают костёр одной спичкой.
Уютно спят на снегу. И бесстрашно сплавляются по бурным рекам.
Они безгранично доверяют друг другу.
Они лишены комплекса неполноценности и, не боясь насмешек, спокойно признаются в пережитом страхе и усталости.
Счёт спасённых людей идёт на сотни.
А какими словами передать скорбную благодарность родственников погибших,— именно спасатели дали им возможность исполнить святой долг погребения и отпевания.
Землетрясения… цунами… смерчи… ураганы… наводнения… аварии… взрывы… лавины… камнепады и оползни – всё это много раз было, и каждую минуту может вновь повториться.
Спасатели в постоянной готовности — в любой миг дня и ночи придут на помощь.
Это славно, что в наше жестокое время есть сильные, смелые люди, которые ежедневно упорно тренируются не в умении изувечить себе подобных, а в искусстве спасения.
Я горжусь дружбой с ними и тем, что они считают меня своим.
…Колонна тяжёлых грузовиков, рыча моторами, медленно преодолевает трудные повороты узкой горной дороги, забираясь все выше по ущелью.
На крутых склонах дремучий лес, вверху исчезающий в тучах. Из туч по замшелым скальным стенам низвергаются каскады ртутно-сверкающих водопадов. Лес, как в страшной сказке — деревья изломаны, искорёжены. Это следы буйства снежных лавин.
Льёт дождь. По дороге несутся полноводные ручьи – река, переполненная дождевой и талой ледниковой водой, вырвалась из каменных берегов, бурунные гребни на стремнине несутся выше дороги. Бурый поток остервенело ревёт, гулко катит по дну каменные глыбы, стремительно несёт вырванные с корнями деревья. Деревья кувыркаются в бешеной воде. Жёлтые корни мелькают в порогах и водоворотах как руки, молящие о спасении.
Колонна вошла в облака. Туман встал круговой стеной. Лишь бушующая река видна блекло, как злобный призрак — то пульсирует рядом, плюясь грязной пеной на колеса машин, то проваливается ревущим водопадом в туманную бездну каньона.
Опасная крутизна скользкой дороги вдруг улеглась спокойной пологостью, которая тут же упёрлась в реку. Брод. На него страшно смотреть.
Первым в клокочущий поток направил свой трехосный ЗИЛ Володя Андронов. Лицо белое, как чистый живописный холст, скулы напряжены, в глазах решимость. ЗИЛ ухнул в реку по самые фары, пошёл сквозь буруны, как катер в шторм, переваливаясь с боку на бок, то вздыбливаясь высоко, а то глубоко проваливаясь в пенную воду. Волны хлещут через капот, рыжая вода бьёт в стёкла кабины…
Выбрался на противоположный берег в облаке пара, в сизых клубах выхлопного дыма, в струях стекающей воды.
Следом прошла вся колонна.
Выше ухабистая дорога так вздыбилась, что пришлось подталкивать машины. Уже в полной темноте добрались до намеченного места — широкой поляны в сосновом лесу на слиянии Кичкинекола и Мырды. Мгновенно вырос и засветился кострами палаточный лагерь, мокрый воздух наполнился ароматом скорого ужина. Саша Богданов и Саня Пинчук под укрытием полиэтиленовой плёнки запустили генератор. Электрический свет разорвал ночной мрак, высветив на автомобилях эмблему Северо-Кавказской региональной поисково-спасательной службы МЧС России.
…Утром начальник учебно-тренировочного сбора Фёдор Погосян зачитал приказ о формировании отделений. Их возглавили Сергей Смотров и Александр Сагоконь из Дагестана, Борис Лунёв из Северной Осетии, кубанцы Владимир Ефремов, Вовчик Неделькин, Володя Тараненко и Васильниколаич Кривов. Начспасом назначен Бангур Хах – спасать спасателей – высшее доверие.
И началась восходительская работа.
Как краска бывает жиже или гуще, так и жизнь. Двадцать дней в городе, что вспомнить? Двадцать дней в горах, всякое бывало!
Ливни с градом… ураганный ветер, изорвавший палатки… снегопад с грозой – молния расплавила рацию... непроглядный туман... ночной мороз... дневное пекло, ослепляющее снежно-ледовым сверканием, угрожающее обвалами и лавинами… смертоносные камнепады... облака под ногами... тревога... напряжение... И сигнал о несчастьи!
