Аллы Васильевны Сергеевой, кандидата филологических наук, автора многих учебник

Вид материала

Учебник

Подобный материал:

• «Связи с общественностью в условиях чрезвычайных ситуаций» Аннотация к диссертации, 83.66kb.
• Н. н получила диплом кандидата филологических наук по специальности: «Теория немецкого, 36.81kb.
• Специфика изучения произведений фантастики в 5-9-х классах средней школы, 547.75kb.
• Тема диссертации, 50.26kb.
• «Тобольская государственная социально-педагогическая академия им. Д. И. Менделеева», 345.4kb.
• Эволюция лирического героя в поэзии м. Турсун -заде, 1088.86kb.
• Пьесы исхаки на тему интеллигенции аспект «новой драмы» Диссертация на соискание ученой, 2879.13kb.
• А. А. Беловицкая доктор филологических наук, профессор Н. Д. Бурвикова Москва, Логос., 4088.96kb.
• Программа факультативного курса, 705.83kb.
• Iv фольклористика, 1780.45kb.

§ 1. Психологические особенности русского архетипа

«Нет таких трав, чтоб узнать чужой нрав»

«У каждого чина — своя причина»

Русские народные пословицы

Согласно К.Г. Юнгу, «архетип— это коллективное бессозна­тельное, это то общественное (нормы, представления, предрас­судки, мифы), которое впечатано в сознание каждого индиви­да»². Употребляя это слово, мы будем иметь в виду «ключ» к «коду» национального характера. Причем среди русских людей преобладает, по выражению К.Г. Юнга, «интуитивно-чувствен­ный психологический тип», или, как он его еще называл, «ин­туитивно-этический интраверт».

Если говорить проще, то, по объяснению самого К.Г. Юнга, такому типу людей свойственны особые способности к предчув­ствию, развитая интуиция, особое чувственное восприятие жиз-

136

ни. Для них характерна сосредоточенность на внутренней (ду­шевной, духовной) жизни. Ведь не случайно основополагающими понятиями для русских служат «душа» (с этим словом в русском языке найдется множество пословиц и поговорок), «правда» (в отличие от рассудочной «истины») и др.

Слово «совесть» как отдельная лексема отсутствует в евро­пейских языках, поскольку переводится словом, производным от латинского consientia, что соответствует русскому слову «со­знание». Исторически получилось так, что русские слова «совесть» и «сознание» переводятся на европейские языки одним и тем же словом, что говорит о размытости смысла и неразличении этих понятий. А ведь сознание и совесть для русского — вещи совер­шенно неравнозначные и неравноценные! Для русских важней­шее условие счастья — это чистая совесть, на которой не лежит камнем сознание вины перед кем-то, потому что «Совесть без зубов, а грызет». «Хоть мошна пуста, да совесть чиста», — гово­рят они себе в утешение, когда удалось преодолеть соблазн, не совершить дурного, даже потеряв что-то при этом.

Чувственное восприятие жизни русских объясняет, почему в них больше восточной иррациональности, чем западной рацио­нальности, откуда идет их особая страстность. Эмоции у них чаще преобладают над разумом, а страсти— над материальными интересами. При решении трудного вопроса русский человек бу­дет руководствоваться чаще «голосом сердца», а не рассудком. От него трудно требовать объективности, «разумности», спокойно­го подхода к делу и жесткой логики.

Экстремизм и максимализм выражается в типичном требова­нии: «все или ничего». Общеизвестен русский максимализм и эк­стремизм, который в его крайней форме выражен в стихотворе­нии А.К. Толстого:

Коль любить, так без рассудку, Коль грозить, так не на шутку, Коль ругнуть, так сгоряча, Коль рубнуть, так уж с плеча! Коли спорить, так уж смело, Коль карать, так уж за дело, Коль простить, так всей душой, Коли пир, так пир горой!

Эта склонность к экстремизму в характере русских объясня­ет, почему столь многие события в истории России проявлялись в гиперболической форме, были столь грандиозны по замыслу:

137

например, действия Петра Великого, построившего за несколь­ко лет столичный город на болоте, фанатичное принятие и про­ведение идей марксизма, наивный энтузиазм и шпиономания при Сталине, сейчас — бессовестное выпячивание своего богатства «новыми русскими» и т п

Чувственное восприятие жизни у русских выражается и в том, что они нуждаются в близких контактах, во взаимопонимании, эмоционально зависят от своего окружения При этом в России нет личного и семейного изоляционизма, зато есть «чувство локтя», привычка к публичности, ощущению себя среди «своих».

