Хрестоматия консультативная психология и психотерапия (рабочая книга практикующего психолога)

Вид материала

Книга

Содержание Дж. бьюдженталь 1.5.4. Самоопределение терапевта. А.н. моховиков Синдром сгорания

Подобный материал:

• Рабочая программа по дисциплине Консультативная психология Для специальности 020400, 177.98kb.
• А. В. Гнездилов Психология и психотерапия потерь, 2476.2kb.
• Социальная психология: Хрестоматия, 4579.03kb.
• «Телесно-ориентированная психотерапия в деятельности практического психолога», 15.85kb.
• Хрестоматия, 5453.57kb.
• Программа по дисциплине Психотерапия для специальности Педагогика и психология, 398.62kb.
• Маленькая книжка о большой памяти хрестоматия по общей психологии. Психология памяти, 214.75kb.
• А. А. Востриков Суггестивная педагогика Педагогическая психотерапия Книга, 33.17kb.
• О. А. Тихомандрицкая Составители: Е. П. Белинская, О. А. Тихомандрицкая Социальная, 10115.26kb.
• О. А. Тихомандрицкая Составители: Е. П. Белинская, О. А. Тихомандрицкая Социальная, 9061.84kb.

1.5.3. «Путешествие психотерапевта».


^ ДЖ. БЬЮДЖЕНТАЛЬ


(Дж. Бьюдженталь. Искусство психотерапевта. – СПб; 2001)


…Возможно, я был рожден, чтобы наблюдать людей. Люди всегда очаровывали меня. Наблюдая за ними и за самим собой, я восхищался. Как-то так вышло, что среди тех, с кем я имел дело, было очень много загадочных людей. Конечно, я был загадкой для самого себя. Мне всегда казалось, что в каждом человеке есть нечто неуловимое, не поддающееся моему прямому наблюдению. Потом я пошел в колледж и прошел свой первый курс психологии, изучения людей. Теперь, наконец, я должен был переступить черту, за которой находится что-то большее. Но фактически я был разочарован — и едва вытянул на «троечку». Там, где я очаровывался людьми, предполагая, что в них есть нечто большее, чем они постоянно демонстрируют, курс психологии делал людей чем-то меньшим.

Затем, когда дело уже близилось к диплому, я почувствовал, что будто бы приблизился к этой границе, но что-то ускользает от меня. Психологические эксперименты, психологическое тестирование, психологическая теория — все они были очаровательны, давали мне ощущение новой силы, учили меня многому про людей, но ничего реально не давали для того, чтобы я мог узнать людей — или себя.

Да, всегда было это нечто большее. Нечто большее, чем то, что могли мне рассказать люди, которых я интервьюировал и тестировал. Нечто большее, чем раскрывали результаты тестирования. Нечто большее, чем могли показать загадочные пятна Роршаха и другие новые проективные методы с их странными процедурами. Нечто большее, чем могла выявить моя развивающаяся интуиция. Всегда нечто большее.

Поэтому — Великий Боже! — и во мне самом всегда было нечто большее. Всегда больше, чем я мог контролировать. Больше того, что я мог обдумать. Больше того, о чем я мог писать или говорить. Больше, чем мог увидеть мой психоаналитик или, позднее, мой психотерапевт. Больше, чем могли дать мне мои тревожные вздохи и пробуждение в холодном поту по ночам. Больше, чем то, куда могли проникнуть мои глубочайшие желания, усилия, мольбы, устремления. Всегда нечто большее.

И теперь я все еще спрашиваю, что же это за ускользающая сущность? В «Агонии и экстазе» Стоуна, Микеланджело снова и снова спрашивает: «Откуда приходят мысли?» Когда я говорю с кем-нибудь вдохновенно или прерывающимся голосом, откуда приходят мои последние слова? Когда я пишу сейчас это предложение, чтобы вы его сейчас прочитали (хотя это совершенно разные «сейчас») — откуда приходят эти слова? Всегда есть нечто большее.

Иногда эти вопросы кажутся бессмысленными, в них смешиваются безумие и отчуждение. Иногда они кажутся самыми важными вопросами, которые когда-либо ставило человечество. Как мы можем перейти к любому другому вопросу, если не можем даже сказать, откуда мы сейчас берем свои мысли? Всегда есть нечто большее.

Или мы только куклы, которыми манипулируют, которым дают слова и заставляют действовать какие-то невообразимые дети, играющие вечерком? Или мы только автоматические сочетания молекул, или композиции из аминокислот и кислорода? Или мы только...? Все возвращается к первоначальному вопросу. Что же это — нечто большее?

