На пути к построению педагогической антропологии (по следам Л. С. Выготского)

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5

а. От орудия - к скрипту.

В свое время на примере рудиментарных форм Л.С.Выготский рассматривал генезис высших психических функций. Жребий, счет на пальцах, узелки на память для него выступали в качестве рудиментарных форм счета (счет на пальцах), воли (жребий), памяти и письменной речи (узелки на память).

Например, жребий. Когда на человека действуют одинаково сильные два противоположных внешних стимула, то он попадает в ситуацию буриданова осла. И чтобы сделать выбор, он бросает жребий, выступающий как вспомогательное средство.

Жребий стоит в одном культурном ряду, что и карточная игра, кости, всевозможные гадания, различные вырожденные ритуальные формы мантики. За набором карт или костей лежит определенная культурная сила, магическая по своему предназначению. Чтобы ее разгадать, узнать эту силу, надо владеть культурным кодом, уметь разгадывать культурный шифр. Карта - это код, знак, указывающий тебе как поступать. Человек, не имеющий в себе самом опоры, передоверяется божеству, подающему этот знак в виде набора карт, в виде определенного знамения. Эти знаки находятся за пределами его, человека, личной территории. И он может только доверяться потусторонней силе. Она буквально “по ту сторону”, поскольку ею человек не владеет, то есть не включает ее в часть своей личности.

играющий-

посредник

зона зона

актуального ближайшего

опыта развития

рис. 4

Так вот, карта или любой другой культурный знак-медиатор, становится посредником между профанным миром и сакральным, между (условно) некультурой и культурой. И чтобы попасть в культуру человек должен быть посвященным, пройти пограничную область с помощью посредника. Таким образом, появляется фигура посредника, знающего, ведающего культурный код и осуществляющего обряд посвящения, прохождения через пограничную область.

Л.С.Выготский пишет, что вывод, сделанный человеком при бросании жребия, был возможен не под действием внешнего стимула, а под действием искусственно введенного средства-жребия. Л.С.Выготский считает, что человек сам определил свою рефлексию при помощи искусственного стимула (см. 10, т.3, 69).

На самом деле сильнее человек не стал. Он набирает себе ряд таких культурных костылей, удлиняя тем самым свое органическое тело. Он передоверяет решение не себе, а той силе, которая скрыта за жребием, за знаком. Да, эта карта становится медиатором, но решение сам человек не принимает. Точнее, он действует согласно культурному коду, заложенному в наборе знаков. То есть, он стал сильнее, удлинив свое органическое тело, но решение принял не он, а случайная конфигурация знаков.

К чему я все это говорю. К тому, что идея сценирования поведения человека на основе знакового кодирования и действия его через посредника, идея введения человека в культуру через посвященного посредника - эти идеи интенсивно обсуждаются в современной культурологии и антропологии. Мы перешли тем самым от самой по себе практической психологии к культурной антропологии.

Майкл Коул, опираясь на американскую антропологию, предложил расширить ряд культурных медиаторов, включив в него ключевое понятие скрипта (или формата) (см. 23).

Прежде всего М.Коул рассматривает мир культуры как совокупность артефактов, приспособлений, орудий, в которых в свернутом виде сняты способы освоения и преобразования мира и своего поведения.

Л.С.Выготский использовал понятие артефакт, но оно не стало для него рабочим. Артефакт для него - искусственное приспособление (см. 10, т.3, с. 88). Он в большей степени писал об опосредующей роли знака как орудия.

М.Коул ссылается на М.Вартофского, выделяющего в культуре три уровня артефактов (см. 23).

Первый уровень - артефакты непосредственно даны в вещах. Например, молоток, топор - вещи с явно заданной функцией.

Второй уровень - артефакты как описания способов действий, технологии, стандарты, модели, существующие для воспроизводства.

Третий уровень - артефакты, существующие для преобразования мира. Инструменты, данные для изменения окружающей практики. Они существуют в области игровой активности, среди воображаемых миров.

Благодаря этим артефактам культура становится средой, и эта среда обладает структурой. Поэтому напрашивается необходимость выделить в ней эффективные единицы культуры. Р.Д’Андрад предложил их называть “культурными схемами” (см. 23). Одним из видов этих культурных схем являются сценарии (скрипты), то есть схемы событий, их описания. Признак культурного развития в этом случае с точки зрения американских исследователей - это наличие набора таких культурных схем-сценариев. Человек должен иметь набор таких скриптов, но всякий раз он должен решать сам - какую схему использовать в какой ситуации. Шагом развития является приобретение очередного сценария.