К числу свойств русского народа принадлежит и чуткое вос­приятие чужих душевных состояний. Отсюда живое общение даже мало знакомых людей друг с другом, легкость завязывания зна­комства: через час людям кажется, что они знали друг друга чуть не всю жизнь. Показательно, что англичане, американцы и французы не понимают речи собеседника при малейшей ошибке в произношении, потому что их внимание сосредоточено на внешней стороне речи, на ее звуках. Русский человек, наоборот, обыкно­венно понимает собеседника даже при очень плохом произно­шении: его внимание направлено на внутренний смысл речи, который он интуитивно улавливает. Поэтому русский язык ком­фортно изучать в России, никто не станет раздражаться от не­правильной речи, окружающие будут стараться понимать даже то, что вы не можете выразить.

Русским нелегко переносить сенсорный голод, отсутствие впечатлений и близких отношений между людьми. Не менее тя­гостна и даже ненавистна им повседневная рутина, излишняя размеренность, «мелочность», т.е. то, что западный человек, на­против, считает нормой и основой жизни

Многими отмечается, что в отношениях с другими людьми русские как-то по-детски доверчивы, тут же признают положи­тельные свойства любой новизны, новой идеи, новых форм и стараются перенять все новое, легко подчиняясь моде, автори­тету сильного, волевого человека.

Для западных людей характерно вербалъно-логическое, а для русских — образное, интуитивное мышление Западный человек действует по своей воле и рассудку, у него гораздо меньше раз­вита «обратная» связь с собеседником, он не делает усилий уг­лубиться в смысл беседы он слышит только то, что было сказа­но, не пытаясь домыслить услышанное

У русского же сначала работает воображение и интуиция, а уже потом воля и ум Русский человек более многослоен, у него

138

развита способность понимать подтекст сказанного, отношение говорящего, его тайные замыслы и пр. Отсюда идет широко распрос­траненное мнение, будто «западные» люди как бы проще, что они более «прямые» и открытые, чем русские, потому что ло­гично рассуждают и выражают только то, что думают. Более того, иногда выражается даже мысль о «неискренности» и «лживости» русских. Надо сказать, что «открытость» и «прямота» совсем иначе понимаются самими русскими. Добавим, что иногда европеец может стыдиться и даже пугаться чужой искренности, совести и доб­роты как «глупости» или желания «навесить на него» свои про­блемы. А русский прежде всего ждет от другого человека именно доброты, совестливости и искренности.

Другое дело, что для них тяжело перенести свои предчув­ствия и эмоции в рациональную форму конкретных решений. Они долго, сложно и глубоко думают над серьезными вопро­сами бытия. Но это совсем не значит, что долгие раздумья при­ведут их к определенным решениям или решительным переме­нам в жизни. Способность мобилизовать себя для конкретной деятельности у них не развита, находится «на уровне ребенка». Поэтому любая критическая ситуация, когда нужно собрать волю, проявить самостоятельность, может вызвать у русского «детс­кие реакции».

В такой ситуации он более всего склонен обратиться «к стар­шему» — к «умному человеку», начальнику, государству. Поэто­му в его сознании доминирует желание «жить в сильном госу­дарстве», которое защитило бы его интересы или, в крайнем случае, заставило бы его самого собраться для выживания.

На этой ментальной особенности русских построены, напри­мер, сюжеты пьес А. Чехова. Французы, например, часто указы­вают на трудность в восприятии содержания этих пьес: по их мнению, в течение нескольких часов герои пьесы неимоверно страдают, много говорят, пытаются найти выход из неприятной ситуации, в кульминации пьесы — обязательный скандал. В конце концов, герой доведен до истерики и все зрители ждут развязки. Но нет, увы! Все остается по-прежнему.

