Текст взят с психологического сайта

Вид материала

Документы

Содержание Онтология психической реальности

Подобный материал:

• Текст взят с психологического сайта, 6189.05kb.
• Текст взят с психологического сайта, 4254.71kb.
• Текст взят с психологического сайта, 1854.21kb.
• Текст взят с психологического сайта, 11863.68kb.
• Текст взят с психологического сайта, 8514.9kb.
• Текст взят с психологического сайта, 3673.56kb.
• Текст взят с психологического сайта, 8427.66kb.
• Текст взят с психологического сайта, 8182.42kb.
• Текст взят с психологического сайта, 5461.28kb.
• Текст взят с психологического сайта, 5587.31kb.

, конкретную цель, деятельности не­результативной. Это противопоставление «отчужденного» (по Марксу) труда, где труд лишь средство удовлетворения дру­гих потребностей, труду творческому, где сам труд — выс­шая потребность. Действительно, само получение требуемо­го результата еще не обеспечивает творческого характера деятельности. При ориентации на сам процесс установка на получение позитивного результата «снимается» в поступа­тельном развитии деятельности, т.е. отношение целесооб­разности включается в более широкий контекст.

Выход в новое пространство, на новую проблему через принятие и решение исходной задачи дает нам представле­ние о подлинном развитии деятельности. Но это «самодви-

58

жение» деятельности не объяснимо только свойствами ин­теллекта. Исходной гипотезой, получившей свое подтверж­дение в тридцатилетнем опыте экспериментальных исследо­ваний, было предположение, что это свойство целостной личности, отражающее взаимодействие когнитивной и аф­фективной сфер в их единстве, где абстракция одной из сторон невозможна. Это и есть искомый «сплав» способно­стей и личности, который далее неразложим и обладает свойством «всеобщности» [4, с. 16]. Это дает нам основание рассматривать его в качестве единицы анализа творчества.

Таким образом, в изучении феномена продолжения мыш­ления за пределами исходной ситуации удалось, как нам кажется, осуществить переход от функционального плана изу­чения мышления к личностному плану в его целостности.

Подчеркивая внешнюю нестимулированность подлинно творческого процесса, мы не выводим его из-под действия детерминации вообще. Просто он необъясним из последней, не порождается только ею. Естественно, внешняя детерми­нация всегда имеет место и стимулирует деятельность, но этим нельзя исчерпывающе объяснить описанный выше феномен. Он рождается не вопреки внешней детерминации и не из нее, а как раскрытие глубинных потенций личности, как внутренне детерминированное и в этом смысле свобод­ное действие. Подчеркнем, эта свобода не исключает внеш­ней детерминации, напротив, предполагает ее, так как всякая осмысленная деятельность развертывается как целесообраз­ная. Следовательно, продолжение мышления за пределами требований заданной ситуации не есть полный произвол, а только то, что отношение человека к Миру опосредуется богатством его внутреннего мира.

Лишь реализация в деятельности отношения человека к миру (о чем говорил и С.Л. Рубинштейн) позволяет понять логику самого процесса. Включив «отношение человека к миру» в логику процесса, мы тем самым осуществили пе­реход к экспериментальному исследованию мышления как деятельности.

Выделение системообразующего фактора, структура ко­торого позволяет рассматривать его как единицу анализа творчества, открывает новый уровень рассмотрения проблем мы детерминации творческого процесса.

59

Напомним, что к рубежу 19-20 вв. в историко-философ­ском анализе проблемы четко оформились две тенденции. Одну из них представляют такие направления, как философия жизни, экзистенциализм, а другую — инструментализм, опе-рационализм, прагматизм и близкие к ним варианты неопо­зитивизма. В определенной степени они послужили основой того разрыва в когнитивной и аффективной линиях психоло­гического анализа (закрепленного функциональным подходом), который постоянно отмечался исследователями творчества.

Суть этого противостояния кратко и четко выражена М.М. Бахтиным, представителем гуманитарного подхода: «творчество не сводится к технике делания, а является ду­ховно-нравственным зарядом к действию» [1].

Поскольку «техника делания» выступала в качестве объекта исследования творчества естественнонаучного (сайентист-ского) направления, то постановка вопроса о выявлении детерминант процесса творчества в его рамках была законо­мерна. Иной удел имел «духовно-нравственный заряд к дей­ствию»-. Невозможность экспериментального анализа этого феномена в рамках гуманитарного, культурно-историческо­го направления препятствовала постановке самой проблемы выявления его детерминант.