Сразу пошёл вверх головной спасотряд - найти попавших в беду, оказать первую помощь и подготовить маршрут транспортировки.
Второй отряд, кроме обычного страховочного снаряжения, потащил наверх лебёдку и катушки со стальным тросом: возможно, авария произошла на скальной стене — придётся пострадавшего спускать по отвесу через нависания.
Сурово дыбятся хребты,
А мы отводим взгляд.
Ведь мы наследники беды,
Мы спасотряд.
Обычно до ледника поднимаемся за два с половиной – три часа. Сейчас за пятьдесят минут добежали.
Ливень. Шквалистый ветер.
К счастью, до лазания по мокрым нависающим скалам дело не дошло. Вова Пугач отыскал раненого в рандклюфте под стеной — вытащили полиспастом. Обкололи, перевязали, шину наложили, упаковали. По ледовым стенкам и снежным кручам спускали на верёвках. Дальше – в акье.
Сглиссировав по снежнику на каменную террасу, переложили раненого на носилки. И – дальше вниз сквозь тучи, сквозь ливень…
…А ещё запомнились могучие яки, неосторожно ронявшие сверху камни на нас. И любопытные туры, по утрам доверчиво заглядывавшие в палатки, будя нас своим горячим дыханием.
По вечерам у костра пели песни. Часто Эдуарда Гончарова:
Где-то дома стоят.
Где-то в домах тепло.
Там меня ждут, а я
Столько сменил берлог.
Дал мой корабль крен,
В дрейф мой корабль лёг.
Над головой снег.
Под головой лёд.
В этом житье-бытье
Только со снегом дождь.
Хочешь ледышку ешь,
Хочешь — с ладошки пьёшь.
За перевалом юг,
Просто рукой подать.
Запорошил июль
Тропы мои туда...
Помню, как песня рождалась. При спуске с Кашкаташа на ледник Лекзыр это было. Эдик неожиданно останавливался, просил закрепить страховку и, прислонившись к крутизне, царапал горелой спичкой по сигаретной коробке…
Давно это было – Владик Вайзер руководил тем походом, Саня Подгорнов и Витя Игнатенко в нём участвовали... И Миша Ермольев был ещё жив – сочинял и пел песни... и Толик Решетников ещё не погиб... Были ещё с нами и Сергей Яковлевич Кисель, и Георгий Марченко, и Виктор Мелентьевич Нархов, и Владимир Фридланд, и Васильвасилич Синельников, и Валентин Ушканов, и Коля Дуваров, и Сева Тихомиров, и Хазрет Хизетель, и ещё многие. Многие!..
Мы живём, а их нет.
Воспоминания о них живут, пока мы живы.
А песня нас всех переживёт. Хорошо быть песней!
Людей теряют только раз,
И след, теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.
А если он уходит днём,
Он всё равно от вас уходит.
Давай сейчас его вернём,
Пока он площадь переходит.
Немедленно его вернём,
Поговорим и стол накроем,
Весь дом вверх дном перевернём
И праздник для него устроим.
След в ночи
Самое глубокое переживание,
выпадающее на долю человека —
ощущение таинственного.
А. Эйнштейн
Говорят, что в Гималаях, на Памире, Тянь-Шане и, якобы, даже на Кавказе, обитает ужасный дикий «снежный человек». Не знаю, подтверждать или оспаривать его существование не берусь, ибо то, что за годы походов и восхождений я его ни разу не видел, ещё не значит, что его действительно нет...
Я со всей ответственностью утверждаю, что лично знаком с энтузиастом поисков реликтового гуманоида на Кавказе, романтиком и увлечённым человеком Евгением Ш.
До недавнего времени он утверждал, что «снежный человек», таинственный и легендарный, существует реально и неоспоримо.
Женя никогда со «снежным человеком» не встречался. И не виделся с теми, кто его видел. Он прочитал о «снежном человеке» все доступные публикации и безоговорочно в них поверил. И презирал всех, кто сомневается.
А чтобы собрать материальные свидетельства существования своего любимца, встретиться с ним и пообщаться, Евгений Ш. решил отправиться в поход с горными туристами.