Примерно так ведут себя герои в известном фильме Н. Ми­халкова «Неоконченная пьеса для механического пианино». Ка­залось бы, в конце фильма всем ясно, что герой не может даль­ше продолжать двойную жизнь во лжи и обмане, он не в силах пережить унижение и готов покончить с собой... Самоубийство не получилось, герой затихает и бессильно смиряется: «Ничего нельзя изменить в этой жизни, не стоит и пытаться».

139

По такой схеме живет очень мною людей в России В слож­ных ситуациях русский человек импульсивен, он может сам до­вести себя до отчаяния и истерики, но ему трудно решиться на что-то окончательно. При угрозе конфликта он предпочитает не бороться, а уступить. Для него гораздо важнее сохранить «нор­мальные» отношения с окружающими людьми, чем вступать с ними в конфликт, даже если при этом страдает справедливость, столь важная для него.

К характеристике русского архетипа К.Г. Юнгом («интуи­тивно-этический интраверт») следовало бы добавить еще одно общепризнанное качество русских, а именно противоречивость. Многие русские философы и историки обращали на это каче­ство пристальное внимание, объясняя его, во-первых, положением России между Западом и Востоком, а во-вторых, тем, что в русской душе соединилось христианства с особенностями язы­ческого мироощущения, которое так и не изжито до сих пор. Можно назвать и третью причину такой противоречивости — это сама русская история с ее вечным конфликтом между государствен­ным могуществом и инстинктом свободолюбия народа¹².

Далее следует остановиться на жестоком, но справедливом постулате: трудно отрицать постепенное разрушение, деформацию традиционного русского архетипа. Так, советская система усили­ла внешнюю противоречивость русских и способствовала этому разрушению. Выше мы уже говорили о том, как жестоко рус­ский характер деформировался под влиянием «квартирного воп­роса». А ведь это только один из аспектов действительности, были и многие другие.

Система советской жизни воздействовала на черты русского характера разрушительно, и всегда в худшую сторону. Как точ­но отметил А. Солженицын в книге «Россия в обвале», «совет­ский режим способствовал всегда подъему и успеху худших лич­ностей» и, добавим, уничтожению лучших. Например, взамен тра­диционных моральных принципов в сознание людей насильно вбивались идеологические постулаты: «Кто не с нами— тот против нас», значит, он— враг народа; «Отдать свою жизнь во имя ком­мунизма»— это подвиг, а «В жизни всегда есть место подвигу!» и т.п. Вот почему в 20-е годы стал возможен такой чудовищный случай в глухой сибирской деревне, когда юный пионер по имени Павлик Морозов донес на своего огца, что он прячет хлеб от колхоза. Семья маленького предателя осталась без хлеба, а не­счастный мальчик был в отместку убит. Пропаганда сделала его национальным героем: его именем называли пионерские отря-

140

ды, корабли, улицы и т.п. О моральной стороне дела тогда ред­ко кто задумывался...

Сама социальная структура советского общества также дефор­мировала русских людей. Особенно негативно повлиял новый по­стулат приоритета рабочего класса в обществе, вторым (менее важным идеологически) классом было объявлено крестьянство. А вот для интеллигенции в этой структуре нашлось место только «прослой­ки», как в пироге, — тонкая прослойка варенья между двумя пыш­ными лепешками, в общем — очень скромное место. Интересами «прослойки» можно было и пренебречь: оплата труда и условия жизни у интеллигенции были на порядок ниже, чем у рабочего класса. Фраза «Я— из рабочих!» пролетариями произносилась гордо. В бытовой жизни к людям с интеллигентной внешностью можно обратиться снисходительно: «Эй, шляпа!» (это о не очень сообрази­тельном, рассеянном человеке). О мягком человеке могли сказать, что он «гнилая интеллигенция», «А еще очки надел! Надень вторые!». К потомственным интеллигентам относились не только свысока, но и с подозрением, словно ожидая от них досадных сюрпризов.

Униженное положение людей умственного труда неминуемо толкало их на конформизм, услужливость и изворотливость, демонстра­цию собственной лояльности, которая в силу привычки иногда становилась личной убежденностью. Это объясняет, например, почему писатели так ополчились в свое время на А. Солженицына: они оказались не в силах простить ему внутренней свободы духа и по­пытались при этом «выслужиться» перед своим начальством.