Таким образом, самой элементарной составляющей культуры является артефакт-медиатор, считает М.Коул.

Переводя эти идеи в план обучения, М.Коул говорит, что главным механизмом обучения и развития является механизм пролепса (prolepsis, лат., - упреждение). Он означает, что скрипт переносится в упреждающем режиме как представление о будущем акте развития в настоящее. Через видение будущего в настоящем происходит культурное развитие.

Свои идеи о культурно опосредованном развитии М.Коул пытается проиллюстрировать на примере практики обучения осмысленному чтению (см. 23; 31). Эта методика известна. Она описана и опубликована. Но в широкой педагогической практике она не используется либо используется в редуцированном виде. Но это уводит нас из плана культурной антропологии в план конкретных техник и методик обучения. Оставим это для специального разговора.

б. Скрипт и миф.

Известный специалист по мифологии и религии культуролог Мирча Элиаде, разумеется, не относится напрямую к “выготскианцам”. Но его идеи относительно природы мифа, относительно специфики сознания человека религиозного (homo religiosus) достаточно точно ложатся в русло культурной антропологии (см. его работы 41; 42; 43). Особенно это касается (как нельзя кстати!) особой посреднической роли человека мифа, жреца и шамана.

Но все по порядку. Я попытаюсь сделать содержательную выкладку из работ М.Элиаде, причем, в контексте всего вышесказанного.

Как и в случае с Л.С.Выготским мне важен не текст М.Элиаде, а его культурный ход. Не его знание мифов и религий, а методологический метаплан, в котором выделяется природа мифа, характеристика религиозного человека.

Для человека мифа, для религиозного человека важно - чтобы жить в мире, надо его сотворить (см. 42, с.23). Акт сотворения при этом понимается как повторение первого Акта Творения, прецедента, который однажды свершился во Время Оно. Бог-творец, первопредок, однажды совершил акт творения мира как акт творения Космоса из Хаоса. И с тех пор все поколения богов и героев повторяют этот акт. Миф есть в этом смысле рассказ об этом акте, который постоянно должен повторяться из поколения в поколение.

И человек мифа должен приобщаться к этому прадействию - архетипу. В этом акте творения происходит явление священного, иерофания. Мир тем самым освящается. Мирской мир, одномерный и плоский, тем самым обогащается и становится действительным, обретает действительное бытие. В этом смысле любой акт и любой предмет освящаются через включение их в ритуал иерофании. Через иерофанию предмет или любое бытовое действие, оставаясь самими собой (постройка дома, уборка урожая и проч.) становятся освященными тем самым действительными, приобщаются к первому бытию, к первобытности.

Явление священного в знаке - камне, дереве, молнии, дожде, ветре и проч. - события одного ряда. Это явления Бога-первопредка, освящающего все наличное бытие, делая его действительно реальным. Без освящения мир остается нереальным, не имеет должной полноты и глубины.

При основании городов, постройке жилищ, при расширении жизненного пространства иерофания задает онтологический статус новой территории, и вообще расширяет ойкумену человека. Через иерофанию выделяется территория, отличная от окружающего, неосвященного и чужого, нереального мира.

Тем самым бесформенный Хаос организуется, структурируется и в нем обнаруживается действительная, первая реальность, первобытие. Тем самым творится онтология как точка отсчета, как ось мира, от которой ведется ориентация.

Человеку мифа нужна точка отсчета, спасающая его от случайностей, хаоса, неопределенности. Без ориентира на прадействие, проявляющееся в иерофании человеку мифа трудно определиться в мире, стать в мире. Ему надо совершить акт приобщению к священному, чтобы стать реальным, обрести бытие через приобщение к первобытию.

Начало такого становления организуется как поиск точки опоры, без которой человек чувствует себя неуверенно. Через знак (голос, предмет, звук) человек мифа получает указание - здесь начало (Hic, Rodos, hic salta!).

Начало при этом осознается как проход в узкую дверь, через порог. Из мира бесформенного и чужого человек мифа находит узкое место, через которое можно перейти в мир первобытия, мир священный и реальный, свой. Эта Дверь, Порог указывают на грань, на разрыв в пространстве, и является символом перехода.

Этот переход осуществляется в ритуалах перехода, ритуалах посвящения, инициации, через которые мальчик, еще не полноправный член сообщества, становится своим, входит в священный мир. Тем самым он взрослеет. И его “паспортный” возраст фактически совпадает с культурным возрастом, то есть со степенью овладения культурными медиаторами. Традиционное общество фактически, условно говоря, “возрастное” общество. Об этом говорят и другие исследователи (см. 45).