...Группа поднималась по ущелью. Евгений непрерывно восторгался: — Самые подходящие места для обитания реликтовых гуманоидов!
На привалах, едва скинув рюкзак и не переведя дух, он обрушивал на спутников свои обширные познания в жизнедеятельности «снежного человека». Историй этих, одна другой ужасней, в обширной памяти Жени скопилось великое множество.
Слушали его внимательно... с интересом... и даже с любопытством. И, постепенно, всё чаще – с робостью... всё плотнее жались друг к другу... и нервно вздрагивали при каждом резком звуке...
Вечером вконец запуганные путешественники наплавили на примусе воду из снега (идти к ручью дежурный категорически отказался) и после скудного ужина (кусок в горло не лез) забились все вместе в одну палатку.
Не спалось. К каждому шороху прислушивались. А Женечка, вдохновлённый вниманием, продолжал рассказывать. И его уверенность действовала на всех гипнотически.
…Постепенно холодный ужас до краёв заполнил их души, заставил говорить прерывистым шёпотом. А потом и шёпот иссяк — скорчившись в спальниках, дрожали молча в полной темноте – свечку не зажигали, фонарики не включали. Барышни тихонько плакали.
Начался снегопад. В напряжённой тишине лишь снежинки шуршали по крыше палатки, да посвистывал-подвывал ветер в скальных расщелинах. Да изредка доносились дробные удары падающих где-то камней.
Поскрипывал снег. Скрипел почему-то. Казалось — всё ближе. А может быть, и не казалось... А чего это камни падают? И что-то уж как-то по-звериному ветер скулит, воет!..
Мерещились тяжёлые шаги. И не только шаги. Вот, засыпая, кто-то в палатке зевнул. Или это за палаткой вздох?.. Тяжёлый, длинный, угрожающий... Кто-то во сне всхрапнул… Это за палаткой рык!..
— Соблюдать полную тишину, — пролепетал Женечка Ш., — не привлекайте внимание «снежного». И никому из палатки не выходить!
— А если будет очень нужно? — робко засомневался кто-то.
— Если очень будет нужно, используйте мою миску, — прошептал самоотверженный Евгений.
...В конце концов, усталость и нервное напряжение сделали своё дело и люди забылись тревожным беспокойным сном. Стонали во сне, вздрагивали, стучали и скрипели зубами, ещё больше друг друга запугивая.
...Евгения Ш. разбудила возникшая в животе потребность выбраться из палатки наружу. Он содрогнулся от мысли о выходе в опасную ночь. Но надобность требовала немедленного удовлетворения. И в этой ситуации миска спасти не могла...
Трепеща душой и телом, Женя выполз из спальника и начал шарить в темноте, ища ботинки. Но потребность вынуждала торопиться. Натянув на ноги первое, что попалось под руку (а это оказались брезентовые рукавицы для работы со страховочной веревкой), искатель встречи с реликтовым гуманоидом беззвучно выскользнул из палатки в ночь.
Снегопад к этому времени прекратился, но тучи плотно закрывали небо — ни луны, ни звёзд.
- Самая охотничья погода для «снежного человека» — с ужасом сообразил несчастный Евгений.
Судорожно зажмурив глаза, пугаясь скрипа собственных шагов и от страха плохо соображая, он, спотыкаясь о невидимые в темноте камни, отошёл чуть в сторону, и присел под скалой, сжавшись и затаив дыхание...
И вдруг, соскользнув со скалы, рядом с ним упал снежный ком!
Взвизгнув, Женечка рванулся в палатку. Как оказался внутри — не заметил. Волна ледяного ужаса, захлестнув и скомкав чувства, выключила потрясённое сознание.
…Утром всех всполошил истошный вопль.
— Следы! Следы «снежного человека»! — орал дежурный, который, осмелев при свете дня, высунулся из палатки выплеснуть ночное содержимое жениной миски.
— Не затопчите! Осторожно! — вскричал Евгений, стремительно выпуливаясь наружу. — Сфотографируем! Измерим! Зарисуем! Изучим!
На снегу ясно виднелись большие, широкие, округлые отпечатки следов.
— Он! Реликтовый гуманоид, «снежный человек»! — убеждённо заявил Женя, — босой и, видите, все пальцы стопы плотно сжаты, а большой палец в сторону сильно оттопырен!