Совершенно разрушительно на моральные устои общества действовала «номенклатура». На практике она обозначала нали­чие особой системы распределения внутри узкого круга «при­кормленных» начальников, которые держались друг за друга, образуя цепь круговой поруки. Но было бы еще полбеды, если б речь шла только об ограниченной группе лиц. В конечном итоге произошло смыкание в круговой поруке номенклатуры с кри­минальными элементами (группировками), ведь у них одни и те же принципы: одни стоят над законом, а другие — вне закона, и тем и другим «законы не писаны». Практика круговой поруки была подхвачена массами на бытовом уровне, породила «при­писки» (завышенные цифры в отчетах), воровство, когда с ра­боты каждый «нес» (т.е. тащил в дом) все, что могло пригодить­ся (отсюда слово «несуны»). Это усилило скрытность россиян, недоверчивость к любой власти, цинизм.

На моральном здоровье россиян отрицательно отразился так­же уникальный, единственный в своем роде опыт массового зак-

141

лючения граждан в лагеря (ГУЛАГ). Это дало массу людей с ис­калеченными судьбами и здоровьем (в том числе и психическим), приучило их к неизбежности лгать и притворяться, породило особый язык, фольклор, анекдоты, своеобразную литературу, даже му­зыку, песни (сейчас этот песенный жанр манерно называется «русский шансон» — с «французским» произношением в нос) и проч. У целого поколения людей выработалось особое качество — «страх на ге­нетическом уровне». А это, в свою очередь, сформировало новую логику в поведении: «как бы чего не вышло» — лучше ничего не делать. Молодежь, которая стала новым социальным лидером после краха СССР, получила от старших сограждан название — первое «поколение непоротых» (т.е. не битых), и поэтому лишенных «страха на генетическом уровне»: они не боятся ничего, потому более динамичны и успешны в любых действиях.

Кажется, что сильнее всего русский характер деформировала сама двойственность и лицемерие советской жизни: это колоссальный разрыв между правящей элитой и народом; жесткое вмешатель­ство государства в личную жизнь — и открытое беззаконие; аг­рессивная государственная пропаганда — и полное равнодушие народа к политике; тотальный государственный атеизм — и скрытая ре­лигиозность; официальная мания гигантизма — и жалкий быт бедных людей с очередями, «доставанием» самого необходимого, с по­исками «левых» доходов, с «блатом» и мелким жульничеством «несунов», которые тащат с работы домой все, что может приго­диться. А главная двойственность советской жизни состояла в инстинктивном желании рядового человека любым способом от­делить свою личную жизнь от общественной. Поэтому в обще­ственных местах россиянин обычно внешне был хмур, непривет­лив, строг, деловит, насторожен и равнодушен. Он внешне де­монстрировал свою лояльность, трудовой энтузиазм и т.п., а в тесном кругу «среди своих» мог стать неузнаваемым: улыбчивым, сердечным, сентиментальным, открытым, критически восприни­мающим все происходящее и т.д. Внешне это еще больше усили­вало свойственную русским противоречивость их характера.

Иностранцы, не утруждающие себя желанием заглянуть поглубже в российскую жизнь и понять причины такой непоследовательно­сти в поведении одного и того же человека в разных ситуациях, сделали расхожим штампом идею «двойственности», «дихотомии», загадочности и даже лицемерия и лживости русских⁵⁶. Неудиви­тельно, что к описанию русского характера так подходит образ крутых «русских горок» — с их взлетами, падениями и неожиданными по­воротами. Ибо в русском человеке можно найти практически все:

142

склонность к национализму — и открытость всем культурам и но­вым идеям; жестокость — и необыкновенную жалостливость; спо­собность причинять страдания — и умение глубоко сострадать чу­жой боли; привычку повиноваться, уважение к власти — и воль­нолюбие, удальство, вплоть до анархизма; умение самозабвенно трудиться, забыв обо всем не свете, — и расслабленность, пассив­ность, лень, желание посозерцать, перекурить, «посидеть в ком­пании» и в рабочее время «излить душу» друг другу...

Все эти качества характера, которые можно найти и в евро­пейцах (но там они как бы «смазаны» и скрыты «корсетом» ци­вилизации, правилами этикета).

