Geum.ru

Д. И. Фельдштейн Заместитель главного редактора

Вид материалаДокументы

Содержание


Петр Яковлевич Чаадаев
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   26

1.3. Предпосылки и особенности возникновения социологии в России

Появлению социальной мысли в России как светского знания способствовали реформы Петра 1, именно благо­даря им появилась возможность для развития в Россий­ском государстве не только мирских знаний, науки, но и активной предпринимательской деятельности. Петром 1 было закончено формирование абсолютной монархии в России. Была упразднена боярская дума, отменено патри­аршество, во главе церкви поставлен Синод, то есть цер­ковь была полностью подчинена государству. Абсолютизм ограничивал также и светскую власть феодальной аристо­кратии.

В связи с этим возникла основная, центральная про­блема размышлений того времени — определение даль­нейшего пути развития России. Петр 1 пытался внедрить в русскую жизнь, не учитывая особенности уклада ее психологии, европейские социальные формы. Это стало основой противоречий всего последующего развития Рос­сии, а также русских социально-философских поисков. Как оценивать проведенные Петром реформы? Поддерживать их или низвергать? Что важнее для России — самобытность или общечеловечность?

В 60-е годы XVIII века Екатерина II укрепила устои светского абсолютистского государства. Проведенные ею экономические меры по изъятию земельных владений, принадлежавших церкви и монастырям, значительно ос­лабили экономические основы церкви. Параллельно этому во время ее царствования российские города полу­чили право самоуправления, что привело к определенно­му улучшению положения различных слоев населения (предпринимательских, купеческих, ремесленных).

Казалось бы, что просвещенный абсолютизм в России стал вполне реальным государственным строем, но имен­но в это время ведущие теоретики практически отказа­лись от надежды на просвещенного монарха и начали поиск различных проектов ограничения самодержавия и дальнейшего политического реформирования. Необходи­мо отметить, что такие проекты возникали и раньше. В конце своей жизни Петр 1 интересовался образцами за­падноевропейского парламентаризма. Можно предполо­жить, что в будущем он планировал ввести эту модель государственного управления. Во время царствования Анны Иоанновны была сделана еще одна неудачная по­пытка ограничить самодержавие. Но только во второй половине XVIII века конституционные принципы полу­чают наиболее широкое распространение.

Таким образом, первая половина XIX века, как отме­чает Г.Я.Миненков, это период зарождения программы социологического поиска [см.: 171. С.270]. Реализация же этой программы происходила во второй половине XIX — начале XX веков. Выделим основных мыслителей того времени. Н.И.Надеждин (1804-1856) являлся одним из основоположников теоретической социологии в России, им введена в социальную мысль России идея историзма. П.И.Пестелю (1793-1826) принадлежит идея революцион­ного преобразования общества как способа его прогресса. Следует отметить и В.Н.Майкова (1823-1847), который первым четко заговорил о необходимости создания новой науки в России. В 1845 г. в первом томе журнала «Фин­ский Вестник» была напечатана его статья «Обществен­ные науки в России». Содержание данной статьи показы­вает, что идеи О.Конта оказали определенное влияние на В.Н.Майкова. При изложении своих мыслей он дает конкретную ссылку на четвертый том его основного труда (Cours de philosophie positive).

Не приняв контовский термин «социология», он в своей статье «Общественные науки в России» (1845) ста­вит задачу формирования новой «социальной филосо­фии», под которой им подразумевалась общественная наука о законах социальной жизни людей и народов. В этой статье было изложено его понимание социологии как новой позитивной науки и убедительно обоснована объективная необходимость ее появления в России.

Наиболее яркой фигурой начала XIX в. являлся ^ Петр Яковлевич Чаадаев (1794- 1856). П.Я.Чаадаев, отрицая уп­рощенные идеи просветительского прогрессизма, пытался найти новые способы осмысления социальных фактов, опираясь при этом на единство истории человечества и ее законосообразный характер.

Большую известность П.Я.Чаадаев получил благодаря своим «Философским письмам». Они были написаны примерно в 1829-1831 гг. и в течение многих лет ходили по России в рукописном виде на французском языке, так как П.Я.Чаадаев предпочитал писать на французском. О точном количестве писем точно не известно [см.: 202. С. 157], чаще всего речь идет о шести письмах.