— А это чьё? — спросил кто-то, подбирая валявшиеся у палатки брезентовые рукавицы.
— Отстань ты! — отмахнулись от него...
Щёлкая фотоаппаратом, Евгений на коленях полз по снегу вдоль следов. За ним, обмениваясь восторженными впечатлениями и, на всякий случай, сжимая в руках ледорубы, двигались остальные.
Процессия приблизилась к скале, под которой исследователей ожидала сенсационная находка.
Евгений захлебнулся от счастья: - Научный мир будет потрясён!..
Он любовно упаковал смёрзшуюся драгоценность в полиэтиленовый пакет. И тут возник жаркий спор за право нести ЭТО в своём рюкзаке. В конце концов, решили нести по очереди. Естественно, о продолжении похода не могло быть и речи, все спешили к всемирной славе.
Из первого же почтового отделения свидетельство существования «снежного человека» было ценной бандеролью отослано в Академию наук. Женя выступил перед жителями аула с лекцией, а его спутники им гордились, и сами тоже раздавали автографы.
...Мнение учёных стало известно через две недели. Я его не буду здесь приводить потому, что сам письмо на официальном бланке не читал — его содержание мне пересказал знакомый работник прокуратуры.
А энергичные высказывания спутников Евгения Ш. я слышал сам, и они до сих пор звучат в ушах. Но их я не решаюсь здесь воспроизвести...
Путь сквозь облака
Я не утверждаю, что большинство людей может жить на этих вершинах.
Но пусть раз в год они восходят туда в паломничество.
Там они возобновят дыхание своих лёгких и освежат кровь своих вен,
там они почувствуют себя более близкими к Вечности.
Затем они снова спустятся на жизненную равнину с сердцем,
Закалённым для каждодневных битв.
Р.Роллан
В нашем лагере на высокой правобережной террасе Терека ласковая зелень тёплой травы, над палатками стрёкот стремительных стрекоз. Покой, уют, безопасность. А взгляды от этой идиллии часто устремляются круто вверх, где высоко над карабкающимся по склону селением Казбеги ослепительно, как белый взрыв, сверкает в лазури неба пирамида Мкинварцвери, так по-грузински называется Казбек.
Знаем, что будет трудно, — синоптики предсказывают на вершинном куполе двадцатиградусный мороз и ветер до тридцати метров в секунду.
...До высоты 2170 нам помогают местные спасатели — подвозят рюкзаки на УАЗике. Вот и отрог Казбекского массива Квенет-Мта, где, словно изваянный скульптором, словно врезанный в плотную синеву неба штихелем гравёра, застыл прекрасный в чистом изяществе своих линий и совершенстве пропорций силуэт храма Цминдасамеба. Это о нём пушкинские строки:
Высоко над семьёю гор,
Казбек, твой царственный шатёр
Сияет вечными лучами.
Твой монастырь за облаками,
Как в небе реющий ковчег,
Парит, чуть видный, над горами.
…У бывшего алтаря, среди мусора и хлама, горит поставленная кем-то свеча...
Набираем высоту. Мы вверх — весь мир вниз. Под нами многие километры далей — восхождение раздвигает горизонты.
Час за часом вверх и всё время вверх по крутой каменистой тропе. К вечеру, одолев полторы тысячи метров высоты, поднялись до ледника, к лагерю гляциологов. Солнце клонится за зубчатые горные хребты. Усталые ноги гудят, мы предвкушаем скорый отдых.
Но... горы коварны и непредсказуемы. И, оказывается, не будет нам отдыха ещё долго. Ледниковая трещина подстерегла польского альпиниста — перелом бедра – двойной, открытый.
Сбросили рюкзаки. Из ледорубов и репшнуров — носилки, из страховочных поясов — наплечные транспортировочные петли.
Вниз! Как можно скорее — по острым скользким камням, в кромешной тьме, лишь уплотняемой метущимися огоньками фонариков.
— Стоп, время ослабить жгут!
Шок... Жалобный звон опустевших ампул... Резкий запах нашатыря... Прерывистый, со стонами, хрип раненого... Тяжёлое ритмичное дыхание врача — закрытый массаж сердца... Повезло, что у гляциологов оказался врач!