Результаты этнопсихологических исследований подтверждают, что в сознании русских сегодня сталкиваются противоречивые уста­новки и стереотипы поведения. Так, на основании опроса 305 чело­век, проведенного учеными в нескольких крупных городах России, были выявлены основные типы поведенческих ориентации⁵⁷:

1. на коллективизм (гостеприимство, взаимопомощь, щед­
   рость, доверчивость);
   
2. на духовные ценности (справедливость, совесть, правди­
   вость, талантливость);
   
3. на власть (чинопочитание, сотворение кумиров, управ­
   ляемость и т.д.);
   
4. на лучшее будущее (надежда на «авось», безответственность,
   беспечность, непрактичность, неуверенность в себе и т.д.);
   
5. на быстрое решение жизненных проблем (привычка к авра­
   лу, удальство, высокая трудоспособность, героизм и т.д.).
   

Рассмотрим более подробно некоторые установки в сознании русских.

§ 2. Установки в русском сознании, или Сложные последствия простых причин

«Доброе братство — дороже богатства»

«Одному жить — сердцу холодно»

Русские народные пословицы

В научной литературе⁵⁸ выделяются три типа социальных ус­тановок в поведении любого человека:

1. «быть как все», «быть вместе со всеми»;
   
2. «быть личностью»;
   
3. «быть другим, не таким, как все остальные».
   

143

Каждая такая установка определяет поведение человека и его ценностные ориентации в жизни.

Первая установка, желание «быть как все», «быть вместе со всеми» выражается в рассуждениях типа: «Мы — народ». Ее цен­ность в том, что она служит сохранению культурных традиций и взаимопониманию между людьми. Она проявляется в традицион­ных обществах, когда поведение человека зависит не столько от его личности, сколько от традиций, общепринятых стереотипов поведения, религиозных предписаний или идеологических формул.

Установка «быть личностью» проявляется в желании челове­ка реализовать себя, ощущать свою неповторимую индивидуаль­ность, самоценность, быть свободными. Она преобладает в Ев­ропе, которая пережила Ренессанс с идеями уникальности каж­дого человека. Гипертрофированное стремление к этой установке превратило мир в огромный дом, где жители разобщены и ни­кому нет дела до ближнего.

Установка «быть не таким, как все» выражается в желании стать отдельной личностью, быть оригинальным и ярким, не­похожим на других, выйти за пределы унылого однообразия жизни. Часто она характерна для молодежи, для людей маргинального типа и артистической среды.

В любом обществе у каждого человека одновременно сосуще­ствуют все три установки, которые могут проявляться в зависи­мости от обстоятельств жизни и темперамента. Однако в куль­турном архетипе каждого этноса более или менее выразительно доминирует одна из них.

В архетипе поведения русского человека доминирует потреб­ность «быть как все», действовать вместе и сообща. Россия не переживала Ренессанса, идея неповторимости каждого человека не привлекла к себе особого внимания в русской культуре. Го­раздо чаще среди русских было стремление «жить как все», «не выделяться». И не случайно, что в ответе на вопрос «что для вас самое главное в жизни?» русские отвечают: «равенство воз­можностей для каждого человека» (72,3%). И еще: «жить как все гораздо лучше, чем выделяться среди других» (64,7%). А вот «стать яркой индивидуальностью, «не быть как все» предпочи­тает только 31,9% русских⁵⁹.

Это можно оценивать положительно как бессознательный де­мократизм, в чем мы могли убедиться, наблюдая образ жизни русских и поведение в быту (§ 1 этой главы). Однако надо при­знать и то, что такая установка часто мешает русскому стать «лич­ностью». Групповая сплоченность как бы снимает проблему ин-

144

дивидуальной инициативы и ответственности. Как правило, это задавлено в россиянах еще с детства с помощью «воспитания в коллективе»: несколько поколений россиян прошли через мушт­ру в школе, через пионерскую и комсомольскую организацию с их железной дисциплиной и приоритетом общественных ценно­стей. Таким коллективным воспитанием в подсознание каждого россиянина вбито: «все— как один,один— как все»,«не высовы­вайся, а то будет хуже». Индивидуальная инициатива уже с дет­ства «задавлена» групповой сплоченностью.