Религия и духовные учения пытаются ответить на эти вопросы. Бог, Высшее Я, Атман²(в индуистской философии — всеобщая основа и первопричина.) Космический Разум, коллективное бессознательное — большинство из этого придумано, чтобы продемонстрировать определенное смирение перед тем, что так очевидно является намного большим, чем мы. Это действительно то нечто большее, что существует всегда? Или все это — только разные пути задать все тот же вопрос?

Что значит быть автором чего-то — этой книги, например? Я записываю слова — предположим, что впервые. Итак, где я беру слова? Из психологических исследований, конечно, и еще из многих разных источников. Само собой, из многих лет занятий психотерапией. Из опыта преподавателя и супервизора. Из написания других вещей. Да, да, конечно, но... откуда-то еще, из чего-то большего.

Другие исследуют эти вопросы, другие практикуют, учат, занимаются супервизорством, пишут. Другие уже написали — и в этот самый момент (какой, интересно, этот самый момент — ваш, мой или их) пишут другие слова для других книг о том же самом предмете. Как это может быть? Откуда приходят их слова? Всегда нечто большее.

Несколько лет назад, отдыхая месяц в Пьетро де Полленса, на Майорке (идиллическое местечко), я выработал ритуал: каждое утро, по крайней мере час, я сидел за пишущей машинкой (так как таким образом я был максимально спонтанным) и позволял своим пальцам печатать все, что они хотели, с самым минимальным, какое я только мог обеспечить, вмешательством моих сознательных намерений. Скажем, это было что-то вроде автоматического письма. Что получилось? День за днем я не знал, чего ждать, хотя постепенно я втянулся в то, что получалось, и степень моего невмешательства существенно уменьшилась. Но все же я придерживался своей цели настолько, насколько мог.

«То, что получалось», к моему удивлению, было по большей части эпизодами романа в стиле «саспенс». Эпизодами, перемешанными во временной последовательности. Иногда появлялось другое содержание: короткие рассказы о странных и немного болезненных событиях. Они не были связаны с романом и между собой были объединены только общим тоном. Откуда это появилось?

«То, что получалось», характеризует субъективный опыт переживания себя как канала, а не как автора. Мне знакомо чувство авторства — само по себе достаточно загадочное — разработка идеи, наблюдение ее развития, выведение ее следствий и подбор иллюстраций, и все, что облекается в форму книги или статьи. В те утренние часы эти чувства были лишь мимолетными. Вместо этого я чувствовал, как будто мне диктуют. Иногда, когда мои пальцы находили определенные ходы, я громко смеялся или чувствовал душевную боль по поводу того, что они писали, но я смеялся и чувствовал боль никоим образом не от того, это придумывал я. Я просто был первым человеком, который это читал.

Это всегда нечто большее. Знакомое чудо. Невидимое чудо. Невидимое, потому что такое знакомое.

Как психологу мне следовало бы знать о подобных вещах. Или мне, или священнику. Некоторые священники думают, что знают, — я знаю, что я не знаю. И их ответы мне не кажутся удовлетворительными.

В этой книге я рассказываю о некоторых путях, по которым мы можем передвигаться между знакомым миром объективного, тем, на что можно указать, и другим, менее знакомым миром. Другой мир и есть тот, в котором всегда есть нечто большее.

Мир чего-то большего — это субъективный мир, о котором мы знаем так мало. Конечно, есть много теорий о нем, но он смеется над нашими теориями, это все время проявляется в том, как много лежит вне их.

Поразительно то, что нашей истинной родиной является тот же самый загадочный мир чего-то большего. В конце концов, мы забираем все, что происходит во внешнем мире, обратно в пещеру нашего внутреннего мира — чтобы там распробовать, обдумать, отбросить одни части, переварить другие и попытаться снова подогнать все это одно к другому.

Все наши мысли и душевные порывы, творчество и разрушение, надежды и страхи, цели и озарения, глубина наших отношений, верность обязательствам, выборы и решения, жестокость и благосклонность, и все то, что придает смысл, цвет и цену на­шему существованию приходит из этих процессов внутреннего мира. Нам, и по отдельности, и всем вместе, нужно больше осознавать этот внутренний мир, его параметры и силы, то, как нам жить с ним в мире и как нам больше почерпнуть из него, чтобы обновить наши ежедневные столкновения с внешним миром.

Эта книга содержит мало ответов на вопросы, затрагивающие то, что предлагает нам это нечто большее. Вместо этого она указывает на средства, которые кто-то может использовать в поисках большего понимания и для помощи другим в их поисках, пока это всегда мучительное нечто большее тянет их и нас все дальше и дальше.