И дальше — вниз… в стремительном темпе, напряжённо, тревожно, безостановочно!..
Навстречу поднялись спасатели с медицинскими носилками – внизу уже ждёт «скорая помощь». Передали им поляка из рук в руки.
Посидели опустошённо... Никаких чувств, кроме усталости...
И обратно – вверх…
...Утром на траве иней, лужи и ручьи возле палаток под прозрачным панцирем льда. Погода ясная, и Казбек призывно полыхает в пронзительно синем небе.
Снова скрежет камней под подошвами, хруст снега и фирна, звон сколотого ледорубами льда, звонкая весёлая капель талой воды в ледниковых воронках и гротах. Огромный, живой, чудесный и необыкновенный, любимый нами горный мир...
На орографически левом склоне ущелья высоко над ледником знакомое серое каменное здание метеостанции. Здесь круглый год на высоте три тысячи семьсот метров за совсем небольшие деньги, в очень тяжёлых условиях работают люди.
«…Там, где гор кольцо за горло держит, там, где память женскими руками гладит и баюкает надежду, дразнит и ласкает облаками…»
Здесь второй наш ночлег.
...Подъём в час ночи. Гулкий топот по крутым деревянным лестницам. Лучи фонариков, колебание огоньков свечей и зажигалок. Лёгкая суматоха сборов. Обжигающий чай. Нервная дрожь нетерпения.
В 1-45 — выход. Темнота. На фоне аспидно-чёрного, усеянного невероятным числом звёзд неба, призрачно голубеет в лунном свете вершина. Мороз и пронзительный ветер. Снег спелым арбузом хрустит в такт шагам.
— Идти след в след! Мы в зоне ледниковых трещин!
Ветер несёт крупинки фирна, наждачно царапает щёки, сечёт глаза и губы. На усах и бороде, на воротнике свитера и капюшоне пуховки нарастает ледяная корка.
Под ногами пульсирующий туман позёмки. Усиливающийся ветер наваливается, пытаясь сдуть со склона. Временами его удары так яростны, что буквально выкидывают людей из протоптанных в снегу глубоких следов. Приходится опускаться на колени и вжиматься в снег, пережидая порыв ветра. На привалах внимательно вглядываемся в лица друг друга — нет ли обморожений?
Несколько человек поворачивают и уходят вниз к метеостанции. Это не трусость. Это умение реально оценить свои силы, приобретённое в горах чувство ответственности. Горы не терпят бравады: вовремя не уйдёшь вниз сам — через несколько часов тебя придётся спускать товарищам.
...Вышли на высоту 4000. Ровное фирновое плато. Жёсткий, плотно спрессованный снег с кружевными застругами. Позёмка.
Темнота уползает в глубину ущелий. В прозрачных предутренних сумерках плавно, как включённая электроспираль, всё ярче разгорается вершина Казбека. До неё ещё тысяча сорок семь метров по вертикали. Много... Ещё несколько человек отказываются идти выше. Борясь с ветром, ставим для них палатку, и продолжаем подъём.
Напряжённые, трудные шаги... Долгие минуты... Длинные метры... Бесконечный склон вздымается в небо ещё круче — привычная упругость надёжного капрона страхующей перильной верёвки под рукой... Щелчки карабинов на перестёжке самостраховки... Привычная усталость и бесчувственность окоченевших пальцев...
Ровная площадка перед крутым ледовым взлётом — недолго отдыхаем, энергичными взмахами отогревая руки и ноги.
Вперёд!
Вновь растягиваем по крутизне верёвки.
Оледенелая скальная гряда. Выше — крутизна снежного купола. До вершины Казбека еще метров пятьдесят.
Вверх!
И – удар ослепляющего солнца в глаза!.. И далёкий круговой горизонт ничем не заслонён!.. И лёгкие полны морозной пронзительной свежести!.. И сердце — восторга!.. И к этому никогда не привыкнуть!
Выше ничего — только солнце. И под ним мы — за порогом шестого километра абсолютной высоты.
Глухой хлопок и взвившееся шипение зелёной ракеты — сигнал радости друзьям внизу.
Теперь – к цветам долины.
Облако повисло на пути. Мы привычно идём сквозь него.