Областной конкурс исследовательских работ учащихся по творчеству Пушкина реферат исследовани е

Вид материалаКонкурс

Содержание


Используемая литература: 1. История русской литературы в четырех томах. Том второй. Ленинград, изд-во «Наука», 1981.
Подобный материал:
Областной конкурс исследовательских работ учащихся
по творчеству Пушкина



Р Е Ф Е Р А Т – И С С Л Е Д О В А Н И Е


Историческое миропонимание А.С. Пушкина и отражение
в трудах поэта судьбы России



Работу выполнила:

ученица 10 Л класса

МОУ «Небыловская СОШ»

Юрьев-Польского района

Владимирской области

Титова Полина.


Руководитель:

Титов Сергей Лаврентьевич.

Тел: (246) 54350

e-mail: kovredov@mail.ru


Небылое 2009г.

Не понимать русского Пушкина – значит

не иметь права называться русским. Он понял

русский народ и постиг его назначение в такой

глубине и в такой обширности, как никогда и никто.

Ф. М. Д о с т о е в с к и й


На протяжении всего 19 столетия самым больным для русской общественной мысли был вопрос о судьбах России, о ее отсталости и величии, о путях ее дальнейшего развития. Этот вопрос не мог не волновать самого национального русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Русская история, чувство Отечества, родной земли составляют сердцевину натуры гения, верившего в то, что «Россия вспрянет ото сна…». Его жгучий интерес к прошлому России, ее истории диктовался желанием лучше понять настоящее, разобраться в происходящем.

Проблема понимания роли личности в истории, осмысления переломных событий, предназначения русского народа является ведущей при изучении большинства тем на уроках литературы и истории. Безусловно, эта проблема рассматривается на занятиях, посвященных Пушкину. Не случайно в качестве эпиграфа мною вынесены слова Достоевского, которые очень близки нам, потому что мы все ощутили себя русскими с появлением Пушкина. «С ним мы научились испытывать гордость за русский народ, за его славную историю. С ним исполнились веры в великое будущее России». По определению Н.В. Гоголя, Пушкин – «это русский человек в конечном его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет».

Темой своего реферата я избрала: «Историческое миропонимание А.С. Пушкина и отражение в трудах поэта судьбы России». Мне кажется интересным сделать попытку рассмотреть Пушкина не только как величайшего поэта и прозаика, но и как историка. Считаю, что тема очень актуальна, так как подход к ней помогает расширить знания по сквозному литературному вопросу (вопросу о судьбе Родины) и сформировать свое мировоззрение на основе связи истории с современностью.

Цель моей работы – исследовать этапы осмысления поэтом переломных событий в судьбе России, обострения интереса Пушкина к трагедийным моментам истории страны и их отражение в трудах «солнца русской поэзии». Основными источниками для моего исследования стали «История русской литературы», «Мир Пушкина» Г. Волкова, сборник «Венок Пушкину», письма поэта и современников Пушкина, «Мой Пушкин» М. Цветаевой, тексты художественных произведений. Моя заинтересованность рассматриваемым вопросом возникла в 9 классе, когда я поняла, что многое из Пушкина уже прочитано, но не все понято так глубоко, как хотелось бы. На данный момент фигура гения стала мне более понятной и близкой. Опыт мой складывался из перечитывания пушкинских текстов исторической тематики, из изучения критических и литературоведческих работ, из отбора необходимых биографических фактов жизни поэта.

Историческая тема занимает особое место в творчестве А.С. Пушкина. Работа над ней, безусловно, повлияла на трансформацию миропонимания поэта, а его труды обогащают наш читательский и гражданский опыт.


Карамзин в своей «Истории государства Российского» провозгласил: «История народа принадлежит государю». Будущий декабрист – «беспокойный Никита» Муравьев возражал: «История принадлежит народу». Пушкин выдвигает свое кредо: «История народа принадлежит поэту». И это не просто красивая фраза. Что она означает? Скорее всего, поэт произнес ее, подразумевая не поэтизацию исторических сюжетов. Пушкин претендует на большее: осмысление, исследование истории литературно-художественными средствами. Он претендует на открытие с помощью этих средств глубинного понимания хода исторических событий, тех тайных пружин, которые порой бывают скрыты от глаз мыслящих историков.

