Л. И. Василенко введение в философию религии курс лекций

Появление экзистенциализма, как известно, тесно связано, во-первых, с неудовлетворенностью многих философов ХХ века тем пониманием задач феноменологии, которое задал Гуссерль, а именно, как только непредвзятого беспредпосылочного описания феноменов. Во-вторых, также с характерным для феноменологии ограничением понимания человека как субъекта редуцированного, не живущего полнокровной и всесторонне осмысленной жизнью, а таким, чьи задачи ограничены конституированием жизненного мира в интерсубъ­ек­тивном лоне ценностей и смыслов культуры.

Если Гуссерль, например, вслед за Декартом привлекал cogito ergo sum («Я мыслю, я есть»), чтобы рассуждать о «трасценден­таль­ном ego» и «чистом сознании», то экзистенциалисты поставили такие вопросы: Не важнее ли  кто я? Зачем я есть? Каково то ego, которое мыслит? Зачем и о чем оно мыслит? Не впадает ли оно в непомерное самолюбование под видом созерцания себя и не забывает ли, что его бытие в мире, как и его мышление о себе и мире, зависит от состояния его отношений с Бытием, от смиренного принятия высшего смысла Бытия? Не этот ли смысл придает значение тому, что «я есть», и тому, что «я мыслю»?

В-третьих, Гуссерль ввел представления об интерсубъективности и о «соконституи­ровании» разными субъектами общего для них «жизненного мира». Но и тут, с точки зрения экзистенциалистов, недостаточно сказано. Действительно, как и в каком качестве эти субъекты признают и принимают друг друга, чтобы создавать этот жизненный мир? Что является смысловой основой их взаимоприятия? Как они находят общий язык, чтобы определить цели, значение и смысл совместного созидания?

^ Карл Ясперс (1883-1969) предпочитал, отвечая на такие вопросы, говорить не об интерсубъективности, а о коммуникации, имея в виду общение личностей в общем деле под знаком разделяемого ими высшего смысла жизни и деятельности. Коммуникация  это «общение в истине», это действенное чувство взаимной сопринадлежности всех участников, это реальная возможность каждого участника быть собой в ненавязчивом единении со всеми, это взаимоутверждение всеми ценности и достоинства каждого в русле общей для всех смысловой действительности. А эта смысловая действительность задается, согласно Ясперсу, «трансценденцией», под которой понимал «абсолютно всеобъемлющее», которое охватывает все жизненные ситуации и придает значение каждой из них. Каждый участник лично выходит на трансценденцию через веру.

Ценность личности — в том, что ей дано выходить на высший смысл Бытия. В трагических условиях ХХ века, когда личность попиралась и растаптывалась самыми разными антидуховными социальными движениями и силами, экзистенциализм взял на себя ее защиту против всех обезличивающих сил. Он выступил против дегуманизации в политике, социальной жизни, культуре, науке, технике, экономике и пр. Он защищал свободу и творческую самореализацию личности; он призывал преодолевать как индивидуализм, так и массовое обезличивание человека; он утверждал смысл бытия и достоинство личности, берущей на себя ответственность за созидание себя и ближнего в подлинно человеческом качестве. Экзистенциализм также противостоял идеализму (а не только материализму), оценивая идеи не как высокие абстракции, а как одно из средств истолкования человеком своей экзистенции.

Родоначальником экзистенциализма чаще всего называют датского философа начала XIX века ^ Серена Кьеркегора (Киркегарда, 1813-55) — христианского мыслителя, протестанта внутри протестантства, современника и ярого оппонента идеалиста Гегеля. Он написал ряд работ, где и сформулировал те вопросы, на которые потом давались разные ответы другими экзистенциалистами, пришедшими на столетие и позже. Вот эти вопросы:

Мне не хватает, рассуждал Кьеркегор, ясности в том, что я должен делать, а не в том, что я должен узнать. Главное — понять себя, увидеть, какого дела ждет от меня Бог, найти истину, истинную именно для меня, ради которой стоит жить и умереть. Что пользы от открытия т.н. объективной истины, от прорабатывания всех философских систем, чтобы, если нужно, обозреть их сразу одним взглядом и увидеть на нелады в каждой? А если истина предстанет предо мною холодной и обнаженной, совершенно не заботясь о том, признаю я ее или нет, охватит ли меня страх от ее присутствия или же душа отзовется доверием и преданностью? И еще — зачем разрабатывать теорию государства, объединять массу деталей и предложить другим такой мир, где я не буду жить сам? Стоит ли объяснять другим смысл христианства, не увидев его значения в своей жизни?

Быть перед лицом Бога, быть человеком доверия, самоотдачи и веры — это, в понимании Кьеркегора, и есть главное в экзистенции. Быть в мире, постоянно и с любовью направляя взор к небесам, иметь решимость идти по духовному пути, предложенному Богом, значит быть христианским экзистенциалистом: «Но тот, кто приходит к вере (будь он человек исключительно одаренный или простой, это неважно), он не остается стоять там неподвижно, он даже был бы возмущен, скажи ему кто-то нечто подобное; точно так же как любящий был бы оскорблен, скажи ему кто-нибудь, что он остается стоять неподвижно в своей любви; ведь, ответил бы он, я вовсе не стою неподвижно, поскольку вся моя жизнь в этом»²⁹.