В ритуалах перехода и совершается повторение первичного акта Сотворения Мира, преобразования Хаоса в Космос.

Жизнь каждого человека мифа есть акт второго рождения, акт вторичного сотворения мира, сотворения заново. Этот акт осуществляет именно сам человек мифа. Никто за него этот акт не совершит. Мир рождается для него и через него, через приобщение его к миру первобытия. Он несет за этот мир ответственность. Без его активных ритуальных действий мир не будет вновь сотворен.

Человек мифа обуреваем “онтологической жаждой”, жаждой бытия. Он испытывает ужас перед небытием, перед Хаосом. Он не просто верит в духов и богов. Он обуреваем жаждой состояться в Бытии, найти точку опоры, ясный ориентир в мире, причем в мире первобытия, реальном и действительном, а не иллюзорном и случайном.

Есть сильный мировоззренческий и личностный смысл во всем этом. М.Элиаде пишет: “Желание восстановить Время Начала - это желание пережить время, когда Боги присутствовали на земле, обрести сильный, свежий и чистый Мир. Это порождает уверенность в возможности вновь вернуться к началам, вновь обрести мир, вновь родиться. Всегда есть шанс обрести утраченное бытие” (см. 42, 63).

Это очень понятно и близко любому человеку культуры, который хочет состояться в Бытии, обрести истинную реальность. Это своего рода “онтологическая одержимость”, ностальгия по совершенству, по Началу, стремление жить и пребывать в присутствии первого рождения, быть у истоков, в сердцевине мира, у начала времен.

Это характерно для всякого времени и для всякой эпохи. В этом смысле человек мифа - это человек культуры, задающий некую точку отсчета, оптику, точку опоры в этом мире.

То есть, миф - это не просто сказки о богах и героях. Это рассказ, история про то, как начинается Мир и как он постоянно вновь рождается. И он рождается всякий раз заново и всякий раз через твои усилия, через твой рискованный шаг в пустоту. Миф - это рассказ о первичном Событии. Этот рассказ передается в ритуале посвящения и перехода. Постичь миф - значит узнать великую тайну о сотворении мира и передать ее другому.

Миф в этом смысле - Слово о бытии. Это и есть первая онтология как осознание первобытия, рассказ о рождении и обретении полноты бытия, обоснование этого бытия.

Мирской человек, не ставший еще в этом мире, в культуре, не имеет этого знания мифа, у него нет знания образца. А потому он не реален, иллюзорен и случаен в этом мире. Чем более религиозен человек, то есть погружен в первобытие, тем более у него образцовых моделей-мифов (см.42, 64).

Таким образом, говорит М.Элиаде, миф, повествующий об этой священной онтофании (явлении бытия), об этом победном проявлении полноты бытия, становится образцовой моделью всякой человеческой деятельности.

Тем самым, главной функцией мифа является установление образцовых моделей для всех значимых деятельностей человека (питание, работа, половые отношения, воспитание и др.).

Ключевую роль в ритуалах перехода, ритуалах посвящения, конечно, играет носитель священного знания, мифа - жрец, шаман, брахман (в разных культурах). Это и есть тот культурный посредник, который приобщает мирского человека к миру священного, к миру образцов. Он владеет образцом, ему передан священный опыт осуществления бытия в культуре. И он всегда находится на границе между профанным и сакральным миром, между натуральным и культурным. Шаманы и брахманы - первые в мире педагоги, выполнявшие роль Харонов, перевозящих человека на тот берег, из мира мирского и плоского в мир глубокий и священный.

Итак, смотрите, что получается. Перейдем в метаплан. Культура существует как реальное бытие человека, его истинное бытие. Стать человеком - значит стать в культуре. Культура в свою очередь есть не идеологема и не красивая фраза, а плотное и полное бытие человека, определенным образом организованное и структурированное. В истории культуры миф впервые продемонстрировал это обретение полного бытия и задал прецедент отношения человека к миру, его стремление состояться в бытии через культуру. С тех пор этот образец заложен в культуре по принципу. Он никуда не исчез. Культура как система образцов, через приобщение к которым человек становится действительно реальным и обретает бытие - такой сценарий воспроизводится в дальнейшем в разных версиях. И речь идет не о рационализации мифа, а о глубинном культурном смысле мифа как первом опыте рождения человека культуры.