Пушкин первый и, в сущности, единственный у нас феномен: поэт – историк. Историзм поэтического мышления Пушкина – это попытка разобраться в настоящем, понять, «куда влечет нас рок событий». Всю свою жизнь стремился поэт постигнуть ход истории, причины возвышения и падения, славы и бесславия великих полководцев и мятежников, законы, управляющие судьбами народов и царей. Поражаешься, как много у него произведений исторического звучания. Вся наша история проходит перед читателем Пушкина: Русь древнейшая, старинная открывается нам в «Песне о вещем Олеге» и сказках; Русь крепостная – в «Русалке» и в «Борисе Годунове»; великие деяния Петра в «Медном всаднике», в «Полтаве», в «Арапе Петра Великого»; восстание Пугачева – В «Капитанской дочке»; убийство Павла I, правление Александра I, война 1812 года, история декабризма – в целом ряде стихотворений, эпиграмм, в последней главе «Евгения Онегина».

Смог Пушкин заявить о себе и как профессиональный историк. Плодом его тщательных архивных изысканий, поездок, расспросов бывалых людей, изучения мемуарной литературы явилась «История Пугачева». Пушкин внимательно изучал исторические труды как отечественных авторов, так и зарубежных. В его библиотеке хранилось более четырехсот книг по истории!

В итоге кропотливых исторических занятий у зрелого Пушкина сложился собственный взгляд на ход развития человеческой цивилизации вообще и в особенности на судьбы России.


Историческое миропонимание поэта не сразу оформилось в определенную и самостоятельную систему воззрений, оно развивалось и укреплялось с каждым новым этапом его творчества. Начало размышлениям Пушкина о путях исторического процесса было положено лекциями лицейских профессоров и особенно трудом Н.М. Карамзина «История государства Российского», который поэт назвал гражданским и человеческим подвигом. И хотя отношение Пушкина к этой книге было двойственным, именно Карамзин «заразил» юного поэта любовью к русской истории, стремлением понять ее истоки и глубинные процессы, чтобы постигнуть настоящее и будущее России.

В последние лицейские годы и особенно сразу после окончания Лицея Пушкин постоянно – в окружении пылких молодых умов, настроенных весьма решительно против абсолютизма и крепостничества. Среди них немало будущих декабристов или людей, им сочувствующих. Известно, что Пушкин не был членом декабристских кружков, но он знал лично чуть ли не всех: Рылеева, Пестеля, Михаила Орлова, Николая Тургенева, Сергея Трубецкого. С ними он спорил, с ними негодовал, жил мыслями и интересами декабристов, дышал предгрозовой атмосферой, ею разгорался. В политических беседах с ними созревали его собственные взгляды на прошлое, настоящее и будущее Отечества. Пути политического переустройства России Пушкин пытался найти в истории страны. Политика и история для него неразрывны. Современность с ошеломляющей быстротой становилась историей. Такие грандиозные потрясения, как война 1812 года, как восстание декабристов в 1825 году, по масштабам своим, по значению для судеб народа были событиями эпохальными. История же, даже далекая, переживалась остро, как современность, как нечто происходящее сейчас, могущее в данный момент снова повториться.

Знаменательно, что резкое обострение интереса Пушкина к трагедийным событиям истории страны происходит в самый канун декабрьского восстания: «Бориса Годунова» он заканчивает 7 ноября 1825 года. Поэт словно предчувствует и предрекает конец Александрова царствования, описывая конец царствования Бориса Годунова. Завершив работу, он пишет Вяземскому: «Трагедия моя кончена; я прочел ее вслух, один, и бил в ладоши и кричал, ай-да Пушкин, ай-да сукин сын!..». Пушкин был пророком. Александру I оставалось жить только месяц. При создании «Бориса» поэта занимает прежде всего вопрос о природе народного мятежа, о мнении народном, которое сильнее неправой власти державной и которое рано или поздно карает эту власть. Народное мнение, а не цари и самозванцы творят суд истории – вот великая мысль Пушкина в «Борисе Годунове». Мысль, во многом противостоящая главной концепции Карамзина. Далекий предок поэта, выведенный в трагедии, безоговорочно на стороне «бунтовщиков», и Годунов бросает по его адресу: «Противен мне род Пушкиных мятежный». К этому роду с гордостью причисляет себя и сам поэт. Он сердцем всегда на стороне мятежа, на стороне восставших и во времена былые и в настоящем. Не случайно вводит Пушкин в трагедию своих собственных предков. Тут явно особый расчет: дать возможность читателям услышать собственный голос поэта без какого-либо нарушения исторической правды. Автор «Годунова», безусловно, сердцем, как и его предки, всегда на стороне мятежа. А спокойный, трезвый, аналитический взгляд на историю ему говорит, что мятеж – это кровь, насилие, гибель многих и многих людей. И часто ли мятеж оканчивается успехом? «Народ безмолвствует», - так лаконично заканчивает Пушкин трагедию. Мнение народное произнесло свой приговор над Борисом Годуновым, убийцей царевича Дмитрия, произнесло устами юродивого» «нельзя молиться за царя ирода!». Народное мнение и есть «Клии страшный глас», прозвучавший смертным приговором над Годуновым.