Экзистенциализм во всех своих разновидностях устремлен к истине и смыслу Бытия. (Верующий экзистенциалист, понятно, скажет, что смысл Бытия — от Бога). Истину экзистен­циалисты понимали как то, что себя являет, обнаруживает, открывает; истина — это обнаружение Бытия. Экзистенциализм многим обязан феноменологии, но отличается тем, что в качестве изначального феномена принял человеческую экзистенцию, и сделал это вот с какой целью. С точки зрения экзистенциализма, если некто заявляет: «Вот где истина, вот Вам мое кредо», то его утверждение тут же нужно сопоставить с ответами на вопросы: «А какова личная экзистенция этого человека? Зачем он живет? Что для него жизненно важно, что таится в глубине его сердца, по ту сторону его заявлений о его кредо?»

Важно не то, как человек описывает для себя и других свои мысли и намерения, а то, каковы его основополагающие мотивы и ценности. Иначе говоря, нужно сначала выяснить основы его жизневосприятия, главное смыслообразующее содержание, и только после этого решать вопрос, как понимать и как оценивать все, что он утверждает. Истинность религиозных переживаний и подлинность его преданности религиозному учению зависят, согласно экзистенциализму, от того, насколько глубоко они повлияли на состояние его сердца и на его основные жизненные решения и действия.

В качестве примера приведем ^ Поля Тиллиха (1886-1965), протестантского теолога, воспринявшего немало от экзистенциализма, который поставил такой вопрос. Допустим, некий человек заявляет, что он глубоко верит в то, что Бог всемогущ. Что это означает применительно к его жизни, к состоянию его сердца? Если это доктринальное утверждение оторвано от реальной жизни этого человека, то многого ли оно стоит? Как экзистенциалистски интерпретировать всемогущество Божие?

В западной теологии всемогущество относили к числу «качеств» или «атрибутов» Бога. Это не следует считать ее творческой удачей, поскольку философское по своему происхождению представление об атрибутах ставит их в необходимую связь с сущностью или «субстанцией» Бога, а это решение совсем не безупречно с точки зрения апофатики. Св. Отцы православного Востока, надо отметить, предпочли говорить не об атрибутах, а о силах (энергиях) Божиих. Тиллих, отвергая «атрибутику», перевел вопрос в другое русло: а что значит разговор о всемогуществе для искренне верующего и духовно практикующего человека?

Для этого Тиллих предложил осмыслить его экзистенцию. В ней весьма важны, как он считал, чувство неизбывного трагизма бытия-в-мире и глубинная тревога сердца, вызванная тем, что человеку — существу конечному — постоянно грозят уничтожением бесчеловечные силы небытия. (ХХ век на этот счет не скупился). Силы небытия проникают в душу человека в виде боязни за себя и подрывают корни осмысленности его жизни. Всемогущество Божие проявляется здесь в том, что Бог — высшая сила Бытия — совершает победу над угрозой небытия, проникшей в душу. Бог освобождает человека от гнета этого страха и дает ему дух мужества — мужества быть верным Богу и Его истине вопреки тревоге и трагизму. «Ни конечность, ни страх не исчезают, но оба они поглощаются бесконечностью и мужеством»³⁰. В итоге истина о всемогущем Боге — не чисто теоретическая, а выражает духовную победу в сердце человека.

Экзистенция не конституируется в экзистенциализме столь тщательно, как этого хотелось бы, например, Гуссерлю, который четко отличал мыслящего субъекта, который, собственно и осуществляет конституирование, от предмета, которым занимается субъект. С экзистен­цией так сделать невозможно, потому что она неотделима от того, кто существует, она не редуцируется ни к каким предметам, ни к каким идеям. Она не анализируется с помощью признаков или атрибутов, не «проблема­тизируется» для целей рационального решения проблем, которые устранили бы изначальную тайну в предстоянии человека перед Бытием³¹. Она описывается с помощью ряда конституирующих идей.

Основной такой идеей является смысл Бытия, нужный для достижения осмысленности жизни и деятельности человека. В качестве другой идеи привлекается понимание человеческого «Я» не в обычном смысле автономности, т.е. и оторванности от первооснов Бытия, а как глубинного «Я», как сердца человека, пробужденного для восприятия высшего смысла. Сердце нашло доступ к смысловому измерению Бытия или «было впущено» в это измерение. Экзистенциальное пробуждение  это опыт обретения неподвластной сомнению уверенности в том, что высший смысл существует, что доступ к нему найден, что «бытие-в-мире» отчасти высветилось вопреки обступившему со всех сторон мраку и что благодаря этому открыт путь к единению с самой реальностью в ее глубинном светлом измерении. Короче, экзистенция — это жизнь конкретного человека под знаком высшего смысла и в русле его реализации. В экзистенции явлено (раскрывается) Бытие — источник ценностей, смыслов, значений и истины для человека, в ней же источник также и понимания истины.