Представляется, что наше понимание творчества созвуч­но позиции М.М. Бахтина. Способность личности к ситу­ативно нестимулированной продуктивной деятельности — не просто проявление абстрактного познавательного интереса, но нравственная интенция. Действительно, «самочинное» раз­витие деятельности, совершаемое вне утилитарной потреб­ности, по своей воле, свободному выбору — это и есть про­явление подлинного субъекта деятельности.

Однако нам представляется, что, несмотря на, казалось бы, гуманитарный аспект анализа проблемы, он позволяет ■ рассматривать описанный нами процесс в качестве непо- ,jj средственного операционального «психологического напол-1 ц, нения* понятий творчества и одаренности. ) |.

Метод «Креативное поле», кроме того, что он выявляет)^ способность субъекта к развитию деятельности за пределами ц исходных требований, позволяет тщательно отслеживать И! * «технику делания», т.е. процессуальную составляющую твор->, чества. ».

60

Это находит выражение в фиксации момента и характера проявления познавательной самодеятельности, в детальном шкалировании и иерархии всех способов действий в ходе овладения экспериментальной деятельностью и дальнейше­го ее развития.

Методики «Креативного поля* позволяют на этапе овладения деятельностью оценивать умсгвенные способности испытуемого как по параметрам обучаемости: обобщенности способа действия, его характера, переноса, экономичности и самостоятельности, так и по степени сформированное™ опе­рационального и регуляторного аппарата: полноте анализа условий задачи, частичному анализу условий задачи, пла­нированию (стратегии поиска), хаотичному, направленному, оптимальному.

Если испытуемый работает в эксперименте в рамках тре­бований предъявляемых задач (первый слой), то, невзирая на разную, даже высшую степень успешности, мы относим его к стимульно-продуктивному уровню интеллектуальной активности (ИА). Вместе с тем, высота интеллекта и его культура, проявляемые в скорости и приемах овладения де­ятельностью в сопоставлении с отсутствием способности к развитию деятельности по своей инициативе, не только ха­рактеризуют операциональный состав процесса мышления, но выявляют также те мотивационные барьеры, которые тормозят его выход во второй слой.

Если же испытуемый в развитии исходной деятельности выходит за рамки ее требований, то мы относим его к эвристическому уровню ИА и констатируем наличие у него творческих способностей. Стиль и способ овладения новой деятельностью в эксперименте, время и динамика выхода во второй слой — слой закономерностей, не требуемых для ре­шения предъявляемых задач, позволяют дать детальный анализ всего процесса, его операциональный и мотивацион-ный состав.

Чем большее число параметров фиксируется экспери­ментатором, тем более детальный анализ предшествует выводам, тем он объективнее

Вместе с тем структура методик, обеспечивающая высо­кую валидность и прогностичность метода, имеет свою обо­ротную сторону в сложности и трудоемкости самой про-

61

цедуры (полная процедура принципиально индивидуально­го эксперимента представляет собой минимум 5 серий, за­нимающих в среднем от 20 до 40 минут) В частности, это отвечает одному из принципов метода¹ длительности и мно­гократности эксперимента, так как только многократность тестирования может контаминировать влияние привходя­щих факторов и, главное, обеспечивает возможность овла­дения предлагаемой в эксперименте деятельностью Этот момент имеет принципиальное значение, так как лишь при условии максимальной отработки испытуемым надежного алгоритма можно судить о наличии или отсутствии способ­ности к нестимулированному извне развитию деятельности, что отражает наше концептуальное раскрытие понятия «твор­ческие способности»

Все сказанное позволяет понять, что проблема сохране­ния полной информации о работе испытуемого в экспери­менте актуальна, но связана с определенными трудностями. Решение этой, а заодно и ряда других проблем мы видим на пути формализации, а затем компьютеризации методик «Креативного поля».

Опыт работы в данном направлении показал, что специ-фика экспериментального материала, связанного с работой испытуемого на характерном для ряда методик графическом поле, привела к необходимости отказа от традиционного для экспертных систем подхода и создания алгоритмического аппарата анализа нарисованных испытуемым геометричес­ких объектов.

На первом этапе компьютер вычисляет «идеальные «объек­ты*, то, что испытуемый проводит (чертит) на бумаге. Это позволяет избежать ошибок, связанных с работой «мышью». Затем однозначно определяются математические образы пос­ледующей стадии эксперимента. Действия испытуемого клас­сифицируются по выявленному ранее набору типичных оши­бок.