Весть о восстании декабристов на Сенатской площади в Петербурге, о кровавом разгроме его застала Пушкина в Михайловском, «в глуши, во мраке заточенья». Он ожидал это восстание давно и нетерпеливо, «с томленьем упованья», предчувствовал его неизбежность, возлагал на него большие надежды и для судеб России и для себя лично. Теперь все рухнуло. Во всем, что произошло, предстояло разобраться, понять причины неудачи, определив свое отношение, взглянуть на трагедию взором историка, мыслителя, художника. Чем больше Пушкин узнавал об обстоятельствах, связанных с восстанием 14 декабря 1825 года, тем яснее становилось, что оно, увы, было заранее обречено на провал. Горстка «безумцев», смелых, отчаянных, благородных, против всей громады самодержавия, покоившегося на вековых традициях рабства и верноподданничества ?! И все-таки поэт свято верил в высокое предназначение задуманного декабристами. Ведь писал он в Сибирь сосланным друзьям:

Не пропадет ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье.

Когда настанет день освобождения декабристов? Пушкину хотелось верить, что скоро. Он даже возлагал надежды на милосердие нового императора. Надеялся на «перемену судьбы» и для себя лично, так как к восстанию был формально непричастен.

Как же складывались отношения между новым российским императором и опальным поэтом? Николай I всячески старался приковать Пушкина к своей особе и придворному обществу, столь же ненавистному для поэта, как и ненавидящему его. Отчаянные усилия отстоять в этих условиях свое человеческое достоинство поставили Пушкина под смертоносное дуло пистолета Дантеса. Но никогда Пушкин не был и не мог быть придворным поэтом. Ни на миг не мог забыть он, что между ним и Николаем – могилы повешенных декабристов, десятки товарищей, закованных в кандалы и сосланных на каторгу. Поэт рассчитывал только на то, что с помощью пера сможет употребить свое влияние на общественное мнение, на самого императора с тем, чтобы иметь возможность делать «хоть каплю добра» во имя прежних идеалов. Но откуда было ждать «перемены судьбы» в николаевской России, где все замерло в страхе и ужасе, где вся свобода сконцентрировалась в свободе действий одного человека? Судьба тех, кто «во глубине сибирских руд» хранил «гордое терпенье», - теперь самая больная его боль и самая тяжелая дума. И эта боль и эта дума отзывались в том, что он писал, в тех темах, которые он выбирал для стихов и поэм. Пушкин ищет в истории русской образ правителя, который мог бы служить примером и укором для Николая. И обращается к личности Петра I. Поэт размышляет: пусть были мятежи и казни, они были и при Петре, но Петр умел не только карать, но и великодушно прощать, «он смело сеял просвещенье, не презирал страны родной», привлекал к правлению людей выдающихся. Но об этом чуть ниже.

После событий 1825 года Пушкин вновь обращается к истории. Фигура мятежного Пугачева теперь все более и более его привлекает и завораживает. Тему эту Пушкин в конце концов решает в двух планах: в качестве профессионального историка в «Истории Пугачева» и в качестве писателя в «Капитанской дочке». С обостренным, страстным интересом углубляется поэт в исторические материалы о пугачевщине. Он зарывается в архивные документы – занятие, казалось бы, ему несвойственное. Предпринимает поездку в места, где разыгралось восстание. Посещает Нижний Новгород, Казань, Симбирск, Оренбург, Уральск. Опрашивает старожилов и записывает их показания. Одним словом, доискивается исторической правды. Как-то он узнал от баснописца Крылова: отец его, в чине капитана, участвовал в кампании против Пугачева. Пушкиноведы считают, что фигура Крылова-отца, полунищего боевого офицера, выслужившегося из солдат, явилась прототипом образа коменданта Белогорской крепости Миронова, отца Маши, «капитанской дочки».

«Капитанская дочка» была задумана еще до того, как Пушкин ознакомился с подлинными архивными материалами. Они настолько его увлекли, что он отложил набросанный план романа и принялся за «Историю Пугачева» (название «История пугачевского бунта» появилось против желания автора, по приказанию самого Николая I ). Отказываясь идеализировать историческое лицо, Пушкин приводит в своей книге такие вопиющие, страшные факты о жестокости Пугачева и его окружения, о зверствах, ими чинимых, что волосы встают дыбом. Рассказывает об этом хладнокровно, составляя своего рода хронологию событий и каталог злодеяний. Так же тщательно он собирает и приводит факты, говорящие о жестокости правительственных войск, подавлявших мятежников. Кровь тут, кровь там. Жертвы и зверства и с одной и с другой стороны. Реки крови народной. Тысячи и тысячи убитых, повешенных, замученных. Пушкин имел все основания писать Бенкендорфу: «…я по совести исполнил долг историка: изыскивал истину с усердием и излагал ее без криводушия, не стараясь льстить ни силе, ни модному образу мыслей».