Экзистенцию обычно описывают как существование, присущее именно человеку как воплощенному духовному существу — не просто «обладающему телом», но являющемуся целостным телесно-душевно-духовным существом, пребывающим в мире благодаря телу. Она наделена свободой, сознанием и смыслом как соотнесенностью своего существования с Бытием, с окружающим миром, а также интерсубъективно соотнесена с жизнью других людей. Как выразился однажды Поль Рикер, «существующий “существует вместе с” существующими», и все они образуют личностное сообщество, трансцендирующее себя и мир в открытости к Бытию. Экзистенция выходит за пределы «мира», понимаемого как сфера отчуждающей безликости.

Экзистенции присуща «память смертная», жизнь под знаком смерти как ограничивающей во времени пребывание и деятельность человека в этом мире. Смерть рассматривается не как абсурдный финал, а как подведение смыслового итога всему жизненному пути человека (так, по крайней мере, у Габриэля Марселя). Экзистенция охватывает всю нашу сознательную жизнь, мышление, труд и др., она придает смысл и значение нашему участию в любой деятельности. Экзистенциальный опыт бытия-в-мире под знаком Бытия, как утверждается, предшествует всякой мысли о мире и о нас в мире. Этот опыт предшествует разделению мышления и предмета мысли.

Экзистенция — это также открытость к Высшему бытию, к «трансценденции». У Карла Ясперса экзистенция имеет своей конечной целью трансценденцию  высшее, запредельное, надмировое измерение Бытия, охватывающее наши ситуации. Экзистенция  это «бытие-в-мире» и «бытие между» (между миром и Бытием), это «участие в Бытии», бытие человека «в неизреченном присутствии Бытия», «в абсолютном Присутствии», «в свете Бытия», который умиротворяет душу человека, если он со смирением открывает себя этому свету.

«Стояние в свете Бытия я называю экзистенцией человека» (Мартин Хайдеггер). «Стояние» можно понять и как испытание экзистенции, с риском «сойти с дистанции» или просто предательства: устоит ли, сохранит ли ориентацию на Бытие и готовность следовать по пути движения к Истине?

Выбор экзистенции как изначального феномена ведет к тому, что все проявления нашей сознательной жизни экзистенциализм считает производными от нее. Экзистенция, как нередко считают, основывает (и обосновывает) наше понимание истины. Это сразу же подводит нас к дилемме: либо экзистенция  источник истины, либо Бог  Истина. Мы в свете веры убеждаемся, что именно трансцендентный Бог, Творец мира и нас в мире, есть Истина, есть источник и основание всякой истины. Возникает вопрос, сочетаема ли установка веры на истину в Боге с экзистенциалистской установкой на поиск истины в экзистенции? Если отвечать отрицательно, тогда мы получим вполне понятное разделение экзистенциализма на чуждые друг другу атеистический и теистический варианты. Многих такой результат устраивает. Атеистическим экзистенциализмом, отвергающим веру в Бога, мы здесь заниматься не будем.

Теистический, напротив, сочетает понимание Бога как Истины и истину экзистенции. Основой для сочетания принимается тезис о том, что каждому человеку изначально присуща обращенность сердца к Богу, а это и есть его экзистенциальная открытость к Творцу всякого бытия, к Его высшему Присутствию. Безрелигиозный атеизм говорит только об «абсолютном присутствии Бытия», избегая конкретизировать, чье именно Присутствие, чье именно Бытие. Оно каким-то образом дает ориентирующемуся на него экзистенциалисту что-то от своего света, но этот свет окружен столь густым мраком, что экзистенциалист не может освободиться от преследующей его тоски и отчаяния, от чувства неустранимой абсурдности всего происходящего в мире³². Теистический экзистенциалист смотрит на атеистического с некоторым чувством сопереживания его бедственного положения: душа атеиста не лишена той обращенности к Бытию, которую верующий человек осмысливает как обращенность к Бытию Божию, но верующий человек видит Бытие не безличным, холодным и неизбывно молчаливым, а таким, которое само обращается к человеку и являет ему свою любовь и спасение.

Верующий экзистенциалист знает о трагизме бытия, но этот трагизм внутренне преодолен по милости свыше, потому что Христос победил зло и смерть. Верующий экзистенциалист совершенно трезво понимает, что «мир во зле лежит» (1 Ин 5.19), но он живет и действует с чувством постоянного Присутствия Божия, постоянного пребывания под Его взглядом. Именно Бог дает каждому из нас возможность «истинно быть», иметь «полноту экзистенциального бытия». В христианстве экзистенция пронизана верой, надеждой и любовью к Отцу, сыновним послушанием Отцу в духе Христовом и верности Его имени и Его истине.