Первая версия программного обеспечения методики показала, что методика плохо поддается необходимой фор­мализации в рамках традиционных языков программирова­ния. Поэтому для программирования методики на макро­уровне в настоящее время разрабатывается специальный

62

язык. Апробация компьютерного варианта указывает на его валидность.

Одновременно это направление работы позволяет дове­сти изучение и измерение «техники делания» до ее техни­ческой реализации в прямом смысле слова.

Таким образом, мы можем констатировать реальность совмещения двух планов исследование «техники делания» и духовно-нравственного аспекта творчества, исследование мышления как процесса и как деятельности.

Факт преодоления стойкой традиции раскола в иссле­довании творчества мы в первую очередь связываем с вы­делением системообразующего фактора, что отвечает мето­дологическим требованиям выявления системной, целост­ной детерминации и валидного метода его исследования. Думается, что соответствие системообразующего фактора детерминации творчества единице его анализа, закономер­но в тех случаях, когда мы исследуем целостный объект-Выделение «единицы анализа» творчества мы связываем с переходом от анализа, низших форм творчества — про­дуктивного мышления как решения задач, которое возмож­но в рамках поэлементного анализа, но которое не позво­ляет перейти к анализу высших форм Анализ же высших, развитых форм творчества не только требует, но и позво­ляет выделить искомую единицу. Это становится возмож­ным потому, что анализ именно развитых форм творчества осуществим лишь при целостном, а не частичном описании процесса.

ЛИТЕРАТУРА

1 Бахтин ММ Эстетика художественного творчества М_т 1997

2 Богоявленская Д Б Интеллектуальная активность как проблема

творчества РГУ, 1983

3 Богоявленская ДБ (Ред ) Основные современные концепции

творчества и одаренности М , 1997

4 Выготский Л С Мышление и речь Т2 М, 1982

5 Ломов Б Ф Методологические и теоретические проблемы психо-

логии М , 1984

6 Рубинштейн С Л Принципы и пути развития психологии М ,

1959

7 Рубинштейн С Л О мышлении и путях его исследования М ,

1958

63

В.Н.Дружинин (Москва, ИП РАН) ^ ОНТОЛОГИЯ ПСИХИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ

С течением лет все яснее становится значение С.Л. Рубин­штейна как выдающегося методолога, который заложил в советской (построссийской) психологии традиции высокой философской культуры при постановке и решении карди­нальных проблем. К их числу относится и проблема при­роды психического.

В «Основах общей психологии» природа психического рассматривалась в рамках психофизической (ныне ее назы­вают психофизиологической) проблемы. С.Л. Рубинштейн выделил три основных способа ее решения: психофизичес­кий параллелизм, психофизическое взаимодействие и пси­хофизическое единство.

Он критиковал как теорию психофизического параллелиз­ма, так и концепцию психофизиологического взаимодействия. Он ставил знак тождества между психическим и идеальным. Точка зрения психофизического параллелизма была для него неприемлема, так как превращала психическое в эпифеномен, а психологическую науку — в интроспективную психологию. Психофизическое взаимодействие, сточки зрения С.Л. Ру­бинштейна, грубо расчленяет неделимый психический орга­низм на два компонента, которые лишь внешне взаимодей­ствуют друг с другом: психические силы при этом действуют, вмешиваясь в физические процессы. «В противовес как дуа­лизму, противопоставляющему психическое и физическое, так и учению о тождестве психического и физического в духе механического материализма у одних, спиритуализма у дру­гих, советская психология исходит из их единства, внутри которого и психическое и физическое сохраняют свои специ­фические свойства» [с. 19]. Следовательно, главная проблема состоит в выявлении этих специфических свойств психичес­кого. Но как это сделать объективным научным методом?

Для того чтобы продолжить рассуждения, сделаем один логический ход: расчленим психофизическую проблему (как это принято в современной психологической теории) на три подпроблемы:

1) психофизическая проблема — фиксирует отношение «мир -* психический образ»;

64

2) психофизиологическая проблема — фиксирует отно­шение «организм -* психика»;

3) психорегуляторная проблема — фиксирует отношение «психика -♦ мир».

Отношение «психика ■*■ мир» предполагает возможность непосредственного воздействия психики на внешний отра­жаемый мир; око останется за пределами нашего анализа, так как современное естествознание и научная психология отвергают такую возможность.