Интересна история появления данного письма. Об этом П.Я.Чаадаев в своем письме к Л.М.Цынскому в 1837 г. написал следующее: «Я познакомился с госпожой Пано­вой в 1827 году в подмосковной деревне, где она и муж ее были мне соседями. Там я с ней видался часто, потому что в безлюдстве находил в этих свиданиях развлечение. На другой год, переселившись в Москву, куда и они переехали, продолжал с ней видеться. В это время госпо­дином Панов занял у меня 3000 руб., и около того же времени от жены его получил письмо, на которое ответил тем, которое напечатано в «Телескопе», но к ней не послал, потому что писал его довольно долго, а потом знакомство наше прекратилось» [175. С.328].

Об истории издания данного «Письма» мы узнаем из другого письма, написанного П.Я.Чаадаевым 5 января 1837 г. своему брату Михаилу: «Издателю «Телескопа» попался как-то в руки перевод одного моего письма, шесть лет тому назад написанного и давно уже всем известного; он отдал его в цензуру; цензора, не знаю как, уговорил пропустить; потом отдал в печать, и тогда только уведомил меня, что печатает. Я сначала не хотел тому верит, но получив отпечатанный лист и видя в самой чрезвычайности этого случая как бы намек Провидения, дал свое согласие. Статья вышла без имени, но тот же час была мне приписана или лучше сказать узнана, и тот же час начался крик» [175. С.326].

Император Николай 1, ознакомившись со статьей, был очень разгневан, и все, имеющие к «Письму» отношение, были жестко наказаны. Журнал тотчас был запрещен. А.В.Болдырев — старик, ректор Московского университе­та и цензор — был разжалован и отставлен. Н.И.Надеж-дин — издатель — сослан в Усть-Сысольск. П.Я.Чаадаева было приказано объявить сумасшедшим и обязать под­пиской ничего не писать. П.Я.Чаадаев был присужден к домашнему аресту. По назначению властей каждую суб­боту к нему приезжал доктор и полицеймейстер, они констатировали состояние его умственных способностей и делали донесение. В это время им была написана статья «Апология сумасшедшего» (1837). При жизни П.Я.Чаа­даева было издано только «Первое письмо».

В своем «Письме» он обратил внимание на роль рус­ского народа в истории человечества. По его словам, «одна из наиболее печальных черт нашей своеобразной цивилизации заключается в том, что мы еще только от­крываем истины, давно уже ставшие избитыми в других местах и даже среди народов, во многом далеко отставших от нас. Это происходит оттого, что мы никогда не шли об руку с прочими народами; мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием челове­ческого рода» [293. С.6].

Описывая трагическую и безысходную картину .рос­сийской жизни, он пришел к выводу о внеисторичности русского народа, выпадении его из общечеловеческой ло­гики: «Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий закон человечества отменен по отношению к нам. Одино­кие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человечес­ких, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили. С первой минуты нашего общественного существования мы ничего не сделали для общего блага людей: ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины; ни одна великая истина не вышла из нашей среды; мы не дали себе труда ничего выдумать сами, а из того, что выдумали другие, мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь.

Странное дело: даже в мире науки, обнимающем все, наша история ни к чему не примыкает, ничего не уясняет, ничего не доказывает. Если бы дикие орды, возмутившие мир, не прошли по стране, в которой мы живем, прежде чем устремиться на запад, нам едва ли была бы отведена страница во всемирной истории. Если бы мы не раскину­лись от Берингова пролива до Одера, нас ни заметили бы. Некогда великий человек захотел просветить нас, и для того, чтобы приохотить нас к образованию, он кинул нам плащ цивилизации; мы подняли плащ, но не дотронулись до просвещения. В другой раз, другой великий государь, приобщая нас к своему славному предназначению, провел нас победоносно с одного конца Европы на другой; вер­нувшись из этого триумфального шествия через про­свещеннейшие страны мира, мы принесли с собой лишь идеи и стремления, плодом которых было громадное не­счастье, враждебное всякому истинному прогрессу. И в общем мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдаленных по­колений, которые сумеют его понять; ныне же мы, во всяком случае, составляем пробел в нравственном миро-порядке. Я не могу вдоволь надивиться этой необычайной пустоте и обособленности нашего социального существо­вания. Разумеется, в этом повинен отчасти неисповеди­мый рок, но, как и во всем, что совершается в нравствен­ном мире, здесь виноват отчасти и сам человек» [293. С.13-14]. П.Я.Чаадаев считал, что русский народ оказался в стороне от «всемирного движения человечества».