Почему мы понимаем Платона или Лао Цзы (или, во всяком случае, нам так кажется)? Мы понимаем культурный текст не из него самого, а через третий план, который объединяет современного читателя и Платона. Опыт художника и философа, как и опыт шамана - это опыт иерофании, опыт освящения мира, это опыт вторичного порождения Космоса из Хаоса через осуществление посреднического действия. Это Путь Харона, в котором выплавляются культурные формы-медиаторы, образцы, помогающие приобщаться к этому опыту и проделывать его всякому другому неофиту.

Теперь попробуем зафиксировать все сказанное в принципиальной схеме. Фактически, структура рождения Космоса из Хаоса всячески обыгрывается позже во всех практиках осознания рождения культуры. Условно, это и есть графика посреднического культурного хода.

^ ХАОС КОСМОС

посредник поставка

образцов

демонстрация образцов

мир

мир культуры

натуральных ритуалы

процессов, перехода образцы-

мир первой медиаторы

природы

этапы зон развития - фиксация культурных возрастов

овладение образцами

и через это - расширение

культурного тела -

территории личности

рис. 5

Таким образом, посредническое действие Л.С.Выготского и ритуал перехода отражаются друг в друге. Их структуры изоморфны и схожи по своему культурному предназначению.

Ритуалы перехода знаменуют собой этапы культурного развития человека, фиксируют его “культурные возраста”.

в. Знак-посредник и взрослый-посредник.

Теперь естественным продолжением разговора будет обсуждение предложенной Б.Д.Элькониным идеи о посреднике между взрослым и детским сообществом и о структуре посреднического пространства (понятно, что речь идет о собственно психолого-педагогической версии культурологической концепции - см. 34; 45; 46).

Б.Д.Эльконин совершенно справедливо считает, что от идеи опосредования, разрабатываемой в школе Л.С.Выготского, надо переходить к идее посредничества.

Ведь что отстаивал Л.С.Выготский ? Человек вводит искусственные стимулы для овладения своим поведением. И эти стимулы играют роль автостимуляции. Через этот механизм знаковой автостимуляции человек осуществляет свое культурное развитие.

Да, эти средства автостимуляции вводит человек. Но какой ? И где он их берет ? Созданием культурных средств занимается взрослый-посредник, человек культуры. И берет он их из пространства культуры. Эти средства, разумеется, не органического происхождения. Но они также окружают всякого появившегося в этом мире человека. Они для него также внешни и объективны, как и любое явление первой природы. Точнее, любое внешнее явление (будь то солнце, ветер или орудие труда, или текст - могут стать для него культурным медиатором, опосредующим его культурное развитие). Значит, важен культурный ход, задаваемый посредником, обеспечивающий подключение неофита к миру культуры. Значит, дело не в самих по себе медиаторах, а в их использовании, в их культурной функции. Молоток для обезъяны не является молотком. Стихи для дурака не являются стихами.

Значит, - дело в исходном культурном ходе, действии, которое заставляет человека использовать медиатор культурно, как средство культурного развития.

Здесь и возникает фигура педагога-посредника. Он и задает скрипт поведения, через который передаются мифы-сценарии.

Б.Д.Эльконин указывает, что главной задачей и является необходимость простраивания структуры посреднического пространства между детским и взрослым сообществом. Каковы принципиальные идеи Б.Д.Эльконина ?

1. Взрослый мир представлен детскому миру в виде идеальной формы взрослости - идеального образа взрослого (добавим, в духе всего вышесказанного - в виде набора мифов-скриптов, культурных медиаторов, носителем которых является идеальный взрослый - педагог-посредник).

2. Проживание этой идеальной формы совершается как событие. Она (эта форма) является ребенку как событие, ключевое в его жизни. Кризис детства заключается прежде всего в кризисе событийности, поскольку ему не предъявляется эта идеальная форма взрослости. Событие не происходит.

3. Преодоление границы между детским и взрослым мирами происходит как событие и организуется через посредническое дейтствие. Посредником является тот, кто полагает и олицетворяет границу между реальным детским и идеальным взрослым мирами и олицетворяет переход между ними.

4. Кризис детства заключается в отсутствии представленной идеальной формы. Последняя не представлена потому, что само взрослое сообщество теряет эту форму.

Принципиальная схема связи детского и взрослого миров может быть представлена следующим образом.

идеальная форма

взрослый-

посредник

реальный идеальный

мир событие мир

детское взрослое

сообщество сообщество

рис. 6

В процессе перехода и переживания события происходит “преображение героя”, его взросление, становление его культурного возраста. Как Иванушка-дурачок вошел в одно ухо кобылицы и вышел в другое и обернулся Иванушкой-царевичем. Сказочные метаформы в данном контексте из просто метафор становятся культурыми кодами, шифром, который при разгадывании открывает устройство посреднического пространства.