Разумеется, если психология не имеет собственной при­роды («физики»), признание точки зрения психофизиоло­гического взаимодействия («психика— идеальна») ведет к индетерминизму. Однако проблема онтологии психической реальности не может быть сведена к классической пси­хофизиологической (или иначе — психофизической) про­блеме.

Психофизическая проблема в контексте содержания на­шей статьи является производной от более обшей: суще­ствует или нет у психики собственная онтология или — грубее — «физика», а если существует, то какова она? Если собственной онтологии у психического нет, бессмысленно сопоставлять психическое и физиологическое, т.к. мы долж­ны сразу встать на позицию психофизиологического редук­ционизма и полагать, что психическая реальность есть интроспективная, данная лишь субъекту, сторона реально­сти физиологической, и психологию действительно должен разрабатывать физиолог, как писал еще И.М. Сеченов. Только признание собственной онтологии за психической реально­стью позволяет ставить вопрос о взаимоотношениях двух реальностей — психической и физиологической.

Наиболее полно онтология психической реальности раз­работана в трудах Я.А. Пономарева [6]. Он выделил четыре основных подхода в понимании природы психического: 1) психика как проявление идеальной субстанции, 2) пси­хика как система сочетательных (условных) рефлексов, 3) психика как отображение реальности, 4) психика как субъек­тивное отражение, как динамическая модель.

Я.А. Пономарев проанализировал взгляды С.Л. Рубин­штейна на психофизиологическую проблему. Он отметил, что сильной стороной взглядов С.Л. Рубинштейна является

65

стремление преодолеть эмпирический параллелизм и абсо­лютную идеализацию психического, С.Л. Рубинштейн не противопоставлял односторонне материальное идеальному, поскольку мир един, а его единство состоит в материаль­ности; «Требование это заключается, в том, чтобы не вы­водить психическое как идеальное за пределы материаль­ного мира, не допускать обособления материального от идеального и внешнего дуалистического противопоставле­ния одного другому» (С.Л. Рубинштейн. «Бытие и созна­ние»).

Продолжая методологический анализ С.Л. Рубинштейна в своей работе «Психология творчества», Я.А. Пономарев выдвинул принцип двуаспектности исследования любых форм отражения (в том числе психического). ЯЛ. Пономарев полагал, что исследование отношения отображения к отобра­жаемому есть задача гносеологии. В пределах гносеологи­ческого подхода психическое отражение идеально по отно­шению к внешнему материальному объекту.

Но психическое может быть рассмотрено и как сторона процесса и результата взаимодействия отражающей и отра­жаемой материальных реальностей, то есть стать предметом естественнонаучного исследования. Выделение психики как объекта исследования предполагает, что психическое имеет собственную онтологию.

«Гносеологический анализ по самой своей сути требует рассмотрения отражения и материи как противоположных, поскольку предметом этого анализа является именно отно­шение бытия и сознания. Однако такое противопоставление правомерно лишь в пределах, которые определяют направ­ление гносеологических исследований. Поэтому нельзя ста­вить вопрос: идеально психическое отражение или матери­ально? Оно и идеально (в гносеологическом аспекте), и. материально (в онтологическом аспекте)» [6, с. 84].

Я.А. Пономарев полагал, что традиционная постановка психофизической (точнее — психорегулятивной) проблемы^ не правомерна, нельзя объяснить как душа управляет телом,!' пытаясь выяснить закономерности психической регуляции ^ движений, сопоставляя образ и тело. «С телом сопоставима только модель. Она является объективным компонентом [6, с. 93].

66

Итак: психическая реальность по отношению к отобра­жаемому есть образ, а по отношению к телу — модель. Но как психическая реальность— «модель» может управлять телом? И какова природа этой реальности?

Я А. Пономарев связывает психическую реальность — «модель* с определенным структурным уровнем функцио­нирования физиологических процессов в головном мозге И здесь лишь один шаг остается от позиции психофизиоло­гического единства к позиции психофизиологического тож­дества, который и делает В.Б. Швырков с помощью систем­ного подхода.

Наиболее последовательно идея психофизиологического тождества (идентичности) пропагандируется в работах вы­дающегося психофизиолога В.Б. Швыркова [9]. «Основным научным событием ...является установление того факта, что нервные клетки в разных областях мозга специализирова­ны не относительно каких-либо процессов или функций, а относительно элементов субъективного опыта Причем в корковых областях — главным образом относительно инди­видуально приобретенного опыта, а в филогенетически древ­них структурах мозга — относительно видового опыта. На наш взгляд, это означает решение уровней психофизиоло­гической проблемы, так как описание совокупностей активных в какой-либо момент элементов мозга, специа­лизированных относительно конкретных элементов субъек­тивного опыта, становится одновременно и описанием состояния субъективного мира в этот момент, а перечис­ление всех специализаций нейронов — описанием всей фило-и онтогенетической памяти организма, т.о. всего субъекта поведения».