^ 1.5.4. Самоопределение терапевта.


Э.БЕРН


(Э.Берн. Групповая психотерапия. – М; 2001)


Эта особая подготовка должна включать анализ мотивов, которые побуждают самого терапевта выбрать групповую терапию. Для начала ему необходимо понять, почему он предпочел для своих пациентов групповую, а не индивидуальную терапию. Полезно было бы записать три причины для такого выбора. В большинстве случаев это будет целесообразно и даст почву для размышлений, сформировав рациональный, или Взрослый аспект мотивации терапевта. Далее ему следует написать четвертую и пятую причины. Возможно, это поможет обнаружить важные влияния, которые иначе не были бы выявлены.

Некоторые начинающие могут обнаружить, что они ослеплены перспективой, или что это решение продиктовано уступчивостью или бравадой, или что это предоставляет уникальное поприще для проявления терапевтического рвения. Амбициозные и «родительские» побуждения терапевта необходимо критически рассмотреть как формирующие Родительский аспект его мотивации. Наконец, терапевту следует подробно исследовать свои архаичные потребности, которые он бессознательно (на самом деле обычно предсознательно) собирается удовлетворить при помощи манипуляций и эксплуатации. Последнее формирует Детский аспект его мотиваций, который очень трудно, но чрезвычайно важно выявить, так как именно он впоследствии будет определять результат терапевтических усилий.

Самокоррекция. Родительские и Детские аспекты мотивации терапевта влияют на него гораздо сильнее и более систематически, чем он может себе представить. Может пройти несколько месяцев, прежде чем он осознает, что в своих вмешательствах он постоянно ведет себя как лопух (jerk), опустившийся человек (slob) или, что хуже всего, как обиженный жизнью, надутый (sulk).

Возможно, пройдет еще больше времени, прежде чем он поймет, что почти все им сказанное несет на себе отпечаток эксплуатации, свойственный некой игре со скрытыми, замаскированными целями. В любом случае полезней себя спрашивать «Не играю ли я в какую-нибудь игру?», а «В какую игру я играю?» Не следует удивляться, выяснив, например, во время супервизии, что терапевт участвует в каких-либо разрушительных действиях. Не означает это и что терапевт какой-то особенный. Скорее, надо рассматривать такую ситуация как вызов терапевту и как вопрос, с которым надо разобраться, в случае если не получается быстро раскрыть игру терапевта и использовать самокоррекцию.

Отношение терапевта ко всему этому должно быть профессиональное, а не дилетантское. Не следует считать свое поведение безупречным, пока это не доказано. Нужно заранее знать, в каких моментах вероятны отклонения от идеала с тем, чтобы можно было корректировать их с самого начала. Здесь уместно провести аналогию с моряками: дилетант считает, что его компас всегда указывает на север, тогда как профессионал знает, что могут быть отклонения, и старается их выяснить и учесть всякий раз, когда он смотрит на прибор.


1.6. Профессиональные риски


Феномен альтруизма и его искажение.


^ А.Н. МОХОВИКОВ


( Практика телефонного консультирования. Хрестоматия.

Под.Ред. А.Н. Моховикова. – М; 2005)


В сегодняшнем мире отличительной особенностью Горячих Линий является интересный и уникальный сплав услуг, предоставляемых ими по телефону. И какой бы ни была эта помощь — обеспечение информацией или направление в другие подходящие данному случаю службы, утешение пожилых людей или консультирование, — в своей основе она часто служит цели предотвращения самоубийства. Помощь на Горячей линии чаще всего оказывают волонтеры (безвозмездно работающие добровольцы) при поддержке оплачиваемых профессиональных сотрудников. Судьбы волонтеров могут быть совершенно различными, их возраст колеблется в самых широких пределах — от 18 до 80 лет, а состав представляет собой пеструю смесь представителей различных рас, религиозных течений и этнических групп.

В ходе повседневной деятельности Горячих Линий часто возникают вопросы набора и сохранения стабильности, жизнеспособности команды волонтеров, сплоченности группы, которая сможет обеспечить согласованную работу службы на протяжении нескольких лет и окажется способной приспособиться к изменениям местных условий и потребностей в социальных услугах. Целый ряд этих вопросов касаются мотивации волонтеров. Что заставляет их безвозмездно заниматься этой работой? Ведь она не приносит материального вознаграждения, а требования к оказываемой помощи подчас заставляют преодолевать немало серьезных трудностей. Например, правила работы некоторых Линий (Горячая Линия, г. Джольет, штат Иллинойс) гласят, что волонтер не имеет права оставить рабочее место до тех пор, пока не придет смена, ибо Линия не может оставаться без работника.