В дальнейшем взгляды П.Я.Чаадаева более оптимис­тичны. В своих последних работах он уже неоднократно говорил, что России предстоит великое будущее, а для этого необходимо только сделать правильный социаль­ный выбор, поняв особенности России. А сформулиро­ванная П.Я.Чаадаевым мысль — «...у меня есть убежде­ние, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, которые занимают человечество» [293. С.86], — на долгие годы стала программой для всех последующих как философских, так и социологических поисков в Рос­сии [см.: 171. С.271].

Необходимо отметить, что социально-политические взгляды П.Я.Чаадаева противоречивы. Он выступал про­тив славянофилов, считая, что их теории являются по­пыткой оправдания застоя и патриархальной отсталости. В написанной в 1837 г. статье «Апология сумасшедшего» о славянофилах он писал следующее: «Но вот является новая школа. Больше не нужно Запада, надо разрушить создание Петра Великого, надо снова уйти в пустыню. Забыв о том, что сделал для нас Запад, не зная благодар­ности к великому человеку, который нас цивилизовал, и к Европе, которая нас обучила, они отвергают и Европу, и великого человека, и в пылу увлечения этот новоиспе­ченный патриотизм уже спешит провозгласить нас люби­мыми детьми Востока...

...Но кто серьезно любит свою родину, того не может не огорчать глубоко это отступничество наших наиболее передовых умов от всего, чему мы обязаны нашей славой, нашим величием: и, я думаю, дело честного гражданина — стараться по мере сил оценить это необычайное явле­ние» [293. С.82-83].

В то же время он не поддерживал и революционные методы борьбы против крепостничества и самодержавия. Установление «социального идеала», по его мнению, было связано с победой «истинного христианства» и еди­ной церкви. Он писал: «В христианском мире все необхо­димо должно способствовать — и действительно способ­ствует — установлению совершенного строя на земле...». Он считал также, что католицизм был прогрессивным явлением в истории и только благодаря ему в Западной Европе было уничтожено рабство.

Такие взгляды, естественно, мешали П.Я.Чаадаеву принять идеи славянофилов, несмотря на то, что в их обществе он провел свои последние годы. Славянофилы осуждали европейскую цивилизацию за то, что она «была в корень извращена папством и католической церковью и что нужно искать другую цивилизацию, более совершен­ную и более чистую с скрытыми, но плодотворными зачатками, заложенными и до сих пор еще существующи­ми в недрах восточной церкви и славянской народности.

Враждебные католицизму, враждебные Европе, ее идеям, ее нравам, ее установлениям, они приписывают все не­счастья, от которых страдает Россия, чуждым элементам, неблагоразумно ею поглощенным, и основывают спасе­ние отечества на логическом развитии славянской народ­ности и восточной церкви» [294. С. 18-19].

А.И.Герцен высоко оценил «Письмо» П.Я.Чаадаева. Он писал: «Письмо Чаадаева было своего рода последнее слово, рубеж. Это был выстрел, раздавшийся в темную ночь; тонуло ли что и возвещало свою гибель, был ли то сигнал, зов на помощь; весть об утре или о том, что его не будет, — все равно, надобно было проснуться. Что, кажет­ся, значат два, три листа, помещенных в ежемесячном обозрении? А между тем такова сила речи сказанной, такова мощь слова в стране, молчащей и не привыкнувшей к независимому говору, что «Письмо» Чаадаева по­трясло всю мыслящую Россию» [39, 139].

О том, какое впечатление произвело «Письмо» на А.И.Герцена, видно из следующих его слов: «От каждого слова веяло долгим страданием, уже охлажденным, но еще озлобленным. Эдак пишут только люди. долго думав­шие, много думавшие и много испытавшие; жизнью, а не теорией доходят до такого взгляда... Читаю далее — «Письмо» растет, оно становится мрачным обвинитель­ным актом против России, протестом личности, которая за все вынесенное хочет высказать часть накопившегося на сердце. Я раза два останавливался, чтобы отдохнуть и дать улечься мыслям и чувствам и потом снова читал и читал. И это напечатано по-русски неизвестным авто­ром... Я боялся, не сошел ли я с ума» [39. С.139-140].