Б.Д.Эльконин при этом указывает, что социально фиксированного посреднического действия нет. Его надо строить.

Я бы дополнил. Жестко социального места для посредника нет. Но оно есть в культуре. Я бы развел эти два плана. Фигура посредника была всегда зафиксирована в культуре. Оно всегда видоизменялась. Но прав Б.Д.Эльконин в том, что она не задана, ее надо всякий раз искусственно создавать.

Что необходимо добавить еще (не в качестве исправления выверенной и даже красивой концепции Б.Эльконина, которая мне кажется одной из самых продвинутых и , главное, рабочих, действенных, а в качестве определенных методологических ходов).

1. Граница идет не столько между детским и взрослым сообществами, сколько между натуральным и культурным мирами. Человек рождается дважды - натурально и культурно. Второе рождение и обеспечивает посредник, приобщая неофита к культуре. Педагог-посредник (антропоном) демонстрирует новым поколениям не сами по себе снятые социальные формы взрослой жизни, а культурные образцы, то есть траектории движения в культуру, образцы работы по овладению сырого материала первой природы (не важно, какого она происхождения, натурального или социального). Но вместо этого доминирует прямое непосредственное общение и демонстра форм взрослой жизни, пример в ее квазиформ. Ребенок тогда снимает превращенные квазиформы, разного рода суррогаты - наркотики, курение, алкоголь, разного рода формы самоутверждения и квазивзросления). Тогда со стороны взрослого в случае непосредственного общения идет давление и насилие, что, в свою очередь, встречает агрессию и сопротивление со стороны детей.

Как раз в зоне посреднического действия ребенок должен снимать разного рода образцы действия с медиатором, образцы действий по овладению собственным поведеним, начиная с простых обыденных вещей (есть, пить, ходить) и кончая сложными культурными ходами (понимание, овладение аффектом и интеллектом и проч.).

Если опустить разговор на класс, то видно - в любом конкретном классе при одном и том же паспортном возрасте есть дети разных культурных возрастов. И к какой такой идеальной форме взрослости их надо приобщать ? Тем более, если она отсутствует.

2. Фактически, Б.Эльконин равняется на традиционное общество, в котором культура и является возрастной. В нем взросление и освоение форм культуры (образование) были параллельными и переплетенными процессами. Сейчас (и давно) такая образовательная модель просто отсутствует. В то время как в истории культуры их было по меньшей мере пять (см. 31).

3. Б.Эльконин прав, утверждая, что надо проектировать именно эти пространства перехода через опыт посредничества. Да, но перехода не от детства к взрослости, а перехода от натурального к культурному.

4. Необходимо особо отметить, что ход посреднического действия является принципиально игровым ходом. Пространство между взрослым и детским сообществом, между натурой и культурой - это принципиально пространство пограничное и игровое. Об этом я писал отдельно, и это известно в теории и практике игры (см. 33).

Посредник и есть тот играющий (vates), который в игре осуществляет переход из мира социального в мир культуры.

С феноменом игры происходит то же самое, что и с феноменом детского сообщества, отмеченного Б.Д.Элькониным. Сейчас дети не играют. Или играют в квазиигры, которые не развивают, а являются квазизаменителями - чтобы напрямую, сразу, быть признанными во взрослом сообществе. Отстутствие идеальных образов-медиаторов в игре и отстутствие самой игры - показатель кризиса игры и кризиса в культуре вообще

5. Необходимо выстраивать типологию посредничества - как разные траектории движения в культуру.

6. Б.Эльконин пишет, что детство утеряло событийность, поскольку само взрослое сообщество утеряло событийность. Добавим - само взрослое сообщество утеряло событийность, поскольку культура утоньшилась, стала площе. Мир священного (по М.Элиаде) сделался площе. Являть оказалось нечего. Мир культурных медиаторов оказался обедненным. То есть само бытие оказалось ущербным. И это было понято еще авторами Ветхого Завета.

Парадоксально, что структура посреднического действия Л.С.Выготского, структура посредничества между детским и взрослым мирами, структура мифа М.Элиаде, структура игры - все они принципиально дублируют и замещают друг друга. Они все - из одного культурного корня. Все они кладутся в основание культурной антропологии, поскольку говорят по сути об одном - о феномене культурного развития человека.

Blog

На пути к построению педагогической антропологии (по следам Л. С. Выготского)

Содержание