Обычно подобные условия не составляют серьезной проблемы. Однако при неблагоприятных погодных условиях, когда возникают сложности с транспортом, во время праздников, на которые съезжается вся семья, или в случае внезапной болезни сотрудника, заставляющей срочно подменять его, — во всех этих ситуациях значительному испытанию подвергается самоотверженность даже самого преданного работе волонтера. Что же мотивирует деятельность этих людей? Их, разумеется, трудно назвать эгоистами, но испытывают ли они на самом деле заботу и сочувствие к другим? Каким образом можно опреде­лить заботу и сочувствие, и в чем они проявляются?

Речь пойдет об альтруизме волонтеров. Целью обсуждения этого феномена является поиск ресурсов не только в ходе привлечения достаточного числа волонтеров для работы на Линии, но и в процессе отбора тех, кто на деле проявляет заботу и сочувствие в своем служении людям. И, разумеется, важно не забывать, что Горячая Линия, о которой пойдет речь, является службой, где не допускаются очные контакты с абонентами.


^ Синдром сгорания

Синдром сгорания является шестым по счету проявлением искажения заботы. Если волонтер не придерживается принятых и обоснованных методов работы, то он перестает помогать абонентам в качестве эмоционально и психически сохранной личности. Например, проявляя неадекватное отношение к консультированию, он отказывает в необходимой помощи абоненту и одновремен­но отвергает для себя возможность личностного роста. В конечном итоге синдром сгорания инвертирует заботу, искажая содержание и (или) процесс консультирования. Можно полагать, что он представляет собой кульминацию других искажений заботы.

Если возникает синдром сгорания, то волонтер обычно оставляет работу на Линии. И это, несомненно, лучше, чем оставаться, надеясь на возрождение мотивации, и продолжать работу, не испытывая к ней никакого интереса. К синдрому сгорания могут вести уже описанные искажения. Но существуют и другие важные причины его возникновения. Они могут влиять на волонтера как человека независимо от его (ее) взаимодействия с абонентом.

Одна из этих причин — чрезмерная преданность и обязательность в работе. Чаще всего она наблюдается у новых волонтеров, которые еще не сумели правильно оценить имеющиеся в их распоряжении резервы времени и стремятся сделать, по их мнению, все возможное, чтобы помочь другим людям. Однако здесь появляются очень важные вопросы. Что заставляет их неадекватно оценивать время, выделяемое для работы? Если волонтер желает отработать две или даже три смены в неделю, то, как не позволить ему этого? Разве подобный порыв не будет полезным для Линии и абонентов? Нет, далеко не всегда.

Во-первых, начинающие волонтеры часто недооценивают энергию, необходимую для постоянного «присутствия» в диалоге с другим человеком, особенно в ходе бесед, требующих чрезмерного эмоционального напряжения и немалых душевных сил.

Они нередко полагают, что с этой работой можно легко справиться, и не учитывают своих обыденных обязанностей, занятий и времени, необходимого для досуга. А между тем в каждую беседу с абонентом приходится вносить свое особое отношение, и она не является «просто разговором».

Другой вид игнорирования реальности в случае чрезмерной преданности работе связан с «синдромом сверхчеловека», заставляющим волонтера полагать, что именно его (ее) точка зрения является уникальной, одна она отвечает здравому смыслу, и с ней нельзя не согласиться. Если же абоненты по какой-либо причине начинают ее оспаривать, то подобный афронт для этих волонтеров оказывается неожиданным и, по меньшей мере, вызывает недоумение. Вместе с тем, прорабатывание проблем с упрямыми и придирчивыми абонентами, равно как и с самыми миролюбивыми и склонными к сотрудничеству собеседниками, требует времени.

Утопические цели, поставленные волонтером, очень важно привести в соответствие с образом жизни и наличными ресурсами абонента. Если волонтер оказывается нетерпеливым и испытывает недовольство тем, как протекает совместный процесс разрешения проблем, то его часто постигает разочарование, и он полагает, что потерпел неудачу, несмотря на то, что со своей стороны приложил все усилия.

Это чувство неудачи или поражения может возникать и в случае, если волонтер неправильно понимает характер работы, за которую он взялся. Люди доброй воли часто желают посвятить свое время и талант какой-нибудь деятельности, которую считают полезной для общества. Кто-то выбирает для себя политическую деятельность, некоторые — работу в социальных службах, а часть предпочитает участвовать в кратковременных волонтерских акциях, требующих ограниченных затрат энергии и времени.