Огромное влияние оказало «Письмо» на население России. «Долго оторванная от народа часть России, — как отмечал далее А.И.Герцен, — прострадала молча, под самым прозаическим, бездарным, ничего не дающим в замену игом. Каждый чувствовал гнет, у каждого было что-то на сердце, и все-таки все молчали: наконец, при­шел человек, который по-своему сказал что. Он сказал только про боль, светлого ничего нет в его словах, да нет ничего и во взгляде. «Письмо» Чаадаева — безжалостный крик боли и упрека петровской России; она имела право на него; разве эта среда жалела, щадила автора или кого-нибудь?

Разумеется, такой голос должен был вызвать против себя оппозицию, или он был бы совершенно прав, гово­ря, что прошедшее России пусто, настоящее невыносимо, а будущего для нее вовсе нет, что это «пробел разумения. грозный урок, данный народам, — до чего отчуждение и рабство могут довести». Это было покаяние и обвинение... Но оно и не прошло так: на минуту все, даже сонные и забитые, отпрянули, испугавшись зловещего голоса. Все были изумлены, большинство оскорблено, человек десять громко и горячо рукоплескали автору» [39. 0.1401.

В острых идейных спорах, вызванных «Письмом», от­тачивались и складывались позиции западников и славя­нофилов в России. И западников, и славянофилов трево­жила одна проблема — судьба России. У этих направле­ний была одна логика, один метод, одни и те же заслуги и слабости. Расхождения между ними имели место при определении, что понимать под социальным развитием и каким образом оно должно происходить. Так, западники стояли за насильственное внедрение общечеловеческих социальных форм, а славянофилы выступали за естест­венный процесс эволюции культуры, происходящей бла­годаря духовному самоопределению народа в тесной связи с национальными ценностями и традициями [см.: 171. С.271].

В середине XIX века многие передовые люди России проповедовали утопический взгляд, суть которого заклю­чалась в том, что Россия может перейти к социализму через преобразование общины с ее коллективистской сущностью. А.И.Герценым были разработаны теоретичес­кие основы народнической концепции социализма и путей его достижения в России. Ф.Энгельс в своей статье «О социальном вопросе в России» (1875) писал, что А.И.Герцен в русских крестьянах видел «истинных носи­телей социализма, прирожденных коммунистов, в проти­воположность рабочим стареющего, загнивающего евро­пейского Запада, которым приходится лишь искусственно вымучивать из себя социализм» [316, Т.18. С.543]. В даль­нейшем эти взгляды А.И.Герцена заимствовал М.А.Баку­нин, а у М.А.Бакунина — П.Н.Ткачев.

Славянофилы выступали за самобытной путь истори­ческого развития России, который принципиально отли­чается от западноевропейского пути. Они идеализировали старую, допетровскую Русь. Считали, что она была гармоничным обществом, в котором не было внутренних по­трясений. По их мнению, Петр 1 произвольно нарушил органичное развитие России. Это привело к тому, что государство встало над народом, дворянство и интелли­генция односторонне усвоили внешнюю и бытовую за­падноевропейскую культуру, совершенно оторвались от своего народа и своей самобытной культуры. Славянофи­лы призывали интеллигенцию изучать народную жизнь. ее быт, культуру и язык, чтобы сблизиться с народом.

Они считали, что государство является естественной формой организации жизни людей для Запада, так как западное общество создано в результате завоеваний и насилия, поэтому там необходимы юридические нормы и конституция. А в России конституция, по их мнению, была не нужна, так как в основе русского общества изна­чально лежит соборность.

Свое учение о власти они строили, исходя из органи­ческого единства царя и народа, считая, что вся полнота власти принадлежит народу, но он не любит ее и поэтому отдает царю, чем снимает с себя грех властвования, а в задачу царя входит сохранение порядка в обществе. Они считали, что самодержавие — зло, но зло необходимое. Самодержавие, по их мнению, создает сам народ, а не система порабощает народ. Самодержавие представлялось им как государственность безгосударственного народа и означало, что для самодержца власть — это долг, обязан­ность и тяжкий крест, а не привилегия.