Прежде всего возник вопрос о причинах восстания Пугачева. Оно было вызвано притеснениями яицких казаков со стороны правительства. И об этом Пушкин говорит сразу же и без обиняков. «Тайные совещания, - заключает первую главу автор, - происходили по степным уметам и отдаленным хуторам. Все предвещало новый мятеж. Недоставало предводителя. Предводитель сыскался». Пушкин-историк, по существу, опроверг официальную версию, что мятеж был вызван происками «Емельки», «злодейством» возмутившего народ. Напротив, Пугачев «сыскался» для дела, которое уже объективно созрело в силу ряда социальных и политических причин. В этом взгляде на причины потрясений полностью раскрылся зрелый историзм пушкинского мышления.

Что же все-таки хотел сказать Пушкин своей «Историей Пугачева»? Что толкнуло его к теме крестьянского бунта, потрясшего Россию за шестьдесят лет до этого? Размышляя над прошлым страны, поэт утвердился в ясном понимании того, что люди совсем не свободны в выборе целей и средств своей деятельности. Великие люди – тем более. Есть нечто, что диктует направление применению их энергии и воли. Это нечто – «дух времени», который является источником нужд и требований государственных. Этот дух времени, то есть назревшая потребность перемен, и вызывает к жизни энергию великих людей и крупных исторических деятелей. Так на исторической арене появляются Годунов, Лжедмитрий, Петр I, Пугачев…

Мысль эта еще более развита Пушкиным в «Капитанской дочке». Вся повесть освещает Пугачева с двух разных, порой несовместимых сторон: Пугачев сам по себе, в своих личных отношениях с Гриневым. И Пугачев как вожак бунтарей, как олицетворение и слепое орудие мятежа. В первом плане – это смекалистый, по-мужицки умный, проницательный человек, ценящий мужество и прямоту в людях, по-отечески помогает полюбившемуся ему барчуку. Словом, человек, необыкновенно располагающий к себе. Во втором – палач, безжалостно вешающий людей, казнящий не моргнув глазом ни в чем не повинную старую женщину, жену коменданта Миронова. Человек отвратительной и бессмысленной, кровавой жестокости. Действительно, злодей! Но, как дает понять Пушкин, злодей поневоле. Да, «Емелька» вызван на историческую арену силою обстоятельств, но и творит эти обстоятельства в полную меру своих возможностей. Он, властвуя над ними, все же в конечном счете всегда оказывается во власти их. Такова угаданная Пушкиным, как историком и как писателем, диалектика исторического процесса и исторической личности.

Очень тонко подметила Марина Цветаева: Пушкин «всем отвращением от Николая I был отброшен к Пугачеву», «к злодею поневоле», к человеку, который, «несмотря на свинские обстоятельства», способен на сердечную чистоту и великодушие.

Всем ходом «Капитанской дочки» Пушкин утверждает мысль о великих душевных богатствах русского народа. О благородных нравственных свойствах, которые таятся под грубой оболочкой «простого народа» и могли бы развернуться еще краше и полнее, если бы не были сдавлены, а подчас изуродованы бесчеловечными социальными условиями. «Капитанская дочка» - самый монументальный художественный опыт Пушкина-прозаика, она явилась последним его повествовательным произведением и вместе с тем «маленькой», но первой в истории русской литературы подлинно народной эпопеей, то есть тем, к чему изначально было устремлено творчество ее великого автора.