Растворение личности в коллективе, с одной стороны, по­рождает «чувство локтя» и морального комфорта. Хорошо, когда ты — не один, в беде тебе не дадут пропасть, «на миру и смерть красна». Но, с другой стороны, такая модель порождает и безот­ветственность за свое поведение, за свой выбор и участие в чем-то. На практике это часто ведет к агрессии коллектива по отно­шению к людям с яркой индивидуальностью, не похожих на других — по внешности, по типу поведения или образу мыслей.

Современная жизнь в России благоприятна для людей энер­гичных и инициативных, т.е. для тех, кто при плановой совет­ской системе занимался так называемой теневой экономикой и был тогда вне закона. Теперь эти бизнесмены вызывают глухую неприязнь основной массы населения, особенно старшего поко­ления. При этом средний россиянин прекрасно понимает: чтобы добиться сегодня успеха, нужно рисковать, ломать себя и пре­жние стереотипы и установки. А вот на это готов далеко не каж­дый и, как мы теперь понимаем, совсем не от лени. Ломать свой национальный архетип — может быть, самое сложное в жизни.

Желание «быть как все» и не выделяться на общем фоне ведет к тому, что в своей деятельности люди обычно предпочитают традиционные, а не новаторские формы. При этом чаще исполь­зуются привычные, экстенсивные формы хозяйствования, а у людей развивается консервативный синдром. Выражается он, например, B-^jF0M_T^jiTO русские не любят разрушать свой привычный уклад жизни: для них становится драмой необходимость поменять ме­сто работы, развестись с ненавистной женой, сделать крупный ремонт в квартире или поменять место жительства. Недаром рус­ские считают, что два переезда равны одному пожару. Им легче перетерпеть некоторые неудобства, чем радикально что-то ме­нять и потом долго привыкать к новшествам. Отсюда же и на­родная мудрость: «Худой мир лучше доброй ссоры».

Особенно неприятные результаты дает такая установка в ус­ловиях негативных демографических процессов в современной

145

! Q-3646

России — увеличении безработицы. Казалось бы, условия поли­тической и экономической нестабильности должны подстегивать человека, заставлять его действовать, быть активным, искать любую работу, чтобы выжить. Потеря работы влечет за собой стресс, неуверенность в себе, болезни, деформацию личности, распад семьи и другие беды. Однако социологические исследования по­казывают, что часто безработные россияне (особенно мужчины) отказываются обучаться другой профессии даже при отсутствии вакансий на рынке труда, обрекая себя и свои семьи на страда­ния. И причинами этого положения являются вовсе не глупость, лень или мифическая «обломовщина», а все тот же консерватив­ный синдром, изначально присущий русскому архетипу и еще больше укоренившийся в советский период.

Так, во-первых, всех россиян учили с детства выбирать себе профессию на всю жизнь, даже если она не соответствует твоему характеру и способностям. Человек боялся сменить работу, опа­саясь, что на новом месте ему будет еще хуже.

Во-вторых, каждому вдалбливалась в сознание мысль, что го­сударство на бесплатное образование и профессиональное обуче­ние человека затратило огромные средства, поэтому каждый че­ловек живет в неоплатном долгу перед ним. Таким образом госу­дарство боролось с текучестью кадров, а это еще больше привязывало законопослушного гражданина к его рабочему месту.

В-третьих, советское государство гарантировало своим граж­данам рабочие места. Однако во главу угла при этом ставились интересы государства, а не человека. План предусматривал раз­витие тех или иных отраслей, создание рабочих мест, количе­ство специалистов по тем или иным профессиям и т.п. Человек становился винтиком в тоталитарном государстве с его патер­налистской системой. И большинство населения это устраива­ло, поскольку создавало иллюзию стабильности и уверенности в завтрашнем дне, что вполне соответствовало консервативно­му архетипу россиян.

Люди с детства привыкали к положению иждивенцев и при­вычно рассчитывали на то, что государство обязано им помо­гать. Они разучились надеяться на себя, на свои силы и возмож­ности. Консервативный синдром ухудшает и без того нелегкое положение многих россиян.

К чему еще на практике приводит такой синдром? Постоян­ное стремление «быть как все» у русского приводит к тому, что духовные потребности и моральные императивы могут замещать­ся внешними стандартами поведения или идеологическими уста-

146

новками. Для человека становится более важным общественное мне­ние («А что скажут люди?»), чем внутренний контроль и чувство личной ответственности.