Их интересовало такое устройство русского общества, в основе которого лежат соборность и вера. Соборность понималась ими как живое и цельное единство, собран­ное воедино духом любви, а не внешнее единство общест­ва и не механическое соединение его независимых частей. Русский народ, а из него состоит реальное общество, самобытен и религиозен. Народ живет в соответствии и по законам православия и не любит властвовать и власть. Для него главными ценностями выступают духовные, а не политические свободы. Именно на это опирались славя­нофилы при рассмотрении предлагаемого ими государст­венного устройства. В то же время они считали, что государство само по себе — это зло, так как основано на насилии, разъединении, бездуховности и лукавстве.

По своей сущности русский народ безгосударственен. Проведенные Петром 1 преобразования навязали ему эту форму общественного устройства, что привело к наруше­нию духовного единства, так как между народом и царем встало чиновничество, препятствуя их органическому об­щению.

У славянофилов полностью отсутствовала (централь­ная для христианства) идея личности, которая поглощена у них коллективным субъектом общества — общиной. Общину же они считали исконно русской, самобытной формой общественного устройства. Интересно, что это центральное положение славянофилов позднее заимство­вали анархисты, народники, революционеры-демократы.

Важный для русской социологии вопрос о социальном прогрессе славянофилы решали следующим образом. Со­циальный идеал — это община, а так как она находится не впереди исторического развития (община уже сущест­вовала в допетровские времена), то они отрицательно относились к социальному прогрессу.

Как бы итогом предсоциологического этапа социаль­ной мысли в России в стали идеи К.Д.Кавелина (1818-1885). К.Д.Кавелин — выходец из старого дворянского рода, историк, юрист, философ, публицист.

Для него было характерно желание преодолеть недо­статки, имеющиеся в течениях западничества и славяно­фильства, и заложить основы новой социальной науки. Он отмечал, что, после того как эпоха преобразований, вызванная реформами Петра 1, стала клониться к концу, «появилось у нас противоположение русского европей­скому, желание думать, действовать и чувствовать нацио­нально, народно или во что бы то ни стало по- европей­ски. Требование самостоятельности и требование лучше­го, которые нашли представители в этих двух крайностях, прежде слитых воедино, теперь распались и стали враж­дебны. Серединой между ними было уже бессмыслие и апатия. Таким образом, настоящий смысл эпохи реформ был потерян и забыт. Ее начали безусловно порицать или безусловно хвалить, но с важными недоразумениями и натяжками с обеих сторон, потому что ее подводили под известные, односторонние точки зрения, которым она никак не поддавалась. В наше время этот дуализм24, при­знак едва зарождавшейся в нас умственной и нравствен­ной жизни, начинает исчезать и становится прошедшим. Его сменят мысль о человеке и его требованиях. Что эпоха преобразований сделала в практической жизни, то теперь происходит у нас в области мысли и науки. Не­переступаемые границы между прошедшим и настоящим, русским и иностранным разрушаются; открывается ши­рокое воззрение, не стесняемое никакими предрассудка­ми, прирожденными или выдуманными ненавистями» [89, стб.64]. Сформулированные им идеи стали централь­ными для социологии в России [см.: 171. С.272).

Он считал, что внутреннее развитие русской истории всегда оставалось самостоятельным, даже во время и после реформ Петра 1 [см.: 89, стб.65-66]. Ему принадле­жит разработка новой теории исторического развития русской гражданственности. Данная теория, вопреки сла­вянофилам, выводила весь русский общественный и госу­дарственный быт из кровнородового, патриархального, а не из общинного. Однако он подчеркивал, что реформы Петра Великого [см.: 89; 90] сыграли в истории русского народа важную роль. Эта теория позднее стала основой историко-юридической школы в России.

При рассмотрении сельской общины в России в его взглядах сочетались как идеи государственной школы, которые представляли общину институтом, созданным государством в фискальных целях, так и идеи славянофи­лов о великой роли общины, которая является реальной альтернативой развитию капитализма в России. К.Д.Ка­велин считал, что оптимальным является разумное соче­тание общинного землевладения, которое препятствует переходу земли в руки частных землевладельцев, с личной поземельной собственностью крестьянина, которая в свою очередь позволяет избежать пролетаризации и ни­щеты крестьянских масс [см.: 174. С.31]. Судя по всему. он предполагал, что со временем наиболее богатые крес­тьяне будут выходит из общины и переселяться в города, а самая бедная, неимущая часть останется в общине, что оградит ее от бродяжничества, нищеты и будет гарантиро­вать ей работу. Хотя он и придавал большое значение общинному устройству крестьянства, все же далеко не так идеализировал общину, как славянофилы и А.И.Герцен.