Полемика с позициями системной психофизиологии не входит в задачу этой статьи. Однако на мой взгляд, в ходе рассуждений В.Б. Швыркова произошла подмена понятий: психическая реальность отнюдь не сводима к опыту, инди­видуальной и видовой памяти Более того, компьютер об­ладает памятью, и элементы компьютера (секторы жесткого Диска, например) специализированы относительно «индиви­дуального опыта* и «видового* (если под таковым понимать проект компьютера), но кто может утверждать о наличии в



67

компьютере психической реальности как переживания акту­альной картины мира?

Более того, определив в эксперименте специализацию нейрона путем сопоставления субъективной интерпретации ситуации исследования экспериментатором со временем ак­тивации нейрона, можно сказать, какой элемент опыта у конкретного индивида актуализирован. А можно ли решить обратную задачу'' Тем более нереально за конечное время определить специализацию всех нейронов. Математик ска­зал бы, что в этом случае мы имеем «дурную бесконеч­ность». Следовательно, решенная «в принципе* задача ста­новится не решаемой операционально, а значит мы столь же далеки от ясности в вопросе о взаимоотношении психичес­кого и физиологического, как и ранее.

Системная психофизиология не нуждается в понятии «субъективная реальность» для объяснения поведения жи­вотного в эксперименте, как не нуждалась в этом и тради­ционная «сопоставительная психофизиология».

И не случайно в цепочке детерминистических отноше­ний индивида и среды психическая реальность отсутствует [9, с.26]: «Развитие человеческих обществ и способов про­изводства в этих обществах привело к изменению формулы соотношения человеческого индивида со средой. В настоя­щее время в весьма упрощенной форме она может быть представлена как геном « мозг f^ тело о культурная среда <-» общество <-> Вселенная*. Упрощение в очередной pas осуществилось за счет психологии.

Маленькая ремарка. Я отнюдь не умаляю вклада систем­ной психофизиологии и школы П.К. Анохина в развитии мировой науки. Но будем отличать научную полемику от «присяги на верность». Могу лишь добавить, что безуслов­ное признание великих и очевидных заслуг И.М. Сеченова перед отечественной и мировой физиологией и психофизи-» ологией не мешает им считать, что его труд «Кому и Kait разрабатыват*. психологию⁹* стал в руках людей инструм^н! том, исказившим и затормозившим развитие психологии 9 России в течение всего XX столетия. \

Вернемся к обсуждению природы психического Если психическое имеет собственную онтологию, принадлежа ма> термальному миру, то при решении психофизиологической

68

проблемы у нас нет оснований пренебрегать теорией психофизического взаимодействия Более того, в нашей ин­терпретации, она гораздо ближе к разделяемой С.Л. Рубин­штейном концепции психофизического (точнее — психофи­зиологического) единства, чем теория психофизиологичес­кой идентичности (тождества). Психическое, являясь мате­риальным, имеет иную физическую природу, нежели регистрируемые современными методами электрофизиоло­гии физиологические процессы, и, возможно, существует некоторая физическая модель, адекватно описывающая при­роду психической реальности. Назовем эту модель — моде­лью «активной голограммы».

В пользу ее выбора говорят следующие феноменологи­ческие признаки психической реальности: 1) непрерывность (недизъюнктивность), 2) процессуальность, 3) целостность психического процесса, 4) общее познается раньше частей, генерализация предшествует дифференцировке, 5) резонанс-ные (симультанные) взаимодействия в психике первичны по отношению последовательным (сукциссивным), 6) ста­бильность актуального образа мира во времени при наличии «потока сознания». Другие признаки: нелокальность, эксте-риоризованность и пр являются более дискуссионными, чем названные. Наиболее глубоко признаки психического (особенно применительно к процессу мышления) проанали­зированы А.В. Брушлинским (3).

Основное содержание представлений о психике как вол­новой структуре можно свести к следующему.

Система, ответственная за отражение взаимодействия индивида со средой и регуляцию поведения индивида в среде, постоянно порождает и поддерживает существование некоторой реальности