Логично, что при такой установке люди могут предпочесть переложить ответственность за свои действия и поступки, за свою судьбу на кого-то другого. Это могут быть близкие люди, члены семьи, родители, виноватые в том, что у человека не сложилась судьба. Еще удобнее обвинить в своих бедах общество, которое лишило его чего-то, недодало, обошло вниманием. А еще проще обвинить в этих бедах государство и затем требовать от него по­мощи, возмещения утраты.

Конечно, все это порождает бездумность и безответственность людей. Отсюда в России так много инфантильных мужчин и бро­шенных детей. На бытовом уровне в России это к тому же тра­диционно выливалась еще и в антисемитизм, а сейчас — «анти­кавказский» синдром.

Поясним, о чем речь. В последние годы в России все шире проявляются националистические, расистские, а то и фашистс­кие настроения, особенно в молодежной среде, которая уже не знает прививаемых в советское время понятий «интернациональная дружба» и проч.

В советское время большинство мелких торговцев овощами и фруктами на рынках крупных городов России были выходцами с Кавказа и Средней Азии. В коллективном сознании образ кавказца (на бытовом уровне) уже тогда был связан с умением обхитрить доверчивого русского человека. Распад СССР, вызвавший массу бе­женцев из южных республик в крупные города России, расшире­ние криминальной сети, в которой растет число представителей кав­казского региона, притеснения русских в новых независимых рес­публиках, наконец, военные действия в Чечне — все эти факторы в значительной мере способствуют подъему русского национализма.

На языковом уровне словом «черные» современный россия­нин называет отнюдь не африканцев, а выходцев с Кавказа (че­ченцы, азербайджанцы, грузины, дагестанцы и проч.). Грубое слово «чурки», с тем же презрительным оттенком, означает вы­ходцев из бывших среднеазиатских республик (узбеки, казахи, монголы, киргизы и проч.). Любопытно, что по отношению к татарам, с которыми тесно связана вся история России, подоб­ной неприязни не наблюдается, несмотря на их обилие в круп­ных городах. Поразительно, но самый «мусульманский» город в России — это Москва (10% населения — мусульмане), и к тата­рам здесь относятся спокойно и уважительно.

147

10*

Попытки «найти виноватого», структурированные в русском архетипе, не могут не вызывать озабоченности. Так, установка русского архетипа «быть как все», «быть вместе со всеми» на практике порождает определенные проблемы для самих же рус­ских. Но, с другой стороны, такая растворенность русского че­ловека в социуме не лишена своеобразной теплоты и притяга­тельности. И на это тоже не стоит закрывать глаза. Благодаря ей у человека возникает чувство общности с другими людьми, чувство безопасности и стабильности, доверия к людям, ощущение «брат­ства» и более того — душевного комфорта, счастья и даже эй­фории. Подсознательно это выражается в логике: «Я не один. Значит я не пропаду, значит мне всегда помогут. Среди "своих"мне не страшно одиночество и другие беды».

В отношениях с окружающими русский человек крайне нуж­дается в близких контактах, во взаимопонимании, он эмоцио­нально зависит от своего окружения. Он стремится прежде всего к эмоциональной вовлеченности в отношения с людьми. Для русского самое тяжелое наказание — это сенсорный голод, отсутствие эмоций и впечатлений, особых отношений с людьми. Недаром всеми от­мечается, как трудно и мучительно происходит процесс адапта­ции русского человека на Западе, независимо от материальных условий его жизни. Этим он отличается от представителей дру­гих наций. Выпадая из теплого кокона сложившейся «коллек­тивной» жизни, русский за границей чувствует себя как ребе­нок, потерявший в толпе свою мать. Вот суть русской носталь­гии! Это не просто тоска «по березкам», самоварам и прочим штампам. Это подавленность от незнакомого ранее чувства оди­ночества, потерянность в огромном чужом мире, ощущение своей оторванности от какой-то большой семьи.

Общая установка «быть как все» связана с таким представле­нием об устройстве мира, когда личность человека важна не сама по себе (как у европейцев), а является частью целого— общества. Каждый человек выражает и осуществляет это целое. Причем в со­отношении личность (часть) и общество (целое) приоритет, ко­нечно, остается на стороне целого. Личность человека (как фраг­мент целого) интересна не сама по себе, а тем, каким образом она функционирует в составе целого, т.е. в обществе. Такая установка русского архетипа исключает индивидуализм, одиночество, само­изоляцию, замкнутость, порицает эгоизм и сосредоточенность на себе, столь характерные для европейского общества.