Его интересовала и проблема прогресса. К.Д.Кавелин выдвигал свою точку зрения по этому вопросу. Прогресс в России, по его мнению, это внутреннее саморазвитие личности, ее культуры. Только там, где есть развитая личность, возможен прогресс. Именно развитая личность — основа общественного развития. Он считал, что личность, появившаяся в Древней Руси, это только грубая и неразвитая форма, не имеющая никакого содержания. К.Д.Кавелин писал: «Она была совершенно неразвита, не имела никакого содержания. Итак, оно должно было быть принято извне; лицо должно было начать мыслить и действовать под чужим влиянием» [89, стб.57-58]. Таким образом, необходимое наполнение она могла получить только извне, в данном случае из Западной Европы, где оно было наиболее развито.

Русский народ исторически вынужден был жить в таких внешних обстоятельствах, которые на целые века делали невозможным его развитие из самого себя. Рас­сматривая среду обитания русского народа, К.Д.Кавелин указывал, что «нравственная и умственная сторона в ней дремала. Единственным путем развития культуры Великороссии было постепенное, так сказать, всасывание обра­зовательных элементов извне, из других стран, более об­разованных. Наша подражательность, обезьянничание, наша падкость к новому и чужому, наша способность принимать всевозможные виды и образы ставятся нам в укор; но такая восприимчивость и впечатлительность, выработанные в нас, правда, до виртуозности, доказыва­ют только отсутствие в нас всякого содержания и сильную потребность наполнить эту пустоту единственным спосо­бом, который оставался впитыванием, вдыханием в себя образовательных элементов извне. Эти внешние влияния чрезвычайно медленно оседали в народе и продолжали жадно восприниматься отовсюду до тех пор, пока почва не напиталась ими и не народилась для самостоятельного, нравственного и духовного развития» [90. Стб.623-624]. Эту великую миссию соединения в личности содержания и формы, по его мнению, и выполнил Петр 1 своими реформами. Он выступал против идей Ф.М.Достоевского и других о том, что русскому народу изначально была присуща высокая нравственность.

Огромное влияние на развитие русской социологии также оказала идея социализма, получившая, в России особое звучание и оригинальное развитие. К этой идее впервые обратились славянофилы, которые связывали с ней надежды на лучшую форму организации обществен­ной жизни, мечтали об историческом устройстве сельской и ремесленной промышленности на основе сочетания христианской идеи с потребностями материального суще­ствования.

Таким образом, благодаря успешному развитию отече­ственной социальной мысли во второй половине XIX века было уже сформулировано программное поле будущих социологических исследований и выдвинуты основные вопросы, которые необходимо было решить передовым людям того времени.

В середине XIX века русское общество стояло перед необходимостью коренных изменений в политической и экономической сферах. Потребность в этом осталась и после реформ 60-х годов — отмены крепостного права, реформы земств и судебной реформы, так как все прове­денные реформы, кроме последней, были непоследова­тельны, нерешительны и компромиссны. Россия по-прежнему оставалась сословным бюрократически-дво­рянским государством. Она не стала, как этого желали многие, ни демократической, ни конституционной стра­ной. Поэтому произошло колоссальное оживление обще­ственной жизни. В России в 60-70-е годы впервые в истории на общественно-политическую сцену выступило общественное мнение. Одни призывали к продолжению реформ, к их радикализации, а другие — к восстанию и слому всей системы вообще. С этого времени в России стало открыто звучать требование широкой обществен­ности о необходимости прогресса общества.

В условиях подготовки реформ 60-х годов XIX в. пре­образования Петра 1 вновь становятся объектом острых споров. В борьбе идей XIX в. оценка реформ Петра 1 стала важным вопросом мировоззрения. С.М.Соловьев отме­чал, что преобразования Петра 1 имели революционный характер. По этому поводу он писал следующее: «Наша революция начала XVIII века уяснится чрез сравнение ее с политической революцией, последовавшей во Франции в конце этого века» [234. С.440]. Таким образом, реформы Петра 1, по его мнению, сыграли для России такую же роль, какую сыграла Великая Французская революция для Запада.