Общественная работа в форме политической деятельности широко распространена в любом обществе и обычно неплохо освещается средствами массовой информации. Из-за широкой известности политических кампаний, в которых часто принимают участие множе­ство волонтеров, существует тенденция переносить концепции и отношения этой области общественной активности на социальные службы, где к каждому человеку относятся как к отдельной личности. К общественно-политическим акциям и общению с живым человеком следует подходить с разными мерками. И если волонтер неадекватно понимает это обстоятельство, то сущность его (ее) добровольной работы может исказиться, либо она продлится недолго, ибо волонтер рискует почувствовать, что обречен на неудачу и, возможно, в дальнейшем вообще не станет браться за какую-либо добровольную работу.

Описывая свое отношение к общественной деятельности, обычно осуществляемой волонтерами, американский психолог Хиршмэн пишет: «Согласно нашему видению, некоторая общественная деятельность предпринимается человеком в качестве альтернативы разочарованиям, узости и эгоизму поисков, основанных лишь на личном счастье. Деятельность во имя общественных интересов считается наполненной идеалистическими устремлениями, преданностью делу и даже самопожертвованием ради общего блага. И человек нередко удивляется, обнаружив, что политическая деятельность часто сопряжена с действиями совершенно иного рода: обзаведением довольно сомнительными связями, сокрытием своих истинных целей, предательством вчерашних друзей — и все это, конечно, лишь во имя "высших целей"» (Hirschman, 1982).

В своего рода «частном секторе» общественной активности, то есть в сфере общения с конкретными людьми, «целью», естественно, является качественное служение всем тем, кому Горячая Линия обязалась предоставлять услуги. Разумеется, эта деятельность часто действительно предполагает идеалистическую направленность и преданность делу помощи ближнему. И, конечно, в ней не избежать элементов самопожертвования. Однако волонтер, находясь на своем рабочем месте, должен всегда помнить о том, что работа Горячей Линии не имеет ничего общего с политической деятельностью, хотя и является работой для общего блага.

Вне зависимости от того, кто состоит спонсором Горячей Линии, эта служба, во-первых, ориентирована на помощь конкретному человеку, и поэтому не может служить политическим целям, даже тем, которые может ставить перед собой ее администрация.

Во-вторых, Линия открыта любым возможностям в отношении связей со всеми учреждениями и лицами, желающими сотрудничать; никто не отрешен от возможности контакта, поскольку эта служба не является элитарной.

В-третьих, истинные цели Горячей линии не скрыты от посторонних, напротив, все ее намерения и задачи обычно четко документированы и открыты всеобщему обозрению. Естественно, личные цели и потребности каждого волонтера не находятся на поверхности, но и их можно обнаружить путем собеседования в ходе супервизии. Важно, чтобы они совпадали с целями Линии — только в этом случае его помощь окажется эффективной.

В-четвертых, участвуя в деятельности Горячей Линии, ни в коем случае не следует изменять своим друзьям ради каких бы то ни было «высших целей», как замечает Хиршмэн. Это правило относится к Линии как организации, к ее профессиональным сотрудникам и волонтерам. Вчерашние друзья остаются друзьями и завтра, точнее — друзьями навсегда. Это имеет отношение ко всем агентствам, спонсорам, абонентам и волонтерам. Если у последних появляется стремление в большей мере блюсти интересы учреждения, нежели оказывать помощь абонентам, то их работа в Горячей Линии обычно оказывается непродолжительной. Из-за таких предубеждений или форм поведения они вскоре уходят с работы, что нарушает гладкое и компетентно организованное оказание услуг абонентам.

Однако может происходить и нечто совсем противоположное, «Если сознание самоотверженного служения общественному благу сочетается с ощущением личной свободы и возможностью перешагнуть традиционные рамки поведения, считающегося моральным, то появляется опьяняющее чувство возбуждения, весьма близкое к ощущению власти. Совершенно неожиданное сочетание в этом переживании удовольствия и страха является, вероятно, одной из наиболее важных причин чрезмерной отдачи работе, о которой шла речь выше» (Hirschman, 1982). Подобной преданности следует избегать любой ценой. Работа волонтера кризисной линии, даже при обращениях по поводу самоубийства, не должна быть «хождением во власть». Его поведение, независимо от содержания консультативной беседы, должно соответствовать высоким этическим стандартам. Если служение общему благу посредством работы на Линии представляет собой лишь рискованно приятное переживание, то оно скоро пройдет. У волонтера возникнет синдром сгорания, и он покинет службу. Разумеется, предпочтительнее освоить реалистичный подход в служении общему благу и приложить все усилия, чтобы достичь в этом наилучших результатов, то есть стать оптимально психически здоровым волонтером.