Тема Петра – с одной стороны, преобразователя России, созидателя новой и могущественной русской государственности, а с другой, самодержавного деспота – издавна привлекала внимание Пушкина и нашла свое первое отражение в его «Исторических записках» 1822 года, а дальнейшее развитие получила в незавершенном романе «Арап Петра Великого». В «Полтаве» она предстала апофеозом дела Петра, торжеством преобразованной им России над ее извечным врагом Швецией и королем Карлом XII. Как и в Пугачеве, в Петре Пушкина привораживала мятежная натура, не желающая плыть по течению. Пугачев с помощью восстания «черного люда» хотел занять трон царей московских. Петр был «революционером» на троне, был человеком, перевернувшим, перетряхнувшим Россию – не снизу, а сверху. И это была единственная, на взгляд Пушкина, «революция» российская, увенчавшаяся успехом. Петр поднял Россию на дыбы, но и на дыбу. Как и Пугачев, Петр I у Пушкина последних лет угадан как бы в двойном освещении: уже в «Полтаве» - «лик его ужасен…он прекрасен». Лик и личность. Самодержавец и самодур. Человек власти, этой властью развращенный, употребляющий ее на великое и низкое. Великий человек, унижающий достоинство других людей. Такое примерно впечатление Пушкин вынес о Петре. Никто из русских царей не сделал столько для просвещения России, для приобщения к европейской культуре, к ходу научно-технического и экономического прогресса, как Петр I. Но никто так ярко и полно не выразил своею жизнью, своими деяниями идею неограниченной сильной власти самодержца, олицетворяющего собой все государство и попирающего все и всяческие свободы. Это Пушкин понял еще в 1822 году, когда писал о Петре: «История представляет около его всеобщее рабство… все состояния, окованные без разбора, были равны перед его дубинкою. Все дрожало, все безмолвно повиновалось».

Наверное, ни одно пушкинское произведение не вызвало столько разнотолков с момента своего появления, как «Медный всадник». С одной стороны – гимн «тоталитаризму», с другой – гуманизму, гимн «маленькому человеку», восставшему против всего дела Петра. Но в поэме этой историческое яснозрение Пушкина проявилось во всем, что исключает какую-либо одномерность и однородность. И потому в центральном поединке двух персонажей, один из которых (Медный Всадник) символизирует деспотизм, необъятную силу правительства, а другой (Евгений) – обычного человека, собственно нет побежденного и победителя. Евгений, едва бросив свой вызов кумиру, в ужасе от собственной дерзости бежал прочь. Сломленный, раздавленный, жалко кончил он свои дни. А что же горделивый Всадник, «державец полумира»? Проигнорировал он слабый вопль протеста своей жертвы? Если бы Пушкин изобразил дело так, не было бы и великой поэмы. Все напряжение ее, вся кульминация прослеживаются в последовавшей за вызовом Евгения картине:

«Добро, строитель чудотворный! –

Шепнул он, злобно задрожав. –

Ужо тебе!..»

Этого жалкого выкрика бедного безумца оказалось достаточно, чтобы «горделивый истукан» потерял покой, чтобы он снялся со своего торжественного пьедестала и бросился в погоню за обидчиком! Всадник не на шутку ранен угрозой Евгения и не менее безумен в своем преследовании. «Горделивый истукан» самодержавия лишается покоя от протеста маленького человека и тем самым делает себя смешным и жалким. В финале «Медного всадника» во время погони за бедным Евгением пьедестал памятника - символа самодержавия – вообще остается пустым! Символика многозначительная.


Попытка исследовать тему исторического миропонимания Пушкина привела меня к выводу: Русь-державу поэт видит в будущем могучей и победоносной.

Сильна ли Русь? Война и мор,

И бунт, и внешних бурь напор

Ее, беснуясь, потрясли –

Смотрите ж: все стоит она!


Победа! Сердцу сладкий час!

Россия! Встань и возвышайся!


Так или иначе мы видим, что Пушкин в своих поэтических и прозаических трудах, в своих высоких мыслях и идеалах не принадлежал только XIX веку, он подлинно «русский человек в своем развитии», и через столетие он является к нам нашим современником и собеседником. Так же, как явится, думаю, и поколениям грядущим.

Полагаю, что материал моей работы может быть небезынтересен всем, кто интересуется отечественной историей, кому дорого имя Александра Сергеевича Пушкина. В год двухсотдесятилетия со дня рождения поэта мы вновь и вновь будем обращаться к литературному наследию великого пророка, помня, что «Пушкин – наше все» (Ап. Григорьев).


^

Используемая литература:

1. История русской литературы в четырех томах. Том второй. Ленинград, изд-во «Наука», 1981.

2. Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.

3. Волков Г.Н. Мир Пушкина: личность, мировоззрение, окружение.- М.: Мол. гвардия, 1989.

4. Цветаева М.И. Мой Пушкин, - М.: «Советский писатель», 1981.

5.Венок Пушкину, - М.: «Советская Россия», 1987.

6. Пушкин А.С. Собрание сочинений в трех томах. Тома второй, третий. – М.: «Художественная литература», 1987.

7.Илин И.А. Пророческое призвание Пушкина, - М.: «Просвещение», 1993.

8. Коровина В.Я. Пушкин в школе. Пособие для учителей, - М.: «Просвещение», 1978.