В поведенческом плане желание «быть как все» часто выгля­дит как желание «быть не хуже других». Такая логика может тол-

148

кать человека на вполне невинные действия, например, тщес­лавное стремление быть одетым не хуже других, даже если это наносит ощутимую брешь в семейном бюджете: «Шапка три руб­ля, зато набекрень»,«На брюхе шелк,а в брюхе— щелк!». Ничего, что куплено на последние деньги, ничего, что голоден, зато «смот­рюсь не хуже других». Отсюда же русская поговорка: «По одежке встречают, по уму провожают». Она объясняет, почему русские так много внимания уделяют одежде и атрибутам успеха (часы, украшения, машины и т.п.), почему русские так удивляются, увидев, что во Франции, например, принято скрывать свое бо­гатство, и богатые люди предпочитают одеваться неярко и скромно, там дурной тон быть вычурным, поэтому люди предпочитают ездить на скромненьких малолитражках, а не на «Мерседесах».

Французские «крылатые» фразы типа «Счастье возможно только вдали от людских глаз» или «Самый большой секрет счастья — это когда тебе хорошо наедине с собой» (Pour vivre heureux, vivons cache, Florian, Faibles; Le plus grande secret du bonheur, c'est d'etre bien avec soi, Fontenelle) для русского сознания остаются непо­нятными, если не абсурдными. На взгляд русского эти «мудрос­ти» говорят, скорее, не о скромности, а об индивидуализме фран­цузов.

Однако чаще эта установка не так уж невинна, потому что порождает зависть, недоброжелательство к тому, «кто высунул­ся», кто разбогател и стал «выше». Такой поворот событий мо­жет деформировать отношения даже между старыми друзьями. О тех, кто быстро преуспел, у русских есть множество презрительных поговорок: «Из грязи, да в князи», «Шишка на ровном месте», «Из мо­лодых, да ранних— петухом кричит», «Залез в богатство, забыл и братство» и др. А вот одобрительных высказываний, пожа­луй, и не найдешь.

С другой стороны, та же установка рождает и позитивные качества: умение сострадать, желание помочь тем, кто опустил­ся «ниже», стал жить «хуже других» и попал в трудную ситуа­цию. Живя среди русских, вы можете быть тронуты до слез, на­блюдая, как искренне и деятельно помогают человеку, который вдруг тяжело заболел или пережил стресс. Помощь оказывают не только близкие родственники и друзья, что естественно, но и коллеги по работе, соседи, до сих пор не обращавшие внимания на этого человека.

Привычка совместно переживать чье-то горе, желание помочь, сострадание, сочувствие к чужой физической или душевной боли, желание поделиться с таким человеком и отдать ему чуть ли не

149

последнее — это тоже качества русского архетипа. Русская пого­ворка характеризует щедрого человека словами: «Он готов от­дать свою последнюю рубаху». К сожалению, надо уточнить: та­кой человек действительно не задумываясь отдаст свою последнюю рубаху. Но не всегда и не каждому, а предпочтительно тому, у кого случилась беда. В таком случае установка «быть как все» тол­кает его на активные действия, интуитивное желание помочь че­ловеку в беде — подняться до уровня, чтобы он стал «как все» и «не хуже других». Недаром говорят, что самые лучшие качества русских проявляются в экстремальных ситуациях, в горе.

Итак, мы рассмотрели, как реализуется установка «быть как все» в традиционном русском архетипе. В последние 10—15 лет с крахом советской системы в российском обществе наблюдается деформация социальных отношений, кризис государственной власти и идеологии, банкротство идей, которые когда-то связывали общество в единое целое. Изменилась и система моральных цен­ностей, стандарты и образ жизни. Понятно, что в условиях по­стсоветской системы россиянину гораздо труднее реализовать привычную установку «быть как все». А это порождает в людях моральный дискомфорт и депрессивное состояние или же наоборот — может усилить их деструктивную активность.

Рассмотрим и другие ментальные особенности русских.