Появление социологии в России после реформы 1861 г. является не случайным, а вполне закономерным, так как в это время начался интенсивный переход от феодального общества к капиталистическому, с его процессами инду­стриализации и урбанизации, изменением структуры общества, делающий невозможными устаревшие идеи и идеалы дореформенного времени.

Основной причиной возникновения социологии в России стали процессы, которые происходили в первую очередь в экономической сфере и потребовавшие в связи с этим знания об обществе как целостной взаимосвязан­ной системе. Социология этого периода теоретически вы­ражала в различной форме требования буржуазного изме­нения, реформирования существующих в России поряд­ков.

Стимулирующим фактором для развития социологии в России оказалось усложнение социальной структуры рус­ского общества. Произошел бурный рост городских со­словий, которые до реформы были совсем незаметны на фоне крестьянства и дворянства. Развитие капитализма также привело к увеличению и усложнению состава го­родского населения, появилась масса новых профессий, возросла мобильность населения, что приводило к ломке старых культурных стандартов. Например, население Москвы за тридцать лет (1867- 1897 гг.) выросло с 351 тыс. до 1035 тыс. человек, Т.е. в 3 раза, а население Санкт-Петербурга за этот же период увеличилось с 539 тыс. до 1267 тыс. человек, Т.е. в 2,35 раза [см.: 150. С.4]. Рост больших городов с неизбежностью порождал появление новых острых социальных проблем.

Все эти изменения способствовали усилению интереса разных слоев русского общества к социальным пробле­мам. Русские интеллигенты стремились помочь угнетен­ному народу. Главные теоретические достижения социо­логической мысли в России, и это было отмечено истори­ками социологии, как отечественными, так и зарубежными, стали естественным результатом, ответом на основной вопрос того времени, остро вставший перед ними, — «Что считать наиболее важным для блага Наро­да?» [53. С. 13]. Вся история социологии показывает эво­люцию основных вопросов, на которые она была призва­на отвечать, что в решающей мере зависело от той ситуа­ции, которая господствовала в стране.

Во второй половине XIX в. Россия стремительно пере­ходила на рельсы новой, индустриальной цивилизации, что привело к обострению старых и выявлению массы новых социальных проблем. С помощью старой социаль­ной философии эти проблемы решить было невозможно.

Возникла необходимость в появлении нового более точ­ного знания. И вызванная реальной обстановкой того времени интеллектуальная потребность в ориентации на научно-рационалистическое объяснение социальных про­цессов в их связи с общественным целым, желание точно­го понимания жизни привели к развитию социологии в России в традициях позитивизма. Русские социологи-по­зитивисты нашли признание и известность во всем мире.

Идея о необходимости новой науки, которая должна изучать общественные явления с целью открытия их есте­ственных законов, по образцу наук, изучающих природу, начинает распространяться в России в конце 60-х гг. XIX в. В это же время входит в употребление и имя этой новой науки — «социология», данное ей О.Контом [см.: 99. С.27-28]. До 60-х годов прошлого века, как отмечает крупнейший историограф русской социологии Н.И.Кареев, знакомство российской общественности с позитивиз­мом О.Конта и его социологией было очень поверхност­ным и незначительным [см.: 99. С.29]. Знакомство обра­зованных русских людей с доктриной О.Конта осуществлялось несколькими путями. Во-первых, часть русской интеллигенции сразу же после публикации «Курса позитивной философии» во Франции, благодаря хорошему знанию французского языка, могла ознако­миться с ней в оригинале (например, В.Н.Майков и др.). Во-вторых, среди первых немногочисленных слушателей социологического курса О.Конта в Париже были и рус­ские — Н.М.Сатин, Н.Г.Фролов, В.П.Боткин и другие, которые о своих впечатлениях сообщили Н.П.Огареву, а тот в свою очередь — В.Г.Белинскому и А.И.Герцену [см.: 53. С.60; 75. С.178]. М.М.Ковалевский в своей статье, напечатанной в 1915 г. в «Вестнике Европы», вспоминал, что «в «Русской Мысли» немного лет тому назад при­шлось прочесть письмо некоего, если не ошибаюсь, Са^о-ва, который говорил о том впечатлении, какое Конт про­извел на него своими лекциями в Кие